Ночь земная

1

Ночь
Надрывно выла собака откуда-то со стороны запретной полосы - выла, то затихая, то снова протяжно и беспощадно, точно делилась с миром какой-то своей неизбывной тоской.
В теплом умывальнике было, впрочем, спокойно. Начифирившись с вечера с друзьями, Колесов, сидел на стуле задумавшийся, и даже с каким-то вниманием прислушивался к этому вою, доносившемуся издалека, потом внимательно глядел на кран, из него лилась тоненькая струйка воды, и, почему-то даже захотелось закрыть кран получше.
Пустое , подумал о воде Колесов.
Сон ушел, как вода из крана в умывальник.
Сна не было в эту последнюю ночь в колонии - завтра воля. И от этой мысли было неспокойно, как неспокойно студенту накануне государственного экзамена. Все! Последняя ночь! = как-то торопливо убеждал себя Колесов. - А там пить не буду, семья будет!
Эти слова были у него, как мантра - как священное заклинание.
Он видел не раз тех, кто, освободившись, побыв совсем немного на воле, возвращались сюда снова.
И, не мог понять их - их судьбы были для него такими непонятными, и, он даже с сожалением думал о них, об этих людях, и, верил, что следующее их освобождение будет последним -  и они найдут свою радость в том мире, без пьянок, без грязи житейской.
Тот мир представлялся ему именно таким светлым и добрым. И немудрено, -  сел он в двадцать с небольшим. И самые золотые годы молодости провел в колонии. А так как замечено, что точно замирает сознание в колонии у зэка, и выходит он на волю как бы внутренне в том же возрасте, что и сел, то и у Колесова в его двадцать шесть лет было представление о воле вот того двадцатилетнего с небольшим парня. И весело было вспоминать молодость, ту, на воле, и ценил он каждый миг этих своих воспоминаний, как ценит человек самое важное. И каждая встреча с девушкой, отложенная в памяти, была свежей в воспоминаниях, и каждая радость житейская и сейчас волновала из той жизни, будто была она вчера, и годы в колонии, как черная масса, отошли куда-то, и казалось теперь, что были они совсем уж небольшие эти годы, раз прошли. И только вот этот умывальник, как склеп, еще связывал его сознание с колонией, а сам он в мыслях своих был уже далеко от нее. И шла вода из крана не прекращаясь, как шли и мысли человека.

2

Утро было морозным. И зэки выходили на работу, чертыхаясь, ругали мороз… Колесов кому-то жал руку из знакомых. И мысленно с каждым из них как бы прощался. Он еще не знал, что память о колонии о тех годах, которые прошли в ней, о тех годах его молодости, что потонули в этих невольных стенах, что эта память будет с ним всегда рядом, в каждый миг его жизни, и, как ржавчина на железе, которое стоит на улице, всегда будет напоминать о себе. Напоминать жестоко и беспощадно. Снова завыла из запретки собака, неся миру свою какую-то неизбывную тревожную боль. От контрольной вахты не доносилось ни звука. Колесов ждал. И никаких других мыслей уже не было в нем. Он уже мысленно был за воротами колонии. Но с контрольной вахты не было ни звука еще не вызывали освобождающихся зэков в этот день. И вдруг с неба пошел снег. Мороз как бы ослаб. Снег был пушистым и чистым, и он ложился на серый холодный плац, точно пытаясь его согреть своим свежим, чистым покрывалом. Колесов с наслаждением смотрел на этого небесного гостя и радовался свежему воздуху, и не хотелось уже заходить в жилое помещение, он так и стоял в локальном секторе, одинокий и счастливый человек, ожидающий свою волю с радостью. Стоял точно истукан, чувствуя, как примерзают ноги в зоновских ботинках. И не уходил из сектора, словно кому-то назло, а снег все шел и шел, и мочил губы человека, и радовал его, и замолкла овчарка, неслышно было больше ее надсадного воя, точно и она успокоилась и ее порадовал этот первый зимний гость чистый белый снежок. Наконец-то объявили фамилии освобождающихся. "Всё! Домой!" - с облегчением подумал Колесов и поспешил в жилое помещение, чтобы взять с собой письма от родных и друзей, которых собралось за эти годы, которые он пробыл в колонии целая драгоценная связка.
Было воскресенье
Уходить по широкой снежной дороге от колонии было приятно. Морозный воздух свежил лицо, и казалось, что весь мир приветствует его, Колесова, на этой проселочной дороге, ведущей от колонии к недалекому поселку.
Родные едва поспевали за ним, он шел скоренько, довольный, и будто в нем зрело веское желание, он хотел смеяться и едва себя сдерживал. Некая мечта исполнилась, может быть, самая вечная и красивая мечта человека мечта о свободе. И впереди была дорога. Несколько машин обогнали идущего по обочине человека в новенькой гражданской одежде. А из одной машины даже раздался сигнал - Колесова точно приветствовали или просто предупреждали об опасности человека, идущего как-то торопливо, куда-то спешащего, будто слепого, идущего по какому-то наитию… Разум фиксировал этот путь, а между тем огромная радость парила где-то далеко от этого места, радость эта была о будущем.
Потом был автобус.
Родные места - они проскальзывали перед глазами, точно нарисованные…
Дом. И тишина знакомой комнаты, от которой он так отвык. Он уже начинал с удивлением понимать, что ему придется как-бы заново осваивать этот мир, привычный другим, этот мир для него был необычным, и, как маленький ребенок, входящий в жизнь, так и он, Колесов, чувствовал себя неуверенным.
И, чтобы как-то преодолеть себя, решил сходить в кино.
Короткий зимний вечер уже крался бесшумной кошкой, которая крадется за своей игрушкой-мышью. И сумерки даже были на руку Колесову - ему казалось, что они скрывают вот этот его взгляд на окружающих людей, очень внимательный взгляд, или ему это так казалось…
Он с каким-то детским любопытством смотрел на людей, занятых своими разговорами, на молодые парочки, на красивый холл кинотеатра и, может быть, уже чувствовал себя причастным к этому миру.
Был выходной день, было воскресенье, и, может, потому было много желающих посмотреть этот кинофильм ( он не знал, не знал, о чем еще думать, и желал уже побыстрее, чтобы началось кино) . И даже не сам кинофильм! А то, что он находится в обычном кинозале, его начинало успокаивать, и он, смотрел на события кинофильма, на чью-то любовь, чьи-то переживания, и трагедии - и уже не думал о себе, было какое-то неожиданное безразличие, какое бывает у человека после того, как очередной путь его завершен и, он уже приехал домой.
А потом он пришел в свой дом. И слушая восторженные слова родных, старался и к ним привыкнуть, и, все же чувствовал свое непонятное даже ему самому одиночество - он всегда говорил сам с собой мысленно правдиво, так он привык, ибо это помогало выжить там.
И, это там жило сейчас.
Колесов потихоньку ушел в свою комнату, сказал, что устал.
Прилег на кровать (это "там" живет!). И это "там" еще не отпустило его из своих черных щупалец, он это чувствовал. И, усталость от дороги, от переживаний тянула его ко сну, и, он боялся уснуть, чтобы не исчез этот сегодняшний реальный мир. и не очутился он снова, хотя бы во сне, "там"…
Странное это чувство бояться сна, лежа на своей постели.
Лежа на своей постели дома. И, бояться сна.
И он уснул. И снились ему радостные сны, и, все они были, слава Богу, о том мире, в котором он и находился - о мире воли.
Тикали часы на столе в тихой комнате, не мешая спать уставшему счастливому человеку.