Письмо 24. Реанимация

Уважаемая Космическая!

Итак, попробую продолжить.

Удар по Мише был глубок, но не смертелен — не задел ни артерии, ни важные органы. Я бы тут мог повторить вслед за литературным Митей Карамазовым после удара по Григорию, старого слуги его отца: «Господи, благодарю тебя за величайшее чудо, содеянное тобою мне, грешному и злодею». Стоило ли свою жизнь кончать в тюрьме или в дурке ради избавления мира от этого «самодовольной твари в конце дрожащей с кусочком нашего масла на его хлебе», этого подручной «шестёрки» у моей матери?

В милиции просидел полдня, следак что-то писал. Потом пришли два санитара — и дурка.  Та самая, Кириловка, где в детстве ходил через Бабий Яр на «электросон».  Дальше - «белый экран и чёрный квадрат» - ничего не помню. Сколько я там был, что там со мной было — провал.  После психушки мать меня стала снаряжать обратно в Томский ГУ. Мой академ отпуск кончился.

Приехал в ТГУ. Объяснение с Галочкой. Я её тоже люблю.  Встречаемся. Обнимаемся. Целуемся. На перепутье я. Продолжить учебу, забыть Зою, даже и не звонить, оборвать всю связь? Логика и ум указывали на такой путь. А сердце?

Не выдержал, позвонил из почтамта.
 
Зоин больной голос: мне очень плохо, твоя мать устроила скандал  в редакции. Я перенервничала. Обострение поджелудочной. Не бросай меня...   
Уволился, выписал паспорт из Томска. Галочка на вокзале. Обнимаемся. Прощаемся. Я люблю двух - девушку Галю и женщину Зою, «Грушеньку-Аграфену» 45 лет и Галочку, «Ларину», 20-ти лет.

Сразу с вокзала — к Зое домой, без звонка.  Открывает Надежда: там Зоя... она в ужасном виде.  За ней надо ночью следить.  Она падает с кровати, нам трудно, тяжело её назад укладывать. 

Зоя лежит бледная - «краше в гроб кладут». Дышит прерывисто. Кулачки сжаты. Руки скручены к груди, как лапки мёртвой птицы. На тумбочке — шприц, ампулы. Морфин.

За прошлый год связи с Зоей не вдавался в подробности её болезни. Раз в месяц, когда начиналось обострение болей поджелудки, она ходила в районный госпиталь на «новокаиновые блокады». На «пожарный» случай у неё был стеклянный  шприц и морфин.  В её записной были телефоны глав врача ГВ и его зама З.
При мне она несколько раз колола морфин себе сама.

В тот день Зоя засыпала и просыпалась каждые минут десять.  В моменты прояснения она дала мне ворох своих квитанций на ломбард и телефон врача Ольги у которой я должен был бы взять коробку морфина. Зоя уверяла, что ей нужно 1 укол в день в её ужасном состоянии.  Много позже я узнал, что всё это зоино состояние было — отравление морфином из которого она уже не могла сама бы выйти и ампулы врача Ольги только ухудшали дело.  Но тогда я был уверен, что так надо. Позвонил, стретился с этой Ольгой, и принес коробку. Подставил стулья к кровати, чтобы больная не скатывалась на пол. Сам улегся наночь на стульях.  Надежда остваила куриный бульон в термосе. Кормил Зою с ложки.

На следующий день нашел в записной книжке телефон врача Шлыкова, доцента из больницы ученых. Он знал Зою. Пришёл. С виду, как штангист, толстые длинные руки "орангутанга", мясистое лицо мясника, грубоватый голос. И это врач? Все врачи-мужчины, которых я знал раньше, напоминали айболитов или чеховских очкариков.  А этот мужлан-штангист - и врач? Доцент? Или бандитская карикатура на врача?

Шлыков вроде стал проявлять заботу о больной, но как — не помню. Приходил часто.  О морфине я опасался говорить, ведь достал «по блату».

Думал, что действительно у Зои новая фаза поджелудки.  Шлыков  несколько раз говорил с Зоей в моменты её прояснений.  Она думала, что он помогает.  Стала обещать доценту всякие «блага», во главе с «ягодкой» - разрешение на поездку в кап страну.  Шлыков был в восторге.  Довольный, похвалялся, что во время зоиных командировок во Францию будет её личным врачом. 

Так прошла неделя.  Зое было ни лучше ни хуже.  Я стал сомневаться в великих врачебных способностях Шлыкова и позвонил другому врачу -  заму глав хирургии рай госпиталя, З.  Он тоже знал Зою и приехал.  Шлыков был на месте, для «консилиума», и стал глубокомысленно обсуждать состояние больной, и как он её хорошо «лечил» в домашних условиях.  Врач З понимал немного более, чем "штангист" в белом халате, и заявил, что надо вести срочно к ним в госпиталь.  Шлыков «поломался» и согласился.  Думаю, что и он и З видели признаки отравления морфином, но это слово у них было между собой "табу". К тому же все ампулы были на тумбочке. 

На прощание Шлыков снизошел и устроил мне просьбу: «Лечение будет трудное. Зое нужно будет редкое лекарство, морфин или любой наркотик.  В больнице этого нет.  Ты должен это доставать за любые деньги и приносить мне.  Только так Зоя сможет быть спасена».

Мой ум уже от всего этого начинал «плыть».  Я думал, что всё то, что сказал Шлыков — правда.  Зою увезли.   Выхожу из её дома с пачкой квитанций на ломбард.  Кое-что смог выкупить, продать зоиным подруге и выплатить взносы хранения на остальное. Кроме Лёни Цыпина и его круга - у меня друзей не было — продавать больше и некому. Вернулся и отдал пачку Надежде.  Она жадно схватила квитанции: «Это что?! Откуда? Почему Зоя тебе дала это, а не мне?».  Постепенно Надежда выкупила и продала почти все зоины вещи из ломбарда и даже из её комнаты. Выручка ушла на передачи "домашней еды" для Зои, как позже она заявила.  Мне потом влетело за это от Зои: она подумала, что это я опустошил её лабард и деньги утаил. Она не могла поверить, что пока была в реанимации, между жизнью и смертью - её мать продала почти все ценные вещи.

Я уехал на электричке из города. Снял комнату в пригороде Боярки.  К матери решил не звонить никогда.  У неё появился еще один сын с маслом и вареньем, пусть так и будет.  Каждый из нас сделал свой выбор и прыгнул под свой поезд.

На следующий день пошел в госпиталь и нагло зашел в кабинет глав врачу Г.  В голове роились мысли: «где Зоя? Её надо спасти. Ей нужен морфин».
 Несколько вздохов я ничего не мог сказать.  Говорить начал профессор: «А... вы же брат Зои? Она в реанимации. Я лично прослежу за её лечением. Прекрасная женщина!»

Потом встретился еще с Ольгой-врачом,  и мы пошли в реанимацию.  Что-то в   Шлыкове мне уже стало не нравиться.  По дороге  рассказал о его просьбе. Ольга рассмеялась: наивный глупыш.. А давай, предствавь себя как Буратино, а Шлыков -- пусть кот Базилио. И он тебя пригласил в страну дураков.  И там ты зароешь пять ампул и вырастет аптечное дерево для Зои и судебная тройка для тебя.  Понял, глупенький Буратино?   
* * *
Продолжение http://proza.ru/2020/05/16/107