Зачем русскому человеку память

 к 100-летию смерти А.П.Чехова
                «Про меня забыли!...»
     («Вишнёвый сад»)
Я не буду тут пересказывать его биографию - учили же её в школе! Расскажу лучше  о нашей с ним первой встрече.
Произошла она летом-1944 в сибирской деревне (Омской области), где мы с мамой пережили войну. Однажды в полдень я вместе с другими детьми забрался от зноя в сельский клуб. Там было пусто ввиду страды (древняя, из года в год, русская битва за урожай! Пресса нынче потешается: «Ничего не можете без всеобщей мобилизации»). За окном шумел колхозный ток (помню запах разогретого зерна), а на подоконнике лежала забытая книжка. Заглянув в неё, я прочёл следующее:
«О, мой милый, мой нежный, прекрасный сад!.. Моя жизнь, моя молодость, счастье моё, прощай!.. Прощай!..
Голос Ани весело, призывающе: «Мама!..»
Голос Трофимова весело, возбуждающе: «Ау!..»
Книжка та осталась, видимо, от колхозных комсомольцев (14-17 лет), которые к 40-летию смерти Чехова, невзирая на войну и страду, поставили «Вишнёвый сад». Прекрасный культурный уровень - не правда ли? Что за люди были - не помню (мне 7-й год шёл). И деревни той после 1945 больше не видел (тоже, наверно, вымирает). Но до сих пор - как сейчас: неожиданный в зное и запахах жатвы сад - милый, нежный, прекрасный! - и звонкие зовущие голоса... Теперь уже можно сказать - на всю жизнь.
Там, в книжке, было ещё небольшое продолжение: выходил какой-то дед и жаловался, что его забыли. Этого я тогда не понял и не почувствовал (хотя уже прочёл у соседей «Короля Лира» и с помощью мамы поплакал над его судьбой). И только когда грянула «перестройка» и мы, русские, оказались в родной Вильне «мигрантами-оккупантами»,- вдруг стало понятно отчаянье забытого и - мало того - заживо погребённого человека! Как выражался на кресте  Христос - «Или, Или! лама савахфани?!» (ударения- на последних слогах).
Вопрос: понимал ли это сам Чехов, назвав «Вишнёвый сад» комедией? Или ему в самом деле было только смешно, что стая пустозвонов, налетевшая на «милый, нежный, прекрасный сад» весной, к осени уже продала его под топор и умчалась в Париж, звонко обещая друг другу новую жизнь? Да ещё человека  забыли в наглухо заколоченном доме. Это ж как в гроб заживо заколотить! Всё равно комедия? Со взрывами хохота за кадром - как на нынешнем тв?
В 1917-м оставили в таком же гробу заживо всю Россию. В 1991-м - весь так называемый советский народ, вместе с остатками русской культуры.
Досталось и Чехову, несмотря на его повсеместный культ.
Году в 2001 виленская газета для русских «Литовский курьер» перепечатала из московской прессы гнуснейшее, прямо-таки скотское «письмо» якобы Чехова о посещении им японского борделя. Почему «якобы»? Потому что я,  как-никак филолог со стажем, никогда не встречал каких-либо упоминаний о каких-либо чеховских сексах - знал только, что его стыдливость и замкнутость во всём личном – особое, знаковое место в русской культуре. Более того - знал и его мнение о борделях! Оно высказано в  рассказе «Припадок» (памяти Гаршина) – одном из самых жестоких у Чехова, несмотря на то, что автор старался, по его словам, «не ковырять грязи». Вышеупомянутое же «письмо» настолько мерзко расходилось с моралью того рассказа (кстати, тоже знаковой для нашей культуры), что возникали два больших сомнения: либо это фальшивка (что у дерьмократов не редкость), либо пресловутая «чеховская нравственность»- элементарное лицемерие (за которое, конечно же, можно спрятать любую пакость).
В таких сомнениях я отправился к одному виленскому профессору, который в Москве числится ходоком по русским вопросам. Профессор глянул в газету и равнодушно произнёс:
-Известнейший факт...
-А «Припадок»?
-А это о чём?
Вот и подумайте: называет известнейшим то, что нигде не фигурировало на протяжении всего ХХ века, когда у нас и культура, и просто порядочность определялись по Чехову. А как раз то, в чём выражается и чеховское, и наше общественное отношение к  «рабовладельческому рынку», - он, борец и страдалец за нас... ну, забыл! Имеет право! Не его специальность!
Скажу прямо: сегодня у меня нет ни возможностей вникать в сексуальную жизнь Чехова, ни... желания. Это в 60-е годы я клялся его именем и с гордостью именовал себя русским интеллигентом, но сегодня – спасибо друзьям-шестидесятникам: показали «кто есть ху». Такие гады из них вдруг полезли в «перестройку»! Террариум и серпентариум!
Конечно, советская интеллигенция с самого начала вербовалась из предателей или принципиальных врагов России. Но ведь и остальную интеллигенцию «серебряного века» И.Л. Солоневич не без основания называл худшим врагом русского народа за всю его историю. И когда для нас в 1988 г. наступил «момент истины», мы тоже это увидели и осознали. И толстовскую каверзную, поистине дьявольскую злобу на весь русский уклад, и чеховскую чахоточную (которую считали отношением к пошлости), и горьковское шулерство в политике и в жизни.
«О мёртвых либо хорошо, либо ничего»? Не получается. Очень ещё всё живое.
Да и не должно забывать. Если уж попал в яму – помни, как это случилось. Ибо память – основа сознания. И личного, и общественного.


ДОМ ЧЕХОВА В ЯЛТЕ
(Это я писал ещё в 1957 году – когда Хрущёв ещё не подарил Крым  «украм»)

Крым, голубой и розовый (с открыток).
Дорога в гору кружит и ползёт.
Степь голая... Вдруг — взрыв! Нет — сброс! Нет — взлёт! -
Гони монету — все моря открыты!

Шучу, конечно... Впрочем, есть музей.
Он здесь возник ещё до революций.
Здесь Чехов жил. И принимал друзей -
актёров, беллетристов, правдолюбцев...
 
Умы! Столпы! Хозяин — меценат
в тени гостей. Лишь нам теперь известно -
какая там кому была цена
и что за смысл таит рассказ «Невеста».

...Душа ушла из дома налегке -
как светлые бросают нас невесты.
На — гаолян, солдатский дрищ, Мукден!
На — бомбу и поджог! Расстрел на месте!
 
Ты удивлён, читатель? А душа?
Какой там по Европе бродит призрак?
А кто вон там — как зверь, в окопных вшах?
ВОЕННАЯ РОССИЯ КОММУНИЗМА!

Но если ты, читатель, жизнь сберёг,
не трусь и не теряй сюжетной нити,
пока Господня мысль меж давних строк
ведёт тебя на новый верх событий.

Итак, без содрогания — вперёд!
И будет свет иной, на высях птичьих.
Идёт с работы Липа и поёт.
Ослеп Цыбукин и в канаве хнычет...
 
Перекрести и хлебом надели -
и уходи.
О, много ли нам надо!
Пред нами — поле света и любви.
Душа легка, светла
и жизни — рада.