Как я не стал охотником

Не знаю, как насчёт женщин, а вот что касаемо мужчин, смею утверждать: в каждом из них заложен первобытный инстинкт охотника. И от того, как он впервые реализуется, зависит, станет ли охота неистребимой потребностью человека, или он равнодушно будет взирать на всё летающее, плавающее и прыгающее…
Однажды Санька собрал мальчишек нашей улицы и деловито сказал:
– Вот что, пацаны, на Глуховском поле, в березняке, глухари появились. Сидят, понимаешь, на самом верху и людей не боятся. Чуть меня не обгадили. Предлагаю устроить на них охоту.
Мы робко заметили, что у нас нет ружей. Санька деловито посмотрел на свою команду и вытащил из-за пояса ракитовую корягу, к которой с помощью болтов и медных пластин был прикреплён обрезок винтовочного ствола.
– А про самопалы забыли? У каждого из вас они есть.
Да, самопалы были у каждого уважающего себя пацана. Так же как и множество проржавевших винтовок, найденных в лесу во время раскопок. Самопалы изготовлялись нами по последнему слову техники. Порох и дробь найти не составляло труда: их нам давал из своего «волшебного сундука» дед-старьевщик, собиравший тряпки и кости. И вот мы цепочкой шагали по грубой пожне Глуховского поля. Запах прелых листьев и трав, сдобренный вечерним туманом, кружил нам головы. Именно этот запах русских лесов и полей запомнился мне с той охоты на всю оставшуюся жизнь. Ну и, конечно, огромные чёрные птицы, сидевшие на верхушках таких же огромных берёз. Лишь изредка кто-то из них перелетал, оставляя за собой серебряное облако…
Как вы понимаете, глухари нас близко не подпускали. Но мы всё равно устроили пальбу в их сторону с тайной надеждой охотничьего везения. Чёрные птицы медленно взлетели и, словно насмехаясь, скрылись за дымкой дальнего леса.
Сей горький опыт охоты ничему не научил меня. Когда у Саньки однажды появилось старенькое ружьишко, я, будучи уже студентом, попросил дать его мне поохотиться.
– Не забыл глухарей? – весело спросил Санька. – Бери. Не жалко. Только что ты без собаки делать будешь? Баловство опять получится, а не охота.
Но ружьё магнитом притягивало меня. Мне казалось, что проблем с дичью не будет: имей только глаз острый да места знай укромные. Вот и пошёл я вдоль плетня возле деревни Чертёны. Плетень тот сделали мужики в лесу, чтобы летом коровы на «железку» не выскочили да под поезд не попали. Опять, как в детстве, дышу туманами, передвигаюсь по ухабистой тропинке. И надо случиться: решил съесть кусок хлеба, да уронил его в траву. Наклоняюсь, шарю рукой и чувствую, что сквозь редкий плетень кто-то на меня смотрит. Через плетень заглянул, вижу зайчишку.
Смотрит на меня и не шевелится. Я ружьё тихонечко с плеча снял, взвёл курок.
Как подскочил заяц да сквозь ракитовые кусты и понесся! Я вслед уже выстрелил и промазал. Дрожащими руками быстренько ружьё перезарядил и ещё раз пальнул. Куда – и сам не знаю! Результат, как понимаете, нулевой…
Вот с той поры и разлюбил я охоту. Не потому, что никого не подстрелил. Просто тот зайчишка ещё долго снился мне. И просыпался я с радостной мыслью, что нет на моей совести смерти этого маленького храбреца, доверившегося человеку.