Часть третья. Стенька Разин
Стенька Разин, атаман разбойников
Ваня Черноярец, любимец атамана
Персидская княжна
Черкашин Левко, казачий старшина
Царицынские стрельцы, приставшие к Стеньке.
Стенька возлежит. Княжна пляшет. Входит Ваня.
СТЕНЬКА. До чего люблю, когда княжна такая весёлая да беззаботная. Ох, где ж ты было раньше, счастье моё? Понимает она, Ваня, что люблю её без памяти?
ВАНЯ. Понимает, Степан Тимофеевич.
СТЕНЬКА. Хороша?
ВАНЯ. Хороша, только людям-то твоим что с того?
СТЕНЬКА. Ты о чём толкуешь, Ванюша?
ВАНЯ. А о том: у тебя-то тут весело, Степан Тимофеич, а братва недовольна.
СТЕНЬКА. Кто недоволен?!
ВАНЯ. Пришёл до тебя, Степан Тимофеич, Левко Черкашин и стрельцы царицынские, которые к войску твоему пристали, с ним.
СТЕНЬКА. Чего надоть им?
ВАНЯ. Говорить с тобой.
СТЕНЬКА. Не хочу сейчас говорить. Хочу смотреть на пляску персидскую. Пляши, княжна, сердечко моё, радуй глаз.
ВАНЯ. Ой, Степан Тимофеич, не доведёт тебя любовь твоя заморская до добра.
СТЕНЬКА. Мал ещё мне советы давать.
ВАНЯ. Ты мне, Степан Тимофеич, как отец родной. Беспокоюсь я за тебя.
СТЕНЬКА. Стой, княжна, будя. Зови, Ваня, Черкашина.
Входит ЛЕВКО Черкашин со стрельцами.
СТЕНЬКА. Здорово, братья!
ЛЕВКО. Здравия и тебе желаем, Степан Тимофеич.
СТЕНЬКА. Зачем пришёл, Левко, сказывай.
ЛЕВКО. Нет у нас к тебе больше веры, атаман.
СТЕНЬКА. Ишь ты, осмелел как. С чего вдруг веру потерял? Али жаден я, не делю промеж братьев своих всю поживу, какая есть?
ЛЕВКО. Грех жаловаться, Степан Тимофеич.
СТЕНЬКА. Али я труслив и бесхитростен в бою? Али бросил на поле брани кого из вас?
ЛЕВКО. Да, Степан Тимофеич, как можно-то!
СТЕНЬКА. Так что тогда? Молчишь?
ВАНЯ. Поговаривали, что стал ты строг с простым людом и милостив к богатеям и царским прислужникам.
СТЕНЬКА. Что? А не по моему ли приказу, приехав на Царицын, всякое озорство чинили? А не ты ли сам, Левко Черкашин, со своими людьми по моему приказу у тюрьмы замок сбил и сидельцов выпустил? Не ты ли, Левко, по моему наущению, пришед в приказную избу к воеводе царицынскому Онрею Унковскому, бранил его непотребною бpaнью и за бороду его, Онрея, драл?
ЛЕВКО. Я.
СТЕНЬКА. А за что?
ЛЕВКО. Так это… он же, стервец, когда мы с Царицына на Каспий к персиянам ушли, учинил большие налоги казакам. И цены на вино повысил, чтоб меньше пили, а то, мол, не казаки они, как напьются, а стенькин разбойный сброд. Вот я его и…
СТЕНЬКА. Ну и молодец!
ВАНЯ. А ещё поговаривают, что без тебя стрельцы денежное и хлебное жалованье получали больше, чем в Астрахани да в Саратове. А у них сейчас, мол, ничего, окромя поживы. А хлеба большая нехватка.
СТЕНЬКА. Вот оно как? А что ж тогда вы, братья мои, великому государю изменили, город свой Царицын сдали, и воеводу своего, и бояр, и детей боярских, и всяких служилых людей, которые к нашему делу не пристали и дрались с нами, сами побили и в Волгу пометали? Али неволил я вас на то?
ЛЕВКО. Не неволил, Степан Тимофеич.
СТЕНЬКА. А я то знал. Вы ж, перебежчики, мне клялись, что будете верны до последнего. Клялись?
ЛЕВКО. Клялись.
СТЕНЬКА. Ну так и держите клятву свою, как положено. А теперь подите вон. Княжна моя устала, почивать нам пора. Верно, княжна?
Стрельцы проявляют недовольство.
СТЕНЬКА. Что смотришь зверем, Левко, на мою персияночку? Не боись, княжна, в обиду не дам.
ВАНЯ. А ещё поговаривают, что любишь ты свою княжну, больше, чем преданных братьев своих, что хочешь бросить нас и уехать с нею в Персию.
СТЕНЬКА. Думай, что говоришь, сопляк! Дух вышибу!
ЛЕВКО. А ведь прав малец-то. Раньше ты с нами, братьями своими, гулял-пировал, песни казацкие пел, да по Волге ввечеру на струге плавал, а теперь всё с княжной, да с княжной. Обидно нам.
ВАНЯ. Уж как обидно!
СТЕНЬКА. И ты туда же?!
ЛЕВКО. Продал ты нас басурманше своей ни за грош. Уж не думаешь идти ни на Саратов, ни на Москву, всё на танцы её любуешься, да в опочивальне возлежишь. Не нужон нам атаман, который бабой дорожит больше, чем войском своим.
СТЕНЬКА. Ах, вот оно что? Да с чего вы взяли, что она мне дороже нашего дела братского?
ЛЕВКО. А раз не дорожишь ты ею, докажи! Отдай её нам.
КНЯЖНА. Маза юридуна менка хаулаа аль ашрар? Кул ликай язхабун.*
СТЕНЬКА. Да ты что, Левко? Или тебе девок посадских мало?
ЛЕВКО. Сам сказал, что делишь всю поживу с братьями поровну. А она – пожива. Докажи, что дело наше тебе дороже всего на свете. Откажись от княжны.
СТЕНЬКА. Ох, княжна, княжна! Счастье моё нежданное! Радость моя!
КНЯЖНА. Маа аль-асаф лимаза ла афхам маза такул.**
СТЕНЬКА. Думал я, вечно будем мы любить друг друга без памяти! Да видно, не бывать тому! Думал я, нет преград любви нашей! Да видно, ошибался! Прощай, любовь моя!
КНЯЖНА. Фи аинаика шаронн аксаромен аль-хайри, Стенька.***
ЛЕВКО. Что медлишь, Степан Тимофеевич?
СТЕНЬКА. Эх, Волга, матушка-река! Вскормила ты меня и вспоила, и много дала мне серебра и злата. Да только я тебе ничего ещё не дал. Так возьми ж ты в дар от меня персияночку! Чтоб в волнах твоих так же топли враги наши! Чтоб берега твои всегда служили нам укрытием надёжным! Возьми богатство моё, чтоб твои богатства стали нашими!
КНЯЖНА. Ана хаиф. Стенька, ли аннака ла турида ли исаатон?****
Стенька бросает княжну в набежавшую волну
СТЕНЬКА. Ну, что, братья, люб ли вам ваш атаман?
СТРЕЛЬЦЫ. Люб! Люб!
СТЕНЬКА. Ох, жестокая судьба моя, безжалостная!
*Что хотят от тебя эти ужасные люди. Вели, чтобы они ушли.
**Как жаль, что не понимаю я, что ты говоришь.
***В твоих глазах столько нежности, столько тоски. Я люблю тебя, Стенька.
****Мне страшно. Стенька, ты, правда, любишь меня?
Свидетельство о публикации №220051502255