ЛНПО Гранит. Филиал на Манежном переулке

Летом 1967-го года я впервые появился в ЦНИИ Приборов Автоматики (потом он был переименован в "Гранит"). В техникуме Морского приборостроения (бывший ЛРТ №1), где я учился, на последнем курсе по плану производственная практика, которую мне выпало пройти в этом институте. Вместе со мной сюда попали человек 70 учащихся, было впечатление, что техникум готовил специалистов именно для этого НИИ. Нас разобрали по отделам, я оказался в распоряжении инженера Виктора Медведева. Помню свой первый рабочий день. Мне 18 лет, я впервые оказался в настоящем взрослом коллективе. Виктор посадил меня за стол, дал какую-то книгу, - сиди, читай, и отошел заниматься своими делами. Я добросовестно читал про микромодули и наблюдал за тем, что происходит вокруг. В школе, а потом в техникуме меня приучили к дисциплине, - надо сидеть от звонка до звонка. Я и сидел, не понимая, когда могу встать, и вообще, что мне здесь дозволено?

Вокруг ничего не происходило. За соседним столом сидела симпатичная девушка лет двадцати пяти, она была в таком же состоянии как и я, новенькая. Лена Сивошинская закончила ВУЗ и по направлению попала в эту лабораторию. Она тоже никого не знала, сидела тихо, скромно, оживлялась, когда приходили ее знакомые. Среди них самой яркой фигурой был Петя Митяшов. Умный, остроумный, спокойный, вежливый, галантный, он всем своим видом располагал к себе. Я смотрел на него и думал, что хотел бы быть похожим на этого человека. А сейчас я бесконечно далек от такого идеала. - Совсем еще юный, в себе не уверенный, мало что знающий, робкий настолько, что каждый шаг, каждое движение на публике мне давалось с трудом.

Через несколько дней мне нашли работу. Для каких-то целей надо было просчитать алгоритмы. Не было тогда ни калькуляторов, ни доступных ЭВМ, все считали почти вручную. Из вычислительной оргтехники был арифмометр ("Железный Феликс", как его называли) и две электромеханические счетные машины фирмы Рейнметал. Мне и моему сокурснику Саше Савкину, который был в другом отделе, выдали по такой машине, на которой мы должны произвести несколько арифметических действий над множеством исходных данных, которые получали в виде таблиц. Результат надо записать в отведенные для этого свободные клеточки. Какое-то время, мы целыми днями считали. Машина большая, тяжелая, когда считала, в ней со звоном и скрежетом крутились колесики и шестеренки, издавая шум, превышающий шум печатной машинки. Вычисления были важные, мы с Сашей считали одно и то же, одни и те же таблицы. Просчитав листок, сверяли, и там, где не было совпадения, пересчитывали. Чаще ошибался я.

Через полгода закончилась практика, потом я получил диплом, и вскоре меня призвали в армию, где прослужил два года, дослужился до ефрейтора. После армии поработал год на заводе "Новатор", и вот, в 1971-ом все-таки снова решил вернуться в ЦНИИПА. Основная причина была в том, что в 70-ом поступил на заочный факультет ЛИАПа, а работа в гарантийном отделе завода, где были постоянные командировки, не способствовала успеваемости, хвостов накопилось много. Позвонил я по знакомому номеру телефона, ответил Петя Митяшов, - приходи, говорит, найдем тебе работу.

Я снова оказался в том отделе, откуда ушел три года назад. Теперь уже я не был тем застенчивым мальчиком, каким могли меня помнить сотрудники, Мне 22 года, я уже прикоснулся к реальной жизни. Особенно много этой "реальности" было в армии.

В отделе снова встретил Лену Сивошинскую. Она теперь тоже сильно отличалась от той робкой испуганной девочки, какой ее помнил. Это была работница опытная, готовая давать советы мне, молодому, как по работе, так и вообще, по жизни. Мне нравилась ее позиция по многим вопросам, которую она обнаруживала в дискуссиях на разные темы, часто вспыхивающие в коллективе. Сам я в таких разговорах не участвовал, не чувствовал в себе должной уверенности, не ощущал себя равным этим умным эрудитам, превышающих меня по возрасту, знаниям, опыту. Снова ощутил себя незрелым мальчишкой, каким пришел сюда четыре года назад.

Был в том коллективе работник Толя Глазов, он был немного старше своих товарищей. В нем я увидел свое собственное отражение, доведенное до крайней, болезненной степени. Хороший работник, хороший человек, добрый, отзывчивый, правильный во всех отношениях, но в свои тридцать четыре года чрезвычайно робкий и неуверенный, как это бывает с подростками. Все, кроме работы, любые социальные контакты ему давались тяжело. Он никогда ни с кем не спорил, не говорил, не спрашивал, на вопросы не отвечал развернуто, часто смущался. Естественно, не женат. К нему все относились хорошо, но за глаза посмеивались. Я вспоминаю об Анатолии с грустью и в тоже время с хорошим чувством. Он был как Петя Митяшов, но лишенный личностных "средств социальных коммуникаций".

Петя был в другом отделе, но часто бывал у нас. Запомнилась надпись, обращенная к нему: "Митя-Show!", она долго висела на стене. В большой комнате, где я оказался, сотрудников было человек 20, а может и больше. Расположение комнаты в здании было странное. Для того, чтобы до нее добраться, надо было подняться на второй этаж, дойти до середины коридора и спуститься вниз по узкой крутой лестнице (по трапу, как мы ее называли). Так были разделены отделы, - то ли из соображений секретности, то ли из каких-то других. Внизу, рядом с нами, располагалась еще одна большая комната. Думаю, что сейчас такое положение не выдержало бы критики со стороны противопожарного контроля. Выбраться оттуда 40-50 человек могут только по одной узкой лестнице. Причем, все окна закрыты решетками, за этим строго следил Первый отдел. Отдел также требовал, чтобы шторы на окнах были всегда задернуты, чтобы вездесущие шпионы не смогли из дома напротив, с крыши или с дерева подсмотреть наши секретные материалы.

Среди инженеров, тех, кому за 30, преобладали женщины. Причина экономическая, - зарплата квалифицированного рабочего и хорошего инженера по той же специальности различалась в 1.5 - 2 раза. Инженеры уходили, в частности, на заводы, где делали опытные образцы наших приборов. Мне в этом смысле повезло, - я уже был на заводе, оттуда пришел сюда и возвращаться желания не было. Я видел разницу, меня привлекала работа творческая.

Была в нашей комнате женщина по имени Света Лепко. Она увлекалась спортом. Настолько серьезно, что училась на заочном факультете Института физической культуры имени Лесгафта. Об этом все знали, естественно, от нее. Весной 72-го, когда она писала дипломную работу, едва ли ни вся комната в этом участвовала. Света попросила помочь ей в оформлении диплома. Раздала черновые записи, их надо набело переписать на стандартные листы в соответствии с требованиями по оформлению, которые тогда везде строго соблюдались. У обитателей комнаты, конечно, был хороший навык оформления документов, это одна из наших обязанностей. Предполагаю, что кроме помощи, ей хотелось показать подробно свои экзотические занятия. В отношении меня ей это удалось, - поразить и удивить. Мне достался фрагмент с названием "Один из методов удара пяткой... (продолжение не помню)". Я читал и удивлялся, - то была настоящая наука с привлечением пространственной геометрии, физики, биологии. Формулы, расчеты, чертежи, распределение нагрузок, - много всего. Света защитила диплом, по этому случаю устроила банкет для всей нашей большой комнаты. Потом ее следы затерялись, возможно, она переквалифицировалась в спортивного научного работника.

Праздники всегда отмечали здесь, все вместе. К новому 1972-му году делали друг другу анонимные подарки. Разыграли, кто кому, мне достался Слава Борц. Это был мой первый Новый год в этом коллективе, я попытался сочинить что-нибудь стихотворное. Что-то получилось, но не по-новогоднему грустно, нейтрально и "ни о чем". Когда Дед Мороз зачитывал эти строки, я испытывал сильное смущение, хотя они оставались анонимными.

Слава Борц, тридцати лет, был полной противоположностью застенчивому Анатолию. Уверенный в себе, активный, он недавно был назначен руководителем группы, в которую, в частности, входили Лена Сивошинская и Анатолий. Хороший человек, он мне нравился. Вскоре Слава купил автомобиль "Жигули", которые еще только-только начали появляться в городе. Это было свидетельством принадлежности к высокому слою советского общества. Частная машина, это вообще большая редкость, а тут еще новые Жигули, почти иномарка! Слава никогда не кичился каким-то своим превосходством, даже его слегка повышенный статус руководителя внешне не имел для него никакого значения, что не всегда можно наблюдать. Однажды предложил довести меня до дома. Я впервые ехал в частной машине, и мне это так понравилось, что я "заболел" мыслью об автомобиле. Тогда подумал, что когда мне исполнится тридцать лет, я непременно куплю автомобиль. Через восемь лет исполнилось, и я действительно купил автомобиль.

Жизнь в отделе, как и всякая жизнь, была далека от идиллии. В группе Борца появилась женщина очень склочная, она будоражила коллектив, ко всем у нее были претензии, постоянно возникали шумные скандалы. В итоге, Борц обратился к вышестоящим инстанциям с просьбой перевести ее куда-нибудь в другое место. На собрании даже Анатолий с трудом, но произнес несколько нелицеприятных слов в ее адрес, что было ему совсем не свойственно.

Я был в группе Шахпазова в должности старшего техника с окладом 90 рублей. Вместе со мной работали Татьна Бедарева и Татьяна Козлова. С Бедаревой отношения сложились хорошие, а с Козловой не очень. Она была лет на десять старше меня и пыталась командовать, а я не всегда соглашался с теми вариантами, которые она предлагала. Бедаревой было 27, ее сыну уже девять, одинокая. Она серьезно относилась к работе, не зацикливалась на быте, как это часто бывает у женщин.

Почти все сотрудники предыдущего поколения во время войны были на фронте. Запомнилась Наталия Александровна. Ее невозможно было не заметить - там, где она появлялась, всегда был шум, смех. В войну была в медсанбате. 23-го февраля и 9-го мая чествовали фронтовиков. Мы, молодые, на этих праздниках были как гости, сидели тихо. А ветераны в такие дни были особенно активными. Трудно было представить институт без Наталии Александровны, но потом проводили ее на пенсию, а лет через десять увидел в проходной ее портрет в черной рамке с лентой и цветами. Работники проходили мимо, не обращая внимания, уже мало осталось тех, кто ее знал, а меня как молнией ударило - такая жизнерадостная была женщина...

Я учился на заочном. Времени не хватало и однажды решил готовиться к экзамену прямо на работе. Сдавать надо было марксистско-ленинскую философию. Срочной работы не было, я открыл книгу и стал читать, пытаясь что-нибудь запомнить. И не заметил, как зашел завлаб. Увидев такое безобразие, сделал мне внушение, не обращая внимание ни на Маркса, ни на Ленина (я-то надеялся, что они мне помогут).

В этой комнате, в этом отделе прошли первые три года моей работы в НИИ. Они не отличались яркими взлетами, эмоциональными порывами, это была еще только подготовка к производственной жизни, - так, глядя из будущего, я сейчас оцениваю то состояние. Настоящая работа началась потом, когда я перешел в группу Иосифа Абрамсона. Под его влиянием я погружался в науку, встречался с интересными людьми, строил дерзкие планы. На Манежном прошла моя молодость, потому вспоминаю о нем с теплым чувством. Оно созвучно песне Высоцкого: "Где тебя сегодня нет...", - ну конечно там, на Манежном. Лет пять назад был в тех краях. "Гранита" нет, несколько организаций занимают былые наши помещения. Интересна история сооружения. Длинное невысокое здание занимает половину переулка и поворачивает на улицу Маяковского. Здесь когда-то были конюшни, откуда лошадей выводили на Манеж, он располагался в километре-полутора отсюда. В этих бывших конюшнях мы укрепляли оборону Родины.

12.08.2014