Продажа спора

    Кое-как перетерев недовольство по полученному заработку, все смирились с неизбежностью вердикта мастачки. Было ещё совсем светло. Завтра они будут уже все в шумном городе. И разбудит их на завтрак не пение лесных птиц, а монотонный перестук колёс трамвая. Шалаева сняла со стены гитару и весело улыбнулась:
- Ну что, на озерцо? Напоследок! Костёрок разведём, посидим, песни попоём!
   Все дружно поднялись и ушли шумной весёлой толпой к понтонам. В лесу быстро набрали сушняка и развели небольшой костёр. Молодость брала своё, не уступая унынию места. Все вели себя так, словно получили за большую проделанную работу одинаковую приличную зарплату. Хотя время от времени всё равно слышались острые шутки, летящие непременно в адрес руководства.
    Сандрова и Воронцова под гитару запели песню, которая сразу начала всех смешить. А песня так и называлась «Песня про студента»:
- Шёл студент по городу, шёл он и рыдал.
И студенту бедному дождик помогал.
Вместе шли и плакали, проклинали жизнь.
И обоим бедным некуда идти! – жалобно с сарказмом тянули девчонки, изображая чрезмерную печаль.
   Глядя на них, девчата начали хихикать с текста. Ночкин закусил губу, чтобы не расхохотаться. Ведь сколько раз он вот так, проиграв деньги, бродил в непогоду, не зная, куда сунуться и куда себя деть. А девчонки продолжали заунывно петь:
- «Эх, рубли-копеечки, - говорит студент.
- Почему в карманчиках у меня их нет?
Две недели вкалывал, дали три рубля!
Что за жизнь собачяя у меня?!
Две недели вкалывал, дали три рубля!
Ну что за жизнь собачяя у меня?!»
    После таких слов первый громко прыснул Ночкин. Следом за ним затрясло от смеха остальных. Долматина, согласно пению, покачала головой:
- Так, так! Всё правильно! Жизнь у нас собачья!
    Девчата смеялись, а Катька и Женька пели:
- Так он шёл и плакал с дождиком рыдал,
Шёл по тёмным улицам, шёл, куда не знал.
Вместе шли и плакали, проклинали жизнь,
И обоим бедным некуда идти! Некуда идти!
Некуда идти! Некуда идти…
- Вот и нас такая житуха поджидает, - хохотнула Корачова.
- Ага! Попадётся такая-то вот мастачка на стройке и всё! - хана! - вылетишь из общаги под дождик с трёшкой! - согласилась Городская.
- Так работать надо, чтобы не вылететь. Не то отовсюду вылетишь, если халтурить будешь, - наставительно произнесла Сотова.
- Ой, какая же ты умная да прилежная, старательная наша! Наверное, больше всех получила! – ехидно улыбнулась Гаргантюкова Сотовой.
    Сотова умно промолчала, так как действительно получила больше всех. В её конверте лежало сорок рублей! Но и Фенька махалась больше всех, не приседая – без перекуров, молча исправляла за всех брак, терпеливо  без разговоров и споров выполняла любую работу так, что посмотреть было любо дорого!
- А кто куда после учебки пойдёт? - спросила Юлька.
- Я домой в Лермонтовку уеду, - твёрдо заявила Корачова и заправила за ухо волосы, дёрнув головой: - Мне такая работа нахрен не нужна. Пусть лошади работают. А я на Чёрном море кости прогрею после промозглого Ленинграда. На песочке поваляюсь.
- Хм, размечталась! – хохотнула Сотова: - Все пойдут после училища работать на стройку. И ты тоже.
- Это почему?! - подскочила Варька.
- Потому что мы обязаны два года отработать на стройке, - пояснила Фенька.
- Да ничего я никому тут не обязана! Или кто-то считает, что я мало помантулила?! - вставила руки в боки Корачова, возмутившись таким уверенным заявлением Феньки.
- Обязана! - поддержала Феньку Звёздочкина и напомнила: - Если ты подписывала документы при поступлении, ты подписывала и отработку. На твоё обучение государство деньги потратило, а ты в безделье год бесплатно питалась, жила в общаге и училась.
- Чего ты мне здесь плетёшь?!! - взъелась Корачова.
- Варь, не ори! Она права! - осадила Корачову Сандрова и спокойно добавила: - Кто не пойдёт на отработку, никуда не поступит и не получит документ об окончании училища.
- Ничегосики себесики! Вот это панорама книжичек-тетрадочек! Как это я так неосмотрительно вляпалась в такое дерьмо?! – вытаращив глаза, ахнула Гаргантюкова и подъела Сотову: - А как же ты, наша грамотная, собралась поступать в высшее заведение?
- Как и все. Буду работать и заочно учиться. Зачем время терять? – невозмутимо пожала Фенька плечом.
- Девочки, зря вы так возмущаетесь. Не всё так плохо, - вступила в разговор Усикова и всех обрадовала: - На стройке поработаешь два года, и тебе квартиру дадут. Вот и будете жить тогда в собственной квартире, как захотите. И работать, где пожелаете.
- Ты чё, правда что ли?! - подпрыгнул от такой новости Ночкин.
- У меня тётки так работали на стройке, чтобы квартиру получить, - подтвердила Ленка и с улыбкой добавила: - Теперь вон, в городах живут. Одна так и работает на стройке, а другая в ресторан администратором ушла.
- А кто работу самовольно бросит, тому тридцать третья статья будет всю жизнь мешать. Вместо трудовой книжки справку со статьёй выдадут за самовольное оставление работы, - добавила масла в огонь Морозова.
- Да откуда же у вас такие сведения, всезнающие вы наши?! - всплеснула руками Люда, ещё больше вытаращив глаза.
- Милочка, ты уроки законодательства учила или только с мальчиками училась гулять? - словесно треснула Люду Морозова.
   Все закатились смехом! Гаргантюкова только рот открыла. Сказать было абсолютно нечего. Основы советского права и законодательство Гаргантюкова не то, что не учила, она даже ни разу не открывала учебник.
- А как же Лёшенька? - ехидно дёрнула бровями Корачова, глядя на Сотову.
- А что Лёшенька? Причём тут это? – не поняла вопроса Сотова.
- Для Лёшеньки есть выходные и вечера, - ответила за Феньку Шахова.
- Какие вечера? - развернулась к Шаховой Варька и сузила злобные глазки: - Вечером, Шахиня, Мать учиться будет!
- Да тебе-то что до них? Чего ты-то так переживаешь? - усмехнулась Пырныгина.
    Корачову страшно заели знания Сотовой и её коронных подружек в Законах! Слишком уж грамотно они были подкованы! Заело и то, как подружки отбривали  Феньку от подколок, подчёркивая отношения с Волногородокировым! Корачёва завидовала Сотовой чёрной завистью, глядя, как её обожает Лёшка. Варька не сдержалась и, выплёскивая яд, как гадюка, безжалостно выдала Волногородокирова:
- А ты, Мать, в курсах, что Лёшенька на тебя просто спорил на полтинник?
- Что?!! – испуганно вытаращилась Фенька.
    Замерев, Ночкин внимательно следил за перепалкой, не говоря ни слова. Ведь об этом споре он тоже знал.
- Мурка, подтверди! - победно обернулась к нему Варька и добила Сотову гнилой новостью: - Лёшка просто поспорил, что правильных и строгих девочек не бывает! И пари выиграл, потому что ты оказалась самая обыкновенная...
- Мурка, это правда? - не слушая грязную тираду Корачовой и заметно побледнев, тихо спросила Фенька.
    Мурат упорно молчал, виновато глядя девчонке в потухшие глаза. Он не знал, что ей ответить. И не хотел выдавать подлость Лёшки. Ведь Сотова полюбила Лёшку всем сердцем.
    Увидев в глазах Мурата молчаливую жалость, Фенька поняла, что это правда! Корачова и Гаргантюкова злорадно смотрели на Сотову, не в силах скрыть своего ликования! Девчонки смотрели на всех по-разному. Корачова ехидно рассмеялась! Сотова не выдержала позора и побежала в корпус.
- Ну ты, Варя, и подлая же!!! – произнесла Морозова и понеслась за Фенькой: - Феня! Фенька!!!
- Не будет сильно умничать! – едко ухмыльнулась Варька.
   Чьи-то справедливость и грамотность всегда били Корачову по самолюбию. Сотова словно потрепала нервы своими выпадами в грамотных знаниях Варьке.
    Услышав такую сногсшибательную новость, возликовала и Долматина! Уж она-то никогда в жизни не забудет, как её Лёшка мордовал в раздевалке! И если бы не Ночкин, ещё неизвестно, чем бы закончился этот жестокий мордохлёст! Ходила бы сейчас Долматина косорылая!
    Обозлённая Корачова Фенькой не ограничилась. Она развернулась к Долматиной и тихо с наездом спросила:
- Ну, а ты, Долматик, что скажешь нам за свой спор?
    Долматина вопросительно вытаращилась на Варьку. Рядом сидевшие Гаргантюкова и Дубранова дружно и хищно уставились на Долматину. И Корачова язвительно напомнила:
- Танёк, уже прошло больше полгода с того момента, как ты нам обещала быть первой у нашего драгоценного Мурки! Или ты уже ничего не помнишь?
- Она только рядом с ним на лавочках сидела и лясы потачивала, - поехидничала Дубранова, поддерживая подругу.
- Радость моя, мы щедро даём тебе последнюю ночь. Не уложишь его рядом с собой сегодня, завтра же тащи сто пятьдесят рубчиков! Не то оплатишь нам всё с процентами! – весомо пригрозила Гаргантюкова.
     Долматина ошарашено молчала. Она надеялась, что этот спор подруги давным-давно забыли. Но дело приняло неприятный оборот с процентами. Спор грозил превратиться в вымогательство. Ночкин оказался ей не по зубам. Не знала Долматина, отчего так Ночкин сторонился девчонок, не забывая горько плачущего несчастного Ваньку, получив этим сильный психологический шок!
   Над лагерем опускались сумерки. С залива потянуло прохладой. Все подсели ближе к костру. Звёздочкина покосилась на Ночкина. И Мурат тут же это заметил и тихо произнёс:
- Томик, будешь коситься, окосеешь! Косоглазых не любят!
    Он спор не затевал. И не согласен с тем, чтобы его куда-то впутывали в дела Лёшки. Он неплохо сам потерпел от него. И хватило всего с лихвой! Чтобы его Лёшка погонял за болтливый язык, как Шуша, Ночкин к этому не был готов! Болтают языками только девчонки! И потом, Лёшка не Шуша! Так прижмёт, что побежишь дальше самого Китая без чемодана!
- Почему ты промолчал? – тихо спросила Тома.
- А ты думаешь, что кому-то стало бы легче? – взглянул на неё Мурат.
    Звёздочкина пожала плечом.
- Ну, тогда чего ты от меня хочешь? – произнёс Мурат и посоветовал: - Ты задай лучше Лёшке вопрос. А это не моё дело, кто к кому каким образом подкатывает.
    Потрескивал ярко горевший костёр. Воронцова задумчиво перебирала струны гитары.
- Катьк, спой чего-нибудь такое, чтобы душа развернулась и свернулась! - попросила Турфимова.
   Катька кивнула и, не останавливая игру на гитаре, тихо запела песню "Город":
- Я вдали от тебя в сине-синих туманах,
Я уехал туда, там, где сосны шумят.
Ну, а ты меня ждёшь весь в огнях и рекламах,
Бурной жизнью своей словно манишь назад.
Перестуком колёс отъезжают с перрона
Электрички твои и твои поезда.
Кто-то едет назад к шуму вновь городскому,
Ну, а кто-то спешит уезжать навсегда.
   Ночкин прислушался к словам. Катька пела, словно про его частичку жизни. Что ему больше нравилось в этой жизни, Мурат не мог определиться. Нравился и большой шумный город Ленинград, нравилась и весёлая общага, которая его приютила, нравилось всё, к чему он привязался душой. Тянуло и домой в деревню. Но в деревне не было шумной компании, которая его приняла таким, какой он есть. Здесь он словно нашёл самого себя.
- Где-то аэропорт самолёт принимает
Из какой-то страны, из далёких краёв.
Я вернусь вновь к тебе, я тебе обещаю,
Но вернуться сейчас я пока не готов.
"А я готов домой вернуться? - спросил сам семя Ночкин, слушая слова песни. - Вон, Корачова хоть сейчас готова в свою Лермонтовку слинять. А я?..."
- Здесь шумят надо мной сосны возле залива,
У костра я сижу и смотрю на закат.
Где-то в синей дали весь в рекламах красивых
Бурной жизнью своей город манит назад.
- Эх, Катюшка! Будто поёшь за всех нас, за этот лагерь, куда нас практика занесла. Надо же песня какая! И где только ты такие слова берёшь?! - с тихим восхищением произнесла Пырныгина.
   Все немедленно с ней согласились. Воронцова часто пела песни, которые брали за душу. Девчонка с улыбкой перебирала струны гитары, глядя на тающий закат. Всё было, как в её песне - и закат, и сосны, и залив, и костёр.
    В лагере засветились вдоль аллеи фонари, налаженные приехавшими электриками.
    В столовой горел свет. Взрослые устроили небольшой прощальный вечер. Дунька, отдуваясь от похвал, устала краснеть довольная с ног до головы. Недовольство было только на отбившихся от рук подопечных студентов. Вели себя, как попало, устроили пошлую пьянку с развратом, дебоширили, дерзили, халтурили и гоняли на работе лодыря, пригрели местную шпану! Да ещё не давали заниматься личной жизнью, нарушая покой письменными угрозами и шантажом! Одним словом – полный бардак!!!
   Основной заработок студентов шёл не Дуньке в карман. Это были деньги училища. Молодёжь об этом не знала. Дунька сама была ещё не в курсе, сколько получит от этой командировки премиальных. В её папке с документами об отчёте проведённой практики, лежала хвалебная бумага от директора пионерского лагеря для директора училища Антона Петровича Лазарева.
    О таком раскладе в курсе была только сама мастачка. Студентам-практикантам оставались одни дебаты.

продолжение следует---------------------