Блаженный карантин

  Господи, если бы мне сказали, что с возрастом романтика, которую по-молодости считал уделом глухих, неначитанных, отсталых стариков, на худой конец, жителей далекой деревенской окраины, воссияет по-полной, мало того, станет желанной гостьей, не поверил бы, обиделся и перестал разговаривать - только сюр, изысканная травма и завораживающий волшебной непонятностью андеграунд.

  Модерн и авангард - записки из подполья, джаз-рок и фьюжн. Не зная ничего - греков и римлян, латинян и восток, обходя стороной средневековье и схоластов, просвещение и возрождение, религию, метафизику и риторику, мы были уверены в собственном неоспоримом превосходстве, полном и окончательном - а как иначе, ведь обладатели волшебной палочки махом становятся олимпийцами.
  Спорт, музыка и физика с математикой. Плюс интеллигентская нахватанность, сарказм, пересмешничество и умение кроить блестяще-колючие фразы. Игра в бисер.
  Вывернувшийся наизнанку, обернутый в научную демагогию и книжный калейдоскопизм нигилизм, помноженный на формально отрицаемую, но реально существующую сословную спесь, творил чудеса.

  Отрицающие коммунизм и непереносящие советскую стилистику, мы были надеждой уходящий страны - интеллигентно выговаривающие чужие слова бонбастроители думали, что самое важное, не килотонны или радиация, а его величество человек-создатель.
  Остальное - страшилки, поскольку не случится ни взрыва, ни гриба, ни рухнувших городов - люди не идиоты. Поэтому, наука - то и те, кто построив теорию и проведя массу экспериментов, открыл природу явления и явил миру наглядное доказательство.

  Александр Глебович Невзоров заявил, что вторая мировая кончилась благодаря американскиому атомному проекту, точнее, двум бомбам на Японию, ибо два маленьких взрыва поставили точку на злую мысль о продолжении войны, сопротивлении или партизанщине. Каменщик, говорящий голосом Оппенгеймера.

  Накануне распределения Славка отвел меня в сторонку.

- А че, давай к нам. С батей (главным инженером очень крупного химкомбината) говорил - по первому свистку вышлет запрос. Сто двадцать плюс девяносто за звезды, семейная общага, года через три - двушка. Звания регулярно плюс аспирантура физтеха. Лет через пять будем в шоколаде - капитан, кандидатская, квартира и жучка. Снабжение по-высшему, озеро, лес, грибы. Дачу построишь.

- Слав, че делать-то будем.

- Че, че, бонбочки водородненькие. Да не все ли равно - найдешь тему по душе, я ж говорю, физтешная аспирантура - хошь лазеры, а хошь - конструкции, ползучесть или текучесть. Условия обеспечим, и бабы классные - на любой вкус.

  Все просто - отучился физматшколе, окончил полутехнический и прямиком к малышу, чай, не Америка.
  Кто хочет с академиком-диссидентом работать, Арзамас шестнадцать, желающие есть - громко и весело кричал новгородский купец на распределении. Нашлись, правда, немного.
  Действительно, чего тянуть - соглашаешься, и молочная река приоткрывает краешек кисельного берега.
  Ничего себе, выпускнички, золото бриллиантовое - как тут не взлететь, не то, что эти гуманитарии - учителя, юристы, журналисты, какая бонба - сплошной треп.

  Социальный человек. Статусы, символы и роли. Образование, профессия, должность, семейное состояние, сословное положение, имущественное владение и связи. Звания, награды и, или взыскания. Хобби, увлечения, соседи, друзья и одноклассники.
  И вдруг все к чертям - изоляция, карантин. Все за дверь, все в топку.

  Что в остатке - индивидуальность, голый человек, едва прикрытый жильем, которому уже ничего не принадлежит - социалка долой, тело могут заразить, а психология мечется между страхом и предчувствием.
  Кто он, кто я, кто мы.
  Истерические, травмированные и запуганные существа, бегущие от страшного поворота реальности, готовые поверить в любую спасительную блажь, обвиняющие и предъявляющие претензии или...

  Человек конечен, и он это знает, но не верит. Смерть - знание с отрицательной достоверностью, символ вне понимания. Только для других.
  Но ведь наш иррациональный уклад, ни что иное как попытка отвернуться от неизбежности, встречи глаза в глаза.
  Тем не менее смерть кроет своей доказанностью, и подтверждением тому страх, который мгновенно возникает там, где проступает ее лик, тень, запах.
  Риск - страх и восторг, сладость безумия в полшаге от бездны.

  Некомпьютизированная, неотцифрованная и неробототизированная реальность кое-какие риски сохраняла.
  Можно было заболеть, попасть под машину, получить удар током или нарваться на хулиганов. Упасть с лестницы, заблудиться в лесу, перевернуться на лодке, уплыть на отколовшейся льдине, в конце концов, отравиться собственноручно собранными грибами. Нарваться на грубость или измену, лишиться свободы, очутиться в бедности или нищете.
  Риски, нервы, страхи и переживания.

  Неужели, чтобы просто жить нужно иметь сердце, а лучше, целиком тело, героя.
  Уметь стрелять по-македонски, владеть самбо, складывать в уме восьмизначные цифры, Онегина наизусть и накладывать швы. Готовить, шить, стирать, починять своими руками. Короче, быть в состоянии позаботиться о себе не прибегая к посторонней помощи - в любом месте и любое время.
  Писать, музицировать, лепить, рисовать. Уметь развлекать, тренировать, напрягать и успокаивать. Владеть собой, соблюдать приличия, беречь чувство собственного достоинства, защищать честь, проявлять мужество и милосердие, схисходительность и отвагу.
  Голова пухнет.

  Любите друг друга - остальное сделает техника. Сделала - выдали управляемую реальность. Аккаунты. Любая внешность, имя, пол, статусы и место проживания. Выдумывай сколько хочешь, самое странное, тебя даже некому опровергать.
  Тысяча ролей и любая социальность. Можно хоть кем - героем, монстром, собакой, подростком или всеми сразу - черным, желтым, красным или зеленым.
Все можно, особенно в изоляции. Дерзайте, мечтайте, создавайте - нет, снова беда.
Отсутствие. Желаний и стремлений, цели и воли, разума и императивов.

  Только страх, дискомфорт и уныние. Скорей бы закончилось - спасли и вернули все на круги своя. Офис, зарплату, пятничные вечеринки, салонный треп, летнюю Турцию и новогодние распродажи - чувство уверенности в завтрашнем дне, ибо социальный человек жестко привязан к миру - убери мир, вылезет бездна - пустота и страх.
  Это и есть путь. Там, в самой глубине, по обжигающей холодом сердцевине жути пролегает путь - свой путь, подлинный, и там уже случается завтра.

  Недоукарантиненный город особенно хорош вечером. Не всяким, именно майским, тихим, когда яблоневый цвет в соку и запах черемухи заполняет полупустые аллеи городских скверов, когда катящееся за небесный горизонт светило прощальным ласковым вздохом обнимает дома, улицы и облака, когда легко и несуетно, мирно и нежно
  Предсумеречный, розовый туман, сонно покрывая пространство, делает малое фактурным, стимпанковым, нежданным - лавочки, качели и деревья выхватываются по-отдельности, объемно, в отблесках, контрастах, деталях, и тогда неказистый на достопримечательности центр заполняется картинно-провинциальным очарованием.
  Живой, ленивый, лишенный дневной суеты и машинных склок, спешащей толпы и озабоченных лиц майский Селеби годится для любой натуры - импрессионисткой, классической или романтической.

  Особенно, для последней - ведь мы все еще там, где мягкий бархат стелется под ногами, тополиный пух лежит уютным, воздушным ковром, а во дворе цветут клумбы, работают детские сады, принимают вечерних гостей беседки, а два серебряных газгольдера исправно подают огонь на старенькие кухонные плиты.
  Где вечерком на сокрытой в зарослях акации лавочке Подкорыт, ненасытно глядя в томные очи-глаза красавицы малярши, под три магнитогорских аккорда исполняет сентиментальную "прощай, прощай", а я сижу с краю и старательно, по-взрослому разминаю болгарское Слинце.