Очерк. Восток дело тонкое. В. Беспалый

 На откидных сидениях нашего лайнера со всеми возможными походными удобствами неоднократно размещались сотрудники ХАД и Царандоя. Они, как правило, перелетали совместно с курировавшими их работу «каскадёрами» и «кобальтовцами». Наше же дело было известное – доставить клиентов по воздуху из точки «А» в точку «Б». Желательно в целости и сохранности. Зачем, почему – нас это касалось постольку-поскольку. Меньше знаешь – дольше живешь. Или, хотя бы, крепче спишь.
Но однажды командованием «Каскада» нам была поставлена нестандартная задача. По маршруту Кабул – Герат – Кандагар – Кабул следовало  провезти одного-единственного пассажира – представителя  афганской государственной службы безопасности ХАД. Попутчиков по дороге разрешалось брать на борт только после предварительного согласования с ним. По прилету в Герат он должен был на неопределенное время исчезнуть по своим тайным агентурным делам, а нам, приняв на борт продовольственную загрузку для Кандагара, предписывалось терпеливо ждать его возвращения. Предельный срок ожидания должен был обеспечить нашу посадку в Кабуле до захода солнца. В случае невозвращения пассажира – вылетать без него.
«Каскадёры» попросили нас в отношении этого товарища быть  очень даже настороже. Но при этом, из этических соображений, постараться ничем не выдать свое недоверие. Ну, что же… Спасибо за предупреждение. Будем повнимательней.  Мы, хоть и не супермены, но здоровьем, слава Богу, не обижены. К тому же у каждого при себе «Калашников» и «Макаров» со снаряженными рожками и обоймами. Если игра некоторых музыкантов выйдет за рамки партитуры, то вшестером мы уж как-нибудь постараемся уговорить их вернуться в русло композиторского замысла. К тому же кураторы нашего Рембо обещали проконтролировать, чтобы он вылетел без оружия. Но только из Кабула. А из Герата – тут уж как масть ляжет.
Паче чаяния, наш крутой пассажир оказался вполне обычным мужичком отнюдь не богатырского телосложения. Возраст навскидку лет тридцать. Сухощавый, подтянутый. Рост средний. Волосы традиционно темные, но лицо светлое, открытое. Глаза тоже не черные, а ближе к серо-голубому оттенку. Явно пуштун. Вид вполне доброжелательный, но мы уже знали, что на Востоке приятной внешности и обходительным манерам особо доверять не стоит. Недоумение, сквозящее между строчек одной, широко известной в узких кругах «каскадёрской» песни,  возникло отнюдь не на пустом месте:
Действительно, как обстановку понять?
Сегодня целуешься ты с активистом,
А завтра он вдруг начинает стрелять
В тебя или, просто, в своих «парчамистов»…
После взлета, в наборе высоты, наш любознательный пассажир на весьма оригинальном диалекте русского языка попросил разрешения поприсутствовать в пилотской кабине. Мы возражать не стали. Уважительных причин для отказа у нас не было. Но за спиной экскурсанта, на всякий случай, ненавязчиво маячила коренастая фигура нашего бдительного бортмеханика.
Видно было, что быстрый взгляд гостя цепко фиксировал все подробности обстановки в кабине. Конечно же, он тормознулся и на стволах автоматов, стоявших у наших ног. Впрочем, в воздухе наличие АКМС у экипажа имело чисто демонстрационный эффект. Во-первых, в тесноте кабины с ними особо не развернешься. А, во-вторых, устраивать автоматную пальбу внутри самолета в ходе полета – себе дороже.
Другое дело – пистолет. И нашему пассажиру мною, как бы нечаянно, была выдана одна из великих военных тайн. Я дал понять оному, что вышеупомянутая разновидность карманной артиллерии тоже состоит у нас на вооружении. Утечка информации получилась, на первый взгляд, сама собой.
В летнюю пору плексигласовый «пузырь» моего штурманского блистера, как самое прохладное место в пилотской кабине, исправно служил в качестве импровизированного холодильника. В нём от взлета до посадки катался на воздушных ухабах «джентльменский набор» из нескольких бутылочек «Фанты», «Спрайта» или «Кока-Колы». Этим добром мы запасались в Кабуле по пути на аэродром в одном небольшом дуканчике, неблагозвучно именуемом нами «тошниловкой». Даже наши, привычные к самолетной тряске и болтанке организмы, иногда, после длительного кувыркания в турбулентных потоках перегретого воздуха, начинали испытывать определенный дискомфорт. Вот тут-то пара-тройка глоточков бодрящего напитка была совсем не лишней.
Удовлетворив любопытство представителя ХАД по поводу закрепленной на приборной доске штурмана фотографии «ханум» Наташи с «бача» Максимом, сидящим у нее на руках, я предложил собеседнику выпить по бутылочке «Кока-Колы» из наших погребов. Он не отказался. Вот тогда-то мною и был вытащен рояль из кустов. Роялем оказался ПМ, то есть пистолет Макарова, а кустарником – нагрудный карман моей куртки.
Но это была лишь прелюдия к цирковому номеру армейского репертуара, известному под наименованием «пистолет-открывашка». Трюк простой, но эффектный. Из рукояти ПМ вынимается обойма с патронами. Затвор передёргивается и ставится на затворную задержку. Затем в левую руку берется бутылка и вставляется пробкой между стволом и выступом рамки. Легкое движение вверх кистью правой руки и пробка с характерным хлопком слетает с бутылки.
Фокус публике понравился и по искорке легкой хитринки, сверкнувшей в улыбчивых глазах зрителя, я догадался, что истинная подоплека разыгранной сценки им была понята правильно.
В Герате, оговорив с нашим пассажиром предел времени, до истечения которого он должен вернуться, мы занялись неспешной загрузкой самолета коробками, ящиками и мешками со съестными припасами. К вылету наш агент 007 подъехал практически впритык, когда мы, уже не надеясь его дождаться, начали рассаживаться в кабине по своим рабочим местам.
Едва остановились винты после выключения двигателей на стоянке аэродрома Кандагар, как к самолету подошел офицер-армеец с просьбой подбросить в Кабул на пересыльный пункт рвавшихся домой подчиненных ему солдат срочной службы, сполна рассчитавшихся с братским афганским народом по всем интернациональным долгам. Наш полномочный пассажир никаких возражений по поводу данных попутчиков не имел. А поскольку время нас поджимало, то мы предложили бойцам взаимовыгодную сделку. Баш на баш. Мы отвезём их в Кабул, но при условии, что они помогут выгрузке нашего самолета в Кандагаре. Всё быстрей будет.
«Дембеля», разморенные за день изнуряющим кандагарским зноем, ползали по грузовой кабине, как сонные осенние мухи по оконному стеклу. Но дело потихоньку двигалось. Выстроившись вереницей, они постепенно переместили из самолетного фюзеляжа в кузов грузовика коробки и ящики со всевозможными разносолами и консервациями. Дошла очередь и до сахара. Тут уж принцип конвейера оказался недейственным. Семидесятикилограммовые мешки, потея и чертыхаясь, пришлось таскать каждый по отдельности. «На полусогнутых». Два бойца на один мешок.
И тут, совершенно добровольно, к процессу выгрузки аэроплана подключился наш таинственный афганский пассажир. Притом как! Это надо было видеть. Подойдя к мешку с сахаром он, полуприсев, захватил его среднюю часть кистью правой руки, поддернул вверх и зафиксировал груз под мышкой. Затем то же самое было проделано левой рукой со вторым мешком. Легкой трусцой, с загрузкой под полтора центнера, это чудо восточной природы сбежало вниз по рампе и, играючи, забросило на борт автомобиля поочередно оба мешка. После чего тем же элегантным аллюром направилось за следующей партией груза.
Бойцы, застыв с открытыми от изумления ртами, молча наблюдали за этим зрелищем. Пришлось им напомнить, что они, всё-таки, не досужие зеваки, а полноценные участники процесса. Через каких-то пять-семь минут дело было завершено. Наш циркач-силовик отряхнул свой хлопчатый пирухан – длинную прямую рубаху и, с дружелюбно лукавой чертовщинкой в глазах, улыбнулся экипажу. Браво! Фокус с мешками оказался круче фокуса с пистолетом. И подтекст его тоже был яснее ясного.
В Кабул мы летели уже без всякой настороженности по отношению к нашему загадочному пассажиру. И вовсе не потому, что у нас на борту присутствовало целое отделение старослужащих воинов. Не думаю, что кто-либо из них стал бы серьезной помехой для этого улыбчивого профессионала из не самой человеколюбивой спецслужбы. Теперь мы знали, что и без всякого оружия наш пуштунский ниндзя был вооружен ничуть не хуже экипажа, со всеми нашими автоматами и пистолетами. Но своим поступком он, молча, без слов дал понять, что его боевое искусство направлено не против нас. По крайней мере, сегодня. А завтра?.. Завтра будет завтра. На всё воля Аллаха. Восток – дело тонкое. 
Однажды в начале знойного лета 1981 года в ипостась наших пассажиров угодили и коллеги-летчики. На стоянке аэродрома Герат, где мы в очередной раз были пролётом, к нашему аэроплану подошла, обветренная как скалы, парочка «шурави мушаверов». На голых смуглых торсах нараспашку болтались светлые лётные «комбезы». Гости отрекомендовались представителями группы летчиков-инструкторов Харьковского ВВАУЛ. Небольшой, но сплоченный коллектив моих ближних земляков в этом, не самом безопасном и комфортном для жизни месте, пропускал на видавших виды истребителях МиГ-17 афганских курсантов через лётную практику.
Целью визитеров было – напроситься к нам на борт для перелёта в Кабул. Там, в штабе сороковой армии, им нужно было срочно перетереть какие-то, не терпящие отлагательства, важные служебные вопросы. Ясное дело, что с нашей стороны никаких возражений не последовало.
По дороге в столицу Афганистана выяснилось, что в ней наших новых знакомых никто особо праздновать не собирается. Для двоих курсантов, родом из Кабула, коих инструкторы прихватили с собой на побывку, вопрос жилья решался априори. А вот их наставникам место для ночлежки предстояло искать в переполненных народом палатках кабульского «смешного», то есть смешанного, авиаполка. Узнав об этом, мы, со всей присущей нам любезностью, предложили летчикам-истребителям оценить уровень гостеприимства летчиков-пограничников. Гости повели себя очень даже тактично, решив не огорчать приглашающую сторону отказом.
Вопросы в штабе армии решились по-военному быстро. Наши квартиранты засобирались в обратный путь. Но мы отсоветовали им торопиться. На днях у нас намечался очередной «попрыгунчик» через Герат. Зачем ловить попутные телеги, если в наличии имеется комфортная карета, управляемая опытным проверенным экипажем? И нас опять приятно порадовала договороспособность наших хорошо воспитанных гостей.
Вылет по разным причинам несколько раз переносился и состоялся, где-то, через неделю. Время пролетело быстро. В ходе дружеского общения у хозяев как-то незаметно обнулились запасы спецжидкости, предназначенной для функционирования противообледенительной системы самолета. Спасли положение гости. Они озадачили своих смышленых курсантов-аборигенов и те по лично проверенным каналам обильно снабдили наставников полиэтиленовыми пакетами с запаянной в них «кишмишовкой». То бишь афганской виноградной самогонкой.
К завершению визита нам, в знак глубокой признательности за уровень оказанного приема, клятвенно был обещан аттракцион в виде массового катания на истребителях. Всё, что от нас требовалось – оказаться в нужное время в нужном месте. То есть, подгадать с прилётом в Герат в день учебных полетов. Данное предложение нами было принято очень даже благосклонно. Особый интерес оно вызвало у нашего командира. Эдуард Васильевич сам был выходцем из истребителей и в годы молодости, пока советскую военную авиацию не подрубил под корень великий стратег Никита Сергеевич Хрущев, он тоже пилотировал МиГ-17.
Увы, этой затее так и не суждено было осуществиться. Но в ее срыве нет ни малейшей вины моих земляков-харьковчан. Так уж получилось, что почти все последующие посещения Герата у нас были в режиме аллюр «три креста». А те несколько случаев, когда мы, более-менее, свободно располагали своим временем в промежутке от посадки до взлета, выпали на нелетные дни учебной истребительной эскадрильи.
К чести  наших коллег, они не остались перед нами в неоплатном долгу. Оный ими в полной мере был искуплен. Но не увеселительным катанием на МиГах, а несколько иным способом. В октябре того же года, уже под командой Анатолия Егоровича Козлова, мы возили по провинциям Афганистана группу высокопоставленных чинов из афганского генералитета. На борту был и наш куратор, заместитель руководителя Представительства КГБ СССР в Афганистане по пограничным вопросам генерал-лейтенант Макаров Николай Иванович.
Подсели  в Герате. Во время стоянки к нам подрулили на УАЗе наши братья истребители. И не с пустыми руками, а с шикарным «бакшишом». В качестве презента в «собачнике» военного внедорожника топтались два упитанных барана из отары, отбитой накануне в ходе боестолкновения с «духами». Подарок вызвал у нас бурю положительных эмоций, ибо за ним открывалась светлая перспектива в плане организации грандиозного шашлыка. Но вот незадача. Баранов надо было, не откладывая дело в долгий ящик, доставить в Кабул. А с этим возникла неожиданная заминка. Наш шеф, в принципе, был не против данной перевозки, но с некоторыми оговорками:
– Задумка хорошая… Только давайте, как-нибудь, другим разом. Отдельно от этих наших «братьев по оружию». Конечно, разница между ними и вашим подарком несущественная, но... В общем, могут быть обиды. Восток – дело тонкое.
Мы, ясное дело, тоже понимали некую двусмысленность ситуации. Но нас также терзали и смутные сомнения насчет реальности другого раза. Мы хорошо знали наших коллег из Герата. Отсутствием аппетита они не страдали, в шашлыках толк знали, а  нового поступления баранов в обозримом будущем не предвиделось. В итоге нам пришлось улучить момент, когда возле самолета стало поменьше лишних глаз. Бараны быстренько были скручены швартовочными ремнями и упрятаны в радиоотсек слева по борту сразу за пилотской кабиной. Замаскировав живность чехлами и заглушками мы, с невинными физиономиями, продолжили фланировать вокруг самолета, поджидая возвращения наших высокопоставленных пассажиров.
Бараны вели себя довольно смирно. Но только до момента запуска двигателей. Испуганные незнакомыми для них звуками, они учинили за шторкой радиоотсека такой кавардак, что озадаченный генерал прислал к командиру экипажа одного из сопровождающих его офицеров для выяснения причин загадочного грохота. Пока Анатолий Егорыч соображал, что бы ему такое, более-менее правдоподобное, ответить, борттехник Саня Попов, недолго думая, брякнул абсолютно бессмысленную, но инженерно навороченную абракадабру:
–  Скажите шефу, что рулевые машины отрабатывают контрольную программу.
Но беда, как известно, в одиночку не ходит. В ходе разбега самолета тряска вкупе с надсадным ревом двигателей окончательно «сорвала крышу» у бедных животных. И не только ее. От радиоотсека к рампе через весь фюзеляж по полу грузовой кабины  потянулась струйка непонятной жидкости. Обеспокоенные пассажиры начали настороженно к ней присматриваться и принюхиваться. Слава Богу, что хоть пальцами не щупали и на вкус не пробовали.
Наш находчивый бортмеханик в очередной раз продемонстрировал чудеса изворотливости и сумел каким-то образом запудрить мозги встревоженной публике. Народ постепенно успокоился. Бараны, пообвыкнув, тоже утихомирились. Самолет энергично набирал высоту.
Где-то через пол часика,  когда аэроплан, выйдя на эшелон, умиротворяюще-переливисто пел двигателями в режиме горизонтального полета, в пилотскую кабину неспешно вошел наш дипломатически предусмотрительный генерал. Постоял, покурил, поинтересовался временем прилёта в Кабул и, уходя, бросил мельком нашему командиру короткую фразу:
–  Егорыч, ты вот что… Когда с экипажем пустишь рулевые машины на шашлык, не забудь и меня  в гости пригласить.
В итоге наше ближайшее застолье превратилось из дружеской пирушки в респектабельное мероприятие, возглавляемое высоким чином с генеральскими погонами. Впрочем, к чести нашего гостя, его присутствие ничуть не нарушило общую атмосферу гусарского эпикурейства. Несмотря на свой суровый начальственный вид, наш куратор в неслужебной обстановке оказался интересным коммуникабельным человеком, способным поддержать разговор практически на любую тему.
Предваряя трапезу, он сразу же определил формат нашего общения, заявив, что ему всегда нравилось бывать в гостях у летчиков и моряков. В этих воинских коллективах ему импонировали взаимоотношения между представителями различных ступенек служебной иерархической лестницы, ограничивающие козыряние и щелканье каблуками до пределов разумной достаточности. Но при этом служители двух океанов каким-то образом умудряются соблюдать все положения воинского этикета. По сему, дабы не ломать устоявшиеся традиции, он объявил режим локальной временной демократии и предложил, не беря во внимание его погоны с лампасами, обращаться к нему за столом не по воинскому званию, а по имени-отчеству. То есть величать его не товарищем генералом, а Николаем Ивановичем.
Чем мы, конечно же, не преминули воспользоваться. Не каждый день запросто поговоришь с генералом. Но, как показало ближайшее развитие событий, кое-кто в плане демократии несколько переусердствовал. За что и поплатился. В полной мере. При обсуждении одной из тем, сейчас уже не упомню какой, у меня с Николаем Ивановичем возникли определенные разногласия. Все его стройные логические выкладки рикошетили от меня, как горох от стенки. Я упорно продолжал гнуть свою линию. В итоге, исчерпав все разумные доводы, наш гость вынужден был обратиться к командиру экипажа:
– Анатолий Егорыч, что же это у тебя штурман такой упрямый? Ни в какую не хочет соглашаться со старшим товарищем… Накажи-ка ты его.
–  Не могу, Николай Иванович. Вы же сами объявили разгул демократии.
–  Ну, да… Объявил… А ты его накажи демократически.
–  Это как же?
–  А вот так… Стоя и без закуски.
Поскольку приговор был окончательным и без права апелляции, то в исполнение он был приведен на месте и немедленно. По-взрослому. Стандартный граненый стакан  под «Марусин поясок». Утершись рукавом и отдышавшись, я вновь ринулся с вилами на бронепоезд. Николай Иванович, посмотрел на меня долгим удивленным взглядом, сокрушенно вздохнул и опять повернулся к Анатолию Егоровичу:
–  Экий он у тебя неугомонный! Накажи ты его еще раз.
–  Демократически?
–  Ну, конечно... Как договаривались.
После второго захода я взял паузу и, хорошенько подумав, не стал углубляться в дальнейшую дискуссию. Генерал – он не только в Африке генерал. В Демократической Республике Афганистан он тоже генерал. А с афганской спецификой генеральской демократии некоторым младшим офицерам явственно грозила перспектива цирроза печени