Сова среди развалин

Юрий Александрович Григорьев, родился 9 сентября 1937 г. В 1962 г. окончил Московский Литературный институт им. М. Горького, работал в журналистике, имеет ряд книг и альманахов стихотворений.

Всё-таки необходимое предисловие (или исповедь?)

Эта книга начиналась ещё в горбачёвские времена – когда «правящему классу» стала понятна невозможность построения коммунизма, а я – уже в монастыре – писал, как в Древнем Египте захотели победить смерть путём засушивания трупов (тоже ошибочная цель общественного бытия – и тоже привела к краху). Потом возникали другие темы. Накопилось (за более 30 лет!) нечто вроде путевого дневника: поезд-жизнь грохочет в пространстве времени, а путник только успевает записывать события и впечатления.
Этот оригинальный «дневник» я начал здесь с описания «задвинутости» - которую, подозреваю, ощущают и многие мои друзья, когда России приходится оправдываться то за «классовую борьбу» марксизма, то за отравление Скрипалей (хотя ни Россия вообще, ни тем более КГБ никогда не применяли газов для отравления врагов – даже в сороковые годы!). Но «свободный мир» не слушает наших аргументов – сосед, живущий внизу, сообщает, что в моей квартире по ночам слышны дамские каблучки (это при моём-то 80-летии!), а Украина – что Донбасс уже «оккупирован» российскими войсками, (а Британия – что по ней бродят убийцы из КГБ). Кошка играет с мышкой (или охотники дразнят спящего медведя – хотя я определённо не медведь. «Церковная мышь»).
Давайте выскажусь откровенно: я ощущаю эту задвинутость как национальную черту – ещё с тех пор, как Великое переселение народов отбросило нас от Чёрного моря в северные леса, а затем всё дальше и дальше - до Вологодского края (откуда тоже пытались вытеснить - в годы Великой Смуты), до Беломорья, до Сибири, за Енисей и Лену (сказать арабам, где добываем нефть и газ – не поверят, обхохочутся). Вот с такими мыслями и приходится осознавать своё место в Космосе (где и планета наша на периферии). Осознавать, начиная с истоков Великой Загадки Человека – совершенно невероятного существа во всём многообразии Жизни на планете.
Этой загадке и посвящены темы о палеолите, неолите и вообще древней жизни. Только не думайте, что я тут повторяю известные общие места из школьных учебников. Потому что в моём понимании палеолит и неолит – два очень разных явления: палеолит – от Бога, который даровал нам все к нему данные: и прямохождение, и руки, и мозг – нам осталось (и до сих пор остаётся только осваивать эти дары: сдавать экзамены на владение телом, руками, головой. На ПРИОБЩЕНИЕ К ВИДУ, а не для изобретения каких-то новых форм секса или философий). Только за пределами этих экзаменов начинается НЕОЛИТ – когда человек получает возможность строить своё бытие сам. И тут такое начинается! Но начинается тоже с одним Божьим условием: РАБОТАЙ! Изобретай разные формы общежития, но с одним условием: выкладывайся по полной программе, как строители египетских пирамид или того же Стонхенджа. ВКАЛЫВАЙ!..
В 90-е годы, ощущая эту задвинутость, я вспоминал (и писал – тогда же) об одном прекрасном русском писателе, который ни с того, ни с сего попал «под раздачу»: путешествовал по Туркестану, заехал по каким-то делам на Дальний Восток – и вдруг очутился в 1918 году, в армии отступающего Колчака, после чего несколько лет прятался в таёжных деревнях, а в Москве очутился когда начался нэп, Диковинная судьба! Но с её более диковинным продолжением – когда в 1939 году он становится самым читаемым по Европе, а в 1942 году получает Сталинскую премию за роман, который в конце 30-годов считался вообще антисоветским! Классика «задвинутости». – непонятной и одинокой жизни у подножья Везувия.
В эту же тему включён и один из самых любимых моих очерков – о Дионисии в Ферапонтовом монастыре. Вологодский край! Сказочная глушь России! «Вологда – она ж вона где!» Последний отсвет византийского искусства – уже после разгрома Византии, уже после итальянского «Кватроченто!» (а также Гутенберга и Колумба!).
Это объяснимо? А при чём тут эссе о Чехове?
Затем, что в бурях страшного ХХ века, в ураганах революций, эмиграций и мировых войн мы долгое время сохранили в своих душах Чехова как эталон порядочности, духовной чистоты и тишины. Пока вдруг и сюда не ворвалась всеоскверняющая похабщина «Перестройки»…