Ручей Ягодный

        За лето мы отработали все участки, выделенные для поисков алмазов, остался самый отдалённый из них – Индигский. Была поздняя осень, листья на карликовой берёзке пожелтели и начинали облетать. Но погода, как будто в награду за ненастное лето, подарила нам в середине сентября такие денёчки, что просто позавидуешь. Если всё лето мы работали на «выбросах»* каждый только с рабочим, то на последний участок собрались все вместе, чтобы сделать махом всю работу, а потом сворачиваться и лететь на базу экспедиции в город Нарьян-Мар. Сборы на «выброс» были не долгими. И вот мы небольшим отрядом едем на вездеходе на восток, где протекает самая большая река Северного Тимана – Индига. Почти вся территория по пути следования – кочковатая тундра с многочисленными болотами, с редкими островками леса.

        Красива тундра осенью. Таких ярких насыщенных цветов, в которые окрашены мхи, кустарники и травы, редко где встретишь. Правда, что-то похожее мне приходилось наблюдать на Южном Урале на вершинах гор, где после зоны лесов располагалась зона тундры.

        Зарослей кустарника по пути хватало с избытком, но они не достигали большой высоты. На подъезде к ручью Ягодному, вот из таких зарослей подняли медведя довольно внушительных размеров. Мишка долго бежал впереди. Он то останавливался, вставал на задние лапы, а увидев, что мы продолжаем его преследовать, припускался еще быстрее. Убежать резко в сторону, как и многие звери, он почему-то никак не решался. Оружие у нас с собой было, но нам и в голову не пришло убить зверя, хотя это и не представляло сложности – стоило лишь дать газу. Да и куда нам столько мяса?  В такую погоду мы бы его просто не сохранили.

        Но вот наш вездеход, доехав до ворги, идущей по правобережью ручья Ягодного, резко повернул на восток, а косолапый так и продолжал бежать в южном направлении, очевидно, не понимая, почему отстали его преследователи.

        Лагерь разбили ниже Ягодного, в междуречье рек Малой и Большой Светлой. Вдоль реки, в данном месте тянулся настоящий хвойный лес. Пока рабочие готовили ужин, мы, собравшись в палатке у Бориса Петровича, нашего начальника, наметили на завтра план дальнейших работ. Я всё время ходил в маршруты с Николаем из местных, а тут начальник решил его взять с собой, а мне предстояло идти с Сашей, работавшим у нас первый год. Он приехал на Север из Молдавии, был земляком нашего начальника. Мы знали в нашей Тиманской экспедиции несколько человек, которые приехали на Север, благодаря Петровичу. Начинали они с помощников бурильщика, а потом стали буровыми мастерами. Саше было лет тридцать: смуглый, высокий, симпатичный парень – типичный молдаванин.

        И вот на второй день мы все отправились в разные стороны: Петрович с рабочим вниз по реке, Плотников Слава – вверх, а мы с Сашей начали маршрут по ручью Ягодному.

        Надо особо сказать о нашем снаряжении и инструменте, что мы несли с собой. У нас был большой деревянный лоток для промывки шлихов, сито для отсева крупного гравийно-галечного материала, сито для промывки донок, конечно, геологический молоток, планшет с картами и вместительные рюкзаки, где лежали пробные мешочки, продукты и прочее. В маршруте мы должны были отбирать большое количество проб, так что к концу маршрута наши рюкзаки становились тяжеленными. Донные пробы были мокрыми, и пока мы не достали большие полиэтиленовые мешки, приходилось ходить с мокрыми спинами. Вода стекала по спине, ногам в сапоги и ощущение было не из приятных. И так с утра до вечера, изо дня в день. К концу сезона от такой работы становишься, как робот, невосприимчивым к боли, к укусам кровососущих насекомых и прочим трудностям походной жизни.

        Идём мы с Сашей, отбираем пробы, я веду описание, а он говорит и говорит, не умолкая.  За многие годы работы каких только рабочих у меня не было, но как-то так складывалось, что они понимали, что геолога не стоит отвлекать лишними разговорами, говорили только тогда, когда это было необходимо. Я и сам люблю поговорить, но всему есть своё время и место. Видя, что парень он неплохой, я впервые не стал этому человеку даже делать намёки, что он меня просто отвлекает этим от работы. Как сейчас думаю, он хотел произвести на меня хорошее впечатление, тем более, он узнал, что мы с Петровичем в очень хороших отношениях. А говорил Александр о родной Молдавии, о семье, как развёлся с женой, о том, как работал на Дальнем Востоке, плавая на рыболовном сейнере и прочее и прочее. Маршрут мы, конечно, прошли, но осадок у меня остался неприятный. Надо было найти нужные слова, хотя бы намекнуть человеку, но так, чтобы не обидеть его, и он, я думаю, всё бы понял. Но нет, я поступил иначе. И это было моей ошибкой.

        Вечером я предложил Петровичу оставить одного рабочего в лагере, чтобы он занимался хозяйственными делами. Вполне уместным был его вопрос, мол, а кого оставить? Я сослался на то, что верховья р. Ягодного я постараюсь отработать один, но зато, вернувшись после работы, нам не придётся готовить долго ужин. Конечно, этот вариант всех устраивал.

        Утром, слава Богу, погода пока благоприятствовала нам, мы все разошлись в маршруты. Пройдя интервал по ручью, который мы отработали вчера с Сашей, я повёл маршрут, делая работу, как за геолога, так и за рабочего и это мне было не впервой. Время летело незаметно. К обеду дошёл до разветвления ручьёв, где на берегу стояла добротная изба из новеньких брёвен. Это было явно совхозное строение, об этом говорили и размеры, и сенокосный инвентарь, сложенный на полках. Оставив в избе большую часть груза, налегке, начал исхаживать все водотоки. Почти все они были в густом ивняке, материал для промывки проб отобрать было иногда очень сложно.

        Но вот, наконец, я завершил маршрут по всем ручьям и вернулся в избу. Наскоро перекусив, сложил все пробы в рюкзак и тронулся в обратный путь. И только сейчас, признаться, понял, что могу не дойти с такой тяжестью до лагеря. Оставить часть груза я тоже не мог, так как завтра мне предстояло идти работать совсем в другую сторону.

        Сгибаясь под тяжести ноши, я двинулся в обратный путь. Надо отметить, что правобережье ручья, по которому я шёл, было приподнято над левым берегом на два-три метра и представляло собой твердую поверхность, без кустарника и болот. Передвигаться по нему можно было без помех, вот если бы не тяжёлый рюкзак. Тем не менее, я преодолел большую часть дороги, а когда оставалось всего километра полтора, у меня появилась уверенность, что хоть начинало смеркаться, но до лагеря я должен добраться засветло.
 
        Но вдруг увидел, что слева вдалеке, за ручьём Ягодным, со стороны нашего лагеря, перемещаются какие-то желтые огоньки. «Да что это такое? ¬ подумал я. – Неужели мужики, зная, что я ушёл один в маршрут, надумали меня встретить? Такого никогда не было. Бывало, что маршрутные пары возвращались и ночью. И почему они шпарят не по ворге, по которой я иду, а по кочковатой тундре с колючим кустарником?» Обеспокоенность тем, что люди пройдут мимо и им придётся плутать в темноте на обратной дороге, толкнула меня на то, что я, отбросив всякие предположения, стал кричать в ту сторону, в надежде, что я привлеку их своим криком.

        Увидев, что огни то появляются, то скрываются на неровностях рельефа, продолжают движение в том же направлении, я перешёл ручей и пошёл навстречу этим огням, продолжая кричать.

        Пока я переходил ручей, началось что-то необычное: поднялся ветер такой силы, что он в мгновение ока нагнал чёрные тучи, пошёл дождь, стало темно. Естественно, что никаких огней не стало видно, и надо было или возвращаться на тот берег и опять двигаться по ворге, или идти по азимуту строго на восток, чтобы выйти на реку Индигу. Я попытался двигаться в сторону лагеря, но впоролся в такой густой низкорослый  кустарник, что его невозможно было раздвинуть ногой и приходилось или наступать на него или искать какую-то прогалину, чтобы поставить ногу.
      
        Влажная погода, беспрестанное поднимание ног в болотниках с расправленными голенищами, тяжёлый рюкзак, привели к тому, что у меня отказала нога, которая была травмирована в горах много лет тому назад. Так же случилось однажды, когда я повёл в Уральские горы моих коллег-геологов. Пришлось друзьям на время взять у меня часть груза, чтоб нога прошла. А тоже переусердствовал, так как, в основном, сам тропил лыжню по мокрому снегу, вот и надорвал ногу.

        Что же делать? Как в темноте идти по азимуту? В придачу, как назло, фонарик перестал светить, очевидно, сели батарейки, а зажжённая спичка тут же тухла от ветра.

        При очередном подъёме больной ноги в колене появилась  нестерпимая боль. Я понял, что до лагеря мне сегодня не дойти, тем более, точно сказать – сколько до него, я не мог.

        И тут заметил, что правее, ближе к ручью, просматривается небольшой островок леса – буквально, несколько больших елей с подлеском. Деревья росли в логу, который впадал в ручей Ягодный. Спустившись чуть ниже деревьев на дно лога, я снял с себя всё снаряжение. Ветра здесь в такой степени не ощущалось, а дождь перешёл в морось.

        Одет я был нормально, сверху был плащ, но без костра было не обойтись. Оставив всё снаряжение, почти в полной темноте, набрал в леске хвороста и развёл костёр. На всю ночь надо было что-то более серьёзное. Добравшись опять до деревьев, обследовал лесок и нашел несколько сломанных вершин больших елей, которые не лежали на земле, а застряли среди веток внизу. С трудом дотащил их до костра и положил одну из вершин поперёк. Когда она перегорела пополам, сложил две половины вплотную друг другу. Такое кострище, под названием нодья, используется охотниками в Сибири.

        От костра веяло таким жаром, что от мокрой одежды пошёл пар. Я достал из рюкзака банку тушёнки, которую не использовал за весь день и, вскрыв ножом, разогрел на костре.

        В вышине свистел ветер, гнул близко стоящие деревья, по плащу постукивал моросящий дождь, а мне было даже уютно в этой осенней ночи. Ночевать одному в тайге, в степи, мне приходилось не раз, начиная с ранней молодости,  поэтому я чувствовал себя у пылающего костра вполне комфортно. Беспокоило лишь одно, куда же девались люди, которые шли мне навстречу?  Я уже начал сомневаться, уж не привиделись ли мне эти желтые огни? Но, отбросив все думы, я примостился у костра, чтобы на меня не попали искры и, под завывание ветра, через какое-то время задремал.

        Просыпался несколько раз, подбрасывал дров и опять дремал сидя у костра. Когда стало светать, ветер и дождь перестали, а в небе вначале появились отдельные просветы, а затем все тучи угнало резко на юг и небо полностью очистилось.

        Когда  рассвело, я поднялся из лога наверх и отчётливо на востоке увидел полосу леса, ориентированную с юга на север – это, без сомнения, был лес, растущий вдоль реки Индиги. Расстояние было не более километра. Чертыхнувшись, что пришлось ночевать вблизи лагеря, я спустился к потухшему костру, взвалил на себя рюкзак и двинулся в сторону лагеря. Судя по всему, день предстоял погожий, какой был вчера.

        Топая по тундре, вспомнил, как вчера был поражён резкой переменой погоды, буквально, за считанные минуты. Как будто бы неведомые силы помешали мне дальше идти. Резко сели батарейки в фонарике, хотя я их проверял перед маршрутом, отказала нога, которая не беспокоила около десяти лет. Не много ли совпадений на один раз?

        Но вот и лагерь. Народ сладко спал в тёплых спальных мешках под сенью брезентовых палаток. Я потихоньку, чтобы никого не тревожить, убедился, что все на своих местах, и никто не обеспокоен моим отсутствием. С души, как камень свалился, что так всё обошлось. Очевидно, после такого дождя надо будет сделать выходной в работе, иначе с первых километров промокнешь до нитки. Снял с себя мокрую одежду, развесил её на солнышке и намеревался нырнуть в спальный мешок.
 
        Но тут брезентовый вход рядом стоящей палатки Петровича откинулся и он сам, заспанный, высунул голову наружу, глянул на небо, а затем на меня и спросил: «Ты чего это так рано поднялся? Да спи ты ещё, сделаем сегодня выходной, пока тундра полностью не просохнет. Дровишек больше заготовим, камералкой можно будет заняться». Со спокойной душой я пошёл в свою палатку, где проспал пару часов.

        Утром, занимаясь хозяйственными делами, я, улучив момент, когда рядом никого не было, спросил у начальника: «Петрович, вчера вечером, ты, случайно, не посылал мужиков меня встречать?» Начальник недоумённо на меня посмотрел и спросил: «А зачем?» Не знаю или он действительно на меня так надеялся, что совершенно не беспокоился, почему я не пришёл поздно вечером, или он просто не подавал виду. Кто его знает? Возможно, он так себя вёл потому, что знал, какую я школу прошёл,  работая десять лет на Урале в таёжной гористой местности.

        Я не стал рассказывать про огни, а то меня могут не так понять. Но это надолго осталось для меня загадкой.

        Уже зимой дома в Нарьян-Маре я, читая какую-то книгу, встретил сюжет, где говорилось про стаю волков, у которых светились глаза в темноте, что напоминало огни от китайского фонарика. Вот только тогда я всё понял. Да это же была стая волков, которая шла от реки вдоль ручья Ягодного, а я ещё пытался привлечь их своим криком и даже шёл им навстречу. Ладно, что какие-то силы  помешали мне сделать это.

        Ещё я вспомнил, что однажды Петрович, вернувшись из маршрута из низовий реки Индиги, рассказал нам, что встретил стаю волков, которых принял вначале за собак. Еще удивился, откуда здесь они могли взяться, вдали от жилья, и было необычно то, что они были все одной масти и очень красивыми. Он не двигался с места, чтобы не спровоцировать их, а они тоже стояли от него в некотором удалении и, приподнимая морды, принюхивались, пытаясь определить, что за зверь им встретился. Через какое-то время они несколько изменили направление своего движения и цепочкой ушли в сторону от непонятного существа, которое не боится их и не убегает стремглав.
 
        Поднявшись на горку, он ещё долго мог наблюдать за стаей, которая уходила всё дальше и дальше от него на юго-запад в сторону ручья Ягодного.

        Я лежал с книгой на диване за триста километров от того места, за окнами мела пурга, а я никак не мог понять, почему я, услышав эту историю от начальника, не связал те жёлтые огни со стаей волков. И вот только сейчас могу дать вразумительный ответ. Волков на воле я до этого никогда не видел, хотя с громадными бурыми медведями на Урале в тайге встречался нос к носу. Здесь, на Севере, за все годы, медведей видел не раз, а волки, очевидно, более осторожны и в поле зрения мне никогда не попадали, хотя я по целому лету с утра до глубокой ночи, был на природе, находясь в маршрутах. Конечно, я знал из рассказов людей, книг и фильмов, что глаза  волков светятся, но, увидев всё воочию, даже не подумал об этом.

        Для себя из всей этой истории я сделал вывод. Нельзя объять необъятное, силы человеческие не безграничны. В жизни надо быть более терпеливыми к слабостям других. Но, в то же время, какие-то силы, и, возможно, ангел-хранитель, не дали мне тем вечером пойти навстречу опасности, ниспослав такую непогодь, что я не мог далее и шагу ступить. Недаром существует такая мудрость, что Бог нам посылает невзгоды и испытания, тем самым предохраняя нас от более тяжёлых бед и ошибок.

* «Выброс» — переезд (или переход) из базового геологического лагеря на новый участок работ.

 05.07.2013