XI

 На месте происшествия начался уже какой-то сплошной сумбур: младшие ребята стояли как вкопанные, не понимая, что делать, пока старшие побежали за подмогой: однокашники Ивана и Коли не находили себе места, но хуже всех конечно пришлось самому виновному в случившемся: Мансуров рыдал и кричал в истерическом припадке так, что со стороны мог показаться гениальным трагическим актером:
 - Ваня, прости! Я этого не хотел! Ванечка, я не видел... Господи! Господи, за что!? Нет, нет, умоляю, нет!
 Когда наконец поблизости появились директор и несколько учителей, они тоже поначалу не поняли, что случилось. Все происходящее по словам одного старшеклассника выглядело так, словно мальчики разыгрывают не то сцену из "Евгения Онегина", не то еще что-то подобное. Но когда Зимовский увидел окровавленного Жибера и почти обезумевшего заливающегося слезами Мансурова, стало ясно, что все происходит всерьез.
 Все еще находящегося без чувств Ивана осторожно подняли и куда-то понесли, в то время как Коля продолжал стонать, закрыв лицо руками, едва не начиная биться головой об снег. Понимая, что сейчас от него с трудом можно услышать вразумительный ответ, Зимовский спросил Тригорина о том, что случилось.
 Но Хорек и сам был в ненамного лучшем состоянии, успев искусать себе до крови все костяшки пальцев. Едва унимая дрожь в руках, он кое-как начал говорить, то и дело запинаясь и захлебываясь словами:
 - Мы тут играли... в снежки... Как будто одни против других... И Иван тоже с нами стал и-и-играть. А п-потом... Он вдруг закричал и...
 - В него попало осколком льда, так? - нетерпеливо перебил директор, - Да говорите уже внятно, Тригорин, хватит трястись!
 - В-видимо так. Я сам стоял в стороне, и сперва мы все не поняли ничего... Просто Ваня закричал, схватился за голову, а потом... Рухнул на снег. А Коля к нему и в слезы... я не знаю ничего больше!
 Видя, что Тригорин не лжет, Зимовский велел ему и остальным возвращаться в гимназию, после чего вместе с Аркадием Эрнестовичем вновь подошел к Мансурову.
 - Ты-то точно знаешь, что произошло, так? - совершенно холодным тоном спросил директор Колю, - и лучше тебе рассказать правду сейчас.
 Еще не понимая до конца смысл вопроса, Коля посмотрел на взрослых взглядом, полным отчаяния и неподдельного испуга и сдавленно произнес:
 - Я не хотел, чтобы так случилось, клянусь! В меня самого попало снежком так, что залепило глаза, и я поднял тот кусочек льда, не заметив даже. И потом я бросил куда попало и... О боже, боже! Что теперь будет? Что делать?
 И если господин Зимовский лишь продолжал строго смотреть на мальчика, допуская, что это просто была нелепая жестокая случайность, то лицо Аркадия Эрнестовича изменилось до неузнаваемости. Также побледнев как мел, он, с широко открытыми глазами заговорил каким-то не своим голосом, похожим на злобный шепот:
 - Нет, нет, негодяй, не смей нам лгать! Ты... Жестокий, бессердечный мальчишка и дрянной актер! Полно разыгрывать комедию и говорить, что это произошло случайно! Тебе уже никто не поверит! Ведь все знали, что ты ненавидишь Ивана, не то завидуешь ему, не то еще что...
 Далее он обратился к Зимовскому уже громче:
- Господин директор, я тогда вам не рассказал кое-что, о чем ныне чрезвычайно сожалею. Около двух недель назад я застал Мансурова и Жибера здесь же в саду, когда они хотели драться на палках. Я выяснил подробности их ссоры и понял, что спровоцировал ее именно первый. Я решил не наказывать на первый раз мальчиков строго и не стал докладывать об их поступке, заставив просто помириться, но теперь... Я понял, что очень ошибся.
 Побледнев еще больше, историк вновь перешел на полушепот, обратившись к Коле, в то время как его губы дрожали не то от гнева, не то от волнения за племянника:
 - Да, я тебя очень сильно недооценил, мерзавец! Ты с самого начала придумал эту игру со снежками, что осуществить свой предательский план! Я помешал вам тогда, и ты решил позже все-таки свести с Иваном давние счеты! Зная, что по-другому его не одолеешь, ты нанес ему удар исподтишка, так, чтобы всем казалось, что это несчастный случай! Да, да, я уверен, что ты с самого начала хотел если не искалечить его до смерти, то просто навредить, причинить боль! И у тебя это прекрасно вышло! Ударил же не просто куда-то, а точно в голову, почти в висок... Я говорил тебе, что Иван и без того слаб здоровьем, а теперь... С ним может случиться самое страшное... О, ты - малолетний преступник, источник зла в классе, и я позабочусь о том, чтобы тебя удалили из гимназии как можно быстрее, если ты только калечишь других детей! Господин директор, надеюсь, вы примите мои слова к сведению и предпримите меры в отношении этого злодея!
 Внимательно выслушав Аркадия Эрнестовича, Зимовский тоже заметно нахмурился и ответил:
 - Можете в этом не сомневаться. А теперь ступайте за мной, Мансуров!
 И, поскольку сам Коля с трудом мог идти на подкашивающихся от потрясения ногах, историк и директор его буквально силой поволокли в гимназию.