Огьел повест

"Огьел – это не прозвище, и не кличка, это псевдоним. Сейчас, может быт не имеет никакое значение, а тогда… имело большое значение..."

-Еей, Огьел!… – Вдруг Дронников подозвал.
И это слово меня затронуло, не просто затронуло, а как хингал прошел с ногт до головы, и обжег все тело, все сушество. Может не само слово, а сам Дронников, его хмурное поведение затронуло меня. Сначало мне показалось что как-то он неправильно выразился… Ничего себе!
Ничего не говорил, тихонько подошел к ним. Они стояли под вышкой и смотря на нас курили сигареты. Шаг за шагом подошел совсем поближе и стоял перед Дронниковым лицом к лицу, смотрел на его хитренькие глаза.
Увидев, что дело серьезное, Дронников заулыбался как герой, губы чуть не дошли до низкого обреза ушей. Его лицо напоминало мне лягушку на губах змеи. Смотрел, смотрел, и не воздержался. Нервно прижал руки и ударил его кулаком по голове. Он смотрел мне в глаза как беспомощный. Вдруг его глаза перекосились и он упал, точнее не упал, а сел на снег.
-Охх… ты… Огьел!… – Это уже был Белоусов. – Прослушал мимо ушей, мне безразлично было, кто что будет говорит.
Белоусов был старше нас на два года. Отслужив в армии, решил продолжить учебу. Он еще был крепким, здоровым. Это правда, что мне с ним драться не по силу. Но, он тоже знал, что со мной не стоит «шутить». Медленно подошел ко мне.
-Но ты…, – силно прижал кулаки и посмотрел мне в глаза, прижимал губы. Не знаю, что он хотел сказать, вдруг громко произносил. – но ты настоящий огьел!
Сказал громко, так громко, чтобы я затеял с ним драку.
-Что ты себе позволяеш, огьел? – Кураченко высказался. – Кроме себя ни кого не замечаеш?
-Заткнитесь! – Я тоже довольно громко закричал, – Лучше займитесь с Дронниковом, кажется, он потерял сознание.
***
Тогда мы учились в Харьковском Высшем Танковом Училище, кажется, были на первом курсе. В группе из тридцати человек, нас было трое, нерусских; армянин Миша Вартанян, грузин Нодар Думбадзе, и Я. Остальные были русские и украинцы. В принципе, их тогда я не мог различить. Коллектив был дружным и трудолюбивым, никакой черной работы не боялись. Иначе и не могло быть, мы же на танкиста учились!
В основном, все ребята были крепкими и сильными. Между собой держали дистанцию, и друг с другом сильно не шутили. Иногда Дронников репликами кидался на кого попало. И еще с Вартаняном игрались, ему самому это нравилось. Но, я их обоих предупреждал, чтобы со мной не шутили, реплику на мой адрес не бросали. Я же был один и единственный мусульманин из солнечного Азербайджана, и еще горячая кровь…
Они сами часто напоминали об этом мне…
***
Дронниково тогда долго снегом обтирали, пока не привели в себя. Но, этим не обошлось, пришлось его отвести в медицинский пункт. А с того дня все начали меня называть «Огьел».
Само слово «огьел» меня не раздражало. Раздражало меня произношение этого слова Дронниковым, он как-то не так выражался как слово, а как-будъто растоптывал ногами жвачки.
Они это слово взяли из моего ФИО (фамилии, имя, отчество). У них отчество заканчивалось «ович»ом, а у меня «оглы». Сколько раз меня хотели уговоритъ, сменитъ окончание на «ович», уверяя, ведъ весь союз, даже все среднеазиатскии мусулмани, все Азери-тюркские происхождение приняли такое произношение, но я не соглашался.
***
С этого дня слово «огьел» был самым сладким, самым счастливым названием. Огьел – это взято от слово «оглы», значитъ сын.
Сын отца, сын народа; не просто сын, а настоящий, кем бы смог гордится народ, отец, родные и близкие.
И это будет, я этого хотел, очень хотел. Я был селским парням, одним из тысячи горных деревнях союза. По окончании средней школы поступил в ВУЗ (высшее учебное заведение) в городе Харькове и стал учиться.
Был крепкий, уравновешенный и сдержанный. Бороться и драться умел. Но, по-настоящему драться учил меня Тарлан.
Мы познакомились под Харьковом, на полигоне нашего гвардейского танкого училища. Он был механиком-водителем, мастером класса, одним из лучших красноармейцев. Уроженец Хачмаса нашего солнечного Азербайджана. Однажды, со стороны увидев, что трое со мной дерутся, немедленно подошел и их остановил. Спросил причину, отругал их, точнее отпугнул и предупредил, чтобы больше со мной не дрались. При этом так крепко ударил, что все трое сошлись с ног, упали на землю.
После этого мы часто встречались. Держали дружеские отношения, до тех пор, пока он не уволился из армии. Как он уволился и уехал на родину, больше мы никогда не встречались. Я его точный адрес не знал, и он тоже мне письмо не писал. Что с ним случилось, я об этом понятие не имею.
***   
Харьков – город индустриальный, больше половине населения составляет молодежь. И еще этот город является центром культуры, одним из пяти больших центральных городов Союза. Тогда, когда я учился, это были восьмидесятые годы ХХ века, в Харькове было более четырех миллионов населения.
Основное население разговаривало на русском языке, так было легче и понятъ друг друга, и общаться между собой.
Несмотря, что во время Великой Отечественной Войны немцы дошли до самого Харькова, старинные архитектурные здания сохранились.
В Харькове была улица на имя Нариманова, это я по карте узнал. Думал что улица на имя прославленного сына Азербайджана Наримана Нариманова.
Потом в один прекрасный воскресный день взявь увольнительную пошел гульят по городу, и нашел эту улицу. Оказалосъ, что я ошибся, это улица называлась на имя Наджафа Нариманова – сына прославленного Нариманова. Наджаф во время Великий Отечественной был танкистом, воевал с немцами, защищал город Харьков и героически погиб. Поэтому харьковцани почестью почтили его память, назвали одну из улиц его именем.
«Наверное, он тоже был огьел» подумал я, когда об этом узнал.
Мне было восхитительно, и быт танкистом, и быт «огьел»ом…
                ***
Однажды среди ночью разбудили меня, сначала я думал, что какой-то сон вижу. Закрыл глаза, хотел спать, но не смог. Открыл глаза и увидел дежурного. Он стоял возле моей кровати и ждал, когда же я полностью проснусь и поднимусь с кровати.
-Что надо? – Открыв глаза, спросил я.
-Надо командира вызвать. – Дежурный так прошептал, чтобы никого не разбудит.
-Я причем? Я же не посыльный? – Окликнул от себя.
-Быстрее, одевайся, я тебе объясню! – Повелел он.
Дежурный сказал и ушёл к выходному дверью, где стояла дежурная тумбочка и дневальные круглосуточно дежурили там.
Когда я подошел к выходному дверью дежурный объяснил:
-Пойми, посыльный командира болеет, лежит в медицинском пункте, а ты запасной.
-Почему я об этом не знал?
-Это секретно. Ты не должен был заранее знать.
Я не соглашался.
-Этого быт не может. Все расчеты каждый раз уточняется, и доводится до личного состава.
-Пойми! Кроме тебя не кого отправить.
-Так и скажи. – Я помягчился.
-Командир недалеко живет. Но, дорога к его дому проходит через кладбище. Сейчас полночь, транспорт не ходит. Придется идти пешком.
Тогда я не знал, они меня проверяют, или действительно надо командира вызывать.
Я, нечего не думая, взял у дежурного табличку посыльного и пошел. Дорогу приблизительно знал, некоторые местечки уточнял у дежурного. Все мне стало ясно. Дорога проходила через парк Юность, далее вдол маленькой безымянной ручья, до места названный «Баба Яга». А там придется идти через кладбище. Где кладбище заканчивалось, там начинался новый массив жилой площади. И там, в одном из квартир пятиэтажного дома жил наш командир. А в каком, точнее я не знал, и врядь ли среди ночью можно кого-то на улице найти, спросит.
                ***
Из-за чего-то пришлось через забор лезть. Не знаю, толи ленился, толи не хотел отмечаться, из-за чего-то не пошел через КПП (Контрольно Пропускной Пункт), а пошел через забор. Сразу прошел основную дорогу и оказался в парке Юности.
Парк Юность был нашим любимым местом. На выходные мы гуляли в парке, так как этот парк был самим близким. В Харькове парков было много и лучше этого. Но доступный был парк Юность, поэтому мы больше всего любили этот парк.
Когда я проходил по парку, мне показалось, что фонари не так ярко горят. Может мне показалось, или от того, что сонный был, или ночью освещение ослаблъ. Никого не было в парке, в крайнем случае, я никого не видел. В выходные дни в это время парк гудел.
До места, названного «Баба Яга» дошел быстрее, чем когда-нибудь, но дальше идти не хотелось, потому что дальше дорога проходила через кладбище.
Кладбище, все таки кладбище, хоть мусульманский, хоть христианский. Одна разница в том, что через мусульманские кладбища тропинки, дороги не проходят, а через христианские кладбища не то что, тропинки, дороги проходят, даже эти дороги освещаются.
Здесь, тоже самое было. Поэтому, при входе в кладбище остановился, глубоко вздохнул и широко шагая пошел дальше. Тропинка была освещена висячами фонарями на столбах, и поэтому освещению я спокойно прошел. Дойдя до средины кладбища, услышал музыку. Кто-то на гитаре играл. Постоял, внимательно послушал. Да, это было настоящая музыка.
Несмотря, на мои молодые годы, тогда мне было всего лишь восемнадцать, кажется, девятнадцатый год пошел, об этом многое слышал и читал. Якобы, привидения, духи, джины ночью собираются на кладбище и музыку играют. Если человек будет бояться, они смогут на него подействовать. Если не будет бояться...
Я с детства этого знал и никогда никаких джинов, злых духов и привидений не боялся. Поэтому спокойно пошел по своей дороге. Впереди две скамейки стояли. Там сидели молодые: на одной две девушки, один парень, а на другой парень и девушка. Парни играли на гитарах. Девушки немного наклонившись, с ними вместе спели песню. Толи Высоцкого, толи Розенбаума пели.
Там в Афганистане
Опять стреляют пулемёты,
Опять убивают людей.
Когда Советские войска вошли в Афганистан, с того времени эти песни были попульярными. Не думал, что джины, приведения смогут так спеть. Пройдя мимо на всякий случай посмотрел на их ноги. С детства меня учили их познавать таким способом. Их ноги тонкие и длинные, не такие как у людей. На ногах молодых были кроссовки. Это меня совсем успокоило, и я пошел дальше. Еще по одежде можно было судить, что они металлисты, обстриженные лысо, только в середине головы волосы остались и стояли как петушок дыбом. Они могли у меня спросить сигареты, или время, но получив отрицательный ответ, так-как у меня ни сигаретов, ни часов не было, могло завязаться драка.
Когда я дошел до них поздоровался, не дожидаясь ответа, пошел дальше, они даже не обратили на меня внимание, не то, что поздороватъся. Я сам тоже от них больше ничего не ожидал, и пошел своей дорогой.
Командира дома не оказалос. Жена даже очень удивилась. Она сказала, что муж сегодня ответственный по караулам. Поэтому его надо искать в училище, он должен быть там и ночью проверятъ караул. Я извинился и вернулся назад. В обратном пути металлистов там не оказалось.
Возвращаясь в казарму, обо всем сообшил дежурному. И при этом спросил причину происходившего. Он похвалил меня за то, что через КПП не проходил.
-Лучьше иди спи, и об этом ни кому ничего не говори. – Повелел дежурный.
Мне было непонятно; дежурный хотель командира посорит с женой, или меня подставлят потрульным? А может проверял, не боюсь ли идти через кладбище, среди ночью?
                ***
Раз я огйол, почему подвиги не совершитъ!
Разве сыновья моего народа мало подвигов совершали? Разве подвиги только на войне совершаются?
Настоящие сыновья и в мирное время могут совершатъ подвиг, и еще какой. Над этими мыслями не раз думал. И тут вдруг почему-то в голову пришла мыслъ о Мехти Гусейнзаде. Он тоже совершал подвиги, да еще не малые. Он среди белого дня в немецкой форме свободно ходил по улицам немецкого города, и еще с оружием, а немцы не могли его поймать. Как же я – гражданин Советского Союза, не могу ходить по улицам города своей страны, боясь, что военный патруль поймает, и на гауптвахту посадит. Иначе не могло быть. Харьков – город большой. И везде военные патрули ходят. Я учусь в военном ВУЗе, и одежда у меня военная полевая.
Чтобы в центр города попасть обязательно в метро надо ездить. А в метро всегда патрульные есть. Другим путем не обходит. Значит, надо патруль обводить вокруг пальца. А как? Об этом надо думать.
                ***
До обеда у нас были занятия, а после обеда подготовка к занятиям следующего дня. В аудитории сидел командир взвода и контролировал, чтобы никто никуда не отлучался. Только тот, кто поступал в суточный наряд, или ходил в медицинский пункт, на самоподготовке не присутствовал. Строгий контроль был над этим. Наряд заранее назначался, а в медпункт утром записывались. Самый хороший ход был медпункт. Даже не записывался. Сказал что ногу ушиб, в строю не могу стоят и ходить, пойду в медпункт, освобождение получу, готовиться к завтрашним занятиям буду в казарме.
И пошел, только не в медичинский пункт, а город, проверит реакцию патрулей. Залез через забор, сразу перещел шоссе, сел в трамвай, нам военнослужащим ездить было бесплатно. Доехал до метро и сошел. Теперь надо зайти в метро. Перед выходом глубже отдышался, вдруг бежать придется, и пошел. Внутри метро стояли патрульные, я их сразу заметил. По всей видимости, они тоже меня увидели, просто подождали, чтобы я еще ближе подошел. Они за углом, в таком месте стояли, чтобы их не видели.
Я взял курс и прямо пошел к ним. Начальник патруля был подполковник, средним ростом, рыженький.
-Товарищ подполковник! Разрешите обратиться! – Я очень взволнованно разговаривал, раздражение начальник патруля сразу уловил и меня не заставил ждать.
-Обращайтесь! Что случилось?
-Наш командир взвода лейтенант Попов вчера заступил с вами вместе в наряд, начальником патруля. Вы не скажете, где он патрулирует?
-Зачем он тебе?
-К нему жена приехала. На КПП ждет, как-то не удобно. Меня послали ему сообщить.
-Да, правильно. Нехорошо жену офицера заставлять ждать на КПП.– Сказал подполковник и обратился к своим патрульным. – А ну-ка вспомните, вчера на разводе танкист лейтенант был? – Он на моих петлицах танковую эмблему сразу заметил.
-Не помню! – Ответил один.
-Да, кажется, на левом фланге стоял, в конце строя.
-А, вспомнил. – Сказал подполковник. – Танкист, лейтенант маленького роста.   
-Да, да... – Подтвердил я, зная, что танкисты в основном маленьким ростом отличаются.
-Он должен патрулировать в парке «Советского». Знаете где это место?
-Никак нет! – Ответил твердо.
-На станции “Советской” выйдешь и спросишь, там не далеко.
И мне надо было такие места знать.
Первый ход получился удачно.
                ***

Занятие по философии только что началось. Пришла лаборантка Ирина и сказала, что преподавателя вызывают. Поэтому наш преподаватель ущйол, при этом нашему старосте поручил контролировать ход занятия.
В тот день был семинар на тему “Вечный вопрос философии”. У нас на семинаре все знали свои действия. Заранее между собой тему распределили по пунктом и готовились. Я тоже взял пункт подтекста и готовился.
В общем, моя подготовка к семинарам была особая. Я всегда брал щепетильные части вопроса и готовился в библиотеке. Всегда находил что-то вне учебника и обращал внимание всех на мою подготовку.
Короче, все, кто готовился к семинару, по очереди вступили и прошли, пока преподавателя не было. Как очередь дошла до меня, преподаватель вернулся. До конца занятия еще много времени оставалось. Мне пришлось выступить основательно и всесторонне.
Я для семинара подготовил особую тему, так как, особый пункт был; «национальные вопросы, резня, вражда и неоконченные, необъяснимые проблемы». Конкретно, я подготовился по пункту: “Почему армяне не могут помириться с тюрками?”
;Я тщательно изучил эту тему. – В конце сказал. – Но, не нашел обоснованную причину. Даже великий Азербайджанский драматург Джафар Джаббарлы, написав пьесу под названием “1905 года”, в конце пьесы помирил бывших соседей армянина Аллахверди и азербайджанца Имамверди, посадив их вместе кушать, но не смог указать причину вражды.
Тут поднял руку Белоусов и получив разрешение сказал:
;Давайте помирим тебя с Мишей Вартаняном, и никаких проблем между армянами и тюрками не останется.
На его предложение все заулыбались, зачахатались.
“Самый хитрый из армян, наш Миша Вартанян” – все говорили так и с ним обращались ласково. Но он почему-то меня не любил, реплику кидал в мой адрес. Одножды на утренней физзарядке я как-то не сдержался из-за его реплики и сильно его избил. Ногами так растоптал, что ребята меня еле-еле успокоили. И с того момента мы поссорились и между собой не разговаривали.
;Миша Вартанян – больной человек, как и многие другие армяне. – Сказал Нодар Думбадзе, единственный грузин в группе. – Потому что с детства он от родной матери получил психологические травмы. Мать ему каждый день напоминала, надольбола, что турки твои враги, с ними будь осторожно, они, когда тебя поймают, голову отрежут, так как в 1915 году отрезали. Они психологически больные, на них нельзя обижаться.
Как закончил слово Думбадзе я сразу обратился к Белоусову.
;Ты у нас самый старший, сильный и взрослый. Поэтому не могу отказать твоему предложению. Только ответъ, пожалуйста, зачем ты посорил нас с Мишей Вартаняном? И ради чего хочешь помирить? Ответъ на этот вопрос и я без всякого помирюсь с Мишей.
Белоусов покраснел и не ответил. Понял, что я не забыл его «заслугу».
Вдруг все засмеялись.
;Огйол новый вопрос включил в ряд вечных вопросов философии. “Почему армяне не могут примиритъся с тюрками?” – Преподаватель, не успев задать вопрос, зазванел звонок на перерыв, и семинар завершился.
                ***
Как-то занятие по ЭВМ (Электронно Вычислительная Машина, похож на телевизора, работал как нынешные компютеры, задащ вопросы, ответит, загружаеш програм, работает) было. Занятия проводилось подполковником Лысенко.
Лысенко как человек был средного роста, не очен-то приятной внешностю, без срортивного телосложения. Голова лысая, можно сказат польностю, как обстриженный. За его спиной всегда говорили: «лысый, лысоватый», «Лысый Лысович Лысенко». Хотя это ему приходилось не приятно, не оброшал внимание, делал вид что не знает, не слышит. А он человек был боевой, вояк, кадровый офицер, воевал в Афганистане. Мог бы заступится за себя, дат отпор любому.
Занятия проводил не охотно; военный специалист куда, информатика куда, и еще знании были не очен-то дальекии...
На это раз как-то разговор пошел не по расписании, только Шеховцов и Сучков не отходили от ЭВМ, а осталыные между собой обсуждали сам вопрос. Хотя вопрос был загружен на ЭВМ, но ответа пока не преследовало.
Необяснимый вопрос и на самом дело был такой: «Почему человек лысеет?» Пока ждали ответа разговор между нами состоялься как конселиум по этому вопросу. Якобы мы не курсанты обучающие на танкиста, а врачи какой-то престижной клиники.
Долго обсуждали это вопрос, ни как не могли прийти к единому мнению.
-Нашему роду фамилию дал сам Петр Великий. – разяснил Лысенко. – И все мужчины нашего рода, рано, или поздно лысеют, настолько я знаю и отец, и дядя, и дед был лысый. А фамилия не обозначает что украинец, мы с роду чистокровно русские.
Обсуждали, обсуждали, и без конечно высказывали разные мнении, и ни как не могли прийти к единому мнению. А все это время Лысенко внимательно выслушал все высказанные, и только смотрел на меня.
-Лысый баран не бывает! – Наконец-то резко сказал я свое мнение.
Преподователь маргнул глазами в знак благодорности и довольно кивнул головой. Это было для него неожиданным сюрпризом. В это время зазвенел звонок на перерыв.
На следующий день это поговорка обходило по всему ВУЗу. Не только курсанты, и преподователи, и лаворанты, и даже высокие цины друг друга прикалывали: «Лысый баран не бывает!»
                ***
Таким способом я в неделю два-три раза ходил в самоволку и ни разу не попадался.
Однажды зайдя в метро на станции “Пивденный вокзал” сразу увидел начальника патруля – рыжего майора с артиллерийскими значками на петлицах и с двумя длинными патрулями – артиллеристами. Тут же я его узнал, когда-то к нему обращался обычным методом. Кажется, он тоже меня узнал, и на всякий случай, патрульным указания дал. Бежать было некуда. В четырех миллионном городе, и еще в метро, убежать от патрульного было бессмысленно.
Поэтому сам подошел к ним и представился. Начальник патруля хитро заулыбался.
-Ну что, партизан, наконец-то попался? – Бросил реплику на меня.
Я моргнул глазами, сделал удивительный вид, что ничего не понимаю.
-Давай сюда военный билет и увольнительную! – Потребовал он.
В это время поезд подъехал. Я медленно расстегнул пуговицы, вытащил из кармана обложку военного билета и протянул майору – мимо ущей слышал, что, «осторожно, двери закрываются».
-Я племянник героя Мехти Гусейнзаде. Я Огел. – Сказал и мигом побежал к вагону.
Еле-еле успел удержать закрывающейся двери. Поезд тронулся с места. Майор даже не успел, открыв и посмотреть, что на руках держит военный билет, или просто обложку военного билета.
По дороге окончательно решил, что методом “Женой командира” больше не использоватъ, наверное, об этом все начальники патруля уже знают. Если даже не знают, сегодня будут знать, так как этот майор об этом коменданта поставит в известности. А комендант каждый день на разводе будет напоминать начальникам патрулей об этом, ведъ это страна советов, а не какая-то Германия. Советский союз тогда был непобедим. Хоть ты был Огьел, орел, или еще кто-то.
                ***
Спустя три десятки лет, мне кто-то из друзей сообщил, что кто-то из Киева меня ищет. Он включил компьютер, вошел в какие-то сайты, какие-то страницы, и начал читать. Кажется, это было в однокласснике, меня искал Виталий Давиденко, мой однокашник, мы вместе учились.
«Недавно был в городе Харькове. Пошел в Центральный рынок, нашел там азербайджанцев. Хотел, уточнитъ, знают ли они своего земляка по прозвище «Огьел».
«Из какого района?» – спросили они. «Из Зангеланского» – сразу ответил я, потому что знал, потому что с ним по-настоящему дружил и гордился. «Увы,… Зангеланского района уже нет» – ответили они. «Как нет?». – Удивительно спросил я. «Армяне оккупировали…» Больше ничего не спросил, точнее, после такого ответа не смог спроситъ…
Я не хотел, услышатъ такого ответа, что «Огьел» в боях погиб, хотя предугадал. Потому что, он по-другому не смог. Он и не смог сдаться, и не смог сдать врагу свою землю, свою позицию.
Когда вернулся в Киев, в Генеральный Штаб Украинской Армии, начал интересоваться действиями Азербайджанской Армии и искать своего друга товарища, одноклассника, сослуживца, по прозвище «Огьел». Вдруг нашел фотографии, где среди турецких офицеров (это я по форме одежды знал) он на полигоне проводит учение…
…Глубоко вздохнул и успокоился.
-Он настоящий Огьел. Он не должен умереть… Он не мог умереть…»