Гл. 35. Это бесконечно много значит

http://proza.ru/2020/05/15/2124

Париться в бане мы решили по очереди. Первым шел Иван. Я от веника отказалась, сославшись на аллергию, но Ивану в услугах банщика отказать не смогла, очень уж он меня разжалобил. И хвостом не махал, и цвет глаз не менял. Я его первый раз увидела по-настоящему расстроенным. Войну вспоминал холодно и жестко, о потере друга говорил  сухо, о болезни ребенка собрано, а вот вероятность не быть отстеганным новым дубовым веником, выделенным для этих целей хозяйкой, расстроила его безмерно. Мне, как городской  жительнице, обожающей свой душ и ни разу не парившейся в бане, его огорчение, хотя бы и признанное искренним, сутью своей не было понято.   

  –Как  без веника?!  Лена, ты не понимаешь! Весь смысл бани теряется! Надо не менее пяти заходов сделать! Как же я без веника?!

От обиды и надвигающегося горя Иван практически кричал. Я и согласилась. А потом… А что потом…? Да и смысла расходовать дрова на два захода не было. Дрова-то дорогие…

С непривычки меня разморило.  Антонина Степановна тоже выглядела уставшей. Под звонкое ехидство комаров с улицы тянуло ночной свежестью. Мы с полчаса посидели в коридоре, приспособленном под столовую, от ужина отказались единогласно, выпили травяного чая с сырниками и разошлись на отдых. Антонина Степановна обустроила нас в нежилой, как сказала – дедовой половине. Половина оказалась не только не жилая, но и пустая, из всей мебели – полуторная железная кровать и два старых деревянных стула.

– Собрался и дуй на улицу спать. Я гамак видела. Или в бане на полке можно, – сказала я раздраженно и, надо сказать, совсем не вежливо.

– Сама дуй,– также ответил Иван.

–Я девочка,– обомлела от его наглости.

–И что?– продолжал Иван.– Ты всю дорогу воюешь за равноправие женщин. Хорошо. Вот тебе и равноправие. В бане влажно, а на улице прохладно и комары. Я туда не хочу. Тянем жребий.

– Ничего я тянуть не буду. Можешь спать на полу  в соседней комнате,– смилостивилась я, устраиваясь на кровати по диагонали.

–Сама там спи,– огрызнулся Иван, пытаясь отвоевать себе пространство.– Я боюсь на полу,  а вдруг в доме мыши есть!

–Как мыши?– всполошилась я.

На полу мы спали оба, предварительно перетащив туда постель. Очень уж скрипучей оказалась эта дурацкая кровать…Были ли у Антонины Степановны мыши, я не узнала, думаю, мы их на несколько лет вперед распугали.

В комнате было темно.

Ивана рядом не оказалось. Нос щекотал самый любимый утренний аромат – кофейный. При прикосновении смартфон привычно засветился от счастья,  предупредительно показав пять часов утра.

Он стоял ко мне спиной и варил кофе. Босиком, в джинсах и с голым торсом. Все как я любила по молодости. Еще я любила лохматых, но с поправкой на возраст отдельно взятый лысый по имени Иван тоже котировался. Подкралась бесшумно, но он меня почувствовал. Движения не изменились, а спина и шея напряглись. Я обняла за талию, расплющившись на спине, и подула на крошечную родинку возле шейного позвонка.   

–А ты куда собрался? Я  с тобой! Хочу кофе!

Я потерлась правой щекой о выпирающую лопатку и со смешным звуком пошкрябала ногтями его живот.

–Почему? – спросил Иван,  не поворачиваясь.
 
Я левой щекой потерлась о другую лопатку. Иван молчал, ждал. Вздохнула.

– Ты себе не изменяешь, хорошо. Боялась зеркальной ситуации – подойду к тебе, а ты скажешь: «это ничего не значит», или – «ничего не было», или спросишь– « зачем?».

–Тогда уж лучше – «секс не повод для знакомства».  Я так не скажу именно потому, что себе не изменяю. Это ты верно подметила. Лена, не уходи от вопроса, – сказал, не поворачиваясь.

–Ты хочешь объяснение в любви?– я отшучивалась, что называется, до последнего патрона.

–Нет. Я хочу понять почему? Еще пару месяцев назад тебе не нужны были отношения со мной. Неважно, боялась, не верила или я не подошел тебе по каким-то таинственным женским критериям, но ты от меня отказалась,  что сейчас изменилось?

Со мной продолжала разговаривать спина.

–Это так важно проговорить?– я начинала злиться.

–Да.

–Почему?

–Не честно. Это мой вопрос. Но я отвечу. Пока я не пойму что изменилось,  мужских-женских отношений между нами не будет. Останемся друзьями.

Иван развернулся и уставился мне в глаза, старательно отводя взгляд от груди.

–Хорошо, – легко ответила, натягивая рубашку на голое тело и путаясь в мелких перламутровых пуговичках. – Я испугалась. И тогда и сейчас.  Тогда было страшнее ошибиться в тебе, чем потерять, теперь – наоборот. Ты правильно сказал – я запретила себе жить. Хочу рискнуть.

–Я не смогу дать тебе гарантий на всю оставшуюся жизнь,– сказал Иван, расстегивая с таким трудом застегнутые пуговицы.

–Не надо гарантий. Ты мне повтори то, что сказал после первой ночи. Я не все запомнила,– попросила я. – А ты куда собирался? Кофе!!!

Кофе сбежал.
 
Потом мы и кофе заново сварили,  и плиту помыли, и бутерброды сделали. И отправились на запланированную Иваном рыбалку, правда, с оговоркой.  Меня взяли на одном условии – моей абсолютной,  то есть  рыбьей немоты вплоть до получения отмашки.

–Уточним, все же я не военный человек, мне надо закрепить в сознании полученный приказ. Правильно поняла и мне можно будет заговорить только после команды «голос»?– спросила я, предпринимая вторую за утро попытку застегнуть рубашку.

Очень надеюсь,  наше утреннее шебуршание не разбудило Антонину Степановну.
 
http://proza.ru/2020/05/15/2214