С чего начинается Родина? рассказы из детства

С чего начинается Родина? Для нас, пацанов послевоенного времени, она начиналась с леса, благо мы жили на краю городка и могли моментом оказаться в сказочном лесном царстве. Где красными каплями манила земляника. Где под ветром шуршал орешник, сбрасывая орехи. Где кивали нам шляпками белячки-боровички. И всё это мы могли собрать, поесть, отнести домой, чтобы хоть как-то скрасить небогатый послевоенный стол. Но в нас горело ещё одно желание – это желание своим трудом заработать денежку, которую родители нам дать были не в состоянии. И мы старались. Кто-то продавал на вокзале ягоду и раков, кто-то занимался голубями, кому-то здорово повезло на сдаче ивового корья.
Партии постарше устраивали свои «карточные казино» в укромных местечках пригородных зарослей и полянок. Мы боялись туда ходить, потому как игра на деньги нередко кончалась драками и поножовщиной.
Больше всего нас привлекала охота на кротов. Да, на тех самых кротов, которые нынче перепахивают дачные огороды. Приучил нас к этому Санька, наш уличный «зверобой и следопыт». Пара капканов, щедро подаренная им каждому, сыграла роль катализатора и превратила нас в вечных поклонников «кротовьей охоты».
А ведь было что-то неуловимо прекрасное, навсегда памятное в этом азартном занятии! Едва сходил снег, мы отправлялись в лес, искали лесные тропинки и поляны с кучками нарытой поверх листьев чёрной земли. Божественный воздух весны, едва ощутимый аромат просыпающихся деревьев и травы, ещё зимний холод кротовьих «пирамид», запах талой воды пьянили нам голову. Мать-природа обнимала наши худенькие мальчишеские тела и шептала нам волшебные сказки, обещая раскрыть перед нами все свои тайны. И мы верили ей, и мы любили её, и мы обречены были на вечное поклонение ей до конца дней своих…
Первую шкурку пойманного мною крота я растянул на восемь гвоздиков и выставил на солнце для просушки. Санька посмеялся надо мной и сказал, что шкурку мою в магазине райпо не примут. Так оно и случилось. Продавец, принимавший шкуры и шкурки разных животных, улыбнулся и «по-мужицки доходчиво» объяснил мне процесс выделки и сушки. Растягивать надо было на пять гвоздиков, сушить не на солнце, а в тени. Я слушал терпеливо, хотя хотелось убежать от явно неблаговонного запаха огромных кип всякого шкурья. Но на полках висели гроздья новеньких, ещё в смазке, кротовьих капканов – «голубой» мечты начинающего охотника. И мечта эта через год-два осуществилась. Я стал заядлым кротоловом. В моём сарайчике появились связки старых и новых капканов, гладкие досочки для растяжки шкурок, потрёпанная книжка о капканном промысле. Я уже мог на глаз определять сортность шкурок и их примерную стоимость. На дорожках я уже ставил по 30-40 пар капканов. Пар – потому что, разрыв норку, надо было поставить капканы в обе стороны «подземной дороги». Обычно попадался один крот, но иногда в каждом капкане находилась добыча. Увы, мне не жаль было пойманного зверька: охотничий азарт, присущий тогда большинству мальчишек, перебивал все гуманные чувства. Не плачет же рыболов над рыбой, а взрослый охотник над убитым селезнем. Может, всё дело в инстинкте, издревле заложенном природой в мужчине? У одних он со временем пропадает, у других – составляет смысл их жизни, принимая по мере развития цивилизации самые причудливые (иногда бесчеловечные) формы.
Но так или иначе, кротолов из меня состоялся. Совместная охота ещё больше сдружила нас, послевоенных мальчишек. Появились деньжонки, на которые мы покупали нашим «невестам» мороженое, лимонад, билеты в кино… что было очень приятно для обеих сторон! Я не считал кротоловство настоящей охотой. Ну, скажем, как отстрел соболей. Однако, когда однажды я увидел маму в новенькой кротовьей шубе, то чуть не ахнул – так красивы были и мама, и шуба! Стоила она очень дорого, почти две папиных зарплаты. Зато какая радость была на лице мамы, как она вертелась перед зеркалом. Никакие песцовые, соболиные, чернобурые меха нынешних богатых дам не сравнятся с той маминой шубой – гладкой, чёрной, сшитой из симметричных кусочков.
Как-то довелось однажды встретить мне в лесу Сергея Мельникова, моего студенческого в прошлом товарища и автора известной книге о Дно. Он шёл вместе с сыном-подростком по лесной тропинке. Шёл медленно, на костылях. Поздоровались. Сын держал в руках корзиночку с грибами и связку кротовьих капканов. Был очень похож на отца, с такими же умными голубоватого оттенка глазами. Я спросил Сергея, часто ли он ходит в лес.
– Частенько хожу. Хочу, чтобы сын увидел мои родные места. Приезжаем с ним из Пскова и живём в деревенском домике. Пусть помнит, откуда его корни…
Я спросил Сергея, как мне выйти к Щилинке, родине отца и сына. Скоро мы расстались, каждый пошёл своей дорогой. Но слова Сергея запали мне в душу.
Уверен, не по псковскому асфальту будет тосковать его сын в трудные минуты, а вспомнит он глухую деревеньку в лесу, отца, упорно шагающего по пожухлой траве, и все тайны лесного бытия, открытые ему дорогим человеком…