Часть первая. Двери, которые мы выбираем
Глава 1
Этой истории никогда бы не случилось, а мы бы не поняли на собственной шкуре, что значит быть робинзонами, если бы две маленькие девочки не мечтали о солнечном пляже на берегу моря в самый разгар сибирской зимы.
С самого вселения в новую квартиру в происходящем становилось все меньше понятных разуму вещей. Сложно говорить о понимании вещей, выходящих за грань обыденного, когда ты живешь в реальном мире со всеми его проблемами. Взрослые, по большому счету, кажутся реалистами, но в душе каждый из них надеется на пусть маленькое, но чудо. А вдруг начальник подобреет и повысит заработную плату, или банк, которому ежемесячно вносишь взнос за ипотеку, внезапно обанкротится, и платить не придется вовсе? Но платить приходится всегда. Иногда осознанно и своей волей, хотя и против желания, иногда за то, что вовремя не уследил за двумя, несомненно, милыми, но очень уж непоседливыми детьми, одной из которой пять лет, а другой не исполнилось и трех.
Сложно воспитывать детей, если нет собственного жилья, но даже, когда оно появляется, первоначальный восторг от этого как-то незаметно меркнет в суете дней. В нашем случае восторг от приобретения квартиры омрачался двумя вещами: необходимостью платить ипотеку и необыкновенно причудливым характером сибирской зимы. Возможно, в первом случае можно было как-то смириться, но не без содрогания смотреть на то, что вытворяет природа, было нельзя. В декабре выпало немало снега, что, конечно, хорошо, особенно, детям, но когда после затяжной ветреной оттепели грянула февральская стужа, стало совсем тоскливо. И вот тогда дети впервые заявили, что не нужно им никакой новой квартиры, а на собранные деньги можно съездить на море, причем не один раз. Но мы, как родители понимали, что вкладывать деньги нужно выгодно и с перспективой, и планы отдыха пришлось отодвинуть на очень неопределенный срок.
Не буду описывать первые дни нашего вселения. Думаю, это не столь интересно, хотя девочки были очень довольны. И как быть недовольными, когда в их распоряжении оказывается целая комната. Пусть маленькая, но своя. Кроме детской, в квартире была общая комната или зала, маленькая спальня и такая же маленькая кухня и ванна. Как говорят, вариант эконом-класса, который ежемесячно нашей семье обходился в половину моей зар-платы.
До этого мы привыкли жить в более стесненных условиях, поэтому квартира поначалу нам показалась просторной. Мебель в ней уже была, за что нужно благодарить бывших хозяев. Кстати, квартира обошлась нам ниже рыночных цен, что было связано с продавцом. Квартиру, как выморочное имущество или имущество, не имеющее собственника, продавала мэрия. Как нам объяснили, бывший хозяин квартиры пропал при загадочных обстоятельствах, а его розыск не дал результата. А поскольку наследников у пропавшего не было, квартира отошла муниципалитету, который решил продать ее нам. Вот так по воле юридического казуса мы стали обладателями трехкомнатной квартиры, а ипотечные платежи была той разумной ценой, которая пока не омрачала наше семейное счастье.
Я не случайно говорю «пока», поскольку не прошел и месяц, как началась та цепь загадочных событий, в результате которой мы и оказались на необитаемом тропическом острове. Нужно отдать должное выдержке и терпению моей жены, поскольку перспективы томительного ожидания дымка корабля за горизонтом она решила сгладить образованием и воспитанием наших детей. Пока я придавался унынию, она организовала нечто вроде маленькой школы. В итоге и мне пришлось подключаться к педагогическому процессу. А что еще делать вдали от цивилизации, на одиноком атолле посреди океане, в окружении малолетних сорванцов? Ждать, но кого? Строить плот, но куда плыть?
Все эти вопросы я вновь задаю сейчас и вспоминаю тот день, когда мы впервые обнаружили дверь, которой не должно быть.
Глава 2
Кажется, это было на второй недели после новоселья. В тот день я решил пораньше поработать за компьютером.
Спальню и залу соединял небольшой коридор. Он был пуст, поскольку никакая мебель в него бы не поместилась,. Но на этот раз он не был пустым. Я сначала не разобрал, что его перегораживает. Но подойдя ближе, увидел дверь в стене, где раньше ничего не было. Ее не могло быть здесь, но она была. Слегка приоткрытая, обычная деревянная дверь.
Дверь как бы манила заглянуть в нее. Мой сон прошел мгновенно. Шутка ли, почти неделю ходить этим коридором, но только сегодня увидеть дверь. Первой моей мыслью было, что это декорация или нехорошая шутка моих приятелей, которые до этого были у меня в гостях. Однако сейчас гостей не было, а дверь была.
Оторопь моя была недолгой. Любопытство перевесило удивление, и я осторожно приоткрыл дверь. Было темно, но я отчетливо разглядел про-странство за дверью. Там была комната. Она тонула во мраке. Были смутно видны силуэты старинной мебели, стулья, окно, завешанное темной шторой, большой шкаф. Пахло древностью и тленом. В углу стояло что-то похожее на сундук. Я ничего толком не успел разглядеть в той комнате, так как резко захлопнул дверь. Отскочил от нее, отирая холодный пот. В голове настойчиво стучала одна мысль: вот так друзья, тайно проделали дверь, когда я спал. Логично думать я в тот миг не мог, поскольку не сразу сообразил, что в трехкомнатной квартире по законам физического мира не может быть четвертной комнаты. Это только в произведениях Булгакова обычные квартиры могут приобретать поистине колоссальные размеры, и то лишь по велению потусторонних сил. Сам я в эту чушь не верил, и верить не хотел. В тот день пожалел, что не верил. А иначе как объяснить появление загадочной двери и не менее таинственной комнаты?
Задавать такой вопрос еще не проснувшейся жене было не самой удачной идеей. Это я понял, когда она дважды меня переспросила, про какую дверь я говорю.
- Поверь, она есть. Я ее только что видел. Идем, сама убедишься, - торопил я ее.
- Если это шутка, то не удачная, - парировала благоверная. Но все же пошла. И встала в ступор, когда увидела приоткрытую дверь, которую я сам же захлопнул. Почему-то про то, что я закрыл дверь, а она вновь оказалась приоткрытой, я тогда даже не подумал. Мысли были заняты другим: звонить в МЧС или в полиции? Звать соседей или звонить друзьям? В ситуации, которую я не контролировал, я сразу начинал паниковать. Жена мой паникерский настрой не одобряла, поскольку старалась действовать более решительно.
Проснулась она при увиденном также быстро, как и я. Но повела себя иначе. Зашла в комнату, поискала на стене выключатель, не нашла его. Быстро окинула взглядом помещение, затем решительно вышла, захлопнула дверь и безапелляционно заявила:
- Утром зайду к соседям, узнаю, почему они проделали дверь в нашу квартиру.
И с этим удалилась.
Мысли мои продолжали скакать по кругу: друзья, полиция, МЧС, соседи. Ну, конечно, соседи! Кто бы мог проделать дверь, причем, незаметно от нас в нашу же квартиру. За что я уважаю свою жену, так это за трезвость мысли. Зачем изобретать кучу фантастических причин, если существует самое простое объяснение. Принцип бритвы Окаммы еще никогда никого не подводил. Даже, если в трехкомнатной квартире внезапно появляется четвертая комната. «Пожалуй, с соседями стоит поговорить мне», - последнее, что я успел подумать, перед тем, как переключиться на рабочий лад.
Как тогда я ошибался! Рабочая версия о злонамеренности и безалаберности соседей-перепланировщиков была опровергнута в тот же день спустя пару часов.
Дети, не успев проснуться, понеслись по злополучному коридору на кухню. И, естественно же, наткнулись на вновь приоткрытую дверь. О том, что девочки обнаружили за дверью, я услышал по их восторженным крикам:
- Папа, мама! У нас новая детская! Ура!
С женой на месте происшествия мы оказались одновременно. И тут же убедились, что дети кричали о том, что реально видели. Окажись сейчас я рядом с динозавром из древней эпохи или летящим на самолете с зубной щеткой в руках, я бы удивился меньше. Действительно, преобразившаяся комната продемонстрировала нам наивысший предел детских мечтаний. Такой комнате, яркой, обставленной со всем шиком и вкусом, мог бы позавидовать любой ребенок. Комната чем-то напоминала детские игровые площадки в торговых центрах, только в уменьшенном варианте, поскольку пределы комнаты не могли вместить горки, игрушки, качели. Только неизменный сундук оставался без изменений и на том же месте. Пожалуй, это был единственный предмет мебели, который никогда не менял своих очертаний. Я бы даже сказал, что комната приобретала свои неординарные свойства благодаря тому, что сундук не желал в ней никак изменяться. Но думал я тогда не об этом. А о том, насколько серьезной у нас будет разговор с нашими соседями.
Пока дети осваивались в новой комнате, помешать мы им все равно не могли, поскольку состояние столбняка было более продолжительным, чем утром. Первым очнулась жена.
- Все, я иду к соседям.
Я, было, направился за ней, но детей оставлять одних не стоило, поэтому остался наблюдать за тем, как резвятся наши девочки.
Радости от их восторгов я не испытывал, поскольку логика мне подсказывала, что сделать перестановку за столь короткое время не удавалось еще ни одним строителям, пусть даже самым профессиональным. Да и зачем менять обстановку? Может, и у соседей были дети, и они решили им сделать сюрприз? Но к чему такая спешка? И как можно за такое время резко поменять в комнате обстановку? И зачем выходная дверь в нашу квартиру?
Находясь в этих раздумьях, я подошел к окну и машинально отдернул штору. И невольно зажмурился от яркого солнечного света, что резанул в глаза. Когда глаза более или менее привыкли к свету, я разглядел за окном еще более странную картину. Передом мной цвел буйным цветом яблоневый сад. Ему не было границ, а запах стоял такой одуряющий, что я невольно почувствовал себя мухой, оказавшейся в яблочном сиропе. Почему я сразу не обратил внимание на благоухание цветущего сада? Обратил, но сначала подумал, что это специально созданный в комнате запах. Пока дети не разглядели фантастический вид из окна, я задернул штору. Думать логически я уже не мог.
В итоге я решился выпроводить детей из комнаты под предлогом сбора в детский сад. Причина увести их была веской, а вот желание идти на работу таяло с каждой минутой. Но сначала я решил дождаться жены. Пришла она с плохими новостями, точнее без новостей вообще. Соседи на стук не открывали, звонок у них не работал вовсе. Других жильцов на площадке, вероятно, тоже не было дома.
Но как бы то ни было, жена придумала план действий.
- Отведешь детей, - наказала она, - а я сначала в ЖЭУ, узнаю про на-ших соседей, по крайней мере, добуду номер их телефона. Потом в мэрию, там сравню планировку квартиры, узнаю про перепланировки, если они были узаконены, а далее по обстоятельствам.
И после этого ее уже было не остановить. Я хотел ей сообщить про яблоневый сад, но под сердитым ее взглядом осекся и решил оставить эту новость на вечер. Может, и у меня к вечеру сложится какая-то картинка происходящего?
Глава 3
Рабочий день тянулся медленно, а от рутинной работы я чувствовал себя крайне отвратительно. Работать не хотелось вовсе, а возвращаться домой еще больше.
Перед тем, как зайти домой, я постучал соседям. Результат оказался нулевым.
Вечером жена поделилась результатом похода по административным инстанциям. О наших соседях в ЖЭУ, конечно же, знали. Более того, сооб-щили, что квартиру на нашей площадке по соседству с нами занимает одинокая пенсионерка, 65 лет, Клавдия Егоровна. Телефон у ней давно отключен, о ее сотовом они ничего не знают, но коммунальные услуги Клавдия Егоровна оплачивает регулярно, раз в месяц, в один и тот же день. О перепланировке в ЖЭУ ничего не знают, поскольку документы на нее не подавались. В мэрии сообщили, что квартиры в нашем доме у всех типовые, трехкомнатные или двухкомнатные. О перепланировке никто их не уведомлял.
Получается, дверь была пробита незаконно (и главное бесшумно!), а комната и вовсе подвергалась почти мгновенной трансформации. Теоретически такое возможно, но только зачем? Когда я сказал жене о яблоневом саде за окном, она почему-то мне сразу поверила, поскольку, вероятно, уже устала удивляться. Ходить и проверить отказалась, а вот детей выпроводить из комнаты поручила мне.
- Тревожно мне, - сказал она, - чувствую, не к добру это. А детей лучше в ту комнату не пускать.
Когда дети узнали о таком решении, они устроили скандал. Я их понимаю, поскольку их принудительно лишали одного из самых чудесных праздников в их жизни – иметь собственную игровую комнату. Но расстраивались они не долго, поскольку на следующее утро предел их детских мечтаний проявил по отношению к ним настоящую подлость: комната оказалась запертой. Нас это немного успокоило, но не прошли и сутки, как утром комната опять поманила слегка приоткрытой дверью.
Глава 4
Открыв дверь, я понял, что попал в мир своих тайных желаний. Взору моему открылось настоящее сокровище. Стеллажи с книгами занимали все свободное место комнаты, при этом, потолок стал значительно выше, а к каждому книжному шкафу предусмотрительно крепилась небольшая лесенка. В глубине этого богатства стоял пустой старомодный стол из красного дерева и директорское кресло. Как бы ни велико было мое желание отправиться на исследование вглубь книжного лабиринта, я не удержался от другого искушения и подошел к сундуку. Теперь мне удалось его разглядеть поближе. Был он весь какой-то потертый и облезлый, из-за чего казался очень древним, но сделанным надежно и на совесть прочно. При этом, если внимательно приглядеться, можно было увидеть чуть видимый ореол свечения. Металлическая крышка не запиралась ни на засов или замок. Искушение было столь велико, что я не удержался и открыл крышку. И обомлел. Это, действи-тельно, был сундук с сокровищами. Вернее, с одним сокровищем, но каким! На дне сундуке, без какой-либо упаковки лежал ультратонкий и очень дорогой ноутбук, стоящий на интернет-сайтах в десятки раз больше всей моей зарплаты. О таком подарке мне приходилось только мечтать, поскольку сейчас я его позволить точно не мог. Не помню, как я его взял в руки и осторожно вышел из комнаты. И тут дверь вдруг внезапно захлопывается у меня за спиной, я резко оборачиваюсь, расставляю руки, тут же понимаю, что роняю дорогую технику на пол, а потом понимаю, что падать из рук нечему, потому что они были пусты. Чудо техники, побывавшее у меня несколько секунд, так и осталось мечтой.
Привиделось ли мне это тогда? Сейчас я понимаю, что нет. Сейчас, когда я пишу строки, я доподлинно знаю, что все найденное в том сундуке, так и остается в пределах комнаты, а все вещи реальны и материальны лишь в пределах комнаты и здесь, где волею случая мы оказались. Обладать материальным предметом можно только находясь в комнате, за ее пределами предмет исчезает, а попытки его выпихнуть или вытолкнуть их комнаты, оборачиваются сильным головокружением и кратковременной потерей памяти, после чего оказываешься в пределах квартиры, с пустыми руками.
Каких только богатств не оказывалось в том сундуке, но они ничего не значили за пределами комнаты, поскольку не давали никакой власти над предметами и испарялись как дым. И еще сейчас я понимаю, что в сундуке оказывались не случайные вещи, а именно те, какими хотелось владеть в данный момент, но не получалось по разным причинам. Дорогая косметика или редкие книги, детские игрушки или старинные монеты – все могло лежать в сундуке, но лишь в одном экземпляре. К сожалению, никаких нематериальных желаний сундук не исполнял.
Наши эксперименты с сундуком продолжались чуть больше недели, потом желание открывать его пропало, но не у детей, в отношении которых нам пришлось принимать более строгие меры. Причем, не только из-за манипуляций с сундуком. Но незадолго до этого произошло еще несколько событий, которые подвинули нас на самые крайние меры.
Глава 5
Первым событием было явление в нашей квартире одной общей знакомой. Не буду называть ее имени, поскольку это не важно. Важно другое. Моей жене не терпелось показать наше четырехмерное чудо кому-либо. Действовали без предисловий, объяснений, поспешно, поскольку важна была реакция незаинтересованного человека. Конечно, наша знакомая знала, сколько комнат в нашей квартире, но когда мы показали дверь в загадочную комнату, убедить ее в истинном числе комнат так и не удалось. Да, она увидела приоткрытую дверь, и любопытство заставило ее заглянуть внутрь. И сказать при этом только одну фразу, которая мгновенно поставила нас в тупик. Этой фразой было: «О, какой чудный маленький чулан! Сами сделали?».
Нам было интересно, как отреагируют гости на наше пребывание в комнате. Выяснилось, что, поскольку они не видели и самой комнаты, не видели гости и нахождение кого-либо из нас в комнате. Гостям казалось, что мы пребываем в обычной обстановке: мы находились в квартире, а девочки играли в детской, причем, девочки даже реагировали, если кто-то обращался к ним и даже заговаривали с гостями.
Эксперимент с комнатой был повторен неоднократно как на знакомых и родственниках с моей стороны и со стороны жены, сослуживцах и просто знакомых. Я записал тогда все варианты того, что ими было увидено. Так, вот примерно в 40% случаях они видели за дверью чулан или кладовку, 30% видели за дверью просто стену и недоумевали, зачем мы к стене присобачили такую красивую дверь, остальные 30% видели то полки под домашние заготовки, то книжные полки, а один человек не смог и дверь разглядеть.
Итак, мы убедились, что видеть комнату можем только мы и наши дети. Мы не жалели, что провели такой эксперимент, поскольку и меня и у моей жены не раз появлялась мысль пригласить кого-нибудь из средств массовой информации или представителей мэрии или полиции, но, проделав несколько экспериментов на гостях, мы дали зарок молчания. Конечно, девочки этой тактики не придерживались, но кто поверит в их возрасте о существовании многоликой комнаты и волшебного сундука.
Вторым событием стало долгожданное явление нашей соседки. К тому времени мы уже свыклись с мыслью о существовании загадочной комнаты. Как все же быстро привыкает человек к чудесам и уже перестает считать это чудом, если чудо постоянно рядом и не меняет своих чудесных свойств. У меня даже родилось несколько гипотез о происхождении комнаты. Но лишь разговор со знающим человеком помог бы мне разобраться с той псевдонаучной ерундой, которую я каждый вечер излагал своей терпеливой супруге. И таким человеком стала наша соседка, Клавдия Егоровна.
Явление Клавдии Егоровны произошло на почте, где ее наблюдало несколько редких в дневное время посетителей, включая мою жену. Но для остальных посетителей оно не представляло интереса, а вот моей супруге явление соседки было сродни чуду. О том, что перед ней Клавдия Егоровна, она поняла из паспортных данных, которые Клавдия Егоровна предоставила оператору – моей супруге. Решительная, как и всегда, моя супруга, отринув профессиональный долг, завела личный разговор с посетительницей и сообщила, что ее появления она ожидала долго, но встретиться никак не получалось, поскольку она, ее новая соседка, желает с ней поговорить на одну животрепещущую тему, связанную с планировкой смежных квартир. К удивлению супруги, Клавдия Егоровна легко согласилась на такую встречу и сообщила, что сама долго ищет возможности познакомиться с новыми соседями, но ввиду некоторых обстоятельств знакомство было отложено. В итоге они договорились о встрече. На эту встречу семейным советом решено было делегировать меня.
Третьим событием, переменившим наши представления о текущей ситуации, стало мое явление Клавдии Егоровне в оговоренное время.
Глава 6
Клавдия Егоровна, не по возрасту стройная, интеллигентного вида женщина, встретила меня благосклонно. От нее не укрылся мой взгляд в сторону общей залы, соединенной с кухней, где мы находились, узким коридором. Усмешкой проводила она мой растерянный взгляд, поскольку было чему растеряться: вход в коридор бы закрыт дверью. Нет нужды говорить о зеркальной планировке в смежных квартирах на одной площадке.
- Вас, наверное, интересует, существует ли за дверью та самая комната? – Старушка была столь же решительно настроена, что и моя супруга. - Поверьте, она там есть. Всего лишь предосторожность от случайных посетителей. Было бы странно, если они бы обнаружили дверь, ведущую в никуда.
- Но почему вы решили, что я пришел ради этого?
- Я вижу растерянность и страх в ваших глазах, молодой человек. Вы боитесь признаться в этом кому-либо, даже мне. Но мне можете довериться. Я ведь вас и пригласила к себе, чтобы предупредить.
- Предупредить о чем?
- С этой комнатой шутки плохи, молодой человек. Поверьте моему опыту. Прежние жильцы вашей квартиры сгинули без вести, о чем вы, наверное, уже в курсе. Так, вот, их сгубила комната. Как, не знаю, но могу предположить.
И далее старушка поведала мне занимательную историю. Оказывается, таких загадочных «комнат в никуда» в нашем доме было все лишь две: у нас и нашей соседки. О причине появления странных комнат старушка ничего не знала, знала, что эти комнаты существовали с самого первого вселения жильцов в злополучные квартиры, но она также знала наверняка, что задерживаться в комнате или оставаться ночевать в ней не стоило, поскольку с новой сменой обстановки все живое в предыдущем варианте комнаты исчезало. Например, как-то в комнате остался ее кот, на утро, когда комната вновь изменилась, кота уже в ней не было. С предыдущими хозяевами нашей квартиры произошло нечто подобное. Бывший ее хозяин отличался нездоровой страстью к выпивке. Не стоило труда догадаться, что каждый день он находил на дне заветного сундука. Однажды он бесследно исчез, но старушка наверняка предполагает, что выпивоха оказался примерно в том же месте, куда забросила судьба ее кота, то есть в нигде.
- Можете, называть это явление, как вам угодно – пространственный туннель или пространственно-временной перенос, - объясняла старушка.- Дело не в названии, а в том, что каждый из живущих в квартире, а только им открывается комната, желает в ней увидеть. Она являет желанный облик любому избранному, которому открывается. И если вы страстно желаете оказаться, например, в Риме или Париже, поверьте, вы там и окажитесь, и увидите собор Святого Петра или Эйфелеву башню из окна комнаты. Но остерегайтесь надолго в ней оставаться, поскольку изменение облика комнаты отправит вас в то месте, откуда уже нет возврата. Я знаю, у вас есть дети. Чудные малышки. Все дети любопытны, а комната дает им шанс проявить свою фантазию на деле. Будьте с ними предельно осторожны.
Также старушка рассказала, что неоднократно пыталась продемонстрировать свойства комнаты и представителям власти и своим знакомым, но ничего толкового из этой затеи не вышло, поскольку комната не желала показывать себя никому другому, кроме жильцов квартиры. Так, за старушкой закрепилось нелестное прозвище старушки со странностями. К такому положению Клавдия Егоровна давно привыкла и долгими вечерами развлекалась, любуясь разными видами комнаты. Но ни разу не решалась задержаться в ней или остаться на ночь. Сундука в ее комнате не было, но был комод, в котором хранились порой вещи из самых разных эпох, что неудивительно, поскольку Клавдия Егоровна была историком по образованию и заядлым коллекционером. Так и проводила она свои одинокие дни, поскольку близких родственников у нее не было. Единственным страстным желанием ее было оградить своих соседей от рокового шага. Выполняя этот долг, она закончила словами:
- Не пытайтесь сами разгадать тайну этой комнаты. Ни к чему это не приведет. Вам мой совет: уезжайте отсюда. Я беспокоюсь не о вас, а о ваших детях.
На эти слова мне возразить было нечего, поскольку как раз съехать мы не могли при всем большом желании. Продать ипотечную квартиру мы не могли из-за ограничений, наложенных органом опеки, а альтернативного варианта жилья у нас не было. Податься к родственникам или друзьям было не лучшей идеей, поскольку нас бы не поняли ни те ни другие. Зачем куда-то съезжать, если есть своя квартира?
Вернулся домой я понурый. Было от чего грустить: тайна комнаты так и не разгадана, слова соседки только больше напугали меня, а вот жена на это заявила следующее:
- Если мы не может оградить себя от проникновения в комнату, нужно просто заблокировать в нее вход.
Так и поступили: придвинули к двери платяной шкаф, отчего в коридоре стало совсем тесно. Но идея с платяным шкафом оказалась проигрышной. На следующее утро дверь появилась, так же слегка приоткрытая, но чуть в стороне от шкафа.
Запретить детям заходить в комнату было бы, наверное, лучшим выходом из тупиковой ситуации, но разве можно детям запретить то, к чему их так страстно тянет?
Обстановка в комнате менялась с неопределенным промежутком. Порой обстановка оставалась неизменной в течение недели, иногда смена происходила в течение дня несколько раз подряд, отчего наши страхи только росли. Когда наступила весна, нервы у жены не выдержали, и она объявила, что завтра мы съезжаем отсюда, пока временно, а там видно будет. Куда мы поедем, она пока не знала, но настрой у нее был очень решительный, что, конечно, сказалось на поведении девочек, которые никуда уезжать не собирались, а заявили, что будут играть в комнате, и у них есть собственные планы. Решение уехать было принято, хотя и не совсем единогласно, но следующим утром мы оказались вовсе не там, куда планировали попасть изначально.
Глава 7
Сейчас я вспоминаю то роковое утро и удивляюсь, насколько быстро происходили события. Вечерние сборы к отъезду проходили в спешке, но все равно пришлось лечь спасть поздно. Дети, проснувшиеся раньше нас, оповестили мир об очередном открытии. И это открытие как окрыляло, так и пугало. Дети кричали о море и солнце. Их желание наконец-то сбылось и после опостылевшей зимы к детям вернулось летнее настроение. Я это понял, когда вошел, вернее, вбежал в комнату.
И застыл на пороге от самого неожиданного вида, который когда-либо открывался в злополучной комнате. Удивлял не сам ее вид. Как раз комната и не представляла из себя ничего примечательного. Неизменный кованый сундук на прежнем месте и голые крашенные белые стены – вот и все спартанское убранство комнаты. Но она вся от пола до потолка была озарена светом тропического солнца. Солнечный свет вырывался из широкого панорамного окна, стеклянных дверей веранды, которые так и манили открыть их и бежать навстречу солнцу и море. Море было рядом. Оно шумно дышало, как бы с одобрением приглашая окунуться в свои лазурные воды, а затем, вырвавшись из них, расстелиться на белом песчаном пляже. Тропическая зелень дополняла палитру до рези отчетливыми красками мира. Этот мир казался более реальным, чем заснеженный и серый сибирский город. В нем была первобытная свежесть и природная сила, которая в нашем веке уже недоступна.
Сколько мы втроем стояли у широкого окна, я не помню. Кажется, прошла вечность. Но у вечности есть свой предел. И этим пределом был крик жены. Подобно смерчу она влетела в комнату и что-то кричала, вероятно, чтобы мы вернулись немедленно назад. Слышали мы ее? Ее крик казался таким жалким на фоне представшего перед нами вида моря и солнца. Но ее крик все же возымел свое действие. Дети, словно пружины, сорвались с места и слетели с веранды, как легкие воздушные шары. Вслед за ними сорвались и мы. Догнав их и взяв в охапку, сопротивляющихся я понес их назад в комнату. Но когда мы вернулись назад, случилось то, что мы неосознанно боялись. Когда в комнату ворвалась жена, дверь была открыта настежь. Теперь она была не просто закрытой.
На том месте, где должна была находиться дверь, белоснежной краской в лучах полуденного солнца сияла голая стена. Двери не было. Помнится, я обшарил в стене все уголки, отколупал до самого основания стены всю штукатурку, даже оторвал плинтус, но все тщетно. Дверь упорно не желала появляться.
Отчаяние ударило сразу, словно мешком с цементом по голове. Лишь дети пока не понимали, что произошло, а когда поняли, что назад хода нет, кажется, даже и не опечалились вовсе, а глубоко задумались.
Что нам оставалось делать в такой ситуации? Биться головой о стену? Кричать и звать на помощь? Последний вариант был опробован, но уже вне предела комнаты.
С берега комната представлялась маленьким домиком с небольшой верандой. Обойдя его вокруг, мы не обнаружили никаких следов от прежней квартиры, а также следов пребывания других людей. Позже мы в этом окончательно убедились, когда поняли, что судьба нас забросила на крошечный необитаемый остров посредине бескрайнего океана.
Последним актом отчаяния стала просьба детей дать какой-нибудь еды. У нас ничего не было, никаких вещей. И когда я вспомнил о сундуке, голод стал настойчиво преследовать всех четверых. Открывая крышку сундука, я ожидал увидеть в нем что угодно, но не сумку со свежими овощами, хлебом и еще чем-то съедобным.
Впоследствии сундук стал давать нам все, в чем мы нуждались: еду, воду, одежду, игрушки для детей, а когда жена загорелась обучать детей, в нем появились учебники и принадлежности для рисования и письма. При этом, вещи не исчезали, как было раньше, если их занести в квартиру, а продолжали служить нам на острове за пределами комнаты. Нужно признать, что без сундука мы бы не выжили. Но чего стоит такое выживание, если понимаешь, что будущего у нас нет.
Сейчас, когда я пишу эти строки, передо мной лежат детали несобранного радиопередатчика и инструкция по его сборке. Рядом лежит пустая бутылка из-под пива и записка, которую и приготовил для долгого плавания. Я долго думал о том, как еще оповестить о нас миру. От сборки плота я отказался сразу, когда понял, что сундук из комнаты не вынести, поскольку с комнатой они составляют единое целое. Я осознаю девственную красоту этого мира и острова, которые нас принял. И если мы одни в этом мире, то и с нашим уходом, исчезнет сам род человеческий. А если есть люди, покинем ли мы этот остров? Я не загадываю далеко вперед, но, думаю, когда-нибудь найдутся ответы на все эти вопросы…
;
Часть вторая. Двери, которые нас выбирают
Глава 1
Самая яркая звезда на небосклоне тревожно замигала и по молочной реке плавно поплыла к краю окоема. За ней, словно играя в догонялки, сорвалась ее соседка – менее яркая звездочка. Затем все звезды, сиявшие в зените , словно по незримой указке небесного дирижера, каскадом низринулись к глади океанских вод. В то же мгновение ночное небо зарябило и расцветилось мириадами всполохов от падающих звезд. Вслед за ними другие звезды выплывали из точки надира , взмывали вверх, чтобы достигнув зенита, тут же обрушиться в пучину океана.
Звездное круговращение действовало на меня гипнотически. Голова сильно кружилась от цветовых бликов и ярких вспышек. Мне нужно было срочно развеяться.
Знакомой тропой мимо пальмовой рощи, стараясь не таращиться на небо, я прошел к окраине пляжа. Там в замаскированном от детей тайнике хранились самые ценные для меня вещи: приборы наблюдения, так и не заработавший радиоприемник, инструменты и иная мелочь, и самое важное - дневник наблюдения, который я старался вести ежедневно с самого первого дня пребывания на острове. Сегодня мне была нужна только одна вещь – стетоскоп.
Уважаемый читатель, наверное, поинтересуется, зачем на необитаемом острове мне понадобился стетоскоп? Не буду утомлять долгим предисловием. Скажу кратко – не мы выбирали этот остров, скорее он выбрал всех нас. Волей случая мы стали свидетелями необычных метаморфоз с пространством и временем. Ставкой в игре неведомых нам сил стало наше заточение на необитаемом тропическом острове. Открыть дорогу сюда помогла нам таинственная комната, дверь в которую появилась в обычной четырехкомнатной квартире. Эта дверь однажды открылась и привела нас в мир бесконечного солнца и бескрайнего океана, открылась единожды, чтобы закрыться надолго.
Около года мы не можем выбраться с этого острова. Полагаю, что мы единственные обитатели этого странного мира – я, моя супруга и две девочки, которым уже исполнилось 4 и 6 лет соответственно.
В течение года я искал разные способы выбраться с этого острова. Все усилия были тщетными: радиоэфир молчал, облет дрона не показал ни единого клочка суши в радиусе сотни миль, строительство плота пришлось отложить из-за перспективности плавания в неизвестность.
Читатель, вероятно, удивится тому, откуда на заброшенном в океане острове могли оказаться новинки технической мысли XXI века? Все дело в сундуке, который мы обнаружили в комнате. Он стал источником появления тех предметов, которые материализовались, лишь стоило сильно подумать о них. Так я обзавелся ценными инструментами и приборами, которые несколько прояснили то, где мы оказались.
Изучая положение местного светила, я выяснил, что остров лежит на линии экватора, поскольку длина светового дня всегда составляла 12 часов, а солнце всходит и садится в одно и то же время. Это было очень удобно для отслеживания времени.
Периодичность погодных условий в пределах острова поражала своей точностью, как ход метронома. Дожди случались аккуратно по средам и пятницам в одно и то же время суток и всегда проливались обильно и тепло. Ежемесячно остров сотрясался в лихорадке шторма. Шторм мы трусливо пересиживали за защитой с виду непрочных стен нашего домика, а наутро радовались возвращению тепла и солнца. Дети же радовались находкам, которые океан выплескивал из своих бездн.
За год на острове произошло два землетрясения. Во время первого остров вдруг подпрыгнул вместе с пальмами, домиком и всем остальным островным имуществом и вспучился горой - вулканом. У его подножия щедро забили гейзеры, воду которых мы использовали на купание и бытовые нужды. В результате второго землетрясения от острова откололся кусок суши и вместе с кокосовой пальмой величественно отплыл в неизвестном направлении. Вероятно, в поисках менее удачливых робинзонов.
Но самыми удивительными и необъяснимыми были виды ночного неба. Я здесь не случайно поставил множественное число, поскольку нет и не было ничего более изменчивого и непостоянного в приютившем нас мире, чем виды звездного неба. Вслед за Кантом я готов повторять множество раз, что душу мою каждую ночь наполняло сильное удивление – звездное небо над головой. Что же касается морального закона во мне, то он пока молчал, поскольку я никогда не понимал и сейчас не понимаю, что люди подразумевают под таким понятием, как совесть. Мне кажется, вся мораль выдумана такими философами, как Кант, поскольку в природе нет ничего общего с теми неуклюжими костылями морали, которыми обзавелся человек. Не подумайте, я ни циник и ценю все самое лучшее, что может открыться в человеческой душе. Но когда я взираю на звездное небо над островом, я вмиг забываю о существовании человека, его морали, бесконечных вопросах о смысле добра и зла. И еще я перестаю верить в постоянство законов природы.
Вы только на миг представьте себе ночное небо - столь же переменчивое и непостоянное, как ветер или движение волн. Еще со школы я знал о движении звезд из-за вращения Земли вокруг солнца, но я не знал, что есть миры, в котором звезды могут двигаться с такой скоростью. И не только быстро двигаться, но и выделывать виртуозные и акробатические трюки: собираться в невероятно красивые скопления, свиваться в спирали, замирать в одной точке и вмиг, как мальки на мелководье, разлетаться во все стороны. Не только звезды отличались непостоянством. Число лун каждую ночь было трудно предугадать. Могла светить одна луна. Луны не могло быть вовсе, а могло оказаться на небе сразу несколько маленьких лун. Иногда в небе возникали феерические всполохи и свечения, чем-то напоминающие северное сияние.
Взирая на виды звездного неба, мне всегда казалось, что мир, в котором мы очутились, был кем-то искусственно создан и словно стремительно мчался через огромное число вселенных, отчего рисунок звездного неба был столь изменчив. При этом, я всегда удивлялся постоянству дневного светила, поскольку я не мог представить того, что случилось бы с этим миром, с островом, океаном, всеми нами, если бы вдруг утром взошло не обычное солнце, а, скажем, красный гигант или, еще хуже, в центре планетной системы вдруг поселилась злобная нейтронная звезда. Думаю, наше существование было столь же кратким, каким краткими являются первые робкие лучи всплывающего шара солнца на заре.
Детям звездные представления доставляли огромное удовольствие. Порой танцы небесных тел их так зачаровывали, что они не спали всю ночь и заворожено глазели на чудные небеса.
Вы, наверное, подумаете, что наше пребывание на острове было похоже на идиллию? Спешу вас разочаровать, поскольку нет ничего более утомительного, чем находится в состоянии перманентного отдыха. Столь продолжительный отдых нас расслабил не по причине приятного во всех отношениях климата, а из-за того, что трудиться не было необходимости. Ведь сундук исправно продолжал поставлять нам все необходимое для жизни. От скуки я пытался что-то мастерить. Но из-за отсутствия необходимых навыков ничего более годного, чем покосившееся и готовое мгновенно рухнуть бунгало, у меня не выстроилось. Как-то на другой стороне острова я набрел на стадо диких коз и попытался их приучить, но беготня неугомонных девочек и моя неуклюжесть распугали коз окончательно. Теперь ближе, чем на ружейный выстрел они к нам не приближались и в дикой своей первобытности продолжали безмятежно и легко скакать по невероятно крутым скалам и отрогам маленького вулкана – детищу первого землетрясения.
Времяпрепровождение наших деток отличалось завидным постоянством. Бесконечные игры на берегу моря, ежедневные занятия с матерью под сенью кокосовых пальм, иногда прогулки вглубь острова в сопровождении кого-либо из взрослых. А ночью - бдение возле костра, молчаливое наблюдение за звездами под мои рассказы или рассказы моей супруги.
Своей супруге в одну из таких ночей я высказал одну идею. Я долго думал о том, что будет с нами, если мы тут останемся тут навечно. И было бы неплохо в таких идеальных условиях на острове, где хищников и дикарей не было в помине, основать колонию. Все необходимое у нас с женой имелось. Все это я красочно высказал своей супруге. Она долго молчала, потом безапелляционно заявила, что если у меня и есть острое желание стать патриархом новых людей, то у нее такого желания никогда не возникало, не возникнет и даже думать и говорить об этом она не собирается.
- А если тебе захочется женской ласки, - сказал она напоследок, - иди к сундуку и проси у него противозачаточное средство.
И с этим обиженно удалилась.
Больше месяца супруга со мной не желала разговаривать. Как раз этот месяц я и посвятил строительству бунгало.
И так бы безмятежно, не в обременительном трудом темпе жизни и продолжалась бы наша робинзонада, если в одно из посещений комнаты, я не услышал тихие шорохи и скрипы за стеной, как раз в том месте, где ранее была дверь. Они раздавались не снаружи, поскольку снаружи ничего, кроме камней и песка, не было, а как бы изнутри. Словно кто-то незримый и бесконечно далекий скребся за пределами нашего времени и пространства, пытаясь добраться до солнечного острова. Может, это был пропавший кот нашей соседки? Или первый хозяин нашей квартиры – отчаявшийся вернуться назад алкоголик - соскребал этикетку с очередной бутылки? Так или иначе, эти шорохи будили давно погребенные во мне надежды и рождали новые страхи. А вдруг это послание с той стороны? Или…
- Скорее всего, в деревянной части стены завелись муравьи, - предположила моя благоверная.
- А если когда-нибудь дверь все-таки откроется?
- Вот когда откроется, тогда и будем думать.
Но я не разделял мнения своей жены и решил каждую ночь дежурить в комнате. Мои дежурства были как-то вознаграждены. Уже почти засыпая, на самом дальнем пороге чувствительности слуха я явственно услышал чей-то голос. Голос был женский и очень чем-то недовольный. Ему вторил бубнящий мужской голос. Как бы я не старался прислушаться и понять, о чем говорили незримые собеседники, ничего разобрать не мог. В домах с прочными стенами, не с теми картонными стенами, за которыми все кажется еще более громче, чем в своей комнате, иногда можно услышать, как соседи о чем-то сплетничают, бубнят, ссорятся или ищут ласки. Но ничего конкретного вы не услышите. То же ощущение далекости и отдаленности говорящих было и здесь.
Мне тогда казалось очень важным услышать то, о чем говорят за стеной. Не подумайте, я не сторонник подслушивать чужие разговоры, но в нашей ситуации то, что я мог услышать за стеной, могло иметь решающее значение. Вдруг я узнаю, как нам выбраться с этого острова? Или где искать очередную дверь? Или как открыть в стене новую дверь?
Вот, собственно, для этого мне и понадобился стетоскоп.
Глава 2
Вооружившись стетоскопом, я принялся слушать. Поначалу ничего не было слышно, потом звуки как бы накатили, как набежавшая на берег волна. И я услышал. Кто-то вздохнул, скрипнул стул, что-то зашуршало и запищало. Сквозь треск помех я услышал, как женский голос тихо и грустно произнес:
- Сколько уже прошло времени? День? Два? И где результат?
Ему ответил сочный и приятный мужской бас:
- Дорогая, стоить ли так переживать? Не ты ли открыла темпоральный перенос и связала его воедино с волновой структурой мозга? Пустое. Забудь. Эксперимент нужно продолжать.
- Я каждый день экспериментирую. Я уже не помню, когда была на свежем воздухе. А ты все торопишь и ждешь результатов. Понимаешь ли ты, что результатов может не быть еще очень долго. Может, год, а, может, и никогда вовсе.
- Все равно я считаю, что эксперимент нельзя прерывать. У нас уже есть определенные результаты. Что там у нас получилось в прошлый раз?
- Бублик с дыркой у нас получился, - женский голос стал более раздражительным и грубым. – Все что, оказалось в пределах поля, пропадает в неизвестном направлении. Как вода в сухой песок. Куча энергии и все коту под хвост. Это настоящий провал. А кто будет отчитываться за перерасход энергии перед советом? Ты? Или твой бесполезный помощник с внешностью крысы?
- Дорогая, тебе и, правда, нужен отдых. Завтра же немедленно отправляйтесь на остров, расслабься под танцующими звездами. Я распоряжусь.
- Не нужен мне никакой отдых. Пока не будет более или менее понятного результата, я продолжу эксперимент. И не думай меня отговаривать. Эксперимент должен продолжаться.
Дальше я слушать не стал. Отложил в сторону стетоскоп, устало прислонился спиной к стене. Долго смотрел в окно на остров под небом с танцующими звездами. А ничего, что мы все здесь лишь жертва научного эксперимента? Запланированного, незавершенного, странного и пугающего эксперимента. Ведь могли бы для начала и нас спросить. С этими мыслями я провалился в тревожный без сновидений сон. А наутро, проснувшись, я увидел в стене открытую дверь…
Глава 3
Ее движения были судорожными, неловкими, пальцы никак не хотели слушаться. В раздражении она бросила на пол баул и из него посыпались детские тетрадки, пустые раковины и цветные камешки. Она, наконец, не выдержала:
- Так и будешь стоять столбом? Помоги мне.
- Зачем ты все это берешь?
- Неужели ты не понимаешь? Это память. Память об этом проклятом острове.
- Так, оставь память в голове, а не в вещах.
- Не учи меня. Свои записи ты все-таки забрал.
- Но это, действительно, память.
Дети испуганно жались за матерью, переминались с ноги на ногу.
- Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? - спросил я.
- И кого же?
- Маму Дядя Федорова из мультика про Простоквашино.
- У меня такая маленькая грудь?
- Причем здесь грудь? На курорт она поехала с условием, что износит все выходные платья и после приедет в Простоквашино.
- А я здесь причем?
- У тебя закончились все платья. И вместе с ними терпение. Нет никакой необходимости все это брать с собой.
- Я хочу это взять и поэтому возьму.
- А ты уверена, что мы попадем в наш привычный мир?
- А куда мы, по-твоему, попадем?
- В лабораторию, например.
- Ты издеваешься.
И она устало уселась на баул. Затем, что-то верно вспомнив, встала, подошла к сундуку, открыла крышку. Вытащив пучок сена, удивленно произнесла:
- А это зачем? Кому это может пригодиться?
- Козе или корове, наверное, - робко предположила старшая девочка.
- Мне это уже надоело, - решительно высказалась супруга, отбросив пучок сена. - Мы уже битый час торчим возле двери и никак не решимся, что с собой взять.
- Ты, не права, дорогая. Дело не в вещах. Дело в нас. Мы просто боимся переступить порог. Вот и топчемся, ссоримся зря, детей только пугаем.
- Вот и покажи пример, доблестный ты мой. Твоя мужественная спина будем нам ориентиром.
Я не стал слушать ее насмешки и шагнул за порог.
И погрузился в темноту. Резко запахло гуталином и какой-то смазкой. Может, тут кот Матроскин держит свой запас гуталина? На всякий случай. И еще где-то на гране слуха до меня донеслись рубящие звуки, словно кто-то колол дрова.
- Здесь темно, - предупредил я. - Осторожно ступайте.
Сопение и шорохи за моей спиной подсказали мне, что жена все же решилась. Интересно, оставила ли она свой баул?
Сделав несколько неуверенных в полной темноте шагов, я неожиданно наткнулся на какие-то палки, что-то опрокинул и свернул. И тут лавиной на меня обрушилось что-то похожее на… Лыжи! Погребенный под их лавиной, я ощупывал лыжные крепления, высвобождал из-под себя лыжные палки, отгребал ботинки. Кое-как освободившись от груза лыж, я все-таки сумел добраться до включателя. Резкий свет явил нам место, куда мы попали. Это был длинный коридор, по стенам которого в ряд крепились лыжи разных размеров и мастей. А в конце коридора находилась хлипкая на вид дверь. Такие двери, помнится, были в нашей школе. В одном из кладовых физрук устроил помещение для хранения зимнего спортинвентаря. Точно такая же дверь и точно такие же лыжи, какие мы видели сейчас, были в моем далеком школьном детстве.
- Но это не наша квартира, - удивленно произнесла жена.
- И не лаборатория, - добавил я.
Втроем мы вплотную подошли к следующей двери.
Я толкнул дверь, и она легко поддалась. Вид при этом открывался ностальгический. Залитый ярким весенним солнцем длинный школьный коридор, непривычно тихий без осиного гула детских голосов, заканчивался завалом школьной мебели. Заготовкой дров из остатков этой мебели занимался по пояс голый в короткой тунике и кожаных сандалиях верзила. Именно этот рубящий звук мы и слышали в лыжной комнате. Верзила ловко крошил школьное имущество прямым, как длинный нож, мечом, нисколько не обращая на нас внимание. О том, что солнце весеннее, я догадался по подтаявшим сугробам, высившимся за широким окном.
Верзила в коридоре был не один. Вдоль стеночки в ряд теснились скамьи. К одной из них приклеился дед, рядом с дверью с устрашающей надписью «Осторожно порошок!» .
Дальнейшее наше движение было подобно прокладке морского пути во льдах. Я пер ледоколом, за мной плыла баржа – моя жена, а в ее кильватере струились наши дочурки. Кстати, баула у нее с собой не было.
Дед намертво прирос к скамейке и при нашем приближении даже не пошевелился. В водянистых глазах его тоска плескалась невероятная. Сам он был весь какой-то высушенный, словно выпиленный тупой ножовкой кусок столь же древнего, как он сам, поеденного муравьями дерева. Лысую его макушку венчала полинялая кожаная кепка. Руки его нервно теребили какой-то свиток, а у ног его примостилась коза. Да-да, самая обыкновенная белая коза. Коза была настроена воинственно: трясла бородой и перебирала маленькими аккуратными копытцами. Вероятно, мечтала о корриде или на худой конец о клочке сена.
Козе мы не понравились сразу и, понимая это, старались держаться поодаль от ее опасно опущенных рогов.
- Здорово, дед, - поприветствовал я деда, - не скажешь, где это мы?
- А ты разве не видишь, школа энто, - ответил дед, понемногу оживляясь.
- Странная школа, - удивился я. - Ни детей, ни уроков, лишь мужик какой-то в капусту парты рубит.
- По делу рубит. Ему однополчан обогреть надобно. Канун марта на дворе, а солдатики с югов, без зимней одежи, околели совсем, а на улице лютый холод по ночам.
- А что же они в школу не идут греться?
- Дак, кто их пустит легивоном? Нельзя им в школу, только порознь.
- Понятно, легион, значит.
- А вы по делу или так, слоняетесь? – поинтересовался дед. – Деток в школу что-ль пришли записывать?
- Нет, дед. Куда им. Малы еще. Ты лучше скажи, что это за место? Ведь не школа?
- А догадливый. С виду школа, а на самом деле черт знает что.
- А ты что пришел сюда - по делу или так послоняться?
- Иш шо удумал – слоняться. Дело у меня оченно важное.
- И какое же дело?
- Справку мне надобно.
- А справка тебе зачем?
- Да, что здоровый я. Не заразный. Требуют, а взять-то негде.
- Как негде? Такие справки в поликлинике обычно выписывают. Идете в поликлинику, и вам ее выпишут. После того, как анализы сдадите.
- Да закрыты все поликлиники, куда идти-то…
- А с чего закрыты?
- На энтот, как его, курантин закрыты.
- Карантин?
- Ну да, я и говорю, курантин.
- А что у вас чем-то заразным болеют?
- Еще как. Полмира слегли. От вируса, коровьего.
- Коровьего вируса? Им что коровы болеют?
- Ну, ты сказал, коровы. Люди болеют.
- А почему коровий?
- А потому что змей жрать не надо было кое-кому.
- Там, значит, вирус змеиный?
- Да, нет. Говорят, им мыши крылатые болеют.
- А мыши-то причем?
- А при том. Глупый ты человек. Природу не знаешь. Мыши крылатые болеют. Змеи жрут мышей и тоже начинают болеть. А змей, что ему пусто было, человек стал жрать. С голодухи. И тоже заболел. А потом и других позаражал. Вот и ввели везде курантин. Даже в больницах. Старикам сказали, дома сидеть, потому как к старикам коровий вирус липнет как муха к варенью. А потом приходят эти, космонавты из раборатории, и справку требуют, что ты не больной. А где я справки возьму, если больницы позакрывали на курантин? Вот и сижу тута уже с утра самого.
- Что здесь только справки дают? Без анализов?
- Да, нет, справка у меня есть. Печати на ней нужной нема. Вот и пришлось вдругоряд переться сюда, чтобы печать шлепнули.
- А что сразу не шлепнули?
- Дак, шлепнули, да не ту.
- А какую?
И дед показал печать. Собственно, и не печать это была вовсе, а оттиск лошадиной подковы на папирусном свитке. Хорошо, что не козьего копытца.
- А на козу справку не требуют?
- А это зачем?
- Что не заразная, больная каким-нибудь козьим вирусом.
Дед задумался.
- Надо будет и на козу справку попросить. А вдруг потребуют. Спасибо тебе за совет, мил человек.
- Только печать не забудьте, чтобы шлепнули.
- Дак, ученый я уже, не забуду.
- Ну, бывай, дед.
После того, как дед и коза скрылись за дверью, жена спросила:
- Не находишь странным его рассказ о карантине и вирусе? Не могу представить себе такое, чтобы весь мир испугался какого-то вируса.
- Не забывай, нас не было в родном мире почти год. За это время что угодно могло произойти.
- Но не такое же?
- Да, согласен, не хотелось бы мне жить в этом вирусанутом мире.
Между тем, верзила перестал махать мечом. Вытерев трудовой пот, он принялся таскать щепки и куски порубленной мебели к открытому окну и выкидывать их своим товарищам. Те разразились радостными возгласами, как мне показалось, на вполне узнаваемом языке.
Я спросил жену:
- Как думаешь, он актер или, действительно, римский легионер?
- А с чего ты решил, что он именно римский легионер? У него, кроме меча и туники ничего нет.
- Присмотрись внимательно к его мечу. По нему легко определить, из какой он эпохи. Смотри, это гладиус – короткий меч римского пехотинца. С этим мечом римляне покорили почти все средиземье.
- Средиземноморье, ты хотел сказать, - поправила жена, - откуда у тебя такие знания?
- Я, между прочим, не любовные романы читал на острове, а вполне солидную историческую литературу.
- Но как здесь мог оказаться римский легионер? Нет, скорее, это актер. Прислушайся, кажется, на русском говорят.
- Мама, - обратилась к ней младшая дочь, - а дядя нас не зарубит своей палкой?
- Нет, дочь. Только пусть попробует, мигом улетит в сугроб.
В это время легионер (или актер) закончил свою работу, ловко запрыгнул на подоконник, и, хитро подмигнув нам, бесшумно смахнул вниз, к своим приятелям. В школе стали непривычно тихо.
Мы решили немного подождать перед запертой дверью. Судя по словам деда, за этой дверью заседало какое-то начальство, а кто, как не начальник мог прояснить ситуацию или хотя бы снабдить нас справкой или иной документацией. Или объяснить, как попасть в свой мир. Хотя, если честно, отчего-то хотелось присоединиться к громко скандирующим под школьными окнами военный марш легионерам. Но ведь с детьми этого не сделаешь, не правда ли?
Сигнал, о том, что нас ожидают за дверью, появился минут через пять после исчезновения легионера.
В своем обычном порядке мы вошли в дверь со странной надписью «Осторожно порошок».
Глава 4
Когда дверь захлопнулась, я вдруг понял, что остался один. Ни жены, ни детей со мной не было. Я сунулся обратно, но дверь оказалась намертво запертой. Я принялся стучать и долбить в закрытую дверь и громко что-то кричал, как вдруг услышал тихий и вкрадчивый голос за спиной.
- Напрасно, стараетесь, молодой человек, - вещал голос. - Во время приема дверной механизм блокируется.
Я медленно обернулся. Низенький, тщедушного телосложения человечек, чем-то смахивающий на крысу, с тоненькой, словно нарисованной, полоской усиков, в круглых очочках, a la Берия и с зализанными назад волосиками с вызовом уставился на меня. Одежда его была безупречной и немного старомодной – черный фрак с раздвоенными фалдами и до белизны накрахмаленная рубашка делали его похожим на конферансье.
- Может, вы прекратите мучить дверь, - предложил он.
- Немедленно выпустите меня, - прохрипел я.
- Каждый раз одно и тоже. Ну почему вы, люди, ведете себя одинаково? Что-то требуется, негодуете, возмущаетесь. А нужно всего лишь трезво оценивать ситуацию и ни в коем случае не поддаваться панике. Негативные эмоции быстрее погубят ваши нервные клетки.
- Дверь откройте!
- И что это вам даст?
- Я хочу видеть жену и детей! Где они?
- Их точное месторасположение мне неизвестно. А, впрочем, скоро вы с ними увидитесь. Поверьте, ничего плохого с ними не случилось. А теперь не соблаговолите ли перейти к конструктивному общению.
- Что вы от меня хотите?
- О, сущий пустяк. Прошу вас к столу.
Только теперь я смог во всех подробностях рассмотреть кабинет высокого начальства. Будь на моем месте перфекционист , он бы от зависти проглотил язык. И было от чего. Просто сказать, что в кабинет царил идеальный порядок, было мало. Этот порядок был возведен в куб. Все вещи были на своих местах: в массивных шкафах красного дерева за стеклами размещались скоросшиватели с делами, книги, папки, какие-то свитки, колбы, реторты, при этом, цвет корешков книг и папок повторял цвета радуги. И так на каждой полке. Кроме шкафов, ровно посредине кабинета был стол красного дерева – такой же массивный, как шкафы. Менее громоздкое кресло примостилось сбоку от стола, вероятно, оно было предназначено для посетителей. Кроме стакана с пишущими принадлежностями, на столе больше ничего не было. Во главе стола – высокое кресло. Венские стулья в ряд стояли вдоль стен. Обстановка производила впечатление солидности и простоты.
Хозяин кабинета ловко пробрался к директорскому креслу и присел на его спинку.
- С чего начнем? – радостно провозгласило начальство.
- Мне без разницы.
- Если так, то, пожалуй, это будет более уместно. – И с этим крысоподобный извлек из ящика стола увесистую папку с бумагами. Вытащил какой-то лист и начал читать. Ничего интересного из услышанного я не узнал. Он излагал мою биографию: родился, учился, работал, женился и тому подобное. И вдруг начал декламировать какие-то глупые детские стишки.
- Но позвольте, - возмутился я, - откуда это у вас? Это же…
- Тут так написано. Что, неужели ваше?
- Мне было всего шесть лет, и я был невероятно глуп.
- Весьма любопытно. Однако к делу это не относится. Да вы присаживайтесь, - предложил человечек.
- Лучше постою.
- Как вам удобно.
Человечек между тем вытащил из папки лист бумаги и протянул мне.
- Извольте ознакомиться и подписать, – строго сказал и поправил сползшие на нос очки.
Я взял лист бумаги и прочитал: «Разрешение на разглашение персональных данных».
- Какие к черту персональные данные! – разозлился я, бросив бумагу на стол. – Нет у меня больше никаких персональных данных.
Человечек, как ни странно, ужасно обрадовался, скомкал лист и выбросил ее в урну.
- Вот и чудно, - заключил он. – А на это что вы скажите?
И с этим протянут объемную пачку скрепленных степлером листов.
- Что это?
- Анкета.
- Мне ее обязательно ее заполнять?
- Вы хотя бы ознакомьтесь.
Я открыл папку и прочитал на первом листе: «Считаете ли вы стенографию полезным занятием?», и варианты ответов: «а) бесспорно; б) разве может быть иначе; в) это занятие, несомненно, важное и полезное; г) иное». Остальные вопросы были столь же бестолковыми и бессмысленными, на-пример, о пользе поедания устриц или купания в ледяной купели. При этом, варианты ответов не были взаимоисключающими. Я не стал дальше читать и положил папку на стол.
Человечка моя реакция расстроила.
- Неужели все так плохо?
- Ужасно, - ответил я. – Нет выбора.
- А разве всегда должен быть выбор?
- Вопросы в анкете предполагают выбор.
Человечек повеселел и отправил папку в урну.
- Вот и с формальностями покончено. Теперь к делу, - заявил он и уселся в директорское кресло.
- Если с формальностями покончено, я хочу спросить…
Он не дал мне договорить.
- Даже не спрашивайте. Я также мало знаю, как и вы.
- Но все-таки, какая-то информация у вас должна быть. Например, о том, что это за место, где мы находимся? И что означает присутствие в коридоре актере в форме римского воина?
- Это не актер. Он и есть римский воин.
- Не может быть. Выглядит нереально.
- А как вы думаете, реален ли ваш остров?
- Остров это другое.
- А вы думаете, вы на нем оказались просто так? Как турист?
Меня уже начала раздражать его манера отвечать вопросом на вопрос и я, было, собрался к выходу, как человечек вежливо попросил:
- Не обижайтесь. Я, действительно, знаю мало. Но мне спокойней что-то не знать, чем мучиться от знания тайны. С таким положением вам нужно смириться. Принять мир, как есть. И тогда вы сами сможете делать выбор. Любые двери тогда откроются перед вами, и вы окажетесь там, куда раньше и попасть не мечтали.
- А перед вами открыты все двери?
Человечек погрустнел.
- Нет, всего несколько. У меня небогатая фантазия. Поэтому и работаю здесь. Понимаете, я клерк, офисный работник. Мне приносят досье, характеристики, истории, свитки. Я их сортирую и храню. Это моя работа – сортировать и хранить документы, встречать новичков, таких, как вы, успокаивать их, предлагать им работу.
- Так Вы хотите меня нанять?
- Вы неправильно меня поняли. Я не занимаюсь наймом. Это было бы глупо предлагать человеку то, от чего он наверняка потом будет страдать. Я предлагаю выбор деятельности. Вот, например, вы? Чем бы вы хотели здесь заняться?
- Первым делом найти семью.
- Вам не нужно ее искать. Вы сами к ним придете.
- И какой у меня есть выбор?
- Я могу предложить вам такое занятие, которое будет вам не в тягость и одновременно соответствовать вашим профессиональным данным.
- Программистом. Увольте.
- Вы уже уволены. В вашем мире. Вот приказ.
И он извлек из ящика стола лист, протянул его мне. Это был, действительно, приказ о моем увольнении. По статье о прогуле.
- Вот видите, как не ценит кадры ваше бывшее начальство, - заявил клерк, отправив приказ в урну.
- Откуда моему бывшему начальству знать, где я провожу годичный отпуск?
- Оно и не узнает никогда. Не тот уровень устремлений.
- А вы и, правда, полагаете, что здесь мне найдется, чем заняться?
- Здесь каждый находит любимое занятие.
Я задумался. Если и, правда, что говорил клерк, похожий на крысу, я мог бы стать… Кем? Я не знал.
- Не стоит себя так утруждать. – Клерк вытащил из ящика стола пергаментный свиток. Такой же, как и у деда.
- Вот ваше первое пробное назначение. Сменить род деятельности можете в любое время. А пока довольствуйтесь этим.
Свиток он протянул мне.
Развернув свиток, я увидел странную надпись: «Приглашение на симпосий. Старший стенографист ученых мужей Эллады». На свитке красовалась печать в виде лошадиной подковы.
- И что это значит? – удивился я.
- Это ваше приглашение, - пояснил клерк. - У уважаемых мужей Эллады как раз проходит очередной симпозиум. Вам нужно будет стенографировать их беседы.
- Но к чему это?
Я знал, что стенография - давно уже мертвая профессия. Я, конечно, владею навыками стенографиста, но в своем мире ни разу не воспользовался этим навыком профессионально. Было бессмысленно и глупо предлагать такую работу, когда есть другие средства записывать беседу.
Все это я высказал клерку.
- Понимаете, - пояснил клерк, - эти упертые старики не желают, чтобы их ученые беседы записывали камеры. Им срочно потребовался живой стенографист. А вы подходите для этого идеально.
- И зачем я должен стенографировать их беседы? Разве не все они записаны? Ведь в учебниках…
- Забудьте об учебниках, - прервал меня клерк. - Все, что там написано, придумано их авторами. До сих пор неизвестно, о чем могли беседовать ученые мужи Эллады на симпозиумах. Вы будете первым, и вам, как открывателю, как говорится, все лавры в руки.
- Вы хотите, чтобы я стал историографом?
- Вы угадали. Разве это не славно – быть первым, кто услышал и доподлинно записал диалоги Аристотеля и Платона?
Такая перспектива мне абсолютно не нравилась. Но свиток я взял.
Клерк, который до этого спокойно сидел в кресле, вдруг подпрыгнул на месте, сдавленно захрипел, затем кубарем выкатился из-за стола и столбом замер посредине кабинета. Взгляд его при этом сделался отсутствующим и отрешенным. Я оторопел. Позвал его, но он не реагировал. Подошел к нему и потянул за полу фрака, но он даже не шевельнулся. Что-то происходило. Клерка накрыло основательно. И тут я понял. Наша встреча закончилась. Мне пора было уходить. Не оглядываясь, я прошел к двери и открыл ее.
Глава 5
Мир, открывшийся мне, поражал своей необъятностью. Зеленые холмистые луга, обрамленные гребнем невысоких гор, заливал свет вечернего, чуть подернутого дымкой солнца. Запах дыма от далекого пожарища явственно чувствовался в слегка холодноватом воздухе. После душного и влажного воздуха тропического острова окунуться в свежесть предзакатного мира было приятно и необычно. Я невольно поежился. Мой взор остановился на стаде пасущихся на гребне холма животных. «Яки», - подумал я. Но это были не яки, поскольку их низкие головы венчал большой рог, а место не было Тибетом. Это я понял, когда внимательно присмотрелся к медлительным и обросшим густой шерстью животным. Животные что-то вяло жевали, медленно передвигаясь по гребню холма. Между ними шустро носились маленькие человечки. Человечки были облачены в шкуры. Приглядевшись, я убедился, что это были вовсе не маленькие человечки, а дети. И среди этих детей на миг белыми пятнами развевающихся на ветру платьиц мелькнули знакомые мне до боли фигурки.
«Девочки мои, держитесь, - промелькнула шальная мысль в голове, - я иду к вам».
Тут я со всех жил своих рванул к подножию холма, спотыкаясь и задыхаясь от быстрого бега. До холма я не добежал, поскольку рядом с единственно росшим среди холмов низким деревцем в густой траве увидел еще одну фигуру. Это была моя жена. Лежа на животе, она с довольной и ехидной усмешкой, словно наевшейся сметаны кот, взирала на мои спринтерские потуги.
Я вновь споткнулся, затем кое-как унял дыхание и медленно подошел к своей супруге.
- И давно мы тут отдыхаем? – хрипло спросил я.
Меня душила обида и злость. Обида от того, что жена легко меня провела, а злость о того, что я ничего не понимал.
- Не стоило так надрываться. С девочками все в порядке, - проворковала жена и сменила положение, присев возле дерева и обняв колени.
- И откуда вдруг такая уверенность?
- А ты не понял еще, что, если бы что-то случилось, я не лежала бы здесь так спокойно?
- Ты всегда была слишком спокойной.
- Это моя черта и она мне здорово помогает.
- Перед тем, как шагнуть за дверь, ты не была такой спокойной.
- Я была слишком взволнована. Ты ведь заранее знал о голосах за стеной и был морально готов к тому, что может произойти. А я не была готова.
Как и раньше, наша рокировка была не в мою пользу.
- Может, объяснишь, что здесь происходит? – поинтересовался я.
- А ничего не происходит. Девочки знакомятся со своими сверстниками из племени белых холмов.
- Ты хочешь сказать, что мы оказались в мире первобытных людей? Первобытных, невежественных и совершенно диких?
- Они, конечно, первобытные, но далеко не дикие и невежественные.
- А как ты смотришь на стадо этих яков? – спросил я и показал на животных, которых принял за яков. - Они ведь их легко затопчут и даже глазом не моргнут
- Да это не яки вовсе, - разъяснила моя супруга, - а шерстистые носороги. Обрати внимание на их рог. К тому же это одомашненный вид. Как ни странно, наши далекие предки держали этих медлительных и грубых животных как домашний скот. И этот скот давал им молоко, шерсть и мясо.
- В учебниках истории про это ничего не сказано, - устало сказал я.
- Любые учебники пишут их авторы, - мудро изрекла жена и устави-лась на меня лукавыми и пронзительно голубыми, как небо над нами, глазами.
- Где-то я уже слышал эту фразу.
- Я скажу, где и от кого ты слышал эту фразу.
- От человека, похожего на крысу, - эту фразу мы произнесли вдвоем и засмеялись одновременно.
Мне вдруг сделалось легко. Захотелось растянуться на шелковистой травке, ни о чем не думать, а глядя в бездонный колодец небесной синевы, мыслями дотянуться до сновидений далеких перистых облаков.
- За детей, можешь не переживать. Им здесь нравится, - пыталась вновь успокоить меня жена.
- Им везде нравится.
- Когда я пришла с ними в этот мир, я подумала, что это очередной мираж или сон, - рассказала жена. – Потом пришел вожак их племени. Очень приятный и высокий мужчина, весь завернутый в шкуры. С ним были его дети. И, представляешь, на чистом русском языке сказал, что дети могут здесь учиться. Это их школа или детский сад. Здесь на бескрайних лугах среди стад пасущихся древних вымерших животных. Еще он сказал, что никакие волки и медведи сюда не заходят, а хищники, которые здесь жили, все перебиты. Затем он забрал детей в луга. А я осталась здесь.
- И сколько прошло времени? – спросил я.
- Часов пять, не меньше, - сказала жена, - А, впрочем, какая разница?
Действительно, какая разница, подумал я, часом меньше, часом больше.
- И какое тебе дали пробное назначение? – спросил я.
Жена немного смутилась.
- Мне предложили быть мастером по прическе у Таис Афинской .
- Таис? – От удивления я пристал. - Этой гетеры? Ты хоть понимаешь, в каком обществе ты можешь оказаться?
- А что в этом необычного? У Ефремова, кстати, Таис Афинская была очень образованной и культурной женщиной. У нее много было чему поучиться нашей молодежи.
- Ты издеваешься? Она ведь была гетерой!
- А тебя не удивляет, что в этом мире есть легионеры, первобытные люди, гетеры?
- Меня уже ничего не удивляет.
Сказав это, я осознал глубокую правду в своих словах. Я ощущал глупость и несуразность происходящего, но, прожив год на острове под танцующими звездами, уже перестал чему-то удивляться. Я словно на корню убил в своей душе это чувство и стал принимать чудаковатость и инаковость мира, как должное. Словно получил прививку от удивления.
- А у тебя какое назначение? – поинтересовалась тем временем жена.
- По крайне мере, мы будет рядом, в одной эпохе. Мне назначено быть стенографистом у ученых мужей Эллады.
Смех ее был звонким и как ни странно не обидным.
Отсмеявшись, она произнесла:
- Вероятно, мужи Эллады заждались единственного в 21 веке человека, который получил профессию стенографиста.
- А что в этом плохого, - размечтался я. – Буду сидеть в тени портика или какого-нибудь древнего храма, любоваться танцем гетеры, пить вино, разбавленное водой, и внимать мудрым речам Платона или Сократа. А потом запишу их речи и отдам записи на хранение в библиотеку.
- Ага, - сказал жена, - только сначала выучи древнегреческий. И не по учебникам, а на месте, в живой языковой среде.
- А мне и не придется ничего учить. Обрати внимание, в этом мире или мирах все друг друга понимают, хотя все из разных эпох. Ты ведь поняла, что тебе сказал вождь племени белых холмов.
- Похоже, что, кто бы ни создал это место, он был весьма практичным человеком.
- Вероятно, в лаборатории придут и не такие идеи.
- Ты уже несколько раз говоришь про лабораторию. Ты что-то знаешь?
Я не стал скрывать правды и поведал жене разговор, который подслушал за стеной с помощью стетоскопа.
- Это еще ни о чем не говорит, - заявила жена, - возможно, тебе это приснилось.
- А человек, похожий на крысу, тоже приснился?
Здесь жене крыть было нечем. На некоторое время повисло неловкое молчание.
Затем жена спросила:
- Знаешь, чем мне напоминает вся это дикая ситуация?
- И чем же?
- Ты, вероятно, читал книгу братьев Стругацких «Град обреченный»?
Я хорошо помнил сюжет этой книги, поскольку был заядлым поклонником творчества Стругацких. Аналогия с их Градом обреченным была очевидной. И здесь и там проводился непонятный для всех эксперимент. И жертвой этого эксперимента становились люди из разных времен и эпох. Причем, все эти люди, оказавшись в одном месте, прекрасно понимали друг друга, хотя были убеждены, что говорят на родном языке, а все остальные, как бы подстраиваясь под них, также говорили на их родном языке.
- С Градом обреченным и этим местом все же большая разница, - заявил я уверенно. – В мире Града люди занимались бессмысленной и бестолковой работой и постоянно враждовали друг с другом.
- А разве тебе предложили не бессмысленную и бестолковую работу? - спросила жена.
- Здесь я могу выбирать, там нет. И люди там страдали от своего бессилия что-то изменить.
- А я знаю, в чем разница между этим местом и Градом, - вдруг заявила жена.
- В чем же?
- В Граде не было сундуков.
- И что это дает?
- А ты разве не понимаешь? Когда все твои материальные желания удовлетворены, отпадает всякая необходимость в насилии по отношении к другим людям. Даже римский воин нас не тронул.
- А как быть с желаниями нематериальными? – спросил я.
- Для этого есть двери.
И, правда, нас вели двери. Из места в место, словно знающие и добрые учителя. Только не все двери были открыты.
Я невольно покосился в сторону места, откуда пришел. Дверь была в толще гранитной скалы возле подножия холма, и зияла чернотой провала, словно спуск в Дантово чистилище. Я неспешно подошел к двери и открыл ее.
Из двери ощутимо потянуло сквозняком. На небе мерцали непривычно неподвижные звезды. К звездам петляла вся расхлябанная от весеннего снеготая грязная дорога, вдоль которой грудились осунувшиеся, словно обремененные непосильной ношей, умирающие сугробы. По дороге медленно брел дед. Рядом трусила коза. И у деда и у козы были марлевые маски. В руках дед сжимал заветный свиток с нужной печатью. Дед увидел меня и помахал рукой. Вероятно, улыбнулся беззубой улыбкой, но из-за маски мне это было не видно. Дед шел к своей тоскливой и, вероятно, ненужной ему цели. В этом вирусанутом мире мне все казалось каким-то опустевшим, ненужным и заранее бессмысленным. И очень тоскливым.
Я нехотя захлопнул дверь и тут услышал веселое щебетание вернув-шихся с холмов дочерей. Они что-то быстро и, перебивая друг друга, рассказывали своей матери.
Когда я подошел ближе, я понял, о чем шла речь. Девочек переполняла буря эмоций и впечатлений. Они рассказывали о детях белых холмов, о шерстистых носорогах, о том, как учились стрелять из лука, а завтра будут учиться разводить огонь.
- Мама, папа, а завтра мы будем их учить письму и чтению.
- Своих друзей? Разве они смогут этому научиться? – удивился я.
На меня посмотрели, как на врага народа.
- А ты думаешь, в древние времена жили только отсталые и глупые люди? – спросила меня жена.
- Но у них никогда не было письменности!
- А теперь будет, - заявила жена, - и давай покончим с этим.
- Мама, а мы завтра вернемся в страну белых холмов? - спросила младшая.
- Обязательно вернетесь, - улыбнулась ее мама. - Ведь кому-то нужно научить их письму, а вам нужно научиться разводить огонь.
Девочки радостно запищали и запрыгали от радости.
Солнце клонилось к закату. Потянуло холодом. Пора было возвращаться.
Мы вместе шагнули в дверь и оказались на ночном тропическом острове под небесами с танцующими звездами…
Глава 6
В эту ночь мне приснился Град обреченный. В нем было множество закрытых окон и наглухо запертых дверей. Все люди в марлевых повязках сидели в своих квартирах за закрытыми дверями и боялись выйти на улицу. По непривычно пустым улицам мимо припаркованных машин и темных провалов подъездов разгуливали шальные суховеи, сметая в кучи листья, обрывки газет, плакатов и разный мусор. Весь город замер в непонятном ожидании. Над городом плыл огромный белый шар в короне. Корона была вся в ржавых потеках, но держалась прочно и, кажется, немного увеличивалась в размере. Люди в марлевых повязках, увидев шар с ржавой короной, мгновенно отлипали от пыльных окон и забивались вглубь своих темных квартир. И ни одного звука, ни единого живого голоса или вздоха не слышалось в городе, на его пустых улицах и в небе над ним.
Проснулся я с ощущением дежа-вю, но потом понял, что это был всего лишь сон, и немного успокоился. Ни жены, ни детей в бунгало уже не было. Вероятно, они ушли засветло, поскольку по моим солнечным часам время все равно было еще ранним.
Сегодня мне никуда не хотелось идти, а тем более чем-то заниматься. Я весь день бесцельно бродил по своим островным владениям, несколько раз заходил в комнату, но не услышал ни голосов из-за стены, не увидел ни единого посетителя. Пытался читать, но бросил это бесполезное занятие. В заливчике возле бунгало наловил на самодельную удочку рыбы и пожарил ее в горячих углях костра.
Все это время и пытался связать воедино события прошлого дня и ничего не мог сплести толкового. Вчера мне казалось все логичным и вполне определенным. Сегодня же полная неопределенность и глупость происходящего одновременно и пугали меня и стимулировали на какие-то действия. Только вот что можно было сделать одному на необитаемом острове, когда все, что ты мог только пожелать, можно было выудить со дня заветного сундука?
Вечером, наконец, вернулись жена и дети. Дети были сильно возбуждены и делились своими впечатлениями от второго дня обучения в стране белых холмов. Сегодня они научились разводить огонь, и порывались что-нибудь поджечь.
- У тебя сегодня я вижу выходной? – спросила жена, расчесывая непослушные пряди волос.
- Вроде того, - устало сказал я. – Завтра все изменится. Я решил, что нет смысла сидеть тут в одиночку. Я решил посетить симпозиум ученых мужей Эллады.
- Ну и правильно, - одобрила меня жена.
- Кстати, а почему страна белых холмов? – поинтересовался я. - Луга ведь зеленые.
- Зеленеют они только два месяца, - пояснила жена. - А остальное время луга белые из-за снега. Сейчас на этом месте бескрайние болота и тундра…
Глава 7
С глубоким волнением я толкнул дверь. В мечтах моих рисовалась прекрасная картина. В тишине мраморных колонн портика за столами - трапезьями на апоклинтрах чинно возлежали бородатые мужи, медленными глотками пили вино из глубоких кубков и вели степенные беседы на извечные темы. Каково же было мое удивление, когда, шагнув за дверь, я оказался в тесном дворике, окруженном глинобитными, давно не чинеными стенами. В дворике густо пахло навозом и прокисшим молоком. Вдоль стен стояли огромные глиняные чаши. По двору бродили козы и что-то искали в кучах отбросов и мусора, которыми был усеян весь тесный дворик. В его центре громоздился огромный стол, рядом с ним были широкие скамьи. Никого и ничего больше в дворике не было. Был полдень, и солнце палило немилосердно.
Отгоняя надоедливых мух, я оторопело приблизился к столу. На шероховатой его и исцарапанной древнегреческими надписями поверхности лежали навощенная деревянная дощечка и похожая на зубочистку навостренная палочка.
«Неужели мне придется этим пользоваться для записи беседы ученых мужей?» - подумалось мне.
Я сел не скамью и стал терпеливо ждать.
Ждать мне пришлось недолго. Из помещения глинобитного одноэтажного дома, в дворике которого я пребывал, на свет, щурясь от яркого солнца, выступил широкоплечий бородатый старик в белом хитоне . Волосы его были седы, но статью он был крепок и представителен.
- Ты и есть приглашенный каллиграф? – грозно вопросил бородач.
- Я стенографист , - ответил я робко.
- Неужели. Испорченный каллиграф, не иначе. Ваши записи только портят настоящее письмо. Хотя они бывают иногда полезными.
- Вы правы, весьма полезны, когда говорят быстро, а нужно передать текст дословно.
- Похвально пригласить такого человека, однако я одного не пойму.
Бородач приблизился ко мне и удивленно уставился на мои джинсы.
- Да ты никак варвар?
- Позвольте, какой варвар? Я вовсе не варвар.
- Так откуда же ты родом? Из Скифии? Может, ты раб?
- Нет, я с далекого острова в океане.
- С острова в океане? Не видел ли ты часом, когда плыл на своей галере мимо Геркулесовых столбов, остатки чудного острова, именуемого Атлантидой?
- Боюсь вас разочаровать, но об Атлантиде мне ничего не известно. Это скорее миф, выдумка.
- Да как ты посмел, варвар, говорить такое? – разозлился старик. – Ты собрался спорить с моим дедом Критием или сомневаешься в мудрости Солона ? Критий, сей доблестный муж, правдиво вещал, как афиняне храбро сражались с атлантами, и за их доблесть Боги с Олимпа погрузили Атлантиду в глубины владений Посейдона.
Только теперь по речам бородача я понял, что меня отчитывал ни кто иной, как сам Платон. От этой мысли мое дыхание перехватило, и я с восхищением уставился на представительного старика, который, брызгая слюной, уверял меня в правдивости мифа об Атлантиде.
Я не знал, куда деваться от гневных речей Платона, пока мое и без того плачевное положение не спас еще один гость, явившийся в дворик тем же путем, что и Платон.
Это был тоже старик, и он являл полную противоположность Платону. Видом он походил на бомжа. Вместо хитона его тощее и давно немытое тело было завернуто в такое же старое, как он сам, дырявое одеяло. Черные волосы его были всколочены, а глаза навыкате дико вращались. Когда их вращение остановилось на Платоне, взгляд его стал еще более диким и озлобленным. «Кажется, сейчас будет кровопролитие», - подумал я, отступая в угол двора. Но кровопролития не последовало.
- Ха, Аристокл , - прохрипел бомж. – Ты никак на симпосий прибыл? Кто же тебя приглашал?
Платон гордо вскинул голову.
- Меня не нужно приглашать, - медленно произнес он. - Меня все знают, а вот тебя, Диоген из Синопа, сына менялы и прачки, сюда никто не звал.
Диоген сплюнул и сварливо произнес:
- Ты бы так и гнил в рабском плену, если бы твои богатые друзья не выкупили тебя из рабства .
- А как твой пифос , Диоген? Не пропил еще? – парировал Платон.
- Ну, ты и болван, Аристокл, как я могу пропить пифос. Сосуд уже полвека вкопан в землю.
- Не называй меня Аристоклом. Я Платон. – И Платон гордо расправил свои и без того широкие плечи.
- Индюка, как не называй орлом, индюком и останется, - шепотом проговорил Диоген, но ни от меня, ни от Платона эта обидная фраза не укрылась.
- Да как ты смеешь называть меня индюком! – закричал Платон. – Ты петух ощипанный, а не человек. Бери свой фонарь и вали отсюда .
- Мне фонарь здесь не нужен, - ответил надменно Диоген, - я не вижу здесь людей. Какой-то ощипанный индюк и варвар, что трусливо прячется в углу, - вот и все, что я вижу.
«Почему меня все называют варваром, - подумалось мне, - неужели из-за штатов?» .
Я прижался к боку огромной глиняной чащи и с испугом наблюдал, как препираются ученые мужи Эллады. Поверьте мне, за те за краткие минуты, пока препирались два старика, я узнал о древнегреческих философах гораздо больше, чем за время долгих и утомительных занятий в библиотеке.
- Ты пес смердящий, а не человек, - орал тем временем Платон.
- Да, верно, пес, - гордо отозвался Диоген, - и я горжусь этим . И как любому псу мне не нужно дрожать от страха за утрату золотых статеров , которыми вы, богачи, так кичитесь.
- Что ты знаешь о хорошей жизни, пес? Ты даже вина себе купить не можешь.
Эта перепалка могла продолжаться бесконечно, если бы не явление еще одного гостя. Тот прибыл не один, а в окружение прекрасных нимф. Нимфы несли тонкой работы амфоры. Процессию нимф возглавлял безбородый лет тридцати мужчина в дорогом хитоне. Взгляд предводителя нимф был одновременно и пронзительным и каким-то лукавым.
- Платон, друг мой, - возгласил нимфоводец, - вы уже прибыли. При-ветствую и вас, уважаемый Диоген. Не будете ли вы так любезны на время прекратить ваш ученый диспут и посмотреть, что я вам принес.
Затем он жестом приказал нимфам поставить амфоры на стол и немедленно им удалиться. Те ловко поставили амфоры и быстро скрылись.
- Не пристало женщинам омрачать нашу мужскую беседу, - провозгласил третий гость. – Прошу вас, это настоящее 11-летней выдержки вино из погребов самого Скоруса .
- Аристотель, ученик мой, - возгласил Платон приятным и мягким го-лосом. – Вы всегда умеете нас удивлять.
Диоген с хмурой миной уселся на скамью и принюхался к одной из амфор. Запах его, вероятно, удовлетворил, и он извлек из глубин одеяла грязный кубок, намереваясь без долгих предисловий перейти к дегустации содержимого амфоры.
- А вы будете приятно удивлены, Аристотель, - сказал Платон, - нас почтил один островитянин. Он нагло врет, что не видел остатков острова атлантов, между тем, уверяет, что настоящий стенографист.
- Кто, этот варвар? - молодой Аристотель уставился на меня, вероятно оценивая степень лжи своему учителю.
- Пустое, - прохрипел Диоген, - оставьте его. Варвары не пьют наших вин. А про атлантов все знают, что это наглая выдумка Солона и Крития.
- Да, что вы можете знать об атлантах? - возразил Платон, но уже более спокойным голосом.
- Сидя в пифосе, многую мудрость не познаешь, - изрек Аристотель. – А впрочем, - продолжил он, - пускай варвар остается. Если он и, правда, хороший стенографист, пусть царапает своим стилем . Он нам мешать не будет.
И затем вальяжно возлег на одну из скамей. Напротив него на скамье лежа растянулся широкоплечий Платон. Диоген уже раскупорил одну из амфор и перелил ее содержимое в свой кубок. Аристотель налил Платону вина в один кубков, которые ловко извлек откуда-то из-под стола, затем налил себе.
- Я рад вам видеть, мои друзья, - произнес Аристотель, поднимая свой кубок. – Вы лучшие из мудрецов Эллады, и мне сыну простого лекаря , есть чему поучиться у столь почтенных и мудрых мужей.
«Вот и началось, - радостно подумал я, вооружившим стилем и взяв в руки навощенную дощечку. Я на корточки уселся возле одной из огромных чаш, и, стараясь пальцами удержать скользкий предмет в руках, приготовился внимать и записывать.
Залпом осушив кубок, Аристотель тем временем доверительным голосом сообщил:
- Я тут недавно был на агоре и по секрету вам скажу. Работорговцы явно готовят заговор.
- Да, неужели, - ехидно заметил Диоген? – Метят в коллегию девяти ?
- Вы преувеличиваете, уважаемый Диоген, - заявил Аристотель. – Дело не в этом. Афины уже давно не вели победоносных войн. После Пелопонесских войн хороших рабов стало мало. А работорговцам нужно как-то возмещать свои убытки. Вот они и задумали разом повысить цены на рабов.
- Да, что вы говорите, - вскричал Диоген. – Неужели уважаемые аристократы Афин не смогут купить себе новых рабов?
- А я решил освободить своих рабов, - заявил Платон. – Нет, не думайте, я не собираюсь освобождать всех рабов. Возможно, нескольких .
- Платон, друг мой, вы очень милосердны, - сказал Аристотель, - но не думаете ли вы, что будет с теми несчастными, когда они получат освобождение? Лишиться такого доброго хозяина. Нет, право, не худший ли рок вы им уготовили?
- Хорошо, я подумаю, - с сомнением сказал Платон.
- А не выпить ли нам еще! – И с этими словами Аристотель ловко разлил вина в кубки своих друзей.
Я пока ничего не записывал, предвкушая мудрые речи. Но их пока не было. Вслед за первым кубком последовали еще и еще. Аристотель рассказал анекдот, услышанным им на афинском рынке. Я его старательно записал. Суть анекдота сводилась к тому, что один умник хоронил свою жену, которая всю жизнь ворчала и пилила муженька. Мертвую супругу умник нес на щите. Когда его друзья спросили, почему он хоронит жену на щите, он ответил, что она умерла, как боец . Мне анекдот показался вовсе не смешным, но Платон и Диоген смеялись так громко, что козы пугливо сбежали в дом и больше оттуда не высовывались.
С каждым новым глотком вина истории, рассказанные Аристотелем и Платоном, становились все более неприличными и скабрезными. Диоген был немногословен, но пил не менее усердно, чем его сотрапезники. Наконец, его так развезло, что он вскочил на стол и заорал диким голосом, требуя показать ему настоящего человека. При этом, он так воинственно смотрел в мою сторону, что я поспешил несколько сменить свою диспозицию и пересел ближе к дверям. И нисколько не пожалел об этом. Поскольку далее последовало нечто столь противное и дикое, что я не верил глазам своим.
Изрядно набравшиеся греки заливали в кубки вино и, словно жидкие снаряды, лежа и с места выплескивали содержимое кубков в сторону пустых чаш. Винные брызги летели во все стороны, пропитали хитоны стариков, заляпали им волосы, а Аристотель так и вовсе запрыгнул на стол и с этой позиции стал беспорядочно разбрызгивать вино из кубка. Каждый удачный бросок сопровождался выкриками и ударами снятых сандалий о крышку стола. По окончанию симпозиума философы стали кидаться пустыми кубками в расставленные вдоль стен чаши для вина, при этом, пьяными голосами кричали что-то о коттабе .
Понимая, что ничего интересного мне здесь не светит, я немедленно юркнул в дверь.
«Прочь, прочь отсюда, - металась в голове беспорядочная мысль, - мне ли, варвару, судить о добродетели славных сынов Эллады. И мне ли знать, что цены на рабов – более достойная тема, чем рассуждения о формах правления».
В своем смятении я не заметил, как влетел в наполненную пчелиным гудением залу. Кроме пчел, по большому помещению в панике метались сотни облаченных в длинные халаты людей. Среди них были и мужчины и женщины, и все они стремились спрятаться от пчелиных укусов. Почему-то никто из них не подумал спастись от пчел в ближайших дверях. Я не стал здесь задерживаться и юркнул в следующую дверь.
С замерзающего моря дул сильный пропитанный солью ветер. Волны яростно бились о крутые иззубренные скалы. В этом холодном и ветреном месте было лишь одно строение, достойное внимания. То был маяк, что в одиночку боролся с волнами на краю высокого утеса. Как к спасению, я устремился к маяку. Падая на скользких камнях и не оглядываясь, я добежал до стен маяка и рванул на себя тяжелую входную дверь. И тут же оказался в кабинете крысоподобного клерка.
- Вы нагло меня обманули! – крикнул я ему с порога.
Я стоял и задыхался: от бега, от хаоса мыслей в голове, и с ненавистью смотрел на сидящего в кресле клерка. Тот перестал точить карандаш, отложил его в сторону, тягуче потянулся и с удивлением посмотрел на меня.
- Неужели? Почитайте, что у вас написано в свитке.
- Я хорошо помню, что было написано в свитке, - сказал я, понимая, что свиток где-то потерял. – Симпозиум! Вы сказали, что это будет симпозиум ученых мужей Эллады! А не попойка!
- Как плохо же вы знаете историю, – покачал головой клерк, - попойка и симпозиум у мужей Эллады было одно и то же.
- Но вы обещали, что мои записи войдут в историю! А я что записал?! Какой-то глупый и совсем не смешной анекдот!
- Для истории неважно, что вы записали. Вполне сгодится и анекдот.
- Но я ожидал иного: мудрых речей, сокрытых и не записанных никем истин.
- Кого интересует, что на самом деле говорил Платон?
- Вы что издеваетесь?! Моя жена сутками гостит у гетеры, дети жгут костры в обществе первобытных людей. А я занимаюсь тем, что терплю унижение! И от кого?! От самого Платона! Я, видите ли, варвар и ничего и ставлю под сомнение миф об Атлантиде! И еще должен записывать этот бред!
- А вы не думали, что ошибаетесь вы, а не Платон? Ему, а не вам уместней судить о правдивости мифов. Вы бы лучше записали, что он говорил про Атлантиду.
- Ну, нет! Больше я к этим грекам ни ногой. Даже не уговаривайте.
- Да, я и не буду вас уговаривать. С чего бы? Вы вольны заниматься чем угодно. Вот чем бы вы хотели заняться? По-настоящему интересной и захватывающей работой?
- Программированием, - решился я с ходу. – Я раньше был неплохим программистом.
- Значит, не хотите быть стенографистом, а желаете стать программистом. Что же, занятно. Вот вам тогда новое назначение. – И с этим клерк, порывшись в ящике стола, протянул мне новый свиток. – Завтра явитесь в информационный отдел.
- А почему не сегодня?
- Сегодня никак нельзя. Возникла авария на линии. Вот устранят ава-рию, тогда и явитесь.
Я вырвал из его рук свиток и удалился.
Глава 8
Догорающий под ветвями пальм костер давал слишком мало света. В эту ночь на небе не было ни одной звезды. Я вдруг с ужасом представил, что наш шар – единственный в мертвой Вселенной огонек жизни и тепла, и от этой мысли мне стало настолько тоскливо и холодно, что тело стало знобить. Хотя остров по-прежнему хранил накопившееся за день тепло и настоящего холода вовсе не ощущалось.
- Хорошо, что дети сегодня остались вместе с детьми вождя. – Моя супруга еще сильнее съежилась в моих объятиях. – Не хотелось бы, чтобы они видели пустое небо. Они так любят танец звезд.
- А ты представь вдруг, - сказал я с тревогой, - что на этом небе нет ничего, даже солнца этого мира.
- Ты хочешь сказать, что завтра мы окажемся на ледяном шаре, который летит в пустоте космоса?
- Ничего я не хочу сказать. Просто непривычно жить в мире, в котором нет звезд.
- А знаешь, я думаю, что это место вовсе не находится в физическом мире.
- Что ты имеешь в виду?
- Представь себя, - жена встала и стала расхаживать подле костра, - что мы сейчас находимся не на планете вовсе. Хотя, впрочем, неважно, пусть будет планета. Но она окружена не звездами в обычном для нас понимании, а их имитацией. Как на дне хрустального шара мы взираем на проекцию звездного дирижера, который и запустил всю эту карусель.
- Ага, а сегодня, он решил устроить себе выходной, - устало произнес я.
- Ты все переживаешь из-за пьяных греков? Забудь о них.
- Я не могу этого забыть. Ни на минуту. Такого стыда я не испытывал давно.
- А ты представь себя на их месте, - жена присела рядом, - целый день ты трудишься, хозяйничаешь в доме, отчитываешь нерадивых слуг, споришь с женой. Разбираешь споры, затем тебе нужно идти на рынок, чтобы послушать последние сплетни. Поневоле устанешь от таких трудов. И лучший способ забыть обо всех этом – вечером собраться в кругу верных тебе друзей и за чаркой вина от души повеселиться. Поверь, древние греки понимали толк в хорошем веселье.
- Ты просто не понимаешь, - я старался ее разубедить. – Здесь все гораздо сложнее. Я совсем не так представлял их симпозиумы.
- Тебе разве не объяснили, чем древние греки занимались на симпозиумах?
- А ты случайно с Таис не устраиваешь симпозиумов?
- Причем здесь Таис, - отмахнулась жена. – Поверь, ты неверно представляешь себе, чем на самом деле занимались гетеры в древнем мире.
- Я прекрасно представляю, чем обычно занимались гетеры, - разозлился я. – И не пытайся меня переубедить. Детей своих к ней я с тобой не отпущу.
- Какой же ты упертый. – Жена отвернулась в сторону.
Споры о Таис началась еще в первый день, когда супруга получила назначение. Как бы ни убеждала меня моя благоверная, что Таис образованная и воспитанная девушка, я Таис ни капли не верил. И, действительно, как можно доверять женщине, которую обвиняли в сожжении Персополя – столице персидских царей ? Но моя супруга упрямо продолжала защищать Таис и уверяла, что девочки могут у нее научиться хорошим манерам, а также танцам и живописи.
- Может, она и прекрасно танцует, - как-то заявил я, - но телом своим она распоряжалась иначе.
- В тебе играет ревность, - парировала новоиспеченный парикмахер эллинской гетеры. – Поверь, за то время, что я провела с Таис, я не видела ни одного мужчины.
- Но вы говорили о мужчинах?
- Какая разница, о чем мы с ней разговаривали.
- Все равно, детям там не место.
- Это твое окончательное решение?
- Да.
На этот спор, конечно, не закончился, поскольку, зная упрямый нрав своей жены, я был уверен, что она поступит вопреки моему мнению, и уведет девочек к своей образованной и культурной афинянке.
Костер уже почти догорел и мы уже ничего не видели за пределами слабого светового круга от догорающих углей. Где-то рядом тихо и мерно дышал океан, словно натруженный огромный великан, мечтающий об отдыхе.
- А, знаешь, в чем твоя проблема? - внезапно спросила моя жена и, не дождавшись ответа, продолжила. – Ты никак не можешь определиться. Ты не знаешь, в чем твое предназначение.
- И почему я должен чем-то заниматься или искать свое предназначение?
- Конечно, ты можешь бездельничать и сутками загорать на пляже. Но в безделье нет никакого смысла.
- Почему во всем нужно искать смысл? – спросил я. – Чем больше мы открываем дверей, тем меньше за ними смысла.
- А ты пробовал просто радоваться жизни и не переживать по поводу любой неудачи?
- Ты предлагаешь начать второй раунд против греков-старичков?
- Ничего я тебе не предлагаю. Возможно, тебе нужен перерыв на раздумье. А, знаешь, что, - внезапно предложила она, - пойдем завтра все вместе к Таис? Ты, я и девочки?
- Ни за что. Ты сама сказала, что ни видела рядом с Таис ни одного мужчины. И я даже не знаю, как Таис отреагирует на мое появление.
Но про себя подумал: «Буду ли я ей интересен?»
- Хорошо, возможно работа по специальности тебе доставить больше пользы, - вздохнула жена. - Там, дома ты вроде считался неплохим специалистом.
Я скривился.
- Не напоминай мне о доме. Да и дом ли он мне сейчас?
Последние безумные дни я ни разу не думал о доме.
И тут меня осенило:
- А ведь мы в любое время можем вернуться назад. Теперь нас уже ничто не держит.
- Ты на самом деле хочешь вернуться?
Я надолго задумался. В прежнем мире я был уволен. Уже больше года наша семья, наверняка, числилась в списке пропавших без вести. А родственники успели по нам справить не одни поминки. Может, и квартиру уже продали. Интересно, если квартира продана, каково придется новым ее жильцам? Может, и они где-нибудь сейчас путешествуют по иным мирам и временам, беспорядочно открывая и закрывая двери? Но даже если квартира стоит пустая и опечатанная, какой резон сейчас возвращаться туда, где нас давно считают мертвыми? Нужны ли мы тому миру? А может, прошлое специально выплюнуло нас, как не дожеванную и испортившуюся еду, пытаясь понять, годны ли мы еще на что-нибудь?
Прежде я был заурядным и не подающим никаких надежд человеком. Жил, как все, - тем, что считалось престижным: квартирой, которую в любое время мог забрать банк, машиной, которая была куплена в кредит, дорогими вещами, которые мы тоже брали в кредит. Ничего собственного у нас не было. Все было чужим и заемным. Хотя нет. У нас были дети. И детям здесь нравилось больше, чем в тот мире с кучей запретов и ограничений. И пусть они учатся у гетеры танцам и живописи, пусть зажигают костры под пляски детей белых холмов, пусть восхищенно взирают на танцующие звезды. Здесь они гораздо нужнее и уместнее, чем в том уютном и благополучном мире, где у них был лишь один выбор: болеть и сидеть дома или не болеть и идти в детский сад. Можем ли мы делать выбор за наших детей? Можем ли мы так легко решать их судьбу? Ведь перед нами открыты лишь некоторые двери, а перед ними открыт весь мир. И этот мир более дружелюбный, чем, например, тот странный мир, в котором живет дед со своей козой.
- Я не стану возвращаться в наш дом, - решился я. – По крайней мере, сейчас точно.
Костер погас окончательно, а с ним и наш разговор…
Глава 9
Информационный отдел, куда меня направил клерк, поражал нагромождением механического и электронного оборудования. В светлом с высокими потолками и деревянными панелями помещении вдоль стен тянулась бесконечная череда металлических ящиков и приборов непонятного происхождения. Ящики были похожи на вокзальные сейфы для хранения багажа. К этим ящикам были подключены мотки проводов всевозможных цветов и длины. Пучки и клубки проводов в беспорядке стелились по полу, подвешивались к железных скобам на потолке и стенах и тянулись во всех направлениях. Концы их скрывались в стенных нишах и желобах.
По залу шустро сновали девушки в строгих черных юбках и белых блузках. Белые сеточки на голове скрепляли их непослушные волосы. Техники в длинных серых халатах, шумно ругаясь и сталкиваясь друг с другом, тянули мотки проводов и подключали их в свободные гнезда внизу металлических ящиков.
Низкий и вибрирующий гул от работающих машин стоял оглушающий. Девушки быстро переговаривались между собой и, подчиненные какой-то им одним понятной команде, перебегали от ящика к ящику, выдергивали шнуры и быстро дергали металлические рычажки и нажимали ножные педали.
Командовал этим парадом седовласый человек в твидовом костюме и старомодных очках. Командующий стоял на небольшом возвышении в середине зала и сочный громким басом отдавал команды девушкам, которые мне удивительно напоминали телефонных барышень из тех давних времен, когда страны и континенты соединяла только телефонная и телеграфная связь.
Я словно очутился в музее компьютерной техники. То, что передо мной была модель первого компьютера ENIAC разработки фон Неймана , я понял сразу. Мне, изучающему в институте историю компьютерной техники, столь древний ламповый монстр был знаком по фотографиям, которые нам показывали пожилые преподаватели, столь же древние, как представший моим очам ENIAC.
Осторожно переступая, через провода и лавируя между снующими техниками и девушками, я приблизился к командующему электронно-ламповым парадом. Тот внимательно изучал длинные продырявленные картонные полосы. «Перфокарты» - догадался я.
- Простите, - обратился я к главному, - как мне попасть в зал компьютерной техники?
- Вы уже в нем, - седовласый оценивающе посмотрел на меня.
Я удивленно оглянулся.
- Очередной хиппи? – спросил он меня. – Если хотите работать техником, оденьтесь подобающе.
Нездоровое внимание к моему одеянию меня уже начало раздражать.
- Я не технический работник, - ответил я. – Я программист.
- Неужели? – удивился он. – Видите ли вы вон тех девушек? Вот они как раз и заняты программированием.
- Вы не понимаете, я программирую несколько иную технику, более миниатюрную и продвинутую. А это…
- Это и есть продвинутая компьютерная техника, - раздражительно сказал седовласый. – Где ваше назначение?
Я протянул ему свиток.
Он покрутил его и, не глядя, бросил в сторону.
- Вы знаете, как нужно менять электронные лампы? – строго спросил он меня.
- Нет, - смутился я.
- А вы знаете, в какой последовательности нужно включать реле или хотя бы умеете читать перфокарты?
- Я не знаю, как работать с перфокартами.
- Тогда на что вы годитесь?
Я промолчал.
- Ни на что вы не годитесь, - подытожил мой собеседник. – Вот вам счеты и идите работать в бухгалтерию.
С этим он вручил мне древние и надежные, как мир, деревянные счеты, по-отечески и с какой-то снисходительной улыбкой похлопал меня по плечу и усталой и шаркающей походкой побрел в сторону своего электронного детища.
После истории с греками такого унижения я не испытывал давно. С низко опущенной головой я побрел прочь к выходу.
Глава 10
В уже неярких лучах предзакатного солнца я сидел на пороге бунгало и копался во внутренностях радиоприемника. Электронные детали не желали складываться в работающую цепь, и от этого я злился еще больше.
Краем глаза я заметил, как жена подсела ко мне и стала ковырять палочкой в земле. Я упорно не смотрел в ее сторону.
- Может, все-таки поговоришь со мной? – попросила она.
Не поднимая головы, я тщетно пытался реанимировать детище китайских радиотехников. Нужен был паяльник, но мне совсем не хотелось идти за ним к сундуку.
- Девочкам не хотелось возвращаться от Таис, - оправдывалась жена, - у нее такой замечательный домик. Рядом с Эгейским морем. В нем всегда свежо и пахнет лавандой.
Я выронил все распаянные детали на земли и так и сидел с опущенными руками.
После трехдневного отсутствия жены с девочками мое пребывания на острове было подобно каторге. Я не желал верить, что она может поступить так подло. Но почему она не оставила мне хотя бы записки?
- Я ведь к тебе не извиняться пришла, - продолжала она тем временем. – Я не чувствую своей вины. Но я должно сказать тебе очень важное. Оно касается всех нас.
- И что же это очень важное? Вы решили переселиться к Таис?
- Таис здесь ни при чем, - ответила жена. - Она скоро уезжает в Пер-сию.
- Чтобы сжечь Персеполь?
- Да как ты можешь судить о Таис, даже не зная ее? Откуда тебе из-вестно, что это именно она подстрекала персов сжечь свою столицу ?
- Тогда что же настоль важное ты намерена мне сказать?
Жена подвинулась поближе.
- Вчера к нам к Таис прибыл один гость, - начала жена.
- Мужчина? – съязвил я.
- Я не знаю.
- Как не знаешь?
- Это был клерк.
- Что и у клерка есть интерес к Таис? – не унимался я.
- Клерк был встревожен, - продолжила жена, не замечая моих колко-стей. – Он просил нас отнестись со всей серьезностью к возникшей ситуации.
- Насколько я знаю, этот крыс всегда очень серьезен.
Я был зол на клерка не меньше, чем на жену. Унижения сыпались на мою голову по вине, в том числе, и клерка.
- Нет, на этот раз он принес поистине тревожную новость, - пояснила жена. – Ты, наверное, слышал о разведчиках?
Я, конечно, слышал о разведчиках. Так именовали добровольцев, которые путешествовали по дверям и записывали все самое необычное и странное, что им довелось увидеть во время своих путешествий. Некоторые из их записей мне удалось взять у клерка и на досуге почитать во время отсутствия жены и девочек. Занятные были истории. Настолько занятные, что я и сам подумывал записаться в разведчики.
- Разведчики забредают в такие дали и времена, куда обычный человек и не сунется, - рассказала жена. – Некоторые уходят к краю истории человека. Ты ведь слышал теорию о том, что перенестись можно только в те времена, где есть двери, то есть в исторические времена?
- А как же быть с людьми племени белых холмов? – удивился я. – У них в помине не было никаких дверей.
- Да, но у них есть жилища. А любой вход в пещеру можно завалить камнем. Чем тебе не аналог первой двери?
- И что же такого необычного поведали разведчики?
- Один из них, по словам клерка, вернулся из того места, в котором жили доисторические животные. Но в этот мир вела самая обычная дверь. Представляешь, дверь в то время, когда человека еще не было.
- Значит, человек появился раньше, чем думали ученые, - предположил я.
- В том-то и дело, что людей там не было. Разведчик не видел их следов. А ведь человек всегда оставляет за собой следы. И, что самое интересное, в том мире он увидел сундуки.
- Но откуда там быть сундукам?
- Ни клерк, ни разведчик об этом не знают. Чтобы выяснить это, клерк вербует добровольцев.
- А ты здесь причем?
- Клерк предложил мне и Таис отправиться вместе с другими добровольцами в экспедицию. Он боится, что древние монстры прорвутся к нам через двери и начнут нападать на людей.
- И ты согласилась?
- Я обещала подумать, - сказала жена. – И еще я сказала, что, если я и надумаю принять участие в экспедиции, то пойду только с собой. И девочек мы тоже возьмем с собой.
- Ты что, обалдела! – От мысли, что девочки отправятся в опасный поход по дверям в доисторические времени к древним монстрам, я вскочил с места. – Как ты можешь даже думать об этом?
- А ты предлагаешь оставить их здесь? – Жена тоже встала и посмотрела мне прямо в глаза. – Ни за что и ни при каких обстоятельствах я не оставляю своих дочерей без нашего присмотра. С нами им будет намного безопасней. Ты только представь, что звери из кембрия или юрского периода нападут на людей белых холмов? Кто защитит девочек? А в экспедицию отправятся множество людей. Клерк обещал помочь с подготовкой.
Доводы жены были весомые, но меня не сломили.
- Хорошо, отправляйся, - сказал я ей. – Но девочки останутся со мной.
- Нет, - упорствовала жена, - девочки пойдут либо со мной, либо с нами. С тобой я их не оставлю.
- Оставь их тогда с Таис!
- Таис тоже отправляется в экспедицию!
Меня душила злость. Я пинком отшвырнул детали радиоприемника и, не оглядываясь, быстро зашагал в сторону моря.
За спиной я слышал, как заплакали разбуженные из-за нашей ссоры девочки, как жена их успокаивает. Зашумел ветер в листве, вдали шумело беспокойное море. Беспокойно было и у меня на душе…
Эпилог
Я шел сквозь пространство. По верблюжьим путям арабских караванщиков, по мощеным площадям средневековых городов, по утоптанным легионерами и прямым, как стрела, римским дорогам, по сельским тропкам древней Англии, по крутым горным тропам ацтеков. Я шел сквозь время. Как шелуху я отряхивал со стоп своих столетия и эпохи, с трудом продирался через темные века, легко бежал по золотым эпохам человечества. Я шел мимо людей. Их удивленные, испуганные, настороженные, злобные лица скользили по моей чудной одежде, чтобы затем растаять, как воск. Я шел под разными небесами. Солнце опалило мои волосы, дожди промочили мою обувь, ветер задувал в полы моего пыльного и дырявого плаща. Я взбирался по ступеням заброшенного в джунглях древнего храма, камни которого еще не впитали кровь пролитых на них жертв. Я спускался в темные подземелья и каверны, и стаи летучих мышей в страхе шарахались от меня. Я бежал от толп прокаженных и спасался бегством из зачумленного города. Надо мной плыли колокольные набаты, ревели победные трубы, плаксиво призывали к молитве и покаянию муэдзины с изящных башенок минаретов. Я бесстрашно перепрыгивал через шумные ручьи, осторожно крался по шатким доскам моста, перекинутого через пропасть, на дне которого белели человеческие черепа. Я смело взбирался на крутые склоны священной горы, в одиночестве плыл на лодке по озеру, усыпанному лепестками лотосов.
Я шел сквозь пространство и время, мимо разных людей из разных эпох. И всюду передо мной открывались двери. И я стремительно врывался в них, чтобы, не задерживаясь, достичь новых дверей, открыв которые, окунался в новые времена и новые пространства.
Вконец устав от своего бега, я остановился возле обитой стальными листами дверью. С трудом я открыл ее и очутился в своей квартире.
Пыль густым слоем лежала на поверхности предметов. Тиканье некогда мерно идущих часов стихло. Я прошелся по пустым комнатам, заглянул в детскую, остановился у задернутого шторой окна. Я отдернул штору и взглянул в окно. Неподвижные звезды мерцали в пугающей высоте ночного неба. Наискось небо разрезал шрам летящей кометы.
Зачем я здесь? Что я потерял в этом мире?
Я сел и задумался. Нас всюду окружают двери. Мы ограничены в своем выборе, поскольку почти всегда знаем, что будет за закрытой дверью. Кем бы мы ни становились и чем бы мы не занимались, какие бы тайные мечты не лелеяли и к какой бы заветной цели не стремились, с грустью стоит признать, что мы лишь узники, обреченные сидеть взаперти в своих душных квартирах и мечтающие о том, чтобы двери настежь открывались только в мир нашего детства и вечного лета. Но так не бывает. Но вот однажды двери перестают быть для нас преградой и широко распахивают перед нами пространство мира и глубину времени. Не мы выбираем двери, а двери выбирают нас.
Достоит ли я этого дара? Была ли только мне уготована эта награда за мою бесполезную и, в общем-то, никчемную жизнь? Что я сделал полезного? Подарил жизнь своим детям? Но у моей жены больше на них прав, поскольку рождение наших детей – это, по большому счету, ее заслуга.
В последний раз окинув взглядом свое прошлое, я приоткрыл дверь.
В пустоте бездонного космоса передо мной расстелилась светящаяся лента, уходящая в бесконечность. Звезды плясали свой извечный танец, а в их лучах искрился путь. Множество дверей вереницей плыли вдоль освещенного звездами пути. Я знал, что за одной из них в душных болотах доисторического мира меня ждут родные мне люди. Но еще я знал, что теперь и отныне любая дверь приведет меня туда, куда я только пожелаю.
Я шире распахнул дверь, и смело вступил на звездный путь…
27.01.2020-03.05.2020 гг.
Двери, которые нас выбирают
© Copyright: Виктор Кикас, 2020
Свидетельство о публикации №220051500866
Свидетельство о публикации №220051500866
Рецензии