Дожить до рассвета. Гл. 4. Решительность. Повесть

         Глава 4. Решительность.

        Роман решительно потянул Юлю из-за стола. И, чувствуя себя виноватой в происшедшей напряженной сцене всеобщего непонимания, Юля, щелкнув магнитной застежкой прозрачной занавески на импровизированной двери беседки, невольно обернулась. И вид глубоко несчастной матери Романа, ее сжатые кулачки у подбородка, словно она в испуге старалась сдержать невольный возглас ужаса или смятения, — все эта внезапная пустынность за праздничным столом, где близкие люди потерялись в непонятных подозрениях и взаимных обидах, заставили Юлю затормозить за нарядной калиткой и спросить Романа в лоб:

      — А ты уверен, что прав?

      — Юля, пошли к тебе! Не могу я видеть эту его довольную физиономию! Как же, все за меня решил! Благодарности моей ждал! Ни в какую Москву я не полечу!

        Всю недолгую дорогу сначала по раскаленной улице, где даже тенистые кроны подстриженных деревьев не спасали от ослепляющего солнечного пекла, потом — в полупустой маршрутке, потерявшей своих пассажиров в центре, они молчали.

     Этот закрутившийся нереальный клубок новых знакомств, решительность Романа, провозгласившего без ее согласия дату их будущего бракосочетания, такая оглушительная новость отчима о немедленном выдворении Романа в столицу также без его согласия — все это удивительным образом отодвигало Юлю сразу из круга этой новой непонятной семьи прочь. Ее внезапное появление добавило отчужденности и недовольства от бунтарского, по-видимому, характера независимого пасынка, который демонстративно предъявил и матери, и отчиму свои права на самостоятельность выбора жизненного пути.

        Закрыв калитку в небольшой дворик дома, где Юля снимала комнату у престарелой властной бабули, Роман подхватил Юлю на руки, прошептал в ухо:

        — Юля, я тебя люблю! Не будем мы ждать месяц! Я остаюсь у тебя!

        «Дождалась признания, подруга! Вот она — волна страсти сильного здорового парня, который в запале рвущейся чувственности и сексуального ослепления готов сейчас на самые необдуманные поступки. А вдруг твои попытки остудить его пыл окажутся тщетными? И твое поощрение этого стремительно развивающегося сближения закончится на твоем диванчике яростным всплеском эротического совокупления, потому что ты уже дрожишь от новизны и желания выплеснуть свою женскую необузданность чувств в ответ на требовательность бездонных поцелуев и настойчивость крепких рук».

       — Роман, не сходи с ума! Бери телефон и заказывай себе билет на самолет в Москву на ночной рейс! Но сначала опусти меня на землю, а то я сейчас вспыхну в твоем объятии как горючая смесь! Нет, правда, очень жарко! Нужно было послушать тебя и отправиться нам утром на городской пляж! Поплавали бы в холодной водичке, подзагорели на солнышке, проголодались — вот и разрядились бы наши заведенные внутренние батарейки.

       Роман, отпустив Юлю, присел на лавочку под тополем:

       — Я вечером заберу свои вещи и вернусь к тебе, если ты согласна сегодня же стать моей женой. А завтра утром я отправлюсь на поиски работы. Уверен, что с моим дипломом мне удастся устроиться на приличное место. Юля, последнее слово за тобой, моя девочка!

      Юля сделала шаг назад от лавочки, сразу окунувшись в зной, явно ощутимый после спасительной тени:

       — Роман, не обижайся, но мне обидно, что ты с первой минуты нашего знакомства считаешь меня девушкой легкого поведения! Возможно, я сама виновата, что позволила тебе некоторые вольности. Прости, но жить у меня ты не будешь. Я к этой роли твоей жены пока не готова. Мы слишком мало времени знакомы. Пошли, я приготовлю обед, и мы с тобой спокойно обсудим сложившуюся ситуацию. Мой совет — послушать родителей, заказать билет на самолет и полгода потратить на жизнь в столице. Если бурная московская жизнь не заслонит образ саратовской студентки, то есть, меня, значит, через полгода мы снова встретимся.

      Роман вскочил с шершавой, потемневшей от времени и непогоды деревянной доски, сжал до боли в объятии эту гордую девушку:

       — Молчи! Я хочу тебя сейчас и немедленно! Ты должна принадлежать только мне! Я хочу от тебя детей! Доверься мне! Ты никогда ни о чем в жизни не пожалеешь!

       Юля испугалась. Нужно было срочно сказать что-то резкое, обидное, чтобы Роман сам, добровольно выпустил ее из замка своих крепких горячих рук:

       — Роман, ты обратился не по адресу! Тебе, наверное, в этой ситуации нужно срочно найти проститутку, которая погасит твой ненасытный мужской голод. Ты — симпатичный, обеспеченный мужчина. За деньги ты получишь полный перечень обязательных услуг. Я ведь тебя совсем не знаю! Как можно строить отношения с человеком, заводить детей, если он для тебя — закрытая книга, в которой ты не успела прочитать даже предисловие? Прости, но я еще не настолько увлечена тобой, чтобы без памяти ложиться в одну постель! И ты меня совсем не знаешь! Я не хочу ошибиться в жизни! Встретимся через полгода!

        Роман отпустил Юлю, повернулся и молча пошел к калитке. Юля застыла в растерянности:

      «Вот идиотка! Такое брякнула парню в лицо! Хорошо, что не залепил оплеуху. Наверное, стоило бы! И оставайся теперь в гордом одиночестве со своими дурацкими принципами! Береги свою честь для другого умника, который, чтобы тебе угодить, будет изображать „правильного“ возлюбленного, пока не надоест со своими моральными проповедями днем, хотя, возможно, сам будет ночи проводить в кровати какой-нибудь веселой разведенки, которая для молодого парня не пожалеет бесовской страсти и сексуальных откровений! Сейчас Роман закроет калитку и все. А если окликнешь и позовешь его, то можешь сразу начинать раздеваться, еще на улице. Если успеешь, конечно! Сдернуть твой сарафан — ему и тридцати секунд хватит!»

       И пока Юля краснела в растерянности, Роман успел закрыть за собой калитку, уходя по-английски, не прощаясь. Слез у Юли не было. Не было ничего — только пустота и тревога в бестолковой голове.

        ************

        Почти автоматически Роман шагнул на ступеньки переполненного городского автобуса на остановке, не посмотрев на номер. Конверт с заработанными деньгами в спортивной сумке напомнил о приказной форме отчима немедленно отчаливать из родного дома в сияющую Москву.

       «Когда это переделанная дореволюционная халупа отчима вдруг стала для тебя родным домом? Не смеши людей и, прежде всего, себя! В этом доме живет твоя мать — и все! Нет там для тебя места!» — Роман машинально выстукивал по стеклянному окну автобуса непонятную мелодию, только чтобы не думать о резкой, унизительной отповеди Юлии:

       «Твой родной дом — это двухкомнатная квартира на пятом этаже некогда элитной девятиэтажки рядом с юридическим университетом, которую родители матери выстрадали, в течение шести лет скитаясь по съемным квартирам и родственникам, чтобы получить взамен снесенного старого дома собственное жилье практически в центре Саратова. Дед, отец матери, так и не дожил до исполнения светлой мечты, умер от инфаркта прямо на лекции в институте. С трудом удалось продать шикарную библиотеку за бесценок. Пришла в полную негодность старинная мебель, сваленная в холодных, не отапливаемых сараях у близких друзей и знакомых.

        После смерти бабушки и нового замужества мать сразу же переписала квартиру на Романа, причем ее упорство тотчас же вызвало яростное недовольство отчима, которое он даже не скрывал. Мать сразу забеременела, и отчим требовал одинаковых условий для всех ее детей: имевшегося сына и будущего потомства. Недоношенный ребенок умер. Это была девочка.

       Через полгода мать снова забеременела, но после тяжелого гриппа опять случился выкидыш. В квартиру пустили квартирантов временно, и отчиму пришлось смириться, что жена оказалась такой упертой ради собственного сына. После еще одной неудачной попытки выносить ребенка матери сделали очень серьезную операцию. Подарить новому мужу долгожданного наследника не удалось.

       Мать тогда очень страдала, и неприязнь Романа к отчиму за его постоянную близость с самым дорогим человеком отгородила невидимую стену между сыном и его матерью. И после окончания школы разлука на долгие годы отдалила их друг от друга. А, самое главное, исчезли взаимопонимание и чуткость, та искра притяжения и доверия, которая вдохновляет и волнует. Все осталось в прошлом, в той самой родной квартире на пятом этаже, куда он мечтал привести Юлю в качестве жены. А теперь?

       Чего Юля испугалась? Почему такой непримиримый отказ от его искренних слов, злая отповедь, негодование? Может быть, у нее уже были в жизни разочарования, даже потери? Ведь я, действительно, ничего об этой девочке не знаю! Такое юное светлое создание! Сразу приходит на ум сравнение с только-только распустившимся утренним цветком. Нет, нет ни с шаблонным образом розы! В моем представлении Юля — чудесная, прелестная ромашка, не похожая в букете ни на кого больше. Или шикарная июльская астра с капельками росы на лепестках.

       Светло -каштановые волосы вьются вокруг удивительного, запоминающегося лица с немного раскосыми, распахнутыми серыми глазами, упрямым носиком, плотно сжатыми, не целованными, возможно, никем губами. Как она сжалась в такой упругий комок незащищенной плоти, когда я притянул ее к себе перед съемкой на горе! Ей нужен защитник и немедленно, чтобы чужие безразличные люди не сломали ей жизнь.
 
       Как верно насчет женщин написал какой-то умник (не помню, где прочитал): „Помогай ей, иначе ей поможет другой. Выслушай ее, иначе ее выслушает кто-то другой. Балуй, дари цветы, обнимай и просто будь рядом. Не будет тебя рядом — найдется кто-нибудь другой“. А я? Настоящий самовлюбленный пенек! Дома мне нечего делать! Жаль, конечно, мать, но она сама выбрала свою судьбу, чтобы выполнять все капризы своего мужа. И лучший вариант на сегодня — отчалить в Москву, в которой по подсчетам всевидящего ока Интернета обитает каждый десятый житель нашей огромной страны.

       Выиграл опять отчим! Шахматист недоделанный! Все ходы аккуратно просчитывает, бьет наверняка! Хоть бы его куда-нибудь вечером черти унесли, чтобы не видеть его торжествующую физиономию! Эх, Юля, Юля! Как устроюсь в Москве, сразу позвоню! Когда-нибудь рабство и зависимость от обстоятельств закончатся! И ты, Юлечка, все равно будешь моей женой!»

       Роман решительно собирал свои личные вещи в спортивную сумку и вместительный германский чемодан, утрамбовал туда же зимнюю спортивную куртку и теплые ботинки, документы и свитера. В его планы вообще не входили ни возвращение, ни временные визиты на праздники:

     «Москва — город огромных возможностей. Если отчим захочет нагадить, и меня попросят вежливо из столичного банка, то со своим немецким дипломом попробую прорваться в люди и без друзей этого законника, сниму квартиру».
 
     Роман слышал, как мать прошелестела по ступенькам внутренней лестницы на второй этаж, потом замерла в маленьком коридорчике прихожей, терпеливо дожидаясь, когда сын завершит свои сборы и, наконец-то, откроет дверь, но потом не выдержала и вошла в комнату:

     — Роман, я рада, что ты принял верное решение! Не злись, пожалуйста, на нас! Мы тебе желаем только счастья! И звони мне чаще. Ты — единственный мой наследник. Когда-нибудь ты меня поймешь, надеюсь!

       Прощание было холодным. Отчим так и не появился дома. В аэропорту стало нестерпимо жечь руку, когда начал набирать номер Юли, но сам себя одернул, когда опять вспомнил ее слова о проститутках:

     «Спасибо, но так меня еще никто и никогда не оскорблял! Дождался от любимой девушки! Обойдусь без прощальной отповеди правильной провинциалочки! Пока, Юля!»

       А в самолете он вновь и вновь мысленно прокручивал торопливую пленку этого непутевого воскресенья, когда все планы и мечты вдруг улетучились в никуда. Ему захотелось сквозь злость и обиду, парализовавшие другие естественные чувства нормального человека, разобраться в неприятных ощущениях и их причинах:

       «По его понятиям, если вспыхнувшее чувство любви обоюдное, то на первое место выходят доверие друг к другу, открытость, откровенность и возможность полной отдачи себя другому. Но Юля не захотела демонстрировать свою привязанность к избраннику через постель, вероятно, подумав, что после первой интимной связи, он со временем сможет сам обвинить Юлю в легкомысленности, особенно, если они надолго расстанутся. Или она просто испугалась, не будучи уверенной в его чувствах, что он сможет увлечься другой девушкой, не имея никаких обязательств перед сдавшейся подругой, которая так легко пошла на сближение и интимную связь с совершенно незнакомым парнем. Да, Юля права, мы ведь совсем не знаем друг друга. И откровенного разговора у нас не получилось, потому что он, Роман, повел себя как самовлюбленный подросток, которого незаслуженно обидели. Но теперь уже ничего не вернешь. Значит, такая у него судьба».

      А Юля в это время драила полы в огромных залах кинотеатра перед ночными сеансами, думая только о тех двух последних неделях отработки, когда получит полный расчет и уедет домой на каникулы до первого сентября:

       «Ничего не буду дома делать, только спать до обеда, а потом валяться на берегу речки и загорать. Конечно, после Ильина дня вода становится прохладнее, затянутая до середины реки ярко-зеленой ряской, но все равно ведь купаются люди весь август. Еще надо успеть с папулькой закинуть спиннинги на щуку по глухим речным затонам в лесной чаще. И на зорьке посидеть у пересыхающих прудов, чтобы нахватать мелких карасиков на жареху.

       Решено! На втором курсе работать больше не буду, займусь только учебой. Когда получу диплом, устроюсь на работу и не пропущу тогда ни одного приличного фильма. И еще — начну путешествовать. Ведь отпуск можно брать каждые полгода. Накоплю денег — и в Санкт-Петербург в начале лета. Белые ночи, разведенные мосты, парусник с алыми парусами на городском выпускном балу, проснувшиеся фонтаны в Петергофе… Город моей мечты! А если к тому времени не буду связана ни с кем любовной веревочкой, то можно закинуть свой портфолио на сайты поиска работы в северной столице. Экономистов сейчас — как бродячих собак на городских окраинах, но вдруг повезет! Жаль, что не поступила сразу на факультет информационных систем и технологий, побоялась рискнуть после сельской средней школы, закомплексовала со своими баллами ЕГЭ.

      Ну, ничего! Самое главное, к черту всякие любовные брачные узы, в которых сразу увязнешь на всю оставшуюся жизнь! Муж, дети, вечные кредиты, ипотеки! И пролетающие незаметно годы в однообразии постоянной беготни!»

       Юля шла по ночному, сияющему своей навязчивой неоновой рекламой городу, среди толпы беззаботных нарядных прохожих на улицах и в скверах и чувствовала себя такой чужачкой, словно прилетела, преодолев миллиарды километров от далеких, невидимых с Земли созвездий.

      Она представила, как маленькой песчинкой успела прочертить на небесной ночной полусфере яркую моментальную черточку, чтобы, не сгорев в атмосфере, упасть скромным серым камешком на большом обрывистом берегу тихой сельской речушки. И, заразившись земным великолепием, по команде откуда-то сверху возродиться потом в человеческом теле, постепенно познавая многовековую мудрость своих прародителей:

      «Как мало нужно молоденькой самке, впервые ощутившей пронзительную жадность чужих губ, требовательность горячего сильного тела, упоение своей властью над распахнувшейся навстречу тебе доверчивой душой! А взамен нужно просто отдать, подарить избраннику свое тело, свою чистоту, свою непорочность как подтверждение — только тебя ждала, для тебя жила, тебе буду принадлежать всегда!»

        Юля покраснела в темноте:

      «Господи! И этот архаизм в мыслях современной студентки двадцать первого века! Начиталась прекрасных романов и никак не повзрослею. А недавно в Интернете попалась на глаза статейка, от которой стало дурно: „Как лишали девственности в разных странах мира“. Например, древние греческие и римские тексты содержат сведения, согласно которым девушки в те времена достигали половой зрелости в возрасте четырнадцати лет. До этого момента не считалось осудительным даже, если они ходили совсем без одежды. И для девушек некоторых провинций было настоящим позором, если мужу они доставались нетронутыми. Девушки должны были заблаговременно избавиться от девственности в специальном храме Большой Богини, которую в Элладе именовали Афродитой, в Финикии — Астартой, а в Вавилоне — Иштар. Именно ей и посвящалась жертва в виде порванной девственной плевы. В определенный день целомудренная девушка должна была прийти в храм и отдаться любому незнакомцу, который будет находиться в храме. При этом мужчине запрещено было обнажать тело девушки, поскольку такое поведение приравнивалось к осквернению святыни. И подобные обычаи в древние времена существовали по всему миру.

       А сейчас на эту тему вообще не распространяются. Живи, как хочешь, только честно поведай перед алтарем своему избраннику, был у тебя мужчина до него или нет. И радуйся, если не отлупит в первую брачную ночь от разочарования или в силу другого, чем у тебя, воспитания. Хватит философствовать! Противно!»

      Юля зашла в сетевой супермаркет, в котором уже заметно поубавилось народу, купила шоколадку со скидкой и дома после теплого душа с каким-то жадным удовольствием медленно жевала тающие в руках квадратики. И заснула моментально под тихий шорох капель по листьям за окном внезапно начавшегося неторопливого дождя.

      Утром решительно набрала номер Романа:

      «Извинюсь за вчерашний кошмарный разговор и выключусь, чтобы не слышать его разгневанный голос. Сейчас Роману, в принципе, не до меня, если он улетел в Москву. А если заупрямился, действительно, послал своих родителей подальше и остался в Саратове? И тогда я смогу уже сегодня увидеть его! И если он меня любит по-настоящему, то пусть все будет, как он хочет! Стану его женщиной, его рабыней, только бы он меня простил! Познакомлю со своими родителями! И не нужны нам свадебные хлопоты, показуха, застолье, фотосессии в бальном белом платье с фатой на волосах, пакет собранных свахами денег и пьяные крики разгулявшихся гостей! Истинные чувства нельзя выставлять напоказ. И в этом стареньком дореволюционном домишке вдвоем мы будем счастливы, если захотим».

        Абонент был вне зоны действия. Телефон Романа был выключен. Несколько попыток оказались безрезультатными.

       «А вдруг Роман, если не улетел в Москву, будучи теперь безработным, отправился на Соколову гору? Поднимусь на холм, а он там меня под зонтиком дожидается!»

       Внезапное ночное похолодание, затянутое ровной серой пеленой небо, мелкая долгожданная капель напомнили о наступлении последнего летнего месяца, хотя год на год не приходится — в прошлом году даже Илья — пророк забыл про свою обязанность, и солнце старалось дожечь остатки растительности в течение всего августа.

       Юля вздохнула, дожидаясь свою маршрутку под зонтом:

      «Наши родители были в свое время избавлены от всех преимуществ, которые дают сейчас современные телефоны. Чтобы позвонить своим родным в другой город или свое село, нужно было заранее заказывать переговоры на центральном главпочтамте и убивать целый час, чтобы спросить, как самочувствие, доложить о времени приезда или попросить, чтобы выслали деньги. И все это в ускоренном темпе, в течение пяти или десяти минут. А в остальное время суток — полная свобода и неприкаянность. И еще были телеграммы, правда, без обратной связи и ограниченный круг близких и друзей, у которых были домашние или рабочие телефоны.

      Но и сейчас — ведь мнимая свобода! Как найти человека в огромном городе, если его телефон молчит, а других телефонов матери, отчима, его неизвестных друзей у тебя просто нет? И остается только тупо смотреть на экран современной игрушки, которая ничем не может тебе помочь. Иди на свою работу, где уже отпечатались на светлом линолеуме сотни грязных следов от кроссовок и босоножек. Захочет Роман — позвонит, а нет — и суда на него нет».

       Прошлась неспешно по аллеям Липок, отметив, как воспрянула прибитая вчерашним солнечным изобилием листва деревьев и охорашивается под брызгами неторопливого дождя. Как буквально танцуют на клумбах роскошные кусты роз. И только угрюмо мокнут без людского тепла осиротевшие скамейки:

      «Как быстро наступает привыкание к совершенно чужому человеку! Или мы, вернее, все наше существо, действительно, с самого раннего детства настроено на постоянное купание в невидимых волнах человеческого внимания от любого, с кем у тебя возникает даже подсознательный контакт? Роман, где ты? Я хочу тебя видеть, слышать твой смех, низкий баритон, чувствовать силу твоей ладони. Ты меня успел приручить за эти три дня. И если ты пропадешь совсем, то, значит, верховные силы наказывают меня за все мои грехи, которые успели накопиться. И остается просто возможность жить, как жила до встречи с тобой».

       Посетителей в парке Победы оказалось мало. Видимо, только любителям по-московски прохладной и дождливой погоды да аллергикам не сиделось под крышами зданий.

       На вершине Соколовой горы никого не было. Панорама города расплылась на фоне безразличного потемневшего неба, отдалилась от высоты, слилась с беспокойным серым цветом волн огромного водохранилища вдали.

         И это чувство потерянности во времени и в пространстве захлестнуло впервые в жизни так неожиданно больно, что Юля стала реветь, как в далеком детстве, от нестерпимой обиды. Глаза были не накрашены, платка в сумочке не оказалось, но этот минутный горестный дождь слез все равно не принес ожидаемого облегчения, только сердце болезненно куда-то заторопилось.

         Наверное, именно в такие моменты капают, накапливаясь в определенном уголке сознания, микроны жизненного опыта, а на молодом энергичном сердце прорезаются первые, почти невидимые под рентгеновскими лучами, рубчики будущих серьезных повреждений. Ничего в этой жизни не проходит бесследно, и всякий раз, растворяясь в проблемах, горестных обидах или, наоборот, переживая радостное вдохновение наедине с собой, каждый человек возрождается снова обновленный, готовый к новым неожиданным переменам, но в то же время, все равно оставаясь в плену былых переживаний.

      Предыдущая глава 3.  http://proza.ru/2024/08/23/1456

      Следующая глава 5.   http://proza.ru/2024/08/24/798