Сударь Благие Намерения

Уважаемые читатели! Я начал выкладку этой моей книги на Целлюлозе. Все мои книги там доступны для вас по ссылке https://zelluloza.ru/register/111296/


1. Усадьба Казинцевых, утро
 
Опрятно одетый белобрысый мальчишка лет десяти сидел на скамейке во дворе усадьбы перед входом в дом и болтал ногами, щурясь от яркого летнего солнца. Периодически он отмахивался от комаров, которые летели с соседнего болота.
Дворник Кузьма, поднимая облака пыли, мел двор. Он носил бороду, был космат и что-то постоянно бурчал себе под нос.
Сергей Лисицин, так звали парнишку, уже минут двадцать наблюдал за косматым дворником, ожидая своего двоюродного брата Михаила Казинцева – сына хозяев усадьбы.
После гибели отца на войне с турками 1828 – 1829 годов и смерти матери от внезапной болезни Сергей остался сиротой. Небольшое имение его мать успела продать. Из-за неудачного ведения хозяйства образовался долг, который отдать, кроме как продав имение, не было возможности. И она вместе с сыном переехала к родной сестре – Екатерине Анатольевне, по мужу Казинцевой.
Сергей, к радости Михаила, так и остался жить у них в имении. Екатерина Анатольевна с мужем воспитывали его, как собственного сына. Ребята сдружились. Они все время проводили вместе.
На пороге дома, наконец, появился Михаил. Внешне он был прямой противоположностью Сергея. Темные волосы, карие глаза, которые беспрестанно блестели озорством. И хоть он чуть ниже своего двоюродного брата, но гораздо подвижнее. Однако характер у них был схож. Оба вспыльчивы, но и легки на подъем. Несмотря на бесконечные споры, в которых никто не хотел уступать, они все же надолго не обижались друг на друга. А уж про ссоры и говорить нечего. Они могли начать толкаться и даже бороться, но через пару минут вместе уже бежали в сад рвать зеленые яблоки.
Михаил быстро сбежал по лестнице и подошел к Сергею. В руке он держал надкусанное яблоко.
– Что делаешь? – спросил он.
– Ничего. Скучно. Может, что-нибудь выдумаем? – щурясь на солнце, предложил Сергей.
Михаил молча пожал плечами и, откусив яблоко, сел рядом. И они оба принялись наблюдать за дворником.
Было слышно, как тот ворчал:
– Ёшки-матрёшки! Только-только ведь подмел. Опять намусорили. Что за люди?
Михаил подмигнул Сергею:
– Смотри!
Он выждал момент, когда дворник стоял к ним спиной, размахнулся и бросил в него яблоком. Яблоко попало тому в плечо.
Тот перестал мести и недовольно проговорил:
– Что еще?
Ребята тихонько хихикнули.
Услышав это, дворник повернулся в их сторону и пристально посмотрел из-под густых бровей на братьев. Они сделали вид, будто ни при чем. Михаил повернул голову в сторону, словно увидел там что-то особо интересное, а Сергей, пытаясь скрыть улыбку, смотрел себе под ноги.
Дворник погладил бороду, не сводя глаз с ребят, а потом сделал шаг в их сторону, топнув ногой. Так, шутливо, как будто – я вам покажу!
Мальчишки соскочили с лавки и кинулись в дом, громко смеясь. Но в этот момент из дверей показалась хозяйка – Екатерина Анатольевна. Она расставила в стороны руки и поймала сорванцов.
– А ну, постойте! – строго сказала она.
Дворник, увидев хозяйку, повернулся спиной, наклонился, незаметно поднял яблоко, положил его себе в карман и продолжил мести двор.
– Да, тетя?
– Что, матушка? – в один голос спросили ребята.
– Кто из вас, сорванцов, в дворника Кузьму яблоком бросил?
Екатерина Анатольевна посмотрела строго на Михаила, потом перевела взгляд на Сергея.
– Я не бросал, – проговорил тот.
Она вновь перевела взгляд на Михаила.
Тот пожал плечами.
– Не знаю, матушка, – соврал он, глядя себе под ноги.
– А я ведь в окошко-то все видела. Лгать, Миша, низко.
Дворник мел двор, но незаметно прислушивался к беседе.
– Итак, зачем же ты, Мишенька, надкусанным яблоком бросил в дворника Кузьму? – продолжала она отчитывать сына. – Поступок некрасивый и недостойный.
– Красивый, некрасивый, – вызывающе заговорил тот. – А чего он бурчит? Нечесаный весь, как леший. Одно слово – холоп!
– А хоть и так, однако человек он. И в кого ты такой?
– В отца, – не сомневаясь, выпалил Михаил.
– Не путай строгость отца с неуважением. А вот, к примеру, ждановский мальчишка, как его звали? Тот самый, который на рыбалке утонул в прошлом году.
– Еремка, – подсказал Сергей.
– Еремка, – повторила она. – Он был ваш друг? – обратилась к обоим мальчикам.
– Да, тетя, – кивнул Сергей.
– А все одно – холоп, – настаивал Михаил.
– Не холоп он, Миша, – проговорил Сергей, глядя на брата.
– А кто ж? Крестьянский сын, стало быть – холоп.
– Он был наш друг.
– Да ладно тебе, Сережа! Заладил! – и Михаил толкнул Сергея в плечо.
– А вот и не ладно. Сам заладил! – не остался в долгу тот и толкнул двумя руками Михаила в грудь.
Тот подскочил к Сергею и обхватил его за шею, намереваясь повалить на землю.
– А я вот вам сейчас, – Екатерина Анатольевна схватила сорванцов за уши и развела в стороны.
– Ой, матушка! – притворно и слащаво заговорил Михаил, морщась от боли. – Тебе на лицо комарик присел.
Екатерина Анатольевна отпустила уши ребят и стала отмахиваться от комара.
– Бежим, – крикнул Михаил и кинулся прочь со двора.
Сергей было припустил за ним, но остановился.
– Тетя, – начал он как-то нерешительно, но замолк.
– Чего стоишь? Беги уж следом, – перебила его Екатерина Анатольевна. «Извиниться, наверно, хотел, – подумала она. – Хороший паренек растет. Мише бы у него поучиться».
Сергей в этот момент рванул за Михаилом.
Пробегая мимо дворника, он весело закричал:
– Ох, ёшки-матрёшки!
Тот перестал мести. Покачал головой и неодобрительно зацокал языком.
– Башибузуки форменные! – проговорила Екатерина Анатольевна. – Сережа, не забудь, что завтра на могилу твоей матери пойдем. Годовщина ведь! – прокричала она.
– Хорошо, тетя, – послышался удаляющийся голос.
– Мальчишки, – со вздохом проговорила Екатерина Анатольевна. – Наступят еще времена, когда жизнь будет сполна с них спрашивать за самые незначительные проделки.
Она повернулась и вошла в дом.
 
2. Инцидент на балу
 
Бальный зал хорошо освещался. Беспрестанно играла музыка. Посреди зала танцевали пары. Те, кто не участвовал в танцах, стояли по краям группами – юноши отдельно, девушки отдельно. Иногда кто-то из юношей подходил к девушке, чтобы пригласить на танец. У всех неприглашенных в глазах вспыхивал огонек зависти. Но высказывание зависти – это моветон. И поэтому девушки сразу начинали разговаривать на какие-то другие темы, про каких-то других людей.
– Мне он танец обещал, – проговорила одна из девушек своим подругам, явно продолжая разговор.
– Кто из них? – спросила вторая.
Первая девушка заулыбалась и проговорила:
– Лисицин который.
На что вторая девушка сказала:
– А мне больше его кузен Михаил нравится.
Тут к разговору подключилась третья подружка и поведала им, конечно, по большому секрету вполголоса:
– Поговаривают, что у Михаила адюльтер с супругой полкового адъютанта Гуревича.
Девушки захихикали. Потом, опомнившись – где наше воспитание, заахали.
Вторая девушка кивнула в сторону входа в зал:
– А вот и они. Красавцы оба.
– Да, да, – закивали головами другие девушки.
В зал вошли Сергей с Михаилом. Сергей в форме гусарского полка, а Михаил в светской одежде. Они остановились, оглядывая зал с видом полководцев перед битвой.
Михаил остановил взгляд на группе девушек.
– Вон, глянь! – проговорил он. – Юные дщери Афродиты.
И он слегка поклонился им. Следом поклонился Сергей. Проговорил игриво, так, чтоб никто, кроме них, не слышал:
– Ох…
И они разом с братом закончили фразу:
– Ёшки-матрёшки!
И тут же засмеялись.
Вдруг Михаил заметил кого-то среди присутствующих. Лицо его сразу стало заинтересованным.
– Серёжа, я оставлю тебя.
Тот кивнул и тихо со смехом проговорил:
– Надеюсь, когда-нибудь она станет вдовой.
Михаил ушел, а Сергей направился к группе молодых девушек, пытаясь вспомнить, кому же из них он обещал танец.
Яркий свет луны освещал дорожки и кусты парка, куда не долетал свет от окон бального зала. Но негромкая музыка сюда доносилась, создавая особую романтическую атмосферу. Спустившись по лестнице, Михаил и Анна, супруга Гуревича, остановились. Михаил, убедившись, что никого рядом нет, заговорил страстным шепотом:
– Сударыня, мне кажется, я ждал это мгновение всю жизнь.
Он взял ее руку и стал осыпать поцелуями. Анна остановила его, убрала руку и с улыбкой проговорила:
– Вы такой страстный, что от вас даже жар исходит.
– Я сгораю от любви, – глядя ей в глаза, проговорил Михаил. – Погасите мой огонь поцелуем. Умоляю вас!
– Вы меня толкаете на преступление, – несколько игриво проговорила она. – Я замужем. Вы меня компрометируете, – голос ее зазвучал слабым шепотом. – Но не могу устоять перед вашими мольбами, – она закрыла глаза, давая понять, что готова ко всему.
Михаил тут же этим воспользовался и страстно прильнул к ее губам.
В этот самый момент на лестнице появился муж Анны – полковой адъютант Гуревич. Зная наклонности своей супруги принимать попытки ухаживания местных молодых людей, он старался вовремя это пресекать. Но в этот раз он заигрался с офицерами в вист и проворонил исчезновение своей второй половины. Надеясь все же, что слухи об ее адюльтере неправда, он бросился ее искать. И честно признаться, был на взводе от такого поведения – взяла и просто исчезла. Обойдя зал, он вышел в парк. Услышав какие-то голоса внизу, Гуревич тихо подошел к лестнице и остановился на верхней ступеньке. Внизу увидел целующуюся парочку и хотел уже уйти, как в женщине узнал свою супругу. Вне себя от ярости он кинулся вниз, крича на ходу:
– Что здесь происходит, сударыня?
Анна вскрикнула.
Подскочивший к ним Гуревич попытался схватить Михаила, но ухватился только за перчатку, которую тот держал.
Испуганный Михаил бросился бежать и скрылся в кустах.
Гуревич посмотрел на перчатку юноши, потом на свою жену и, схватив ее за руку, молча потащил вверх по лестнице.
В бальном зале веселье продолжалось – играла музыка и танцевали пары.
Сергей с Михаилом стояли в стороне от всех присутствующих и тихо разговаривали.
– Сережа, он убьет меня, – нервно говорил Михаил озираясь. Его губы дрожали. В глазах был страх.
Сергей, так же осматривая зал, пытался успокоить кузена:
– С чего ты взял?
– С того, что я в дерево с двух метров попасть не могу. А у адъютанта уже несколько поединков на счету. Из которых он вышел победителем. Так говорят! А ситуация явно тянет на дуэль.
– Говорят… Он видел твое лицо?
– У него моя перчатка, – Михаил показал единственную оставшуюся. – Что делать? – казалось, он сейчас расплачется. – Что делать?
Сергей увидел входящего в зал Гуревича с супругой.
– Возьми мои перчатки, а мне давай свою, – быстро проговорил он. Они обменялись.
Гуревич, увидев братьев, направился к ним. Он буквально тащил за руку супругу. По лицу было понятно, что ей больно и неприятно. Она говорила негромко, но зло, как бы шипя:
– Оставь меня! Позоришь нас обоих. Отпусти, мне больно!
Гуревич шел, не обращая внимания на ее просьбы.
Подойдя к братьям, адъютант обратился к Михаилу:
– Мерзавец! – одновременно он бросил в Михаила отобранную у него ранее перчатку.
Перчатку поймал Сергей.
– О! Адъютант, спасибо! А я-то думаю, где я ее обронил? – издевательски заговорил он. – Отчего ж вы себя мерзавцем-то называете? Вы – герой! Я ж без перчатки, как без руки.
Гуревич на секунду от такой наглости оцепенел и стоял с открытым ртом. Краем глаза он заметил, что окружающие свидетели этой сцены притихли и ждали развязки. Оркестр играл какой-то веселый танец. Из-за этого вся ситуация приобретала курьезно-издевательский оттенок. Гуревич был готов броситься душить этого шута и его братца, из-за которых он оказался в такой неприличной ситуации. Однако же сдержался. Он злобно впился глазами в Сергея. Но окончательно потерять лицо было недопустимо. Он твердо произнес:
– Не фиглярствуйте, корнет! Это не вам предназначалось, а вот тому мерзавцу, который прячется за вашей спиной.
Сергей сделал театрально удивленное лицо и потребовал:
– Объяснитесь, Гуревич!
Адъютант наконец отпустил руку своей жены. И та сразу скрылась, проскользнув среди обступивших их любопытных и жадных до скандалов и сплетен людей.
– Прекратите! – рявкнул Гуревич. Потом подошел почти вплотную к Сергею и проговорил несколько неуверенно, стыдясь и надеясь, что окружающие его не услышат: – Будто вы не знаете. Он вздумал волочиться за моей женой.
Сергей, явно провоцируя адъютанта, продолжал говорить развязным, насмешливым тоном:
– Благочестивее и благороднее моего кузена я еще не встречал человека. Вы лжете. Да и перчатка моя. А ваша супруга не вызывает у меня особых симпатий. Простите за прямоту.
Это было уже чересчур. Гуревич с ненавистью проговорил:
– Благие намерения, сударь-дурак? – делая акцент на последнем слове. – Это был он. Я знаю. Но убью я вас. Потому что вы его покрываете. А потом вызову на дуэль его. И тоже убью, – он посмотрел на Михаила, который выглядывал из-за плеча Сергея, но, встретившись взглядом с Гуревичем, сразу спрятался за спину брата.
Сергей, пытаясь защитить Михаила, сделал все, чтобы переключить внимание на себя. И ему это удалось. Он с ухмылкой произнес:
– Посмотрим еще. Жду ваших секундантов.
Гуревич резко развернулся и пошел к выходу. Присутствующие перед ним расступались. «Надо отдать должное, – подумал Сергей, глядя на удаляющуюся фигуру, – выправка у него что надо, военная. Говорят, фехтует и стреляет хорошо».
***
Раннее-раннее утро… Ветер порывами то и дело пробегал по высокой траве. Отчего она напоминала легкую рябь волн на воде. Сергей стоял посреди тумана, исчезающего под лучами рассветного солнца, с пистолетом в руке. Он поднял голову вверх и посмотрел на раскачивающиеся верхушки деревьев. «Боже, какое замечательное утро! Как птицы поют! – думал он. – Должно быть, солнцу радуются». От мыслей его отвлек голос. Он, как кнут пастуха, рассек воздух: «Примирение невозможно».
И будто услышав это, резкий порыв ветра всколыхнул верхушки деревьев. Не чувствуя ни рук, ни ног от волнения, Сергей поднял пистолет и направил в сторону противника. Увидел, как тот уверенно целился в него. Раздались почти одновременно два пистолетных выстрела.
 
3. Пара писем
 
Сергей открыл глаза. Занавески задернуты. В комнате полумрак. В голове какой-то шум, будто шуршание шелка. Очертания предметов какие-то нерезкие, но постепенно стали проясняться.
Он попытался приподняться, однако слабость и резкая боль в груди заставили его лечь. Вырвался непроизвольный стон.
В комнату с кувшином воды и какими-то тряпицами вошла хозяйка – Мария Филипповна Федошина, у которой Сергей снимал комнату. Она среднего роста, далеко за пятьдесят, опрятно одета, но как-то во все черно-серое.
– Очнулись никак? – прямо с порога заговорила она. – Ну, слава Создателю! По правде сказать, сударь, думала, что век ваш завершился и вы покинете этот мир, так и не придя в память. Думала, придется священника звать. Ан нет, глянь-ка… Вы уж лучше лежите пока. Не двигайтесь. Сейчас за доктором отправлю.
Она подошла к столику рядом с кроватью и поставила на него кувшин.
– Что ж вам, молодым, так не терпится на тот свет улизнуть? – с упреком проговорила Мария Филипповна, вытирая влажной салфеткой пот со лба Сергея. – Вот мой муж – капитан Федошин – погиб за свое Отечество. Упокой, Господь, его душу. – Она перекрестилась, повернувшись к углу с иконами.
– Достойный был человек. А молодежь нынче совсем безответственная. Вот взять вас, – продолжала она. – Отдали бы Богу душу, пришлось бы нового постояльца искать. Да и хорони вас. Хорошо, что ваш брат денег оставил и за жилье заплатил вперед.
– Миша? Как он? – выдавил из себя Сергей.
– Очаровательный юноша. Передал вам письмо. Каждый день захаживал. Я только его и пускала, так как доктор сказал, что вам покой нужен.
Вдруг встала руки в боки и гордо заявила:
– Тут ваши сослуживцы приходили. Один даже пытался силой прорваться, но не тут-то было. Вдову капитана Федошина так просто приступом не возьмешь.
Присела на кровать и проговорила уже обычным тоном:
– А недавно серьезный такой прапорщик послание принес. Но что там, не читала. – И добавила, снова вставая: – А брат-то ваш уехал.
– Уехал?
– В эту… Как ее… – Мария Филипповна пыталась вспомнить. – Кляксу, Аяксу… – махнула рукой. – Какой-то Богом забытый край Земли.
– Аляску? – спросил Сергей. – У Земли нет края. Путешественники доказали.
Федошина вдруг перекрестилась и испуганно проговорила:
– Это куда же он делся, край-то? Не пугайте старуху.
Повернулась и пошла к выходу.
– Пойду за доктором пошлю. Скажу, что вы очнулись.
Мария Филипповна вышла из комнаты.
Сергей увидел на столике у кровати два конверта. Протянул руку и, превозмогая боль, взял верхний. Это письмо от Михаила.
«…А посему вынужден отправиться в русскую Аляску по государственным делам. Да и от греха подальше. Черт меня дернул связаться с женой Гуревича. Все мысль не покидает: когда же он придет меня убивать? Оставляю тебя на попечении Федошиной и врача – немца Шуппе. Молюсь о твоем выздоровлении. И благодарен тебе за все. Твой кузен Михаил».
Сергей взял второй конверт. Тот, как и первый, оказался вскрыт. «Не читала, говорит», – подумал он.
Второе письмо было официальным:
«… В связи с произошедшим… Запрещены… В Ваших услугах не нуждается… Прибыть в канцелярию за документами и расчетом… Поскольку Вы – лицо пострадавшее, то против Вас дело не возбуждалось. Вашего же противника по дуэли, ротмистра Гуревича, отправили служить волей Государя на Дальний Восток.
Командующий лейб-гвардии Гродненским гусарским полком генерал-майор князь Багратион-Имеретинский Дмитрий Георгиевич».
Сергей опустил руку с письмом на кровать и закрыл глаза.
 
4. Встреча с Михаилом
 
Выздоровев после ранения, Сергей осознал, что у него, по сути, нет никакого дохода, поскольку полк ему пришлось покинуть. Имея достаточно хорошее образование, которое получил благодаря Казинцевым, он нашел место в горном ведомстве. Хоть Екатерина Анатольевна с мужем и считали его своим сыном, но возвращаться к ним в усадьбу после всего случившегося было неловко. И Сергей рассудил, что работа чиновником не мечта, конечно, но жалованье приносит.
Был уже вечер, когда он возвращался со службы домой. Сергей смирился со своим синим сюртуком и его высоким стоячим черным бархатным воротником – мундир ведомства. Даже то, что к мундиру полагалась шпага с серебряным темляком, особого оптимизма не внушало. Чиновник! Не об этом он мечтал. Ну, да чего уж теперь. Можно сказать, повезло. При жаловании. Его бывший командир – князь Имеретинский посодействовал. Человек он был не злой, своих подчиненных уважал. Если бы к дуэлям в государстве относились по-другому, то вообще бы закрыл на поединок глаза. Во все времена молодежь друг друга резала и стрелялась из-за любви или чести. Чертов Гуревич с его неверной женой. Ладно, хоть Мишу спас от этого семейства вурдалаков.
Подойдя к дому, он потянул за влажную от моросящего дождя ручку входной двери и вошел в плохо освещенную прихожую.
Из комнаты первого этажа появилась Федошина.
– А к вам гости, – немного загадочно проговорила она.
– Кто? – равнодушно спросил Сергей, отряхивая рукой мелкие капли с плеча.
– Просили не говорить, – с легкой улыбкой сказала капитанша. – Сюрприз.
Сергей поднялся по лестнице и вошел в комнату. Там, развалившись на стуле, сидел Михаил и читал одну из книг, которые в несколько стопок лежали на столе.
– Миша! – удивленно, но радостно почти выкрикнул Сергей. – Ёшки-матрёшки!
Михаил встал и развел руки в стороны.
– Здорово, брат!
Они бросились друг к другу в объятья.
Потом Сергей спустился к Федошиной и взял у нее в долг бутылку вина.
– Надолго? – спросил Сергей, разливая по стаканам темно-красную жидкость.
– На три дня. Разгрузка, погрузка и обратно. А ты, я вижу, уже выздоровел? Рад за тебя!
– На здоровье не жалуюсь. А в остальном… – Сергей показал на себя и развел руки в стороны, мол, смотри сам.
– Чиновник, никак?
– Сижу, бумажки перекладываю. Делов-то… Главное, штаны не просидеть.
– А ты все хотел в гусарском мундире, на коне перед девицами щеголять? – пошутил Михаил.
– Хотел, – так же шутливо ответил Сергей. – Ну, в деле щегольства за тобой не угонишься.
Михаил вздохнул:
– Там, где я сейчас, щегольство не в чести.
Повисла пауза.
– А ведь изначально ты инженер, математик по образованию? – прервал вопросом молчание Михаил. – Нам там инженеры страсть как нужны.
– Предлагаешь с тобой?
– Со мной не успеешь. С делами рассчитаться за два дня не получится, а так на Аляске ты бы пригодился.
Пока разговаривали, за окном стемнело, и комната погрузилась во мрак.
– Надо подумать, – и Сергей задумчиво поставил стакан с вином на стол.
 
5. Вечер в кают-компании
 
В XIX веке плавание из Кронштадта в русскую Америку до Ново-Архангельска, который был практически столицей тех земель, занимало около полугода. И называлось в обиходе «плаванием через четыре океана» – Северный Ледовитый, хотя, по сути, через него проходили только суда из Архангельска, Атлантический, Индийский и Тихий. Заходы в порты разных стран для пополнения провизии и воды были событиями радостными, но редкими. Поэтому для морских офицеров и состоятельных пассажиров кают-компания была местом, где они коротали долгие дни путешествия. Собственно, у офицеров всегда было чем заняться в течение дня. Освобождались они только к вечеру. Ну, хоть так. Нет ничего тягостнее скуки в пути. Каждый находил для себя всевозможные занятия. Но самым желанным было общение. Офицеры и мичманы курили трубки, хвастая табаком из того или иного порта, играли в карты и пили вино, обсуждая женщин, если таковых не было среди пассажиров – гостей кают-компании.
«Святой Андрей Первозванный», рассекая волны, уже практически прошел через Атлантику и Индийский океан. Сергей сдружился со многими офицерами. Как бывший военный, он прекрасно понимал их юмор, сам знал множество забавных историй, поэтому всегда был желанным гостем в кают-компании. К тому же он исполнял под гитару несколько неплохих романсов. Особенно часто его просили спеть на стихи Баратынского:
Были бури, непогоды,
Да младые были годы!
В день ненастный, час гнетучий
Грудь подымет вздох могучий...
И он это делал всегда охотно. Как и сейчас. Несколько голосов ему подпевали, а когда он закончил, все зааплодировали и, даже кто-то крикнул: «Браво!» Впрочем, это кричали практически всем. Роман Сильвестрович Роговский – капитан корабля, заслуженный моряк, уже в летах, был сентиментален, даже незаметно утер слезу. Возможно, вспомнил свою юность и начало морской карьеры. Атмосфера была очень доброжелательная.
Сергей отложил гитару и поднял бокал с вином.
– Господа, тост!
Все присутствующие с радостью подняли бокалы. В кают-компании повисла тишина.
– Когда-нибудь мое плавание через все эти океаны закончится, – заговорил Сергей. – И я ступлю на твердую землю неведомого мне и далекого материка. Заменит ли он мне Родину? – он сделал паузу. Продолжил: – Не ведаю. Но одно точно знаю, что буду с теплотой вспоминать своих попутчиков. Всех вас, господа! Ёшки-матрёшки! За величие российского императорского флота!
Присутствующие встали, повторяя:
– За величие российского императорского флота!
Один из офицеров крикнул:
– Сергей Петрович, виват!
Остальные подхватили:
– Виват! Виват! Виват!
Потом гитару взял какой-то мичман и начал весело и бодро петь:
– В дни безграничных увлечений,
В дни необузданных страстей...
Присутствующие подхватили хором:
– Со мною жил превратный гений,
Наперсник юности моей.
Сергей слушал песню молча. На него нахлынули воспоминания: усадьба Казинцевых, университет, полк, Михаил, Гуревич. Как-то тихонько заныла рана от дуэли. Не физически, а, скорее, фантомно.
От мыслей его отвлек Роговский, который просто подсел к нему и заговорил:
– Сергей, я положительно не понимаю вашего желания отправиться на край света, когда с такими талантами и харизмой ваше место в салонах столицы. Сразу видно, что вы человек светский и компанейский.
– Для всего есть причина, Роман Сильвестрович, – проговорил Сергей. – Однако же и вы уходите столь далеко от дома.
– Ну, я-то на службе. Куда царь-батюшка и отчизна отправят, туда и путь лежит.
– Знакомо. Я служил в лейб-гвардии, в Гродненском гусарском полку.
Роговский заулыбался.
– Не под командованием ли Дмитрия Георгиевича? По юности мы были с ним приятели.
Молодой купец по фамилии Кадочников, которого отец снарядил для участия в Русско-Американской кампании, вдруг прервал их разговор неожиданным вопросом:
– А не тот ли вы корнет Лисицин, который ушел со службы из-за дуэли с Гуревичем?
Судя по речи, он был изрядно пьян, и Роман Сильвестрович посмотрел на него суровым взглядом. Однако Кадочников не обратил на это внимания.
– Хм... Не лучший эпизод моей жизни, который я не хочу обсуждать, – сказал Сергей.
– А между прочим, – многозначительным тоном произнес Кадочников, – Гуревич свояк Романа Сильвестровича.
Сергей поднялся. Вся эта пьяная беседа ему была неприятна. Тем более его противник по дуэли, из-за которой сильно изменилась его жизнь, оказался родственником капитана.
– Простите, господа, я, пожалуй, откланяюсь.
Но Кадочников не унимался и продолжал говорить ему вослед:
– А Гуревича отправили служить на Дальний Восток. В Лазареве вы с ним, возможно, и встретитесь. Верно, Роман Сильвестрович?
Кадочником пьяно хихикнул. Как-то даже злорадно.
– Послушайте… Вы молоды, глупы и слишком пьяны, – тоном, не терпящим возражений, высказал ему Роговский. – Все это не ваше дело. Извините за грубость, конечно. Впрочем, перед кем тут извиняться… Идите уже спать. Завтра вам стыдно будет за свое поведение.
 
6. Утро на палубе
 
Из-за того, что с вечера лег рано, Сергей так же рано и проснулся. Спать не хотелось вовсе. Он оделся и поднялся на палубу. «Святой Андрей Первозванный» шел медленно в окутывающем его тумане. Слабые лучи солнца просто увязали в белой пелене. Однако с каждой минутой туман становился все более прозрачным.
Сергей набрал полную грудь влажного, холодного воздуха. Выдыхая, заметил, как легкий пар растворялся в окружающем тумане.
– Доброе утро. Что-то прохладно, – обратился он к Невельскому, стоящему на палубе с подзорной трубой.
Геннадий Иванович, высокий мужчина тридцати пяти лет, морской офицер, путешественник, посмотрел на Сергея и ответил:
– Доброе. Только туманное.
– Отчего вы вчера вечером с капитаном ругались?
– Ну… Сергей Петрович, мы с ним не ругались, а скорее обсуждали. Просто громко и эмоционально.
Невельской помолчал, вглядываясь в туман.
– Вот понимаете, в чем дело… Обычно суда огибают Сахалин… Подержите, – Невельской протянул Сергею подзорную трубу.
Сергей взял в руки и тут же глянул в нее с любопытством, пытаясь рассмотреть что-то в тумане. Невельской достал из-за пазухи карту, свернутую трубочкой, и развернул.
– Взгляните. Что написано перед словом «Сахалин»?
Сергей тут же склонился над картой.
– Полуостров.
Невельской закивал головой.
– И обычно суда огибали полуостров. И через три дня пути от этой точки на карте...
Геннадий Иванович ткнул пальцем в карту. Та тут же свернулась в трубочку обратно. Он опять ее расправил. И продолжил:
– …Заходили в Лазарев.
Невельской свернул карту и положил ее за пазуху.
– Что вы видите с левого борта?
– Земля. Берег, – не понимая, к чему ведет Геннадий Иванович, ответил Сергей.
– Правильно! – радостно заговорил тот. – Береговая линия. А теперь взгляните в подзорную трубу во-о-он туда, – он рукой указал в противоположную сторону. – С правого борта. Туман рассеивается. И вы должны это увидеть.
Сергей взглянул в подзорную трубу в направлении, которое указал Невельской.
– Камни. Тоже земля! – не высказывая открыто свое удивление, проговорил Сергей, пытаясь рассмотреть подробнее береговую линию.
Геннадий Иванович заулыбался и хлопнул его по плечу.
– Верно! Там Сахалин! И это остров! И мы сейчас идем проливом между материком и Сахалином. А? Каково?
Невельской повернулся в сторону мостика, где стоял Роговский.
– Как видите, Роман Сильвестрович, на камни еще не сели. Зато сэкономим три дня пути.
Тот напряженно вглядывался вдаль. На слова Невельского он не ответил. Только недовольно откашлялся и громко скомандовал:
– Лотовый, доложить глубину!
– Проходим, Роман Сильвестрович, – ответил матрос, который мерил глубину лотом (прим. – свинцовая гиря, к которой привязывался линь – тонкий канат с флажками, применялся для измерения глубины во флоте).
– Проходим… – недовольно буркнул Роговский. – Ты мне глубину назови. А то посажу на бак (прим. – накажу, морской жаргон)!
– Пять саженей, – резво ответил матрос.
Роман Сильвестрович поднял голову и крикнул матросу на огороженной марсовой площадке на грот-мачте (прим. – самая близкая к носу судна мачта):
– Смотрящий, в оба глаза смотреть. Докладывать обо всем, что видишь.
– Так точно. Впереди чисто.
– Нам бы на банку не угодить, – высказал свои опасения Роговский (прим. – банка – мель среди глубокого места). – Боцман! Поставь еще к бакборту и штирборту (прим. – левый и правый борта судна) по человеку. Пусть поглядывают. Не помешает.
Тут же раздался хриплый голос боцмана:
– Есть поставить к бакборту и штирборту по человеку!
– О чем только думал? Как я дал себя уговорить на такое? – бурчал капитан.
– Роман Сильвестрович! В историю попадете! – весело крикнул Невельской.
– Именно что в историю как бы не попасть, – серьезно ответил Роговский.
Сергей повернулся к Невельскому.
– Геннадий Иванович, так значит?..
Тот его перебил:
– Это пролив.
– Название уже придумали? – восхищенно проговорил Сергей.
– Полноте, какое название? Еще ничего не ясно, – скромно ответил Невельской. Потом подумал и проговорил: – Решать будет географическое общество.
Сергей стал молча вглядываться в береговую линию. Туман уже практически рассеялся. И солнечный утренний свет доедал остатки белой прозрачной пелены.
Судно шло медленно, на ощупь незнакомым путем. Большинство парусов было спущено. Сергей еще постоял некоторое время на палубе и спустился в свою каюту греться.
 
7. Поселение Лазарев
 
Поселение Лазарев – это была та самая точка, от которой экспедиция Невельского отправлялась вглубь территории. Прямо на берегу перед частоколом стояло несколько навьюченных лошадей. Около них суетились казаки, которые должны были отправиться вместе с Геннадием Ивановичем.
«Святой Андрей Первозванный» стоял на рейде. Недалеко от него еще три судна поменьше.
Сергей выпрыгнул из лодки, доставившей его, как только она уткнулась в песчаный берег, и огляделся. Увидел Невельского, который проверял натяг подпруги седла у коня, тут же направился к нему.
– Тимофей, ты оружие проверил? Все взяли? – громко спросил Геннадий Иванович одного из казаков.
– Так точно, ваше высокоблагородие.
– Провизией кто занимался?
– Белякин Харитон. Да вы не волнуйтесь, Геннадий Иванович. Все взяли.
– Ха! Как тут не волноваться-то? – проговорил негромко Невельской, поглаживая шею коня.
– Отправляетесь? – спросил подошедший Лисицин.
– Вот буквально сейчас и выходим.
– Желаю вам удачи.
– Ой, к черту, Сережа, к черту.
Невельской быстрым шагом пошел к открытым воротам поселения.
Сергей двинулся следом.
 
8. Неприятный разговор
 
Пройдя ворота, Роговский пошел в сторону административной избы, где намеревался повидаться со своим родственником. Дверь отворилась, и появился Гуревич. Увидев Романа Сильвестровича, он быстро сбежал с крыльца к нему навстречу.
– Ну, здравствуй, свояк! – обрадовался капитан.
– Здравствуй, Роман Сильвестрович.
Гуревич и Роговский обнялись по-родственному.
– Как поживаешь? Как служба?
Гуревич махнул рукой и недовольно сказал:
– Да какая тут жизнь, на краю Земли-то? Все одно что тюрьма или ссылка.
– Ну, полно тебе! – попытался смягчить разговор Роман Сильвестрович. – Прямо уж тюрьма. Звание тебе сохранили. Ты рапорт отправлял?
– Отправлял. Ни ответа, ни привета, – ответил Гуревич и сразу без паузы спросил: – Как Анна?
– Не хотел тебя расстраивать, но и лгать не научен, – очень серьезно заговорил Роговский. – Не особенно-то она и переживает о твоем отсутствии. Меня, как брата ее, это удручает.
Гуревич задумчиво посмотрел вдаль на стоящие на рейде суда. Роман Сильвестрович заметил в его глазах какую-то тоску.
– Слыхал, нескучно тут у тебя? – отвлек от тяжких дум свояка Роговский.
– Намедни отправлял одного из солдатни. Со скуки бабу не поделили. Ладно бы морду друг другу набили и все. Так нет, из ружья шмальнул один в другого. Насмерть.
Роговский перекрестился.
– Успокой его душу. Пьяные были?
– А то ж! – усмехнулся Гуревич. – Отправил его в Охотск. Пусть там разбираются. Их обоих за проделки сюда отправили. На прежнем месте оба дисциплиной не отличались. Как часто бывает, чтобы не на каторгу, так сюда.
Оба помолчали. Гуревич и сам-то попал сюда не по своей воле.
– Ты, кстати, Роман Сильвестрович, слыхал? Пираты у нас объявились. Мелкие суда грабят. Прибрежные поселения, – предупредил бывший полковой адъютант. – Будешь мимо острова Большой Шантар проходить, поглядывай. Есть догадка, что они там прячутся.
– Поглядим. Откуда ж они тут? – поинтересовался капитан.
– Да китайцы. Британцы их прижали, так они сюда кинулись. Ну, там и корейцы, и наши – беглые. Видел на рейде три судна? – Гуревич показал рукой на море.
– Видел.
– Часть охотской флотилии. Хотят побережье патрулировать.
– Сложно их военными судами назвать-то.
– А других нам государь не прислал, – Гуревич развел руки в стороны. – Как говорится, чем богаты… Орудия какие-никакие поставили. Солдат разместим. Против военного корабля не устоят, а против пиратов вполне.
– А чего отряд не отправите остров прочесать?
– Людей мало. Не так давно отправляли. Никого не нашли. Только замаскированное костровище.
– Были, но ушли?
– Получается, что так.
– Могу чем-то помочь?
– Не! Сами справимся.
В воротах показался Невельской и прямо на ходу громко заговорил:
– Простите, Роман Сильвестрович, что прерываю вашу беседу. Казимир Илларионович, дадите мне еще служивых в сопровождение?
– Семерых, как вы просили, не могу, а троих дам, – ответил Гуревич подошедшему путешественнику. – Да и зачем вам лишние едоки в экспедиции?
– Ну, и на том спасибо, – поблагодарил Геннадий Иванович.
Быстрым шагом к ним подошел Сергей.
– За вами не угонишься, – весело проговорил он, обращаясь в Невельскому.
– А! Казимир Илларионович, позвольте вам представить нашего попутчика и моего приятеля, – показал рукой Геннадий Иванович, – Сергей Петрович Лисицин.
Он с улыбкой начал было:
– Рад знаком… – узнал своего бывшего противника по дуэли и будто поперхнулся, – …ству.
Улыбка мгновенно исчезла с его лица. И оно стало серым, каменным.
Гуревич посмотрел на Сергея с нескрываемым презрением.
– Да, мы знакомы. Верно, корнет? Или вас можно назвать Сударь Благие Намерения? – отчеканил каждое слово бывший полковой адъютант.
Сергей не ответил, только смотрел с вызовом в глаза своему бывшему полковому адъютанту.
Гуревич, конечно, не самый приятный человеком на свете, но в ситуации с Михаилом, участником и пострадавшим в которой был Сергей, он все же защищал свою честь. Однако нерастраченный юношеский максимализм не давал возможности правильно оценить ситуацию. Да и Гуревич был недоволен, что истинный виновник ускользнул от него из-за этого хлыща. А теперь еще вынужден тратить свои годы в этом захолустье. Так они стояли напротив молча, с ненавистью и презрением глядя друг на друга.
Увидев все это, Роговский подхватил Невельского под руку, отвел в сторону и шепнул:
– Геннадий Иванович, надо спасать положение. Они оба здесь оказались из-за дуэли, на которой стрелялись.
В это момент Гуревич прервал молчание:
– Вижу, вы оправились, сударь?
– Вашими молитвами и велением судьбы, – с сарказмом ответил Сергей.
– Полноте, – в тон ему продолжал нынешний комендант Лазарева. – Я не ваша матушка, чтобы молиться. А если бы даже и молился, то за упокой вашего развратного братца, Сударь Благие Намерения.
– Матушка моя померла давно. Вам не надо поминать ее всуе. А в остальном… Желаете повторить? – с вызовом спросил Сергей.
– Насчет матушки простите. А насчет повторить – не время. Но память у меня долгая, не сомневайтесь, – холодно произнес Гуревич.
Вернувшийся с Роговским Невельской заговорил, будто ничего не произошло:
– Господа… Господа, простите, что прерываю, однако время не ждет.
Далее он обратился непосредственно к Гуревичу:
– Так мы договорились насчет сопровождения?
Роговский подошел к Сергею и нарочито громко заговорил:
– Не откажите в любезности. У меня есть копия португальской лоции акватории Хоккайдо. Не поможете ли разобраться?
Не понимая, зачем капитан обратился к нему, Сергей начал было нерешительно:
– Но…
Роман Сильвестрович его прервал:
– Я настаиваю.
– Хорошо, но я не силен в португальском, а в лоциях разбираюсь не более козы во французском вине.
– Ну вот и славно! – радостно проговорил Роговский и, обняв Сергея за плечи по-отечески, повел его к лодкам.
Как только они вышли за ворота поселения, обнесенного частоколом, Сергей вдруг остановился.
– Постойте... Гуревич – ваш родственник, насколько я помню? И вы меня увели, чтобы мы не поссорились? – он посмотрел на пожилого капитана.
– Судьба его уже наказала, – со вздохом проговорил тот. – Да и вас тоже, насколько я понимаю. Поэтому, от греха подальше, я попрошу отправиться на судно и не сходить с него до следующего порта.
– Я не ваш подчиненный, – с вызовом проговорил Сергей.
– Это просьба, – мягко настаивал Роман Сильвестрович.
Сергей уже и сам хотел уйти от этого ставшего неприятным ему места. Он повернулся и в сопровождении капитана пошел к берегу.
Гуревич провожал их тяжелым взглядом.
– Ну как? – спросил его Невельской.
Гуревич, не отрывая взгляда от фигуры уходящего Лисицина, произнес:
– Проходите в избу. Сопровождающие там ждут.
– Благодарю, – радостно сказал Геннадий Иванович и буквально взлетел по ступенькам крыльца.
Мимо открытых ворот прошел с виду охотник из местных, однако по раскосым глазам несложно было определить, что это китаец-манчьжур. Он повернулся, глянул на коменданта и пошел дальше. Гуревич осторожно посмотрел по сторонам – не видит ли кто, и двинулся следом.
 
9. Разговор с Гоушеном
 
Когда он вышел за ворота, китаец уже сидел на большом камне метрах в тридцати от частокола. Он молча, будто статуя, не шевелясь, смотрел на стоящие суда. На коленях у него лежало охотничье ружье.
Гуревич пошел медленно, будто гуляя. Поднял с земли какой-то камешек. Рассмотрел его и откинул в сторону. Потом остановился, достал кисет и трубку. Набил ее табаком, раскурил и не спеша подошел к сидящему на камне китайцу.
– Здравствуй, Гоушен, – глядя на поверхность океана, тихо сказал он.
Охотник, которого Гуревич назвал Гоушеном, слегка повернулся в его сторону и молча кивнул.
– Долю принес? – так же, не повышая голоса, спросил комендант.
Китаец достал из-за пазухи увесистый кошель.
– Клади его на землю возле камня.
Тот так и сделал.
– Судно у берега видишь? Оно ближе всего к нам. Будет проходить мимо, не высовывайтесь. Судно военное. Если что, передавят вас как котят. А через неделю пройдет транспорт с пушниной из Охотска. Команды всего ничего. Вот и будет чем поживиться.
Китаец кивнул.
– Сейчас уходи. Понадобишься – дам знать.
Гоушен поднялся с камня и, не прощаясь, двинулся вдоль берега прочь от поселения.
Гуревич огляделся по сторонам. Потом наклонился, поднял кошель и положил в карман. Постоял еще какое-то время, любуясь природными красотами, повернулся и направился обратно к воротам.
Уже на подходе к избе, где была его штаб-квартира, он заметил матроса с корабля Роговского.
– А ну стой, – окликнул он.
Матрос остановился, но завидев мундир Гуревича, вытянулся в «смирно».
– Слушаю, ваше благородие.
– Ты с «Андрея Первозванного»?
– Так точно. Матрос Колокольцев.
Гуревич махнул рукой в сторону только садящихся в шлюпку капитана и Лисицина.
– Вот того молодого рядом с капитаном знаешь?
Колокольцев стрельнул взглядом в их сторону. И четко ответил:
– Пассажиром у нас.
– Заработать хочешь?
Вопрос был неожиданным, и матрос замешкался с ответом. Глаза его забегали.
– Ну? – поторопил Гуревич.
– Так… Хочу. А как?
– Тот молодой замыслил бунт на корабле. Слыхал про восстание на Сенатской в двадцать пятом?
Колокольцев кивнул.
– Этот молодой – Лисицин – скрылся тогда, ушел от наказания.
– Молод он слишком. Я сам тогда мальцом был. А этот куда моложе меня.
– Может, сам не участвовал, но идеи супостатов поддерживает. О чем и говорил вслух. А сейчас я узнал, что он задумал захватить корабль путем бунта. Капитан должен это узнать, когда в море будете. Понял?
– Понять-то понял. Вот только… – несколько растерянно промямлил Колокольцев. Поняв, что разговор неформальный, он расслабился.
Гуревич достал кошелек и высыпал на ладонь несколько монет.
– Протяни руку, – сказал Гуревич и положил монеты в ладонь Колокольцева.
Матрос присвистнул. При виде монет он прямо засветился радостью. Алчный огонек вспыхнул в его глазах, и он заинтересованно заговорил:
– Богато платите. А ежели он не замыслил бунт?
– Сделай так, чтобы замыслил. И правдоподобнее. Понял?
– А как?
– По виду не скажешь, что ты дурак, – грубо проговорил Гуревич. – Сообразишь? Или я ошибся?
– Чего уж… Соображу. Дело не сложное. Пьют они много. А в таком состоянии могут сболтнуть чего лишнего. Или не сболтнуть, но они и сами не будут помнить.
– Об этом разговоре никому. – Колокольцев кивнул. – О проделанном все равно узнаю. Свободен.
Матрос кивнул и побежал к берегу, где осталась последняя шлюпка. Похоже, ждали только его.
– Чего так долго? – спросил боцман.
– Так его благородие задержали, – ответил Колокольцев.
– Чего хотел?
– А чего сухопутные хотят? Долго ли шли, какая погода, что видели? Куда идем дальше? – говоря это, матрос столкнул шлюпку в воду и запрыгнул на нее сам.
– А ты уж и расписал, – шутливо сказал кто-то из экипажа. Остальные сидевшие хихикнули.
– Да невелика тайна-то, – ответил Колокольцев и взялся за весло. – Приври им немного, они и рады.
– Это точно, – одобрительно забурчали матросы.
 
10. Опрометчивый поступок
 
В кают-компании было непривычно безлюдно. За столом четыре морских офицера, свободных от вахты, играли в вист.
– Добрый вечер, господа, – поздоровался со всеми вошедший Роговский.
Кают-компания была единственным местом на корабле, где Роман Сильвестрович не требовал стопроцентного выполнения устава от своих подчиненных офицеров. Он даже приветствовал здесь неформальное общение. Но те, следуя многолетней привычке, вскочили и стали по стойке смирно.
– Сидите, господа, сидите, – махнул им рукой Роговский, прежде чем они произнесли: «Здравия желаем».
Офицеры опустились на стулья и продолжили игру.
Сергей отдельно сидел в одиночестве. Видя всю эту ситуацию, он как-то криво усмехнулся. Даже сам не знал почему. Просто был чертовски пьян.
Завидев Сергея, Роговский подошел к столу.
– Позволите? – учтиво спросил он, указывая на свободный стул.
– Чего уж… Извольте, – заплетающимся языком сказал Лисицин.
– Сергей, мне жаль, что все так получилось, – негромко проговорил капитан.
Сергей поднял на него пьяные остекленевшие глаза.
– Жаль, что ваш родственничек в меня стрелял? – спросил он, пьяно усмехнувшись. Тон был вызывающим. Но Роман Сильвестрович, видя состояние Сергея и чувствуя себя несколько виноватым, продолжал спокойным голосом:
– Я про встречу в Лазареве.
– В Лазареве… И что? Сидит и кормит комаров на берегу этот Гуревич. Пуля не только карьеру ему, подлецу, сломала, но и, видите ли, какая штука, мою всю жизнь! – Сергей сжал руку в кулак и стукнул себя в грудь. При этом икнул.
Когда Роман Сильвестрович увидел и услышал такое, на его лице появилось некоторое отвращение к этому пьяному юнцу, который был ранее приятен в общении и производил впечатление благородного человека, теперь же был просто ноющим увальнем, который сам же совершил глупость, но пытается сделать виноватым другого.
– А знаете, что я вам скажу, – продолжал свой пьяный монолог Сергей.
Роговский не шелохнулся и не произнес ни слова.
Лисицин театрально откинулся на спинку стула.
– Поделом ему! – говоря, он поднес указательный палец к лицу и начал им двигать вперед-назад, будто отчитывал своего недоброжелателя, как ребенка. – Не мог за своей распутной женушкой уследить…
Роговский перебил его:
– Вы пьяны! Прошу вас взять себя в руки. А также хочу напомнить, его распутная жена – моя младшая сестра. И несмотря на сложности характера, я ее по-родственному люблю. Не надо отзываться о ней в столь вызывающем и непростительном тоне. Ее поведение уже не ваше дело, сударь.
Офицеры, играющие в карты, притихли и, развернувшись вполоборота, наблюдали за скандалом.
– И что? – с вызовом спросил Сергей. – Вы меня за это застрелите? А?
Больше не в силах терпеть разговор в таком тоне, Роговский резко встал.
Сергей, повинуясь какому-то непонятному импульсу, схватил недопитый бокал вина и выплеснул остатки в лицо капитану. И, насколько ему позволило пьяное тело, встал. Секунду Лисицин и Роговский смотрели друг на друга, каждый ожидая реакции другого. В этот момент четверо картежников сорвались со своих мест и, подскочив к Лисицину, схватили за руки.
Не отводя взгляда от дебошира, капитан достал платок и вытер лицо. Капли красного вина, будто капли крови, окрасили белую ткань платка.
– На гауптвахту его, господа. Пусть проспится. А там и поговорим, – спокойным, сдержанным тоном сказал капитан.
– Хорошо, Роман Сильвестрович, – сказал один из четверых. – Повели, господа.
Лисицин попытался вырваться, сопровождая попытки бранью:
– Мерзавцы! Канальи!
– Не дергайся, Лисицин! Тебе все равно нас не одолеть, – с какой-то веселостью в голосе проговорил тот, что постарше. Возможно, он хотел превратить всю ситуацию в простой пьяный дебош, сгладить оскорбительное поведение.
– Вчетвером на одного! Трусы! – возмущался Сергей.
Офицеры, посмеиваясь, вынесли его из кают-компании.
Роман Сильвестрович сел. Резко и нервно вытер платком капли вина с рукава. Наполнил бокал и залпом выпил.
 
11. Гауптвахта
 
Сергей открыл глаза. Голова раскалывалась на части. Явно много… очень много лишнего выпито. Слегка стал приходить в себя. Качает, значит, на судне. Незнакомая каюта. Какая-то решетка на двери. Матрас, на котором он спал. Вчерашний вечер выпал из памяти. Да, хотел напиться. Но дальше-то что было? Попытался сесть. В голове резануло, будто в нее воткнули топор. В глазах замелькали какие-то искорки. Он закрыл ладонями лицо, часто дыша. Ныли все мышцы, будто его вчера отходили хорошенько по бокам. Нестерпимая тошнота подступила к горлу. Заметил в углу ведро, рванул к нему. Его вывернуло будто наизнанку. Холодный пот покатился по лицу. С каждым позывом рвоты он чувствовал слабость во всем теле. На четвереньках добрался до матраса и упал на него без сил. Руки дрожали. Его бил какой-то озноб. Сергей укрылся чем-то похожим на сюртук. Стало теплее. И он провалился в черную бездну сна.
Когда вновь проснулся, стало уже немного полегче. Очень хотелось пить.
Он заметил, что у решетки кто-то стоит.
– Это кто там? – спросил Сергей.
– Матрос Колокольцев.
– Есть вода? Пить охота.
Матрос протянул сквозь решетку кружку. Сергей встал и, держась за стену, подошел. Взяв кружку, он осушил ее залпом. Жажда отступила на время.
– Слышь, Колокольцев, где я? – спросил Сергей, возвращая кружку.
– На гауптвахте, – ответил тот.
– Ох, ты ж… – Сергей внезапно почувствовал слабость и сполз по стенке. – Как я здесь оказался?
– А вы, господин хороший, вчерась в изрядном подпитии устроили дебош в кают-компании. Накричали на капитана и плеснули ему в лицо вином.
– Ох, ёшки-матрёшки! Да, да, да! Вспомнил, – память стала возвращаться. – Ой, дурак!
Сергей встал и подошел к решетке.
– Слышь, позови кого-нибудь. Пусть меня выпустят.
– Не положено, – сурово ответил матрос. – Приказано до завтрашнего утра вас тут продержать. А отлучаться мне не положено.
– Кем?
– Уставом. Мне даже разговаривать не положено.
– Дай-ка еще попить.
Колокольцев зачерпнул кружкой воду в ведре и протянул ее через решетку.
К вечеру Сергею уже стало лучше. Мышцы ныли, но голова болела не так сильно. Сергей попробовал завести разговор с матросом:
– Давно ли во флоте? Слышь, Колокольцев?
– Мне не положено вести беседы.
– Кем не положено?
– Приказом и уставом.
– То есть ты только уставом и живешь? А? – Сергей перешел на шутливый тон. После вчерашнего шутки получались не очень, но Сергей хотел хоть что-то выяснить про свою пьяную выходку.
– А ты нарушь один раз устав.
– Не положено.
– Вот заладил! Ты человек или кукла тряпичная? Немного прояви свободу-то!
Колокольцев вдруг стал слушать с интересом.
– Чего молчишь? – продолжал шутливым тоном Сергей. – Нет в тебе свободы воли, которую даровал всем людям Бог.
– Вы, ваше благородие, о чем? – негромко спросил матрос.
– А! Интересно стало? – торжествующе хихикнул Сергей. – Я про свободу воли. Могут же двое людей поговорить? К черту устав!
То, что матросу стало интересно, только подзадоривало еще не до конца протрезвевшего Лисицина.
– Бунт это, – как-то странно произнес Колокольцев.
– А хоть бы и так.
– Вы, господин хороший, эти разговоры со мной не ведите. На кораблях бунт – это не ваши барчуковские игрушки. За это расстрел полагается.
– Шуток не понимаешь, дурень, – серьезно проговорил Сергей. – Что ж так голова болит, ёшки-матрёшки? – он пошел и лег на матрас.
 
12. Ситуация усугубляется
 
Роговский, подперев голову рукой, сидел за столом в своей каюте и читал книгу.
Раздался стук в дверь.
– Входите, – автоматически произнес он, перелистывая страницу.
Дверь открыл матрос Колокольцев. Он сначала заглянул в каюту и только потом вошел. Войдя, тут же стал по стойке смирно.
– А! Колокольцев, – проговорил капитан, откладывая книгу в сторону. – Сменился? Что там наш арестант?
– Дозвольте доложить, Роман Сильвестрович.
– Ну? Так говори.
Колокольцев немного помолчал, помялся, будто ему было не очень-то удобно о таком говорить.
– Этот господин… Арестант… К бунту призывал.
– Ты в своем уме, Колокольцев? – капитан смотрел на матроса удивленно, недоверчиво. Вот уж чего-чего, а такого он не ожидал.
– Так точно-с. Оне говорили... «Хочешь свободным стать, пиратом стать и грабить корабли?»
Негодование, то, чего он не позволял себе многие годы, вдруг захлестнуло Роговского. «Спокойно, спокойно», – мысленно сказал он себе.
– Свободен, – он указал матросу на дверь. – Никому ни слова.
– Слушаюсь, – выпалил Колокольцев. Повернулся и быстро вышел из каюты капитана.
Роговский поднялся из-за стола и стал ходить по каюте. Появилось чувство, будто его опять незаслуженно облили вином. И это прочно вцепилось в разум капитана, не собираясь никуда уходить.
– Что себе позволяет этот мальчишка? – произнес он вслух. Роман Сильвестрович не мог, как капитан, да и не имел права это оставить так просто и решил поговорить с Лисициным лично. Надо внести ясность. Возможно, Колокольцев что-то не так понял.
Стоявший на посту матрос, увидев спускающегося по лестнице капитана, стал смирно.
– Вольно, – скомандовал Роговский. Матрос расслабился.
Услышав голос капитана, Лисицин бросился к решетке, желая извиниться незамедлительно, как-то загладить свою вину.
– Роман Сильвестрович, – начал было он, но капитан перебил:
– Вы, Лисицин, с ума сошли? – очень серьезно и грубо спросил Роговский.
Сергей, полный раскаяния, начал быстро говорить:
– Роман Сильвестрович, я был пьян! Я не хотел вас оскорбить. Простите меня. Я поступил недостойно. Сознаю свою вину.
– Вы команду к бунту призываете? – грубо прервал его капитан.
– О чем вы? – непонимающе медленно произнес Сергей. Его обдало холодным потом.
– Про свободу, про пиратов, про разговор с матросом.
– Я? А! Так пошутил… – промямлил Лисицин. По ледяному тону Роговского было понятно, что разговор не об инциденте в кают-компании. О чем-то другом, не менее серьезном. Но что было самым поразительным, как изменился тон этого ранее милого и обходительного капитана. Теперь он был жестким, не терпящим возражений.
– Пошутил? – сурово проговорил капитан. – Пошутил? – еще повысил он тон. – Это серьезно. Это вам не глупости барышням нашептывать. Осознаете, что за это расстрел полагается?
Сергей вдруг замер на секунду и проговорил:
– Вы о чем? – с подозрением спросил он Роговского. И вдруг его просто захлестнули эмоции. К нему отнеслись несправедливо. Да, он натворил дел и готов за них ответить. Но то, о чем сейчас говорил капитан, он не делал. Какой бунт, какой расстрел? Непроизвольно он схватился рукой за то место, где был шрам от пули, и… Внезапная догадка все расставила по своим местам. Сергей уверенно произнес: – Вся ваша семейка никак не успокоится? Пристрелить меня хотите? Отомстить за вашего зятька?
– Прекратите! – резко оборвал его Роговский.
– Да, я к вашим услугам, – с вызовом бросил Лисицин. И вдруг зачем-то добавил: – Старый вы дурак.
– Ну, хватит. Я это так не оставлю. Вы оскорбили меня перед подчиненным, призывали команду к бунту. И сейчас я не вижу раскаянья. Вы зашли слишком далеко.
– Не нравится? Могу и повторить, – не унимался Сергей.
Роговский молча повернулся и начал подниматься по лестнице. Сергей крикнул ему вдогонку:
– Старый дурак!
 
13. Несостоявшийся расстрел
 
Холодный ветер, казалось, продувал насквозь. Через мешковину, надетую на голову, Сергей сумел-таки разглядеть судно и шлюпку, доставившую его на берег. Его повернули спиной к воде и развязали руки, но потребовали мешок с головы не снимать.
– Солнце… Символично, – проговорил Сергей. – Раннее утро, расстрел. Хорошо, хоть руки освободили.
Помолчал. Ничего не происходило.
– Пока нельзя… А когда можно будет? На том свете, что ли? – бравировал он. Потом тихонько запел. Сергей держался, но голос предательски дрожал и от страха, и от холодного ветра. Он мысленно себе сказал, что не боится смерти, и запел громче. Это придало ему уверенности:
– Были бури, непогоды,
Да младые были годы…
Вдруг он громко закричал:
– Ну? Не слышу команды. Или мне самому командовать собственным расстрелом?
Он помолчал. Прислушался. Слышен был только шелест накатывающих волн.
Лисицин сквозь ткань мешка пытался рассмотреть, что же происходит. И вдруг увидел уходящую шлюпку. Сорвал с головы мешок. Все так! На берегу он один, а шлюпка с матросами и офицером складными гребками летела по направлению к «Андрею Первозванному».
– Стой! Куда! Вы меня бросаете здесь? – закричал им Сергей.
Он забежал по пояс в холодную воду.
– Да люди ли вы вообще? – понимая, что его просто выкинули на берег, как что-то ненужное, сорное, вредное, он ударил кулаком по поверхности воды. Брызги от удара попали на лицо. Это его немного привело в себя. «Зато живой, – билось где-то в мозгу. – Один на тысячи верст, но живой».
Сергей вышел на берег. Сел на песок. Вытер капли с лица.
Внезапно ему стало все равно. Он сидел как в оцепенении и безразлично смотрел на шлюпку, уже причалившую к судну. Видел, как ее команда поднялась на борт, а потом подняли и саму шлюпку. На мачтах поставили паруса, и «Святой Андрей Первозванный» стал медленно удаляться, пока не превратился в маленький игрушечный кораблик. Затем у горизонта он растворился окончательно.
– Ёшки-матрёшки, – тихо произнес Сергей. Лишь теперь он ощутил холодный пронизывающий ветер и поежился.
Он просидел у воды довольно долго. Еще раз взглянув на линию горизонта, будто ожидая возвращения судна, Сергей поднялся на ноги и огляделся. В нескольких метрах от него лежала гора вещей. Сверху заметил пальто, плед и что-то напоминающее тулуп. Дрожа всем телом, он натянул пальто, а потом замотался еще и в плед.
Стало тепло, и дрожь прошла. Осматривая вещи, Сергей обнаружил конверт, придавленный камнем. Это было письмо от Роговского:
«Милостивый государь Сергей Петрович!
Заранее прошу у Вас прощения. Однако, как капитан флота Его Императорского Величества, я обязан был следовать уставу. Чтобы не брать грех на душу и не чинить расстрел, поскольку, несмотря на возникшее недоразумение, я все же считаю Вас человеком с добрым сердцем, приказал просто высадить на дикий пустынный берег. По приходе в Охотск я отправлю свояку письмо с точными координатами высадки и просьбой отправить судно флотилии. Надеюсь, Ваше спасение и для него, и для Вас позволит забыть обиды и примириться. Однако ж несколько недель, а то и месяц, Вам придется жить в одиночестве в дикой природе. Среди вещей Вы найдете все необходимое: теплую одежду, два ружья с комплектом пуль и пороха, съестные припасы на первое время, охотничий нож. Добавил Ваш дневник, бумагу, набор перьев и чернила, поскольку известно, что ведение дневника и литературное творчество помогут удержать разум от помутнения в одиночестве. А также приказал положить гитару. Надеюсь, она скрасит время пребывания Вас в дикой природе. Если же решите самостоятельно добираться, то Охотск ближе всего. Однако тогда Вас не смогут забрать, поскольку едва ли обнаружат. И Вы окажетесь полностью во власти случая.
P.S. Прошу еще раз не держать обиды.
Капитан фрегата “Святой Андрей Первозванный” Р. С. Роговский».
Прочитав письмо, Сергей сунул его в карман пальто. Согревшись, ощутил чувство голода. Заметив в куче холщовый мешок, тут же его раскрыл. Это был целый мешок сухарей. Он загреб ладонью, сколько мог схватить, и стал жадно откусывать твердые сухари, держа их в обеих руках, не заботясь ни о деснах, ни о зубах. Обильное количество слюны быстро размягчало сухие куски хлеба. «И на том спасибо», – мрачно подумал Сергей, глядя на вещи. Вдруг неудачно вдохнул и закашлялся. Крошка попала в дыхательное горло. Прокашлявшись, уже более спокойно стал относиться к еде, так как организм ощутил присутствие пищи.
Сергей обрадовался, обнаружив фляжку. Там была вода. Хотя он бы выпил сейчас чего-нибудь покрепче. Тем не менее он с удовольствием сделал несколько больших глотков. Изнутри по телу от сухарей и воды стало разливаться тепло. «Ну что ж, Робинзон, – мысленно сказал себе он. – Надо теперь обустраиваться. Не до страданий и рыданий».
Он вспомнил, как однажды отец Михаила привез из столицы русское издание Даниэля Дефо «Робинзон Крузо». Книгу эту они зачитали до дыр. И даже мечтали сбежать на необитаемый остров. Наверно, как все мальчишки.
Сергей взялся осматривать вещи. Сразу отложил в сторону гитару. Здесь это был самый ненужный предмет, хоть и приятный. А вот ружья и ящик с инструментами весьма кстати. Все он разделил на пять частей: еда, оружие, одежда, инструменты и приспособления, прочее. Это позволило здраво оценить потенциал. Одежды довольно, оружия, пуль, пороха тоже, а вот еды хватит на несколько дней. Дальше придется добывать самому. Хуже всего обстояли дела с водой. На сегодня, максимум на завтра хватит. Надо искать источник пресной воды. Какой-нибудь ручей, родник. В крайнем случае где-то, возможно, растет береза. Можно добыть березовый сок. А сейчас надо соорудить какое-нибудь убежище, жилье.
 
14. Письмо от Роговского
 
Утреннее солнце пробивалось через окно и оставляло тень ветки дерева на письменном столе Гуревича, который был завален бумагами. Он просматривал свои записи. Пора было отправлять отчет. Комендант поселения – это больше бумажная работа. Как же он устал в этом чертовом захолустье! Тут одно развлечение – комаров да мошек ловить.
Он вспомнил свою жену Анну. Достал из кармана небольшой медальон с портретиком. И впился истосковавшимся взглядом в ее красивое лицо. Полюбовался ее небольшим носиком. Как ему нравилось, когда она улыбалась, смеялась. Тогда кончик носа слегка опускался вниз и появлялась чуть заметная, возможно, ему одному, горбинка. Он обожал ее.
Первые годы после свадьбы они были очень счастливы. Много смеялись, гуляли, разъезжали по балам. Он мысленно посмеивался над всеми этими столичными щеголями, которые пускали слюни, завидев его жену. Куда вам до нее? Можете смотреть сколь угодно своими маслеными глазками, но ваши липкие руки никогда ее не коснутся. Она моя! Мы как два крыла птицы.
Конечно, он иногда мог излишне горячиться, завидев, как Анна коротко отвечала на чей-то пристальный взгляд. И это вносило нотку горечи в отношения. Он ревновал ее. Мог наговорить грубостей. В такие моменты она объявляла ему бойкот и могла двое-трое суток не только не разговаривать с ним, но и вовсе делать вид, будто его не замечает.
Гуревича это ввергало в неистовство. Он мог разбить пару тарелок, потом бросался на колени и молил, молил о прощении. Получив прощение, успокаивался. И вновь жизнь текла своим чередом.
Когда же Гуревич вернулся с русско-турецкой войны, то застал дома сильно изменившуюся жену. Она была по-прежнему красива и желанна. И не только им одним. Но еще и познала страсть порока измены. Нашлись «доброжелатели», которые по секрету ему все рассказали. Испугавшись, что он все знает, уже Анна просила прощения. Конечно, он простил. Но ее любовника убил на дуэли.
Потом история повторилась. Анна даже прощения перестала просить, а только надменно отвечала, что он все выдумывает, бредит. Это унижало Гуревича. Его любовное божество упало в грязь. В душе образовалась огромная незаживающая рана, которую он обмотал бинтами цинизма и жесткости.
В конце концов он оказался здесь, а она осталась в столице. Чувство какой-то тоски, безысходности и жажды мести навалилось на него. Гуревич сжал медальон, размахнулся, чтобы закинуть его подальше в угол.
В этот момент в дверь постучали. Он сразу остыл и положил медальон в верхний ящик стола.
– Открыто! – крикнул он.
В помещение вошел солдат, встал по стойке смирно у двери и отдал честь. Как-то вяло, формально. Никакой выправки. Гуревич уже даже перестал своим подчиненным указывать на это. Каждый раз повторялось все снова. Это тебе не столица и не гвардейские части на марше.
– Чего тебе? – спросил Гуревич.
– Из Охотска прибыл транспорт. Почту привез.
– Прямо по графику. И?
– Вам письмо, Казимир Илларионович.
Солдат подошел к столу и протянул конверт.
Гуревич вскрыл. Письмо было от Роговского.
– Дозвольте идти? – спросил солдат.
– Иди, – сказал Гуревич и стал читать, быстро пробегая по строчкам.
«Уважаемый мой свояк Казимир Илларионович. Спешу уведомить Вас… Пришлось высадить на пустынный берег… Я прошу Вас не счесть за труд и, позабыв обиды, отправить за ним транспорт… Из-за Вашей неприязни оба вы и так уже пострадали изрядно… Координаты места высадки я указал в конце письма… Спасение из дикой природы сего юноши станет актом доброй воли и искуплением грехов по христианскому обычаю. Искренне Ваш, шурин Роговский Р. С.».
Дочитав послание, Гуревич с улыбкой положил его на стол. «Надо же! – злорадно подумал он. – Сработало. Этот, как его там, к бесу… Колокольцев! Свои деньги отработал».
 
15. Тем временем на диком берегу
 
Сергей начал обустраиваться. Жить ему тут довольно долго. Месяц-два, может, и дольше. Оптимизм – дело хорошее, но когда ты в тепле, уюте, в окружении людей. Помощь, конечно, придет, но главное – выжить до ее появления. Перво-наперво, как и планировал, нужно найти источник пресной воды. Да и дикие звери не шутка. Есть и другая проблема. Прошедшая ночь была прохладной, хотя вполне терпимой. Но со временем будет холодать. Если тут заболеть, то настигнет верная смерть. Все это он внес в дневник. Его в свое время научили, что планы желательно записывать. Память – хорошо, но записанный план будет жить и реализовываться. «У меня ситуация лучше, чем у Робинзона», – подумал Сергей, ставя точку в записях. Вздохнул. Кабы не грядущая зима… «Хорошо, если до ее наступления заберут», – мелькнула светлая мысль, но тут же погасла. Нормальный прагматизм подсказывал: надеяться надо на худшее, а лучшее придет само.
Для создания временного жилища он подобрал раскидистую сосну. На ее ветвях и решил сделать убежище. Настелил на толстых ветках дерева настил из более тонких, закрепил где веревкой, где тонкой древесной корой молодых лиственничных деревьев. Получился круговой настил с входом с одной стороны. Там он закрепил самодельную веревочную лестницу. Благо, что Роговский и команда судна оставили достаточно веревки. «Уж не с намеком ли вздернуться? – мрачно сам для себя пошутил Сергей. – Не дождетесь». Он разместил и закрепил на дереве все оставленные вещи, включая оружие и инструменты. Все бы ничего, но от ветра защиты не было. И скорее всего, ночевать придется на земле у костра. Так теплее.
Поскольку одними сухарями сыт не будешь да и они могут закончиться, то Сергей каждый день начал углубляться в лес на разведку в поисках пищи и воды. Вечером зарисовывал в дневнике план местности. Работа в Горном ведомстве дала определенный опыт в общении с картами.
Родник с кристально чистой водой нашелся быстро. Буквально в первый же поход. Это было большой удачей. «Не иначе как ангел-хранитель себя проявил!» – обрадовался Сергей. Упав на колени, с жадностью зачерпнул прохладную воду и пил, пока не почувствовал, что жажда утихла. И только после этого обратил внимание на свое отражение – небритое и чумазое лицо с парой впалых глаз. Вспомнил, что давно не умывался. Как-то это вылетело из головы. Не до красивости и гигиены, когда пытаешься выжить. Сергей опустил ладони в родник. По поверхности воды побежала рябь, разрушая отражение. Плеснул холодной водой на лицо, с удовольствием смыл чумазость. Потом наполнил флягу. Оглядел место и двинулся обратно к своему лагерю, оставляя знаки – зарубки на деревьях – и чертя ногами стрелки на земле, разрывая хвою, листья и мох. Не очень надежно. Да и тратится много сил. Тогда он снял с себя исподнюю рубаху. Разрезал на лоскутья и привязывал их к стволам и веткам так, чтобы было видно предыдущий. Но зарубки все равно оставлял, топор он всегда носил с собой, и кое-где разрывал подушку мха.
Недалеко от него вспорхнула птица. Сергей насторожился, внимательно вслушиваясь в легкий шум леса. На всякий случай взял на изготовку ружье. Подождав еще какое-то время, он расслабился. Похоже, опасности не было.
Двигаясь дальше, в трех десятках метров от родника Сергей обнаружил медвежий след. Достаточно большой. Чуть дальше увидел кучу медвежьих экскрементов. Поднес к ней руку. Судя по теплу, медведь был здесь недавно. Как раз когда Сергей умывался. «Надо быть осторожнее и осмотрительнее», – подумал он. До этого ему встречались только следы зайцев на песчаных участках. В лесу только на влажной почве да мху можно разглядеть их следы. Косой – зверь легкий, осторожный. Сергей даже ставил на их тропках, как ему показалось, силки. Но то ли что-то делал неправильно, то ли они тут редко ходят, но никто еще ни разу не попался. Белок на деревьях много. Но стрелять Сергей не решался. Берег порох и пули. А еще по ночам он слышал волчий вой. Но далеко, как ему казалось.
Сухари быстро исчезали, несмотря на экономию. А сколько он пробудет здесь, неизвестно. Поэтому Сергей подумал тратить больше времени на охоту и рыбалку. Надо приспособиться добывать пищу самому, не рассчитывая на авось.
В этот же день он подстрелил зайца на тропе. Это был праздник! Сначала он хотел запечь его, но потом все же сварил. Котелок в вещах оказался очень кстати. «Будто исследовательскую экспедицию на берег высадили», – усмехнулся Лисицин.
Заячья похлебка, как назвал ее Сергей, показалась самым вкусным блюдом, которое он когда-либо ел. Потом уже он не испытывал больших проблем с едой. Косые начали постоянно попадаться в силки. Иногда удавалось подстрелить и глухаря.
А вот с рыбалкой все никак не ладилось. Ни сетей, ни снастей не было. Какого-то подобия лодки тоже. А стоять в ледяной воде – прямой путь к болезни. После того как свело ногу, он решил больше этого не делать. Боль была адская.
Ситуация с рыбной ловлей изменилась, когда он, обследуя берег, наткнулся на впадающую в море небольшую речку. Поднявшись вверх по течению, Сергей заметил, что в ней полно рыбы. Сделав на быструю руку острогу из ножа и палки, он в одном исподнем вошел в реку по колено. В ней вода тоже была холодная, но терпимо. Замерев, подождал, пока рыба привыкнет к его присутствию, и начал охотиться. Поначалу сложно было попасть, но это была еда, а значит – жизнь. Он не сдавался и даже ощутил какой-то азарт. Спустя некоторое время стал попадать с первого раза.
Только он собирался уже выйти из воды с уловом, как раздался шелест в кустах и на берег вышел медведь. Сергей замер. Медведь, завидев его, поднялся на задние лапы. С минуту они смотрели друг на друга. Он вспомнил, что если медведь не агрессивен, то охотники его забалтывают. То есть начинают с ним разговаривать и поднимают что-то над головой, чтоб казаться больше. Это скорее охотничья байка. Главное, не смотреть медведю в глаза. Надо попробовать, поскольку ружье осталось на берегу. Он осторожно поднял над головой двумя руками острогу, захватив нижний край рубахи. Последней из двух, поскольку первую он порезал на лоскутья. Обнажился худой торс. Напугать зверя выступающими ребрами, конечно, невозможно. Но рубаха над головой на вытянутых руках увеличила его рост почти наполовину.
– Ишь ты, здоровенный и косматый какой, – Сергей старался говорить уверенно. – Прямо дворник Кузьма. Ты бы еще «ёшки-матрёшки» сказал, был бы вылитый он, – начав говорить, он почувствовал, что страх отступает.
Напугало это медведя, а скорее нет, но тот опустился на четыре лапы и спокойно ушел обратно в лес. Видимо, был не голоден и не посчитал человека угрозой своему кормовому участку.
Сергей выдохнул. И только сейчас ощутил, как бьется сердце. Будто пытается вырваться наружу. Он еще постоял, подышал, не сводя глаз с того места, куда ушел медведь, пока все внутри него не пришло в относительную норму. И только потом вышел на берег. Оделся, собрал улов, нанизал его на прут через жабры, периодически замирая и прислушиваясь, пошел в сторону лагеря.
Впоследствии были еще случайные встречи с Кузьмой, так Сергей прозвал медведя. Но тот оказался миролюбивым. И оба они, от греха подальше, старались обходить друг друга стороной.
 
16. Пора строить жилье
 
Все эти дальние походы на охоту и рыбалку, а также картография окружающей местности с ежедневными записями в дневнике превратились в смысл существования. Это не только добыча пищи, это еще и не позволяло впадать в уныние. В любой сложной ситуации никогда не стоит давать себе время на пустые мысли. Они имеют особенность при трудностях наполняться печалью и жалостью к себе. А это неминуемо приводит к апатии и нежеланию бороться.
Вот и сегодня, вернувшись до наступления темноты, быстро перекусив остатками утренней рыбы, Сергей сел на ближайший камень, чтобы сделать запись в дневнике:
«Внес поправки в карту местности. Углублялся далеко вдоль берега реки. Однако побаиваюсь уходить с ночевкой. Кузьма хоть и не появлялся давно, но я постоянно вижу его следы. Думаю, это еще молодой медведь. Поэтому и осторожный. Но страсть какой любопытный. На берегу реки я нашел глину. Слепил несколько плошек. Оставил их там же сохнуть, чтобы позже обжечь. Два дня спустя пришел на место, а плошки подавлены. Вокруг много следов Кузьмы. Думаю, не со зла это он, а любопытства ради.
По ночам все чаще слышу волчий вой. Далеко. Видимо, побаиваются Кузьмы. Но на берегу реки в лесу видел их следы. Как у больших собак. Хотя охотники мне говорили, что волчьи и собачьи сильно отличаются. Ну, откуда тут собаки? Хоть и самое начало осени, однако, возможно, волки уже собираются в стаи. Ночью потому сижу в укрытии на дереве. Прохладно. Кутаюсь во все, что есть. А хожу днем.
Решил строить жилье на земле. Сколько еще пробуду здесь? На всякий случай подготовлюсь к зиме. Времени у меня уйма. А там, если не заберут, придется по весне самому добираться до Охотска».
От дневника его отвлек близкий волчий вой и визг. Вдоль берега по направлению к Сергею бежал медведь Кузьма, которого гнали несколько волков. Он иногда останавливался и, резко развернувшись, пытался лапой задеть ближайшего волка. Тот с визгом отскакивал. Погоня продолжалась.
Звери были еще достаточно далеко.
– Ёшки-матрёшки! Только вспомни, он тут как тут! – выругался Сергей и, не теряя времени, кинулся к сосне, где было его укрытие. С такой скоростью он еще ни разу не взбирался. Уже сидя наверху, проверил, заряжено ли ружье.
Видимо, эта погоня медведю надоела. Он резко остановился недалеко от сосны, где прятался Сергей, и уверенно двинулся навстречу серым преследователям. Они пытались наскакивать со всех сторон в надежде укусить то по одному, то по двое. Но медведь, несмотря на свои размеры, был достаточно ловок. Он уворачивался от их атак. Наконец, он достал одного лапой. Удар был не смертельный. Но волк с визгом отскочил и, сильно хромая, отбежал в сторону. Медведь уже пытался добить несчастного, но был атакован с другой стороны. Один из волков изловчился и впился медведю в бок. Тот зарычал и, резко развернувшись, бросился за ловкачом. Вся стая кинулась врассыпную. Но медведь показывал проворство, скорость, несмотря на размеры, и гонял серых задир по пляжу. Волки поняли, что лучше убраться прочь. Припустили по берегу вдоль воды, а потом свернули в лес.
Прогнав волков, косолапый вернулся к сосне. Потянул носом воздух, посмотрел вверх, встал на задние лапы, обхватив ствол. Снова принюхался. Но в паре метров от сосны лежал заяц, которого Сергей достал из силков и оставил на земле в надежде позже им заняться. Медведь, недолго думая, отужинал зайчатиной. Потом стал ходить вокруг дерева, принюхиваясь.
То ли от усталости, то ли от переживаний, Сергея начало сильно клонить ко сну. Глаза просто закрывались сами собой, несмотря на ту опасность, которая продолжала топтаться под его укрытием. И вдруг ружье выскользнуло из рук. Оно через отверстие в настиле упало прямо на медведя, а потом ударилось о землю. Раздался выстрел.
От такого медведь прямо с места припустил в лес. И даже ни разу не оглянулся.
Выждав какое-то время, Сергей спустился вниз.
– Ну, Кузьма, ты и трусоват. Даром что царь леса – медведь! Ха! – тихо проговорил Сергей. Он приобрел привычку говорить сам с собой вслух. Это помогало создать иллюзию, будто он не один, и действовало успокаивающе.
Сергей поднял ружье и осмотрел его.
– Эх, жалко пулю. Впустую ушла, – опять вслух проговорил он. Посмотрел в сторону зарослей, куда убежал косолапый, и добавил: – А дом лучше достроить. Хоть от непрошеных гостей будет где укрыться.
Поскольку запасов еды хватало – и сушеная рыба, и вяленое заячье мясо, которое висело на ветвях убежища, а ни ворон, ни чаек, как ни странно, не было, Сергей решил потратить время на строительство более серьезного жилья.
Несколько дней он рубил и таскал бревна. Строительство шло с перерывами на охоту и рыбалку.
В конце концов удалось соорудить что-то типа избушки из уложенных друг на друга бревен, которые он промазывал принесенной глиной и обкладывал стыки бревен мхом.
Это сооружение было очень маленьким. В полный рост стоя там, распрямиться невозможно, но спать, вытянув ноги, можно. С краю на противоположной стене от топчана он соорудил небольшой камин из сложенных булыжников, которые скрепил глиной. Ее тоже пришлось натаскать. Получилось аляповато. Ну и бог с ним. Куда-то надо было выводить дым. Попробовал затопить, а дым весь оказался в жилище. «Не хватало угореть», – подумал Сергей. Вспомнил рассказы крестьян, как, бывало, угорали люди зимой в избах, если забывали заслонку открыть в трубе. С каким ужасом они с Мишей их слушали. Это было так же страшно, как рассказы про вурдалаков, русалок и леших. Значит, нужна труба. «Вот дурень! – мысленно отругал он себя. – Чего ж сразу-то не подумал? Где ж тут ее возьмешь?» Поразмыслив, Сергей разрушил свое каминное произведение и переделал. Сделал его более высоким с отверстием вверху наружу через стенку жилища. Глина должна была просохнуть. Поэтому испытания наметил через два дня.
В первую же ночевку он ощутил прелести такого жилья. За ночь, что называется, надышал и спал в относительном тепле. Это было приятно.
Испытания камина прошли успешно. Дым шел наружу. Правда, Сергей все еще не рисковал засыпать, пока камин не прогорит. До этого момента он занимался различными делами вне жилья, периодически наведываясь и с радостью ощущая прибавление тепла внутри. Когда дровишки в камине уже выгорели, он соорудил из веток себе «перину» на топчане и вытянулся. Сон был без сновидений. Утром Сергей впервые за много дней почувствовал себя отдохнувшим.
 
17. Нападение волков
 
Избушка, конечно, получилась очень неказистая. Кривоватое бревенчатое строение ниже роста человека, без окон, на крыше накиданы ветки. Дверь низкая. Из нее можно только выползти на коленях. Вход закрывался стесанными и скрепленными небольшими бревнышками. Но это был дом и его крепость.
Помощь все никак не приходила. Хотя, по подсчетам, уже вот-вот должна прибыть. Несмотря ни на что, Сергей считал Роговского честным человеком, а вот Гуревича… Это вопрос вопросов. Да и приключиться могло все, что угодно. Например, по каким-то причинам письмо могло не дойти до адресата, экспедиция могла не заметить с моря его избушку или координаты были неточны.
В эти дни, сидя в избушке, он писал при свете лучины, которую вставлял в расщепленную для этих целей жердь.
Записи из дневника:
«Пришлось срочно достраивать избу. Да ее и избой-то назвать сложно. Но хоть какое-то убежище».
Сергей прокашлялся. Какая-то, видимо, легкая простуда. Он отхлебнул из глиняной плошки. Там он заваривал сушеный зверобой и иван-чай. Еще в детстве девчушки из деревни при усадьбе показали ему эти травки и объяснили, что это такое:
– Иван-чай просто вкусный, а зверобой от многих хворей помогает, – рассказывали они.
«Как же много всего в жизни, что стоило бы знать», – подумал Сергей.
– Знать бы, куда упадешь, соломки бы постелил, – вздохнув, вслух проговорил он и поднес руки к небольшому камину.
Снаружи дул ветер и были слышны накаты волн на берег. На море шторм. В последнее время он случался часто. Но Сергей предусмотрительно поставил избушку не на песке, а там, где начиналась трава, то есть на опушке леса. Поэтому не боялся, что волны могут достать до его убежища.
Он отложил дневник, взял ружье и отодвинул дверь. Через узкий вход он выбрался наружу. Захотелось размять немного ноги.
Если посмотреть со стороны, то вид у него был потрепанный. Поверх поношенного пальто была надета самодельная безрукавка из заячьих шкур, на голове такая же, из шкур, шапка непонятной формы. Отросла борода. Сергей все собирался ее сбрить, но каждый раз махал рукой, приговаривая:
– Ну, не такая уж и большая. Зато теплая и закрывает половину лица. Наверно, я сейчас похож на дворника Кузьму, ёшки-матрёшки…
Он стал делать какие-то примитивные, но по-житейски важные для себя открытия. Например, если на холод выйти, постоять, потом зайти в избу и чуть-чуть согреться, а потом выйти опять наружу, то холод уже переносится легче. Или если пить достаточно воды, то меньше хочется есть и меньше пищи требуется. Но за водой надо было ходить постоянно, так как про запас ее хранить было негде. Только в паре глиняных емкостей собственного производства и небольших ванночках из бересты.
После рассказов моряков на корабле Сергей очень боялся цинги. Но ни яблок, ни квашеной капусты, ни тем более цитрусовых у него не было. Поэтому он стал заваривать в травяной чай сосновую и елочную хвою. Помогало это или нет, но пока десны не кровоточили.
Сергей вернулся в избушку и принялся опять писать:
«Пару раз ночью уже выпадал снег. Но сразу таял. Самое сложное – это делать заготовки пищи. Зимой это может ой как пригодиться.
Чего мне ждать от стихии, не знаю. Наловчился ловить и сушить рыбу. В вещах таки нашел рыболовную сеть. Небольшую. Спасибо тому, кто об этом позаботился. Но радость была такая, что я готов простить всех. Включая Гуревича. Но все же… как вспомню, что из-за него здесь оказался, то сердце аж заходится яростью и жаждой мести. Но все реже и реже. Они для меня будто в другом мире, будто это я книгу вспоминаю. Моя нынешняя жизнь реальна. А та – воспоминания. А еще приходят мысли, что Гуревич-то негодяй, конечно, но во многом я сам виноват. Мне сейчас выжить надо. А судьба такова, что Божья кара всех настигнет. Да и думаю я иногда, что виной всему моя вспыльчивость и гордыня. Уж с кем, а с Роговским ссориться точно не стоило».
Сергей отложил перо и дневник. Пора спать. В последнее время он засыпал мгновенно, стоило только закрыть глаза.
На улице светила луна. Ветер гнал по небу небольшие облака. В свет луны вышла небольшая стая волков. Они медленно и боязливо приближались к избе, постоянно принюхиваясь.
В жилище Сергея было темно. Изредка угольки потухшего очага вспыхивали красным, тут же гасли. Сергей спал одетый. Ему снилось, что наконец за ним пришел корабль. Он стоит на рейде. И оттуда подают ему сигнал в какую-то медную трубу: «Уууу! А-Уууу!» А Сергей не может никак подняться с топчана. Пытается крикнуть: «Я здесь, я здесь!» Но не может произнести ни звука, а только рот открывает беззвучно. Внезапно он проснулся. Открыл глаза и прислушался. В паре метров от его дома раздался волчий вой, который Сергей принял за сигнал с корабля и который разбудил его. Он опять прислушался. Было слышно какое-то тихое поскуливание.
Сергей взял ружье. Проверил, заряжено ли. Поставил его у двери. Взял второе. Проделал все то же самое. Только после этого он осторожно отодвинул дверь и выглянул наружу.
Один из волков, будто ждал этого, кинулся в проем. Сергей успел его схватить за горло. Волк рвался на него, щелкая в нескольких сантиметрах от лица зубами. Сергей что есть силы прижал его к верхней части проема. Правой рукой выхватил из-за голенища нож и нанес волку несколько ударов. Тот взвизгнул. Попытался рвануть обратно на улицу, но Сергей держал его. Страх придал силы. Он продолжал наносить удары, пока волк не ослаб и не перестал дергаться. Тогда Сергей отпустил его. Вдруг заметил, как еще один хищник кинулся к открытой двери.
Сергей схватил ружье и буквально в последний момент в упор выстрелил. Волк замертво упал возле самого входа.
Он тут же взял второе ружье и выстрелил в мелькающие в свете луны тени. Но, похоже, промахнулся.
Он втащил первого убитого волка внутрь, поскольку тот лежал прямо на пороге, и задвинул дверь. На всякий случай привалился к ней спиной и стал заряжать ружья по новой.
Когда все было готово, он отодвинул дверцу, готовый ко всему. Но волки уже боялись атаковать. Только как-то хаотично передвигались недалеко от избы. Сергей выстрелил. Судя по визгу, он подстрелил еще одного. Похоже, голод и запах свежей крови подзадорил его сородичей, и они стали нападать на раненого. Через несколько секунд они рвали его плоть.
Сергей подсчитал, что живых осталось штук пять. Он взял второе ружье и, точно прицелившись, убил еще одного. Последний выстрел решил все. Оставшиеся хищники прекратили поедать сородича и бросились бежать.
После этого случая волки больше не появлялись.
 
18. Коварный план
 
В Лазарев пришла весна. Чувствовалась еще холодная сырость ветра, колышущего прошлогодний сушняк – желтые стебли травы. В этом году снега было мало, поэтому он сошел очень быстро. Самое радостное, что день стал длиннее, а ночь короче. Замершая за зиму жизнь в поселении опять просыпалась. Чаще стали останавливаться суда, а значит, и торговля потихоньку расцветала. Правда, особо торговать местным было нечем, но соленья – капуста, моченые яблоки, грибы, что заготавливались впрок, – все шло на ура. Коки с кораблей, да и просто матросы, выменивали или покупали это с радостью.
Камень в стороне от поселения для Гоушена и Гуревича стал обычным местом встречи. И как всегда, их встречи со стороны казались просто беседами поселенца с охотником. Но если бы кто услышал их разговор, был бы немало озадачен.
Гуревич стоял, скрестив руки на груди, и, не глядя на Гоушена, спросил:
– Ну, зачем пришел? Говори уже.
– Весна. Тепро, – проговорил китаец. Ему сложно было произносить л, и автоматически заменял на р.
– Сам вижу. Давай о деле.
– Навигация. Рюди говорят, надоеро сидеть без дера. Они говорят, сходи, спроси.
– Навигация только началась. Еще нет стабильных сообщений. Как что будет, дам знать. Не беспокойся. Мне это интересно так же, как и тебе, – безэмоционально проговорил Гуревич. – Что еще?
– Есть есё, – многозначительно сказал Гоушен. – Дареко от острова видери дым. Рюди говорят, кто-то там живет. Знаес кто?
Возникла пауза. Комендант Лазарева озадаченно потер подбородок.
– Хм… Есть подозрения. Пока на море делать нечего, отправь парочку людей на разведку. Там и посмотрим. Торопиться не обязательно. Но разведать надо. А сейчас иди.
Гоушен встал и, не прощаясь, пошел прочь.
Гуревич постоял в задумчивости. Потом хмыкнул и произнес тихо вслух:
– Неужто этот сопляк выжил? Живучий. Ха! Ну, поглядим еще.
Он повернулся и пошел к селению.
 
19. Встреча с Василием и его сыном
 
Сергею казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как его высадили на этот берег. Зима прошла в постоянной борьбе с холодом и голодом.
Для воды он придумал создавать из бересты ванночки и морозить в них воду. Приходил раз в два-три дня к роднику, собирал из ванночек лед в мешок из-под сухарей. Перед уходом опять наполнял берестянки водой. А лед нес домой. Часть дома растапливал, часть оставлял на улице на следующий раз. Родник покрывался относительно тонким слоем льда, который без труда пробивался топором.
А вот с едой все сложнее. Крупу, оставленную ему Роговским, он съел достаточно быстро. Заготовки сушеной рыбы были. Но их не хватало. В теплые дни он ходил проверять силки. Когда удача улыбалась, то у него была зайчатина. Он приловчился сильно экономить еду, дрова и, главное, силы.
То, что помощь придет, он уже не думал. Надеялся только на себя. С наступлением тепла решил набраться сил после зимовки и двинуться в Охотск.
А пока ходил не только на охоту, а часто вдоль берега. Надеялся, что море выкинет что-то стоящее. Например, доски. Мечтал сделать из них нормальную дверь.
В один такой поход вдоль берега он заметил вдали идущего по направлению к нему человека. Первым желанием было закричать, броситься к нему. Но решил, что надо сначала глянуть получше, кто это такой. Он спрятался за камень и стал ждать.
Когда тот подошел ближе, Сергей разглядел, что одет он в армяк, на голове шапка, на ногах лапти. Человек высокого роста, широк в плечах, при ходьбе хромал. Шел не торопясь. Возможно, тоже осторожничал.
Когда незнакомец поравнялся с камнем, за которым прятался Сергей, он окликнул его:
– А ну, стой! Не шали. Ты у меня на мушке.
Человек встал как вкопанный.
– Не стреляй, мил человек, – басовито попросил тот.
– Кто таков? Как здесь оказался?
– Василий Кузнецов я. С корабля. Недалеко тут на мель сел.
Сергей вышел из укрытия. Как же приятно было общаться с живым человеком!
– Ты один? Где остальные?
– Сын мой Петька там остался. А я дымок утром видел. Думаю, люди. И пошел.
– Так ты мой дым видел. А как это вас двое-то всего? Где вся команда?
Сергей подошел ближе к Василию.
– Да как отплыли из Охотска, так попали в шторм. Мачту сломало. А команда сбежала.
– Как сбежала? Куда? – удивился Сергей.
– Да в море. В лодку попрыгали, и поминай, как звали.
Болтать можно было бесконечно. Но судно на мели – это ж сколько добра. Наверно, и еда есть.
– Веди-ка, Василий, к кораблю.
– А ты сам-то кто будешь, мил человек?
– Сергей Петрович Лисицин.
– Из благородных? Барин? По говору слыхать.
– Из дворян.
Василий кивнул. Похоже, что ответ его удовлетворил. Чудной, конечно, он человек, но явно не из крестьян. Хоть и выглядит как бродяга.
– Пожалте, покажу корабль. Там, за поворотом, на мели сидит.
Он пошел вдоль берега. Сергей зашагал рядом.
– А как тут оказались? Я почему интересуюсь, вы одеты-то как лихой человек или бродяга какой. Только вы уж не обижайтесь. Я – человек прямой.
– Долгая история. Плыл в Ново-Архангельск, а оказался здесь. Один. Ты лучше расскажи, отчего команда-то сбежала, а вы вдвоем остались?
– Так, Сергей Петрович, во время шторма-то у Петьки болезнь приключилась. Жар, как от печи. Весь шторм он в бреду и промучился. Я его травами поил. А кто-то из моряков слух пустил, что мы с сыном прокляты и Петька чумой болен. Как шторм утих, они со страху или с перепоя в лодку и попрыгали. Что потом с ними было, не ведаю. А нас неделю еще по морю носило.
– Заболел, говоришь? А сейчас как?
– Оклемался. Организм-то сильный, молодой. Жар прошел. Слаб еще, но на ногах стоит.
Повисла пауза. Какое-то время они шли молча.
– А вы-то сами давно тут?
– С прошлого лета, – ответил Сергей и тут же спросил сам: – А на судне-то что есть полезного?
– Да все! Там, Сергей Петрович, и коровы, и свиньи, и кот с собаками, и еда, и инструменты…
– Ого! – радостно воскликнул Сергей. – Да куда ж все это богатство-то отправлялось?
– Так известно куда. В Ново-Архангельск – в столицу новой земли.
– На Аляску, стало быть?
– Туда.
– А тебя-то с сыном чего туда понесло?
– Так я плотник. Как списали меня по ранению на войне с турками, так домой хромой и пришел.
– А служил кем?
– Артиллерист. Разносили басурман в пух и прах.
– Ну и что дома?
Василий пожал плечами.
– Взялся плотничать. Женился сразу. Оттуда и сын.
– А жена где?
– Дык на пятом годе нашей жизни по зиме заболела да померла. Не спасли ее. Упаси, Господь, ее душу.
Василий перекрестился.
– Соболезную. А жена крепостная была?
– Была, – вздохнул Василий.
– Стало быть, и сын твой крепостной? Никак беглые вы?
– Нет. Не беглые. Барин отпустил меня и сына. Бумагу дал. Могу показать, – Василий резко остановился.
– Потом. Верю на слово, – махнул рукой Сергей. К черту бумагу, содержимое судна важнее.
– Ну, славно, – продолжил Василий. – Барин сказал напоследок, мол, захочешь вернуться, приходи в любой момент. А мы с Петькой в город подались в артель на заработки. Не мог я уже дома-то жить. В дом зайду, по привычке окликну жену. А ее нет. И будто сердце кулаком сжимает. А в город пошел, там в плотницкую артель подвизался. Долго работал. Потом меня позвали в новые земли. Там, говорят, руки нужны. Долго уговаривали. И хорошие деньги пообещали. Я спрашиваю: чего меня-то? В деревнях желающих много. Так тебя, говорят, отпустил барин. А других не отпускают. Через это народу там не хватает. Вот мы с сыном-то и подались. Токмо не доплыли чуток.
– Не такой уж и чуток. Я вот тоже туда направлялся. Брат у меня там. Свидимся ли еще с ним, даже не знаю.
– В руках Всевышнего всё, – сказал Василий и опять перекрестился. – Как он решит, так и случается. Нас вот помотало по морю, однако же на берег выкинуло, – он сделал паузу. – Промысел Божий.
Как повернули за скалу, Василий показал рукой:
– А вон и корабль.
Сергей уже и сам увидел судно. Видимо, шторм был сильный, так как его выкинуло достаточно далеко на берег. Нос находился у самой кромки набегающих волн. Стоял он, слегка накренившись на бок. При этом зацепился пробитым бортом за камень, который прочно держал корпус на месте.
С судна доносилось мычание.
– Корова? – спросил Сергей.
– Слышь чо, раскричалась кормилица. На берег бы ее надо, на травку, – ответил Василий.
– Будет ей травка. Не оставим же мы без присмотра.
На верхнюю палубу выбежал парнишка лет пятнадцати. Одет он был в черные портки, на ногах лапти, на голове войлочная темно-серая шапка без полей, на плечи накинут армяк коричневого цвета, из-под которого видна холщовая низко подпоясанная рубаха.
Паренек заулыбался, увидев отца с бородатым незнакомцем, и замахал рукой.
– Батя! – крикнул он.
Василий покачал головой и строго проговорил:
– Чего выскочил неподпоясанный? Забыл, как больной в бреду метался?
– Да тепло же, бать, – крикнул в ответ паренек.
– А скотина чего орет? Кормил?
– А то ж! А орет, на то и скотина, а не человек, – засмеялся Петя.
– Глупость-то за ум не выдавал бы. Ты вон человек, а тоже орешь на весь берег. Корову подоить надо, – нравоучительно проговорил Василий.
Он и Сергей остановились возле носа судна.
– Вот гостя привел. Сергеем Петровичем зовут. Его дымок поутру мы и видели.
Повернулся к Сергею:
– А это мой сын – Петр, – махнул Василий рукой в сторону судна. – Смышленый, но по малости лет еще шебутной.
– Кто ж в его годы-то не шебутной? – весело отреагировал Сергей. – Возьмете в долю по хозяйству?
Василий пожал плечами и проговорил уверенно, будто и сомнений быть не может:
– Ну, ежели будем жить общиной, так и будет все общее. Веселее да сподручнее.
– Ну, тогда по рукам? – Сергей протянул руку для пожатия.
– По рукам.
И Василий крепко пожал руку.
 
20. Незваные гости
 
Шесть пар рук трудились целыми днями над улучшениями жилья. Сама изба стала выше. У нее появилась настоящая дверь. Василий был хорошим плотником. Опытным. Они натаскали доски с корабля и сделали загон. В нем паслись корова и свиньи. Василий говорил, что надо возводить капитальную избу и сарай.
– Сколько тут еще пробудем, одному Богу известно. А хозяйство должно быть в порядке и твердо стоять на ногах.
Наряду с облагораживанием и хозяйственными делами они продолжали забирать вещи с судна. В основном по мере необходимости. Места тут безлюдные, а судно прочно сидит на мели. Но чтобы во время шторма его не уволокло, накрепко привязали канатами к вкопанным в землю столбам. Само судно потихоньку тоже стали разбирать. Доска хорошая, чего ей гнить да пропадать?
Поскольку уже стало довольно тепло, то кострище-очаг сделали на улице. Там же лежала посуда для приготовления. Для круп, муки, зерна и прочих важных вещей, таких как инструменты, сделали небольшую будку-амбар.
В один из дней, когда все трое в сопровождении пары веселых собак – Жука и Белки – пошли на судно в очередной раз, к берегу причалила небольшая парусная лодка. Из нее вышли двое. Это были не простые рыбаки, которые заблудились. Одетые достаточно пестро и вооруженные. По виду китайцы или корейцы. Они оглянулись по сторонам. Поняли, что никого нет, уверенно двинулись к костровищу. Один заглянул в пустой котелок. Что-то сказал по-своему. Второй засмеялся в ответ. Первый сплюнул на песок. И оба двинулись к жилищу.
В этот самый момент Сергей в сопровождении Василия с сыном уже шли обратно. Каждый тащил по песку волокушу из досок, обвязав веревки вокруг пояса и плеч. Петя тащил пару тюков, Василий – какие-то ящики, а Сергей тащил пушку.
– Это хорошо, что мы пушку забрали, – говорил артиллерист в прошлом Василий. – В хозяйстве все сгодится.
– Да зачем она нам, Василий? – спросил Сергей. – На зайцев или белок охотиться?
– Сергей Петрович, вот вы говорили, что служили?
– Ну?
– А вот то, что мы сейчас на краю живем.
– Ты имеешь в виду на границе?
– Во-о-от! – потянул Василий. – Нашему поселению по статусу пушка положена. Для солидности. Да и пугануть кого.
– Ты, Василий, какой-то романтик.
– Не знаю я этого вашего слова. Надеюсь, не ругательство…
– Нет, конечно! Это значит, что человек тонко чувствует и с фантазией, – успокоил Василия Сергей.
– Ежели так, то пускай, – согласился тот. – А вот если тяжело тащить, то давайте меняться.
Сергей взглянул на волокушу Василия и, усмехнувшись, проговорил:
– Нет уж. Дотащу. Тут осталось-то.
– Дело ваше, – Василий снял шапку и вытер пот со лба.
– А ты, бать, на войне по туркам из таких стрелял? – поинтересовался Петька.
– Ну, почти.
– А какие они бывают-то?
– Пушки? Разные. Кулеврина, серпантин, бастарда.
– Чудные все названия. Не наши какие-то, – не отставал Петька.
– Наши, не наши. Названия есть, пушкарям понятны. Отличаются размерами.
– Страшно было на войне? – утирая пот, спросил Сергей.
– А смерти и боли только дурак не боится да молодые, – Василий кивнул в Петькину сторону. – Потому как глупые еще.
– Значит, боялся? – уточнил Сергей.
– Сергей Петрович, как на войне? Первую минуту страшно бывает, а потом некогда. Либо ты врага, либо он тебя. А боятся все. Особо поначалу. От служивого что требуется? Дело свое делать, пока приказ не сменится.
Вдруг сначала Жук, а потом и Белка замерли и тут же залились лаем.
– Да никак гости у нас? – Василий поднес руку ко лбу, закрываясь от солнца.
Сергей увидел, что пестро одетые люди тащили какие-то мешки, явно с их вещами, к лодке.
– Эй! – закричал он. – А ну стой! Куда мешки поволокли?
Китайцы-пираты, услышав окрик, бросились к лодке бегом.
Сергей снял с плеча ружье, которое он привык всегда носить с собой, прицелился и выстрелил.
Один из китайцев вдруг присел от неожиданности, когда пуля просвистела у него возле уха. Бросил мешок и припустил вслед за товарищем. Тот уже закинул в лодку свой мешок и столкнул ее в воду. Они быстро налегли на весла. Отплыв на приличное расстояние, поставили парус, и лодка начала удаляться.
– Бать, это кто такие? – спросил любопытный Петька.
– Лихие люди. Разбойники какие-то.
– Слыхал еще в прошлом году, что пираты тут объявились. Суда торговые грабят. Может, они? – задумчиво сказал Сергей, глядя на удаляющийся парус.
– Может, и они, – согласился Василий. – Надо теперь быть готовыми, что они еще не раз пожалуют. Да не вдвоем, а ватагой.
– Будем биться? – поинтересовался Петька.
– Посмотрим. Может, и не разбойники это. Уймись уже. Тащи вон свои мешки.
– А не зря мы, Василий, пушку с корабля взяли. Пригодится, если что, – попытался разрядить обстановку Сергей.
Василий снял шапку, вытер ею лицо, посмотрел озабоченно на море и молча потащил свою волокушу.
 
21. Тайные планы
 
Гуревич ждал Гоушена на обычном месте. Только он раскурил трубку, как будто из-под земли, появился китаец и сел прямо на песок рядом.
Без лишних слов Гуревич перешел к делу:
– Завтра в Охотск отправляется транспорт. Оттуда уже пойдет груженым мехом на рынки Китая. Мимо Шантара будет проходить. Команды мало. Да и давно не было наших атак. Расслабились они. Нам это на руку.
Гоушен закивал и сказал с акцентом:
– Хоросо, осень хоросо.
– У тебя какие новости?
– Два насы правали туда. Живут там. Живут хоросо. Скотина есть. Корабрь разбитый у берега. Торговый.
Гуревич задумался.
– Так он там не один?
Гоушен закивал:
– Наси говорят, трое. Есть оружие. Стреряли.
– Богато, говоришь, живут? Тем хуже для них.
Повисла пауза.
– Сколько у тебя сейчас человек? – спросил комендант.
Гоушен показывает на пальцах, что четырнадцать.
– Все вооружены?
Китаец закивал:
– Поровина – пистореты, ружья. Поровина – сабри и ножи.
– Угу, – проговорил Гуревич, явно что-то обдумывая. Внезапно выйдя из задумчивости, он сказал привычным уверенным тоном:
– Через два дня, после захода солнца, приходи с помощником. Мне тут один купчина обещался пять ружей по дешевке продать. Как раз вовремя. Возьмете транспорт с пушниной, а там и к поселенцам сходим. Богато живут? Хе... Посмотрим. А сейчас иди. Через два дня жду.
Гоушен молча поднялся и пошел прочь.
Комендант еще какое-то время смотрел на волны бухты. Потом проговорил вслух:
– Неужели Лисицин все же жив? А может, это с судна разбитого люди? Которое команда покинула и оно вроде пропало? Хм… Интересно, интересно.
Он выбил табачный пепел из трубки о сапог. Встал и пошел к селению. Предстояло опять писать отчеты. Постылое занятие для офицера. Кабы не требовалось соблюдать инкогнито, сам бы пустился с Гоушеном и командой во все тяжкие.
«А по поводу, Лисицин или нет, то отправлюсь-ка с ватагой проверить сам. Скажу, что на охоту на пару дней по лесу побродить, а сам туда. Вот и отвлекусь от всей этой бюрократии, будь она неладна», – думал он, поднимаясь по лестнице в избу.
 
22. Философский разговор
 
Темнота наступила быстро. В делах и заботах Сергей и не заметил, как закончился день. Он сел сделать запись в дневник.
Василий что-то сшивал из шкур. Петька ворошил костер палкой.
– Петь, подкинь поленца, чтоб света чуть больше стало. Под звездами уже ничего и не видать.
– Принесу, – согласился тот. Этот удивительный паренек никогда не отлынивал от работы. Всегда с удовольствием выполнял просьбы. Наверно, ему доставляло удовольствие чувствовать себя нужным.
Петька ушел в темноту. Через пару секунд появился с охапкой мелко колотых дров. Сев возле костра, он стал аккуратно подкладывать их в огонь.
– Я вот все думаю, – нарушил тишину паренек. – Как корабли ночью плывут, когда берега не видно? Да и днем тоже. Одна бескрайняя вода.
Василий взглянул на сына и усмехнулся: ишь ты, любопытный.
– Ну, приборы есть, карты. Компас, астролябия, – объяснил Сергей. – По солнцу тоже. А ночью по звездам. Только не плавают они, как говорят моряки, а ходят.
– Так нет у кораблей ног.
– Ну, принято так у них.
Петруха поднял голову, посмотрел в небо и произнес:
– По звездам…
У костра опять повисла тишина.
– А вы, Сергей Петрович, песню вчерась пели… «и звезда с звездою говорит». Нешто разговаривают? – опять полюбопытствовал Петр.
– Ну, нет. Звезды не могут говорить, – Сергей опять отвлекся от дневника.
Василий тоже подключился к разговору:
– А может, и говорят, только мы их не слышим.
– А что, они есть, эти звезды? – не унимался паренек.
– Звезды, Петр, как и солнце, – небесные светила, – ответил Сергей.
– А я так мыслю, что звезды – это глаза ангелов, – Василий говорил, не отрываясь от шитья. – Вот смотрят они на тебя понимающе. А когда люди ведут себя не по-божески, они плачут. Раз... и упала слезинка. А мы смотрим и говорим: смотри, смотри, звезда упала. И ну сразу желания загадывать, гордыню свою тешить. А того не понимаем, что мы ведь для них как на ладони. Все видят, все понимают. На то и ангелы. И у каждого человека есть срок, когда предстанет он пред Отцом Всевышним.
Василий посмотрел на сына, который внимательно слушал, подперев лицо рукой, и продолжил:
– И в звездных глазах ангелов увидит Господь всю нашу жизнь. И плохое, и хорошее.
– А я бы все одно загадал, – пожав плечами, сказал Петька.
Сергей поставил точку в дневнике и закрыл.
– И что бы ты загадал? – спросил он.
– Хочу быть моряком. И непременно военным, – мечтательно ответил тот.
– Похвальное желание, – кивнул головой Лисицин.
– Бать, а вот скажи мне, есть люди, у которых только плохое? – обратился Петька к отцу.
– Есть, наверно. Однако плохое – это как тьма. Нет света, тьма. А появился свет – и тьмы как не бывало. И вот что я мыслю: в каждом есть хорошее, только некоторые прячут его за облаками, будто в тумане, и потому во тьме блуждают.
– А отчего им прятать-то?
– Может, потерять боятся, а может, боятся, что отберет кто.
– Кто?
– Кто, кто... Нечистый. Дьявол.
Сергей усмехнулся:
– А Господь куда смотрит-то?
– А Господь нам днем солнце посылает, а ночью ангелы за нами приглядывают.
– А если, скажем, лихие люди тебя убить хотят? – опять спросил Сергей. Василий рассуждал, на его взгляд, интересно. Не то чтобы он был с ним согласен, но стройность системы взглядов, какая-то своя, народная философия жизни, способная в любой сложной ситуации не пасть духом и видеть, пусть странную для просвещенного человека, цель, – это достойно уважения.
– Значит, Господь испытания послал, – уверенно сказал Василий.
– И что ж, терпеть, помирать?
– Нет, Сергей Петрович! Как же так-то? – немного эмоциональнее заговорил Василий. – Жизнь, она Богом дана. Твоя, твоих близких, народа твоего. Но когда супостат приходит, то тут уж биться надо до последнего. Либо он тебя, либо ты его. И если правда с тобой, то и помирать не так страшно.
«Хорошо сказал, правильно, наверно», – подумал Сергей, а вслух произнес:
– Ты, Василий, будто проповедь читаешь. Да складно как! А, Петька? Прямо как старец Серафим Саровский.
– Не слыхал о таком, – пробасил с интересом Василий. – Видать, мудрый был. Вот завидую я тебе, Сергей Петрович! Книг ты много прочел. Знания научные имеешь. Эх! Петруху бы выучить в университетах.
– Даст Бог, выучим.
– Все в его руках. Верно.
Василий перекрестился:
– Аминь.
 
23. Тем временем в Лазареве
 
Периодически выглядывающая из-за облаков луна желтым светом освещала избы и частокол поселения.
У крыльца избы коменданта Гоушен и его помощник, больше похожий на европейца и лицом, и ростом, ждали Гуревича. Наконец, тот спустился с крыльца.
– Идите за мной, – скомандовал он и направился на задний двор.
Китаец с помощником последовали за ним.
Гуревич зашел в сарай и через пару минут вынес пять ружей. Передавая их, сказал:
– Я что подумал, Гоушен, когда к селению пойдем, живущих там живыми брать надо. Узнать, расспросить. А там и на тот свет. Если там корнет, то хочу напоследок ему в глаза посмотреть.
– Хоросо, – кивнул тот.
– Я тоже так думаю. В этот раз я пойду обязательно с вами. Понял?
Тот закивал:
– Хоросо.
– Ладно, уходите. О времени договоримся позже.
Гоушен с помощником растворились в ночи.
Гуревич посмотрел на луну, которая с трудом пробивалась сквозь набежавшие облака, будто пытался разглядеть в этом какой-то знак свыше.
– Пришла пора рассчитаться за благие намерения, корнет. А ими, как известно, твоя дорога в ад выстлана, – тихо проговорил он вслух.
Он повернулся и, поднявшись по лестнице, зашел в избу.
Облака скрыли луну, и стало темно. Темно и тихо. Только слышалось шуршание волн прибоя и изредка раздавался собачий лай.
На следующее утро Гуревич как ни в чем не бывало ходил, раздавая указания. Потом проводил капитанов трех судов Охотской флотилии.
Солдат, который выполнял роль денщика при коменданте, глядя на уходящие суда, спросил:
– Пошли родимые разбойников искать?
– И да, и нет. В Охотск они идут. Сопровождать будут несколько судов с пушниной.
– А верно говорят, Казимир Илларионович, что видели английский фрегат недалеко от Петропавловской гавани?
Гуревич кивнул:
– Говорят, что видели. Но далеко.
– Может, заплутали? А?
– Едва ли. Англичане – мореходы знатные. Что-то задумали. Может, просто прощупывают. И поэтому наши корабли будут сопровождать транспорты. На всякий случай. Хотя против английского военного судна им не устоять. Так, пойдут больше для виду.
– Слава богу, хоть так, – сказал денщик. Посмотрел на небо: – Никак дождь собирается?
– Похоже на то.
Пора было готовиться к тайной вылазке. Но для всех он, конечно, уходил на охоту в лес.
 
24. Пиратская атака
 
– Сергей Петрович, вчера видел, что на карте опять что-то отмечали? – обратился к Лисицину Василий.
– Да вот эти три дня, что меня не было, ходил вглубь материка. Нашел признаки полезных ископаемых. Уголь. Их и отмечал, – ответил Сергей, помогая Василию восстановить забор загона. В последнее время хозяйством все больше занимались Василий с сыном. И Сергей наконец мог заняться исследовательской деятельностью. Уточнять наброски карты, находить источники питьевой воды, месторождения угля. По поводу последнего он был не уверен. Но стоило продолжать поиски – это точно.
– Надеетесь пользу принести али что? – интересовался Василий.
– Надеюсь. Да с ума можно сойти, если без надежды-то.
– Верно, Сергей Петрович.
– Да и до отплытия в Аляску, будь она неладна, я служил в Горном ведомстве. Дело мне знакомое. Интересное, если честно. Раньше этого не понимал.
Они, поправив забор, уже вернулись за разговором к хижине-избушке. Сергей зашел внутрь и вынес шпагу в ножнах с серебряным темляком.
– Видал?
Василий ответил как-то равнодушно:
– Видал.
Сергей указал на темляк (прим. – кисть) на эфесе:
– Серебряная, значит, Горного ведомства.
К ним подбежал взволнованный Петька и, указывая на море, заговорил:
– Сергей Петрович, батя, там три парусных лодки.
– Где? – в один голос спросили Василий и Сергей.
– Там, на море, – Петька махнул рукой в сторону моря.
И действительно, они увидели три паруса, которые шли вдоль берега.
– Надо бы знак какой им подать, – предложил паренек.
– А пушка на что? А? И знак, и приветствие! – радостно сказал Сергей.
– И то верно, – поддержал Василий.
Пушку зарядили быстро. Сергей, Василий и Петя разглядывали лодки.
Было в них необычно то, что у одной парус был не матерчатый, а скорее плетеный. Как циновка.
– Это что за лодки-то такие? – вглядываясь вдаль, хмурился Василий.
– Похожа на китайскую джонку. Или как их там… Я в одной книге видел рисунок. Так у них такие паруса были. Тростниковые, – Сергей разглядывал необычную флотилию.
– Бать, надо сигнал подать. Сергей Петрович? А? Как мимо пройдут, – волновался Петька.
– Орудие зарядил. Что думаешь, Сергей Петрович? Командуй, – пробасил Василий.
– Вроде уже и недалеко. Поприветствуем! Огонь, Василий! – скомандовал Лисицин.
Василий подошел к пушке и поднес тлеющий фитиль к казенной части. Раздался выстрел.
Неожиданно в ответ с лодок раздались три ружейных выстрела. Одна пуля попала в песок в полуметре от ног Сергея.
– Они по нам лупят, что ли? – удивленно сказал Сергей и стал на одно колено на всякий случай.
Раздался еще один выстрел. Пуля просвистела возле самого уха Василия. Тот пригнулся.
– Сдается, что не спасать они идут. Петруха, не вылазь. Что делаем, Сергей Петрович?
– Слыхал я про пиратов. Неужели они? Собираем все оружие. Если что, будем отбиваться. Мне кажется, это они и есть. Друзья тех, которых мы испугали.
– Ну, тогда, Сергей Петрович, на тебе с Петей ружья. Ты стреляешь, а он пусть заряжает. А я пушечкой займусь.
– А ну, Петр, помоги мне, – скомандовал Сергей. – Хватаем и заряжаем все, что стреляет. И шпагу мне подай. Пригодится.
Василий тем временем орудовал досылателем в жерле пушки.
Лодки уже совсем рядом. С них раздались еще несколько выстрелов, но все мимо. «Стреляют косо, – подумал Сергей. – Слава богу». А может, они просто хорошо спрятались, и неприятель потому не мог в них попасть. Василий закончил с пушкой и спрятался за ней.
– Готово, – отчитался он. – Начнем баталию?
Лодки уже были в нескольких метрах от берега.
– Огонь! – скомандовал Лисицин.
Василий поднес фитиль, и пушка грохнула. Только на этот раз заряд был не холостой, и вылетевшее ядро разнесло борт ближайшей лодки и сбило мачту. С лодки послышались крики.
– Вот так вот вам, черти! – бросил Василий и попытался зарядить пушку еще раз. Однако только он высунулся, как ружейным выстрелом ему сбило шапку.
С двух оставшихся лодок пираты вели огонь. В ответ раздались два выстрела – это Сергей с Петькой вступили в перестрелку. Василий поднял свое ружье, прицелился и выстрелил по пиратам в ближайшей лодке.
– Василий, давай к нам. Бросай пушку, – крикнул ему Сергей.
Нападающие тем временем стали высаживаться на берег. До обороняющихся им надо было преодолеть метров сто. Те, кто высадился, стреляли из ружей и пистолетов, обеспечивая высадку других.
Василий перебежал к Сергею и Петьке. Тут же ему протянули заряженное ружье.
– Их там, наверно, дюжина, – крикнул Сергей.
Василий прицелился в какого-то пирата, который больше напоминал кучу лохмотьев.
– Отобьемся, – ответил он и нажал на курок. Куча лохмотьев вздрогнула и повалилась на песок.
Они перезарядили ружья и дали все трое еще один залп.
Пираты дали ответный.
Василий выглянул из укрытия и вдруг увидел человека в форме русского офицера. Тот стоял возле лодки со шпагой в одной руке и пистолетом в другой с непокрытой головой и отдавал какие-то указания.
– Глянь-ка! Никак офицер! – удивился Василий.
– Гуревич! Вот мерзавец! – Сергей сразу узнал своего недоброжелателя. Он вскинул ружье и прицелился в него.
Похоже, Гуревич увидел, что в него целятся, и стал боком, закрыв область сердца пистолетом, как на дуэли.
В этот момент пираты решили перейти к активным действиям и бросились с криком в атаку.
Сергей вдруг отвел ружье и выстрелил в бежавшего впереди пирата. Пуля попала тому в грудь. Пират будто споткнулся и упал.
– Петруха, держись рядом, – крикнул Василий сыну. Было понятно, что рукопашной не избежать. – Ружьем орудуй будто дубиной. Близко их не подпускай, чтобы саблей или ножом не достали.
– Понял, бать, – ответил уверенно тот.
Сергею показалось, что парень даже как-то радостно сказал. Похоже было, что он возбужден боем. И ни капли не боится.
В горячке никто из троих не заметил, как в стороне от пиратских лодок к берегу подошли еще четыре шлюпки с солдатами.
Из первой на берег выскочил высокий молодой офицер и скомандовал:
– Высаживаемся быстро! В одну шеренгу лицом к неприятелю становись!
Солдаты быстро выскакивали на берег и отработанно строились. Офицер, стоя ближе к воде, обнажил шпагу и скомандовал:
– Гото-о-овсь! Це-е-ельсь!
В этот момент первые пираты, которые тоже не заметили высадившийся десант, уже вплотную подбежали к обороняющейся троице. Сергей выхватил свою шпагу и, увернувшись от рубящего удара пирата, проткнул ему грудь.
Другого подбежавшего, такого же здоровяка, как и он сам, Василий прикладом ружья ударил в лицо. Но тот успел закрыться рукой. Поэтому просто отшатнулся, сделал пару шагов назад, но удержался на ногах. Из-за спины отца Петька выстрелил ему в грудь. Здоровяк-пират рухнул на песок.
Как раз в этот момент поднятая вверх шпага офицера молнией опустилась вниз.
– Пли!
Раздался залп, и еще трое пиратов упали. Остальные нападавшие опешили. Такого они никак не ожидали.
Офицер тем временем скомандовал:
– В штыковую марш, марш! Держать строй! Кто сдается, брать в плен. Офицер мой!
Часть пиратов, завидев быстро приближающийся к ним строй с блестящими на солнце штыками, упали на колени, бросив оружие. Часть бросилась бежать вдоль берега.
– Не дать им уйти! – скомандовал офицер.
Солдаты бросились догонять беглецов.
Гуревич, осознав, что деваться ему уже некуда, стоял, не выпуская оружия из рук. Офицер быстро подошел к нему.
– Вот так встреча. Значит, вы руководили этим сбродом? Сдайте шпагу, сударь.
Гуревич вскинул пистолет и выстрелил. Но пуля пролетела мимо, разорвав эполет на плече офицера.
– А мне говорили, вы отменный стрелок, – усмехнулся высокий офицер. – Басни!
Гуревич зарычал и бросил в него пистолет. Офицер закрылся руками крест-накрест.
В этот момент Гуревич сделал выпад, рассчитывая быстро заколоть противника шпагой. Но тот оказался достаточно опытным. Офицер сделал шаг назад, слегка повернувшись, своей шпагой отразил выпад. И тут же перешел в контратаку. Теперь защищался уже Гуревич. Ловким движением офицер выбил шпагу из руки Гуревича и поднес острие к его горлу.
– Да и фехтовальщик вы никакой! – констатировал офицер.
– Ох, не вовремя вы здесь оказались! – сквозь зубы проговорил Гуревич.
– В самое время, – сказал офицер. – Взять его! – скомандовал он паре подбежавших солдат и направился к Сергею, который с интересом наблюдал за поединком, и Василию, который крепко держал за плечо Петьку, так как тот чуть было не пустился вслед за солдатами догонять убегающих пиратов.
Солдаты схватили Гуревича под руки.
Офицер вложил шпагу в ножны.
 
25. Пора возвращаться
 
Офицера звали Родион Михайлович Смолин. Он разглядывал карту Сергея, сидя возле костровища.
– Мы ведь давно подозревали, что разбойникам кто-то информацию поставляет. Не могли понять кто. Слава богу, что все держали в тайне даже от коменданта Гуревича. Тогда и обратили внимание, что он периодически с каким-то охотником беседует. А в охотнике этом один их местных признал пирата. Этот местный был на одном из ограбленных судов. Чудом спасся. Долго не решался рассказать. Гуревича боялся. А как рассказал, так все на место и стало. Нападения, как правило, после встреч с этим разбойником случались. Придумали патрулировать побережье, а сами следили за ним. Он вроде на охоту, а мы следопыта за ним отправили. Гуревич сам нас и вывел на место, где прятались пираты. А дальше, как увидели, что они вышли в море, за ними направились. Вовремя подоспели. Послушайте, Сергей Петрович! Вам надо в столицу. Знатная карта получилась. Вы сами ее составили? – спросил Смолин.
– Было много свободного времени, – спокойно ответил Сергей.
Смолин обвел взглядом поселение.
– При таком-то хозяйстве? – спросил он.
– Хозяйством было кому заняться, – Сергей кивнул на Василия с сыном. – Без них, еще неизвестно, выжил бы я.
Смолин понимающе закивал. Помолчав, спросил:
– Ну, так что? С нами? Обратно в цивилизацию? Или вам эти дикие места приглянулись? – пошутил он.
Сергей вопросительно посмотрел на Василия.
– А хозяйство на кого оставить? – ответил тот, поняв Сергея без слов.
– Бать? – в голосе Петьки послышалась мольба.
Сергей положил руку на плечо пареньку.
– Ты можешь оставаться, а Петьку я с собой в столицу заберу. Отпустишь? – и Сергей пристально посмотрел на отца парня.
Повисла напряженная пауза, которую разорвал Смолин:
– А у меня предложение интереснее. Я прикомандирую к поселению четверых служивых. На пока. Вы же живете аккурат в середине пути от Лазарева до Охотска. Опорный пункт здесь не помешает. Поэтому, Василий, езжай с сыном вместе.
– Ну, коль так, быть по-вашему, – согласился Василий.
Петька заулыбался.
– Чего лыбишься? – сурово проговорил его отец. – Вставай, пошли вещи собирать.
Паренек подскочил и бегом бросился в хижину.
Родион Михайлович поднялся и протянул Сергею карту.
– Вечереет. Пожалуй, я откланяюсь. А утром пришлю за вами шлюпку.
Сергей тоже поднялся. Забрал карту и аккуратно свернул ее в трубочку.
Смолин быстрым шагом пошел к ожидавшей его шлюпке. Поднявшись в нее, он помахал рукой Сергею и крикнул:
– Завтра утром будьте готовы.
На рассвете, когда подошла шлюпка, Сергей, который ради такого события сбрил свою бороду и оделся в более-менее цивильную одежду, уже стоял с Василием и Петькой на берегу. Погрузка не заняла много времени. И как-то очень быстро они оказались на палубе шхуны, где их встретили Смолин и капитан. Практически как только они ступили на палубу, шхуна снялась с якоря и легла на курс. Капитан предложил им пройти в каюты, но Сергей попросил время попрощаться с этим местом, где он со своими спутниками провел так много времени.
Они стояли и молча смотрели на удаляющийся берег. Там уже начали хозяйничать совсем другие люди.
– Даже как-то жаль покидать, – нарушил молчание Сергей.
И вдруг Петька засмеялся и показал пальцем на нависающий над водой лесистый мыс.
– А гляньте! Сергей Петрович! Батя! Это же Кузьма! – и он замахал рукой.
На самом краю мыса стоял медведь. Он встал на задние лапы и с любопытством разглядывал судно.
– Кузьма! Эгей! Кузьма! Прощай! – кричал Петька.
– А ведь и верно – Кузьма, – заулыбался Сергей.
Василий погладил бороду и тряхнул головой.
– Проводить пришел, – сказал он. – Прощается. Я ребятам на берегу про него рассказал. Обещали не обижать.
Медведь опустился на четыре лапы. Постоял еще немного. Развернулся и пошел в лес.
– Да главное, чтобы он никого не обидел, – пошутил Петька и сам же рассмеялся.
– Кузьма с понятием. Даром что зверь лесной, – и Василий потрепал волосы на голове сына.
 
26. Фигура в черном плаще
 
Обратный путь в столицу не отметился ничем примечательным. Разве что Петька упросил Сергея поговорить с капитаном на тему участия в делах команды и был временно зачислен юнгой. Теперь он с утра до вечера был занят. Иногда Сергей его не видел ни разу в течение дня. Несмотря на то, что юнгу отправляли делать далеко не самую лучшую и приятную работу, Петьке это, похоже, нравилось. И через некоторое время команда его воспринимала как своего. Как-то капитан завел с Сергеем разговор:
– Думается мне, что парню надо в моряки идти. Он прямо наш, морской.
Сергей с ним согласился, рассказав, что тот и сам об этом мечтает. Пообещал, что приложит все усилия, чтобы его мечта сбылась.
Василий же поначалу страдал морской болезнью и первые дни совсем не выходил из каюты. Навещавшему его Сергею он объяснил, что сначала так всегда. И действительно, через несколько дней он уже спокойно расхаживал по палубе. Чтобы как-то скоротать время и победить скуку, он болтал с матросами. Они его прозвали «наш сухопутный», поскольку Василий часто говорил, мол, как же так вы живете на море-океане, – мне больше суша нравится да твердая земля. Когда судно заходило в какой-нибудь порт для пополнения запасов еды и воды, Василий с радостью составлял компанию Сергею и отправлялся осматривать достопримечательности. Обычно ходил молча. Лишь изредка, то восхищенно, то с осуждением, восклицал: «Вот басурмане!»
Сергей же в основном в пути был занят своими картами, записями, которые он приводил в порядок, переписывая, дополняя, систематизируя. Карты были не совсем картами, а скорее схемами. И Сергей опять все перечерчивал, высчитывал, чтобы превратить их в меркаторские карты, пусть они и применялись в основном как морские, отчего бы их не попытаться применить и на суше? (Прим. – на таких картах меридианы были перпендикулярны экватору и параллельны между собой, название от имени фламандского географа Меркатора.) Тем более если объемы державы вполне сравнимы с размерами океанов. Ну, и так, надеялся Сергей, они будут понятны и интересны не только географам, но и чиновникам. Хотелось верить, что его труды принесут много пользы, поскольку край только начал обживаться Российской империей. Англичане и португальцы, те суют нос по всему миру, а мы свою землю на Дальнем Востоке из рук вон плохо знаем.
На судне Сергей первое время сблизился с журналистом Николаем Сибиряковым, который почти на собственные средства совершил путешествие в Охотск. Когда узнавали его фамилию, то все восклицали: «Как? Тот самый?» На что Николай отвечал, что он не родственник известного богатея и промышленника, однако частично его личную экспедицию однофамилец поддержал деньгами. В дальнейшем Сибиряков собирался описать подробно обо всем, что видел. Но узнав историю Сергея, он назвал его «русским Робинзоном» и несколько вечеров выпытывал у него подробности жизни на диком берегу.
Поначалу Сергей с удовольствием рассказывал о своих тяготах, но, когда уже пошли подробные расспросы, он понял, что его это стало утомлять. И он стал прятаться от назойливого писаки в каюте. Выбирался из нее, только убедившись, что Сибирякова нигде нет поблизости.
Прибыв в Санкт-Петербург, Лисицин и вовсе на время забыл про господина журналиста. Сергей поначалу пытался выспрашивать у своих знакомых по полку, которые немало были рады и даже удивлены его появлению, так как считали его сгинувшим в далеких землях, в какое ведомство ему лучше пойти со своими результатами исследований. Но те только пожимали плечами и говорили, что нынче не то, что, мол, это при государе Александре столица была городом военных мундиров, а теперь всем правят «сюртуки», то есть чиновники-бюрократы, обласканные царем Николаем. Поэтому военные ничем помочь не могут. Но обращаться перво-наперво нужно в Русское географическое общество. А набравшись храбрости, можно подать бумаги и в Собственную Его Императорского Величества канцелярию. Однако ж все путались, в какое отделение. В основном помнили только про надзор, цензуру и законы, которые чаще других появлялись в газетах, анекдотах и сплетнях.
Сергей так и сделал. В географическом обществе его приняли душевно, как равного, а вот в канцелярию пришлось ходить несколько дней.
Но все вдруг резко изменилось, когда его стали везде узнавать. Оказывается, Сибиряков таки опубликовал очерк о нем. На это наложился интерес географического общества. Его везде стали приглашать. Помимо всевозможных светских раутов, Сергея попросили выступить с лекцией в Русском географическом обществе. А когда он, уже будучи известным, в очередной раз зашел в канцелярию Его Императорского Величества, то бумаги взяли тут же, сказали, что сами отправят их по назначению. И заверили, что они всенепременно попадут на стол самому государю. Сергей был на седьмом небе от счастья.
К выступлению в географическом обществе он готовился особенно тщательно. Два дня ушло на перерисовывание карты в увеличенном масштабе с обозначением предполагаемых залежей медной руды и золота, которые он обнаружил. И когда он, гладко выбритый, во фраке, вышел к кафедре… Зал затих.
На передних рядах сидели заслуженные господа в мундирах различных ведомств, в орденах и медалях. Но в основном зал был заполнен мужчинами в светских парадных фраках. Некоторые пришли с дамами. Яблоку было негде упасть. Даже проходы были заняты студентами.
Сергей вдруг разволновался. И стоял молча пару минут в абсолютной тишине не в силах начать говорить.
Тишину прервал мужчина преклонных лет в адмиральском мундире. Это был Федор Петрович Литке – один из основателей Российского географического общества, мореплаватель, географ, исследователь Арктики. Сидя в первом ряду, он произнес:
– Сергей Петрович! Не волнуйтесь. Мы вас внимательно слушаем.
Восторженные студенты, а за ними и весь зал взорвались аплодисментами. Сергей глубоко вдохнул и громко сказал:
– Благодарю!
Зал сразу затих. Сергей почувствовал уверенность и продолжил:
– Благодарю всех, кто пришел послушать меня.
Несмотря на полный зал, его голос повторялся еле ощутимым эхом. Лекция была не особенно долгой. Но сам Сергей с непривычки устал сильно.
– И в завершение, господа, хочу вам напомнить фразу величайшего нашего ученого Михаила Васильевича Ломоносова: российское могущество будет прирастать Сибирью и Северным океаном. Но к этой фразе мне хотелось бы добавить: и Дальним Востоком! Благодарю за внимание.
Зал аплодировал. Литке поднялся и подошел к кафедре. В руке он держал свернутую в трубочку грамоту. Сергей уступил ему место и собирался уже спуститься в зал. Но старый путешественник его остановил:
– Сергей Петрович, попрошу вас остаться, – и затем обратился к залу: – Поблагодарим еще раз нашего докладчика за столь интересный рассказ.
Вновь раздались аплодисменты. Сергей поклонился залу. Выпрямившись, он вдруг заметил за спинами студентов в дверях входа в зал фигуру в черном плаще. Что-то в ней было знакомо. Присмотревшись, Сергей узнал Гуревича. «Не может быть!» – проскочила мысль. Он попытался вглядеться в лицо в надежде, что обознался. Но нет! Не обознался. Встретившись взглядом с Сергеем, тот ухмыльнулся, повернулся и быстрым шагом удалился. Сергей замер, глядя ему в спину.
Тем временем Литке продолжал:
– Наше отечество, простираясь по долготе почти на полуокружность Земли, представляет само по себе особую часть света со всеми свойственными такому огромному протяжению различиями в климате, явлениях органической природы и так далее. И такие совершенно особые условия указывают прямо, что главным предметом Русского географического общества должно быть возделывание географии России. Задачей общества с первых дней его деятельности было собрать и направить лучшие молодые силы державы на всестороннее изучение родной земли.
Он сделал паузу.
– У меня радостное известие. Государь император лично попросил меня вручить сию грамоту Сергею Петровичу Лисицину.
Сергей не обратил внимания на эти слова, в оцепенении продолжал смотреть туда, куда удалился Гуревич.
– Сергей Петрович! – окликнул его Литке.
Сергей вышел из оцепенения:
– А! Простите.
Старый адмирал продолжал:
– Сия грамота о назначении управляющим земель по берегу Охотского моря в чине генерал-губернатора. Поздравляю вас! Вы самый молодой генерал-губернатор в нашем государстве.
Сергей принял грамоту из рук Литке и проговорил:
– Благодарю! С радостью принимаю эту великую честь. И обязуюсь служить своему Отечеству и государю императору. Простите, господа, для меня это полная неожиданность. И речь я не приготовил. Но благодарность моя велика.
Зал вновь взорвался аплодисментами.
 
27. Письмо от супруги Роговского
 
Как-то, проснувшись утром после очередного приема, куда его пригласили, в сотый уже, наверно, раз, рассказать о своих трудностях в дикой природе, Сергей получил послание. Его передал Василий, который добровольно взял на себя роль помощника, охотно занимаясь бытом. В то время, когда самому Сергею, так получилось, заниматься всеми житейскими делами было некогда.
Обычно с утра он сидел над бумагами, потом бесконечная беготня по официальным учреждениям, а вечерами то тут, то там светские рауты. Игнорировать их тоже нельзя было. Там заводились полезные знакомства и иногда решались некоторые дела. Собственно, от раутов Сергей и уставал сильнее всего. И уже не раз говорил Василию, что вот еще пару бумаг, которые помогут получить финансирование на разработку месторождений, решить вопрос с людьми для работ, а там уже и обратно.
Василий, вручив письмо, тут же пошел заниматься своими делами.
– Василий, давно ли принесли? – спросил Сергей.
Василий ответил из соседней комнаты:
– Только что. Паренек какой-то. Думал, что ответ останется ждать. Но, говорит, про ответ никаких велений не было.
Сказав это, Василий заглянул в комнату.
– А что случилось-то? Да и бледный вы какой-то. Все эти ваши балы ночные…
– Это письмо от супруги капитана Роговского. Того, который меня на берег высадил, – прервал его Сергей.
У Василия от удивления на секунду поднялись густые брови. Он погладил бороду и произнес:
– Ох, ты ж…
– Василий, не стой в дверях. Проходи. А то разманерничался!
Тот прошел и сел на стул возле стола.
– Пишет, что Роговский очень переживал. Даже хотел экспедицию за мной отправить на свои деньги, когда узнал, что его родственник ничего не сделал. Но болезнь подкосила. Совсем плох.
Сергей помолчал. Потом произнес:
– А родственник-то его догадываешься кто?
– Кто? – с интересом спросил Василий.
– А помнишь, когда пираты на нас напали, с ними еще офицер был?
– Да что ты говоришь? – от удивления брови Василия опять поползли вверх.
– Тот самый. Гуревич.
– Сергей Петрович, и что ты надумал? – Василий его называл то на ты, то на вы в разных ситуациях и разных разговорах. Собственно, Сергея это мало волновало.
– Так вот и пишет она, что Роговский просит прощения. Мол, не долго-то осталось, грех рвет сердце на части. Вот ты мудрый человек. Что посоветуешь?
– Если Господь прощал мучителей и врагов своих, то лучшее, что может сделать человек, – это последовать его примеру.
Сергей внимательно слушал его. Сейчас как никогда он нуждался в совете.
– Ну, или не следовать… – вдруг отрубил Василий.
– Вот уж спасибо! Тоже мне совет. Вот понимаешь… Вроде как я его должен ненавидеть. А осознаю, что сам напросился. Человек-то он хороший. Вот такие ёшки-матрёшки!
Василий вздохнул. Как бы он ни увиливал, чтоб потом не быть виноватым, а придется сказать, что думает:
– Сергей Петрович… Поскольку в душе ты его уже простил, то, дабы не кручиниться, навести старика. Если уж скоро ему к Богу отправляться, то пусть и уйдет с легким сердцем.
Сергей, будто и ожидал именно этих слов, решительно встал из-за стола.
– Собирайся! Поехали! Где Петька?
– Отпросился с утра. Побёг на корабли смотреть. До темноты не объявится, как всегда.
Сергей кивнул и стал одеваться.
 
28. Прощение
 
Доехали как-то быстро. Сергей всю дорогу молчал. Василий, сидя с кучером на облучке, иногда поворачивался, проверяя – все ли нормально. Сергей был погружен в свои мысли. Когда кучер остановил пролетку, то он как-то встрепенулся, будто ото сна.
Семья Роговских жила достаточно скромно. Они занимали левую половину первого этажа из нескольких комнат.
Когда Сергей в сопровождении Василия вошел в прихожую и представился, то тут же встречать их вышла невысокая, худенькая пожилая женщина – жена Роговского.
– Батюшки! Сергей Петрович, проходите. Славно, что вы приехали. Муж все говорит, что, мол, хочу увидеть и прощения попросить. Вот как только в газете про вас прочел.
– Где же он сам? – спросил Сергей.
– Пойдемте, пойдемте провожу.
Супруга Роговского пошла вперед. Они вошли в полутемную спальню. На окнах висели плотные занавески, но местами, где они не плотно прилегали к стене, пробивался солнечный свет.
Сам Роговский лежал на кровати с закрытыми глазами. Он был бледен и никак не отреагировал на вошедших. Только вдруг зашелся глухим кашлем.
Сергей остановился у порога спальни.
– Боже мой… Чем он болен? – шепотом спросил он.
– Врачи говорят, воспаление легких. Они ходили в Северный океан. Как вернулся, так сразу и слег, – ответила супруга капитана.
– Каковы шансы на выздоровление?
Супруга Роговского вдруг не удержалась и всхлипнула. Вытерла платком влажные от слез красные глаза и, с трудом выдавливая слова, ответила:
– Да какой там! Когда врач советует молиться, значит, что лечить уже бесполезно, – и она опять всхлипнула.
– Милая, кто это с тобой? – слабым голосом вдруг заговорил капитан.
Его супруга взяла себя в руки. И насколько могла, спокойно, как ей казалось, ответила:
– Сергей Петрович Лисицин пришел, дорогой.
Роговский открыл глаза и сощурился, пытаясь разглядеть Сергея.
– Это хорошо, – сказал он. – Темно, не вижу вас.
Он попытался поднять голову, но подошедший вплотную к кровати Сергей произнес:
– Роман Сильвестрович, лежите.
Супруга капитана пододвинула стул.
– Я рядом присяду, – сказал Сергей и, сев, взял старого капитана за руку. Тот в ответ слабо, сколько позволяли силы, сжал руку Лисицина.
– Мое сердце наполняется радостью, что ты остался жив. Ах, как меня подвел свояк. Оказался он форменным негодяем.
Его речь прервал кашель. Откашлявшись, он продолжал:
– Меня ж вина за тебя сжигала все это время.
Сергей закивал головой:
– Читал в письме, что хотели экспедицию за мной отправлять.
– Да видишь, брат, старуха с косой меня уже караулит. Недолго мне осталось. Знаю. Хочу напоследок прощения у тебя попросить.
– Да помилуйте, Роман Сильвестрович! – прервал его Сергей. – Вы мне такой урок преподали, что впору мне у вас прощения просить и благодарить за науку. Нет во мне злости к вам. Простил уже давно.
– Ну, быть по сему. Теперь и перед архангелом Михаилом предстать можно. Не ошибался я в тебе, когда говорил, что сердце у тебя доброе.
Говоря это, Роговский опять сжал руку Сергея и слегка приподнял голову. Но начал кашлять и лег.
Через полуоткрытую дверь было слышно, как плачет супруга Роговского. Василий басовитым шепотом пытался ее успокоить:
– Не плачьте, барыня. Ежели человек хороший, так попадет в рай. Там с ним позже и свидитесь. Все в руках Всевышнего.
 
29. Известие
 
Роговский мучился недолго. Скончался он в одну из ночей, когда зарядил проливной дождь, стучавший барабанной дробью по металлу подоконников и крыш. В день похорон с утра выглянуло солнце. Но погода в городе Петра очень переменчива. Когда Сергей с Василием и Петькой приехали на кладбище попрощаться с капитаном, налетевший ветер нагнал тучи и заморосил мелкий, чуть заметный, но дождь.
У вырытой могилы стоял гроб, накрытый Андреевским флагом. Рядом с ним священник читал молитву. Возле гроба стояла супруга Роговского и двое его сыновей – двойняшки лет шестнадцати-семнадцати. Чуть в отдалении, держа головные уборы в руках, стояли морские офицеры и люди в штатском.
Зычный голос священника разносился по кладбищу, отражаясь эхом от памятников и надгробий:
– Всемогущий Боже, услышь наши молитвы, возносимые с верой в Воскресшего Твоего Сына, и укрепи нашу надежду на то, что вместе с усопшим рабом Твоим – Романом Сильвестровичем и все мы удостоимся воскресения. Через Господа нашего Иисуса Христа, Твоего Сына, который с Тобою живет и царствует в единстве Святого Духа, Бог во веки веков. Ами-и-инь, – потянул он нараспев последнее слово.
На дорожке между могилами показалась фигура в мундире жандарма. Человек двигался быстро, уверенно. Несмотря на моросящий дождь, он шел без плаща. Видимо, морось его не волновала.
– Боже, Отче Всемогущий, тайна креста – наша сила, а Воскресение Сына Твоего – основание нашей надежды; освободи усопшего раба Твоего от уз смерти и сопричти его к лику спасенных. Через Христа, Господа нашего. Ами-и-и-инь, – снова нараспев затянул священник.
Человек в мундире остановился возле Сергея. Глядя на гроб, перекрестился. Только после этого обратился вполголоса:
– Сергей Петрович Лисицин? Простите, что не вовремя, однако времени у меня совсем мало. Но с вами захотел увидеться лично. Позвольте представиться: начальник третьей экспедиции третьего же отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии князь Орлов Алексей Федорович.
Лисицин и Орлов слегка поклонились друг другу.
– Очень приятно! Наслышан о вас, – негромко проговорил Сергей. – Говорят, что если вы лично беретесь за дело, то преступник непременно получает справедливое наказание.
Рядом стоящие стали на них поглядывать неодобряюще. Шушукаться на похоронах? Как можно!
– Да-с, приятно. С уголовными делами проще, чем с должностными преступлениями, – Орлов поймал на себе укоризненные взгляды присутствующих и предложил: – Давайте пройдемся. Дело важное и конфиденциальное.
Сергей кивнул, и они двинулись по дорожке. Как только отошли на значительное расстояние, любопытство Сергея взыграло и он первым начал разговор:
– Итак, князь…
Орлов его перебил:
– Мы с вами вдвоем, поэтому можно просто – Алексей Федорович.
– Как пожелаете, Алексей Федорович. Итак, чем обязан?
– Меня попросили лично заняться розыском одного сбежавшего негодяя. Да вы его хорошо знаете. Некий Гуревич.
– Знаю.
Орлов улыбнулся:
– Я о том же!
– Так он сбежал? – спросил Сергей и подумал: «Значит, не показалось. Это был именно он в черном плаще».
– Ну да. К сожалению, наши растяпы его упустили, – ответил Орлов. И тут же продолжил расспросы: – А были ли вы знакомы с его супругой? Общались ли?
– Лично знаком не был и не общался. Но неоднократно видел ранее на светских раутах. Много лет назад, до отъезда. При нынешнем моем нахождении в столице я ее не встречал.
– Сразу скажу, вопросы для порядка. А так я немного наслышан про ваши злоключения и какую роль в них сыграл бывший полковой адъютант. Да-с, Сергей Петрович, его супруга на днях окончила свой жизненный путь. Вернее, ей помогли.
– Я об этом ничего не… – начал было Сергей, но Орлов его прервал:
– Вас, любезный, никто и не обвиняет. Она была задушена в своей спальне два дня назад. Есть свидетели из прислуги, которые видели удаляющуюся в темноте фигуру, закутанную в плащ. А где вы были два дня назад ближе к полуночи?
– Я был дома.
– Кто может подтвердить?
– Василий и его сын, которые меня сопровождают, – Сергей подумал и добавил: – Хозяйка, у которой мы снимаем комнаты.
– Что же… Хорошо! Сейчас ее, кстати, опрашивают.
– Но вы подозреваете меня?
– Вас? – Орлов заулыбался. – Помилуйте, мои расспросы – это, скорее, формальность. Но без этого никак нельзя. Любая деталь может оказаться важной.
Они прошли несколько шагов молча. Потом Орлов продолжил:
– Вот интересная деталь, к примеру: на груди у покойной лежала мужская белая перчатка.
– Это он! – уверенно выпалил Сергей и резко остановился.
Орлов также остановился, вопросительно посмотрел на него. Тот уловил взгляд и стал объяснять:
– Понимаете, Алексей Федорович, у моего брата по юности был роман с супругой Гуревича. Однажды он их застал в обществе друг друга в саду. Выхватил у моего брата перчатку, когда тот бросился наутек. Но ротмистр, то есть Гуревич, его узнал. И пришел получить сатисфакцию. Бросил перчатку в лицо брату, но ее поймал я, чтобы прикрыть Михаила. Поскольку мой брат человек сугубо не военный, то дуэль против Гуревича, скорее всего, закончилась бы не в его пользу.
Сергей и Орлов опять пошли по дорожке.
– Насколько я помню, она закончилась не в вашу пользу? – риторически спросил Орлов. И тут же осекся: – Извините. Продолжайте.
– Да, собственно, все.
– Хм… – задумчиво хмыкнул Алексей Федорович.
Сергей хоть и был не совсем уверен ранее в том, что он действительно видел беглеца в географическом обществе, но сейчас все стало на свои места, и он медленно, как будто подбирая слова, заговорил:
– Несколько дней назад, мне показалось, я видел его. Я читал лекцию о побережье Охотского моря в Русском географическом обществе. Зал был полон. И тут мой взгляд привлекла фигура в черном плаще. Это был он. В зал не проходил, стоял в дверях. Я встретился с ним взглядом. Он тут же развернулся и ушел. Я тогда подумал, что показалось. Знаете, от волнения перепутал.
– Я вас должен предупредить. Сергей Петрович, мне кажется, что он будет искать встречи с вами. Поскольку именно вас и вашего брата он винит в своих бедах. На допросах он еще и о супруге отзывался нелестно. Похоже, с нее он и начал. Ну, а брат ваш вне его досягаемости. Остаетесь только вы.
Они несколько шагов прошли молча.
– Сергей Петрович, прошу весь разговор оставить в тайне.
– Конечно, Алексей Федорович. Я понимаю.
– Нужна ли охрана? Вы теперь у нас не простой человек. А важный для государства. Могу распорядиться поставить постового рядом с местом вашего проживания и дать сопровождающих. Береженого, как говорится, бог бережет.
– Премного благодарен, – проговорил Сергей. – Однако я бывший военный. Не к лицу мне за жандармов да полицейских прятаться.
На этих словах Орлов недовольно хмыкнул.
– Никоим разом не хотел вас обидеть, — извиняясь, произнес Сергей. — В случае чего смогу постоять за себя. Да и не первая это будет встреча с бывшим полковым адъютантом. К тому же обычно я хожу в сопровождении Василия.
– Это тот самый хромой здоровяк? Ну, дело ваше. Однако я настаиваю, что если что-то узнаете, увидите, то всенепременно сразу дайте знать. Каждая деталь, каждая мелочь поможет нам выйти на мерзавца. Это ж надо! Военный, дворянин, тайно руководил бандой лихоимцев. Куда катится мир? Ну, да позвольте откланяться.
Орлов и Сергей попрощались и разошлись в разные стороны.
 
30. Знакомство с Дарьей и темная фигура в саду
 
Одно из множества светских мероприятий отличалось только тем, что в этом доме Сергей был первый раз. Он уже устал, что его, как циркового медведя, приглашают позабавить общество, и в последнее время стал даже отказываться от приглашений. Но в этот раз к приглашению прилагалась записка Литке, в которой он лично просил Сергея посетить мероприятие, поскольку это дом его хорошего знакомого и там будет много молодежи, интересующейся географией. «Возможно, – писал в записке Федор Петрович, – я и сам приеду. И буду рад встрече». Ну, и в последнее время Сергей просто пресытился общением с чиновниками-бюрократами, так что неформальное общение в малых дозах пошло бы на пользу. Тем более он был только рад оказать услугу вице-президенту Русского географического общества.
При появлении он был серьезен. Кивал знакомым. Не собирался тут долго задерживаться. Но был атакован любопытными, которые засыпали его вопросами и бурно реагировали на каждый ответ. Возможно, он бы и продолжал скучать, так как вопросы, в принципе, всегда задавались одни и те же, но среди обступивших были и дамы. Особенно одна. Сергей выделил ее сразу. Казалось, можно любоваться вечно этой девушкой с лицом очеловеченной греческой богини, чей взгляд притягивал, захватывал. Сергею, как доктору Фаусту, хотелось произнести: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Она поймала его взгляд, поняв смысл, покраснела, но не сразу отвела свой. Секундное оцепенение сковало Сергея, из которого вывел вопрос одного из присутствующих.
– Сергей Петрович, – заговорил стоящий рядом молодой человек, – позвольте вам задать вопрос, который многих присутствующих здесь интересует.
– Я полностью открыт для общения, господа, – встрепенулся Лисицин. – Однако ж, отвечать или нет, я решу сам. – И чтобы не прослыть надменным, он улыбнулся. Вернее, ему вдруг захотелось быть героем для этой греческой богини, которая, как показалось, тоже не может оторвать взгляд от него. Скорее улыбнулся он ей. Скука улетучилась. Сергей готов был отвечать на все вопросы с удовольствием и радостью, лишь бы она была рядом и смотрела своими удивительно красивыми глазами, лишь бы она им восхищалась.
Стоящие рядом засмеялись его словам.
– Ваше право, – послышались голоса. – Просим не утаивать ничего!
Молодой человек продолжил:
– Про то, как вы оказались в том забытом Богом уголке на краю земли, ходят разные легенды. А все же хочется узнать из ваших уст.
Повторять в тысячный раз одно и то же не хотелось. Вопрос не отличался оригинальностью, поэтому Сергей ответил очень уклончиво, но шутливым тоном:
– Ну, это слишком долгий рассказ. Я обязательно опишу приключения в своих мемуарах. Как раз над ними сейчас работаю. Но в двух словах… Юношеский задор и юношеская же глупость ввергли меня в поток всех этих событий.
Присутствующие засмеялись.
– Браво! – послышались голоса. – Великолепный ответ!
Сергею такая реакция была приятна, но как-то чересчур восторженная.
– Говорят, будто волки загнали медведя на дерево, где вы прятались? – спросил офицер с щегольскими усами. – Это верно? Ведь мишка-то – самое сильное и, надо признать, опасное существо в лесу.
– Ну-у-у-у, Кузьма, так мы его прозвали, был зверем тонкой душевной организации. И обладал крайне дружелюбным нравом. А вот волки тамошние, как про них выразился мой собрат по несчастью Василий, злобнее и коварнее турецкого янычара, – опять отшутился Сергей.
Новый взрыв смеха.
– Признайтесь, Сергей Петрович, струхнули? – спросил все тот же офицер. – Видано ли… И медведь, и стая волков…
– Не то слово, господа. Когда вся эта дьявольская погоня высыпала на берег и понеслась в моем направлении, я быстрее белки вскарабкался на вершину сосны! – Сергей был сегодня в ударе. – Еще даже подумать не успел, как сидел на ветвях, что твой павиан.
Присутствующие снова засмеялись.
За пределами дома, где Сергей искрил шутками про свои злоключения, сквозь высокие заросли кустов местами можно было разглядеть освещенные окна. Шторы не были задернуты, и все присутствующие были как на ладони.
За кустарником стоял человек. Отогнув рукой в перчатке мешающую смотреть ветку вниз, он внимательно наблюдал за всем происходящим. Постояв так несколько минут, он отпустил ветку, которая тут же вернулась в прежнее положение, и, повернувшись, пошел по дорожке вдоль зарослей.
Выглянувшая из-за туч луна осветила кусты, дорожку и фигуру, отбрасывающую тень. Можно было спутать, кто из них тень, а кто человек. И тот, и та были черными, сливаясь друг с другом. Свет луны заставил его ускорить шаг, чтобы побыстрее дойти до темного места. Легкий порыв ветра, пробежав шурша по верхушкам деревьев и кустов, сдвинул облака. Луна скрылась. Сад опять погрузился в темноту. В ней и растворился человек в черном.
Тем временем в зале музыканты заиграли менуэт, что означало – бал начался. Задававший вопросы молодой человек завертел головой, сказал:
– Сергей Петрович, господа! Я вас покину. Обещал первый танец даме.
Другие тоже разошлись по залу.
Как только вся любопытная компания рассыпалась, к Сергею подошел хозяин дома – Никита Васильевич Бастанов.
– Позвольте вас представить моей дочери, – он наклонился к уху Сергея и тихо добавил: – К слову сказать, у нее всю неделю разговоры только о вас.
– В самом деле? – улыбнулся Сергей.
– Поверьте! А вон и она!
Бастанов подвел Сергея к юной девушке.
– Позвольте представить! Моя дочь Дарья.
Это была та самая девушка, которая так поразила Сергея ранее. Он в поклоне поцеловал ее руку, ощутив аромат духов, которые так сочетались с ее красотой.
– Очень приятно.
– Дашенька, Сергей Петрович, я с вашего позволения вас оставлю. Вы тут сами пообщайтесь.
И Бастанов ушел по своим делам.
Сергей понимал, что надо о чем-то говорить. Молчать невежливо. Но о чем? Мысли путались. И вдруг Даша заговорила сама. Голос у нее был мелодичный, певучий. «Даже в один голос можно влюбиться, – подумал Сергей. – Действительно, богиня».
– Сергей Петрович, вы меня помните?
Он пытался вспомнить, но нет, в памяти ничего связанного c девушкой не проявлялось.
– Увы, нет. При вашей красоте я бы запомнил на всю жизнь. Но не помню.
– Ну что вы! Тогда я была совсем не такой, – заулыбалась девушка. – Гораздо моложе. Совсем девочкой. Вы даже не смотрели в мою сторону.
Музыка стихла, и пары танцующих стали расходиться.
– Но я… – Сергей лихорадочно подбирал учтивые оправдания.
Девушка его перебила:
– Скажите, а вальс у вас свободен?
Сергей несколько опешил от такого напора.
– Да… Насколько я помню.
Сергей посмотрел на нее с любопытством и интересом. «Как она легко общается. Я стараюсь, пыжусь, как неумелый павлин. А у нее все легко и просто», – восхитился Сергей.
– В таком случае пригласите меня?
Сергей кашлянул:
– Кхм... Да, конечно.
Даша заулыбалась.
– Буду ждать. Пока пауза, вас сейчас все равно отвлекут любопытные мужчины.
Даша растворилась среди присутствующих.
Молодой человек, который задавал вопросы, окликнул его, приглашая за карточный стол:
– Сергей Петрович, давайте к нам. Мы хотим сыграть партию.
– Пожалуй, господа, откажусь. С некоторых пор разлюбил азартные игры. Да и вальс боюсь пропустить, – ответил он, озираясь по сторонам.
– О-о-о-о! – протянул усатый офицер, видя поведение Сергея. – Причина ясна. Принимается.
Сергей пробежался глазами по залу, но Дашу не увидел. Решил выйти на балкон. Захотелось вдохнуть свежего воздуха.
Яркая луна снова освободилась от туч и освещала сад.
Сергей набрал полную грудь воздуха. И тут же заметил возле перил балкона ту, которую искал. Он подошел к ней.
– Вы здесь!
Она повернулась к нему и тихо сказала:
– И вы здесь.
Даша не отрываясь смотрела на Сергея. Он стоял настолько близко к ней, что чувствовал ее прерывистое дыхание. Она, как и Сергей, волновалась.
– Я любовалась луной, – почти шепотом произнесла она и сделала шаг к Сергею. Она обняла его за шею, Сергей обнял Дашу за талию, слегка притянув к себе. И их губы встретились.
Из танцевального зала доносились звуки мазурки. Слышался веселый смех.

31. Поединок на безлюдной улице
 
Спустя несколько дней Бастановы вновь пригласили Сергея отужинать в их доме. После известия о побеге Гуревича Василий, который и так всегда был рядом, теперь просто не давал Сергею шагу ступить одному. В этот раз с ними увязался и Петька.
Возвращались уже по темноте. В общем-то, их жилье было не так уж и далеко, и Сергей решил пройтись пешком. Как всегда, любопытный паренек внезапно спросил:
– Сергей Петрович, а что ж теперь вы на Дарье Никитичне женитесь?
Василий отвесил Петру легкий подзатыльник и сказал:
– Сколько раз говорено, не лезь человеку в душу, пока он сам об этом не заговорит.
– Ничего, Василий. Пусть спрашивает, – ответил Сергей. – Я, Петя, об этом как раз подумал. Намерения такие есть.
– А как же чин? Ведь туда, на Дальний Восток, рано или поздно придется ехать, – поинтересовался Василий.
– Да вот тут и есть загвоздка, – серьезно проговорил Сергей. – Оставлять здесь или везти супругу с собой?
– Ну, настоящий муж всегда попытается оградить жену от тягот жизни, – наставительно сказал Василий. – Однако настоящая жена всегда будет следовать за мужем.
– Снова ты, Василий, загадками говоришь. Ясности это мне не дает совсем.
– Я и не собирался советовать. Только разговор поддерживаю. Решать-то тебе, Сергей Петрович.
– Она веселая! Берите ее с собой! – вклинился в разговор Петька.
– Тоже мне советчик выискался, – пробасил Василий.
Несколько шагов прошли молча. Сергей решил сменить тему.
– А хороший флотский офицер из него получится. Из Петьки-то!
– Тяга к наукам у него есть. Однако суетливый уж больно, – кивнул Василий.
– Бать, ты опять! – недовольно буркнул Петька.
– Чего бать-то? Офицер – это авторитет! А на флоте особенно, – ответил на недовольство сына Василий.
– Авторитет придет с годами. А шебутной… Не страшно. Дисциплине его в кадетах научат, – поддержал паренька Сергей.
Из-за домов на середину улицы вышла фигура в черном плаще и остановилась на пути следования троицы. Увидев ее, Василий вполголоса обратился к Сергею:
– Никак по нашу душу.
Все трое остановились в нескольких метрах от человека в черном.
Человек приблизился к ним на несколько шагов. И вдруг стало видно его лицо. Это Гуревич.
– Не по ваши, а по его, – Гуревич кивнул в сторону Сергея. – Вы двое можете идти восвояси. Даже будет лучше, если уйдете.
– Я сам. Это мое дело, – сказал Сергей своим спутникам. Но Василий тихо шепнул сыну:
– Беги за помощью.
Петр так и сделал. И легкие шаги бегущего паренька быстро стихли.
Гуревич снова заговорил голосом ровным, лишенным каких бы то ни было эмоций:
– У нас мало времени. Вашими с братцем стараниями я беглый преступник.
– Так чего ж ты хочешь? – спросил Сергей.
– Однако быстро мы на ты перешли. Ты думаешь, что оскверненную и поломанную жизнь человека можно так просто простить?
– Это ты свою жену…
Бывший полковой адъютант перебил его:
– Как я ее любил… раньше. Тебе не понять. Не ты, не твой братец не способны ощутить глубину чувств и привязанности, – он помолчал. – И как теперь мне было все равно, когда душил. Я видел лишь, как жизнь уходит из нее, как тухнут ее испуганные глаза. И знаешь что? – Гуревич сделал паузу, ожидая реакции. Но Сергей стоял молча, и даже на лице ни один мускул не шевельнулся. Тогда он продолжил: – Легче не стало. Меня внутри продолжает жечь огонь. И он взывает к мщению. Братец твой, слыхал я, погиб от рук туземцев. Не удалось трусливой душонке спрятаться за чужую спину. Остался один ты! Я вызываю тебя!
Сергей проговорил очень серьезно:
– Ты не можешь меня вызвать. Мы с тобой не равны. Ты – беглый арестант и убийца. В тебе нет чести. Тебя можно только повесить.
– Не ровня, говоришь, я тебе? – Гуревич вдруг захохотал. Потом пистолет, который он держал в руке, положил на землю и подтолкнул ногой к Сергею.
– Либо дуэль, как с равным, либо я тебя просто застрелю.
Гуревич скинул плащ. Он был одет в военную форму ротмистра. И в руке у него еще один пистолет. Все это отдавало какой-то театральщиной, но мрачной и смертельно опасной.
– Ну! – требовательно крикнул он.
Сергей пристально смотрел на своего противника. Потом заговорил медленно и твердо:
– Не нукай. Не запряг. И стрелять я в тебя не буду. Я не судья. Ты уже дел наворотил. Может, самое время остановиться?
– Я видел, как на берегу ты целился в меня. Отчего ж не выстрелил? А? Хотел добавить мне мучений и терзаний?
– Я не хочу тебя убивать, – проговорил Сергей. – И тогда стрелять не стал, так как ты просто запутался в своей ненависти. Ты ведь не бандит какой, а попавший в трясину своей гордыни человек. Тогда я так подумал. А сейчас понимаю, что ты обычный преступник. Убийца. Хоть и мундир офицера нацепил. Ты уже один раз стрелял в меня. Уже насытился кровью. Или непременно убить хочешь? Мало тебе? Не по-христиански это.
И вдруг вперед вышел Василий и стал между Сергеем и Гуревичем. Он заговорил тихо, будто с сумасшедшим:
– И то верно, ваше благородие. Супруга ваша, царствие ей небесное, пострадала. Стала быть, и поделом ей. Однако…
Гуревич злобно зашипел:
– Уйди! Не мешай за поруганную честь расквитаться. Уйди с дороги!
– Василий! Уйди! Не лезь, – громко и уверенно сказал Сергей.
Василий медленно подошел к Гуревичу. Пистолет, который тот держал на вытянутой руке, практически упирался ему в грудь.
– Вы ж, господа, как дети малые. Жизнь нам Богом дана. И только он волен ею распоряжаться. А все остальное – гордыня человеческая. Отдай пистолет, ваше благородие.
Василий внезапно схватил Гуревича за руку.
– Василий, нет! – крикнул Сергей. В этот момент раздался выстрел. Василий вскрикнул, сделал пару шагов назад, потом медленно опустился на колени и повалился на бок.
– Ну, мразь, ты напросился. Глупость я совершил, не убив тебя на берегу, – зло выкрикнул Сергей, обнажая шпагу.
Бывший ротмистр обнажил свою. Стал в стойку и проговорил:
– Откуда во мне могло человеческое остаться, когда вы – пара мерзавцев и моя шлюха-жена – пустили мою жизнь по ветру, растоптали честь?
Сергей и Гуревич встали напротив друг друга, готовые в бою.
– Всего лишь только задели твою гордыню, – сказал Сергей и сделал выпад.
Гуревич умело отразил его со словами:
– Вот за нее ты будешь нести ответ. Твоего братца судьба уже наказала. Они там на пару с моей женушкой в аду. Пусть теперь позабавятся. И ты к ним присоединишься.
– Сейчас я полон мести! И буду биться не за себя и свое прощение, а того человека, в которого ты только что выстрелил. Он-то тебе что плохого сделал?
– Не надо было лезть!
Василий застонал.
Сергей инстинктивно повернулся в его сторону. В этот момент Гуревич сделал выпад. Лисицин вовремя заметил краем глаза движение, отступил на шаг и повернулся боком. Шпага Гуревича пронзила сюртук и слегка оцарапала грудь. Но во время атаки противник слишком приблизился к Сергею и наклонился вперед. Он воспользовался этим и ударил Гуревича локтем по шее. Не ожидая этого, Гуревич упал на одно колено. Сергей замахнулся, чтобы проткнуть его шпагой сверху, но тот проворно рванулся вперед, споткнулся, но ловко перекувырнулся на земле и вскочил на ноги, готовый отразить удар. Сергей промедлил, и его атака была отбита.
Гуревич, отбиваясь, попытался слева направо нанести рубящий удар. Сергей закрылся шпагой, что слегка сдержало его. Но не сумел его блокировать полностью. Спасло только то, что он отшатнулся и отступил на шаг. Острие шпаги противника пролетело буквально в миллиметре от него, чудом не задев.
По инерции рука Гуревича ушла достаточно далеко вправо. Сергей увидел, что противник открыт, и нанес ему удар прямо в сердце. Тот вздрогнул, остановился. Попытался приблизиться вплотную к Сергею, глядя в глаза, произнес:
– Ну, вот и все, Сударь Благие Намерения…
Выронил шпагу и упал на землю.
Из проулка появился Петька в сопровождении Орлова и четверых солдат.
Паренек, увидев лежащего в луже крови отца, кинулся к нему:
– Батя!
– Вижу. Все вижу. Расскажете потом, – на ходу заговорил Орлов. – Закончился путь мерзавца. Дорога ему в ад. Как раз заскочил к Бастановым. Вас чуть-чуть не застал. И тут прибежал паренек.
Петька склонился над отцом. Василий открыл глаза и с трудом проговорил:
– Что ж ты, Петька, так долго? Заждался я уже. Чуть не помер.
Орлов обернулся на голос Василия.
– Глянь-ка! А этот жив! Еще и шутит!
И скомандовал стоящим солдатам:
– А ну, быстро его к врачу. И чтобы живым доставили!
После этого вновь повернулся к Сергею.
– Вы как, Сергей Петрович? Кровь у вас…
– Живой. Это царапина, – только и смог сказать он, тяжело дыша.
Двое солдат переложили стонущего Василия на плащ и аккуратно понесли его по улице. Петька пошел рядом.
Орлов осмотрел Гуревича.
– Удар-то знатный. Учились где?
– Гусарский полк.
– А! Да, да! – он посмотрел оценивающе на Сергея. – Может, вам к врачу?
Сергей, будто не слыша его вопроса, сказал:
– Я когда удар ему нанес, в глаза глянул. Он искал смерти.
– Еще бы! – усмехнулся Орлов. – Таких дел наворотил, что от петли бы не ушел. А так погиб в бою, как офицер. Хоть и мерзавец, конечно, каких мало.
Они помолчали. Алексей Федорович со вздохом проговорил:
– Опять ночь бессонная. Придется отчет писать.
Посмотрел на небо.
– А луна-то сегодня какая! Просто сказка.
Сергей молча поднял голову и посмотрел на небо. Ни облачка. Только звезды и луна.
 
32. Письмо от Петра
 
Поскольку уезжать Сергею надо было срочно, свадьба и так его задержала, то мундир пришлось шить очень быстро. У портного времени особенно подгонять не было. И Сергей себя в нем чувствовал несколько неуютно. Но супруга Дарья сказала, что выглядит он блестяще, а неудобство – явление временное. Да и плюсы есть – она чаще будет видеть его без мундира в домашнем. Хоть это и весьма сомнительно, зная, насколько Сергей ответственно относится к работе.
Солнце катилось к закату. Вот-вот скроется за горизонтом. Сергей вышел вдохнуть свежего воздуха. Где-то топили печь. Потянуло дымком. Несмотря на теплые дни, ночи были очень прохладными. Странно, но прошлая жизнь казалась ему сном, будто и не с ним все было – и дуэль, и Охотский берег. Как-то все сильно изменилось. Он потер обручальное кольцо на пальце.
За спиной раздался голос Дарьи:
– Сережа, ты напрасно без головного убора вышел.
Он повернулся к ней.
– Так ветра-то нет.
Дарья подошла к нему вплотную и прижалась.
– Здесь ветер может начаться в любую минуту, – сказала она.
– Ну ты прямо обо мне, как о ребенке, заботишься. Перед подчиненными неловко. Я ведь все же при должности.
– А ловко будет, когда ты в самый нужный момент сляжешь с какой-нибудь хворью? А? – серьезно и настойчиво сказала Дарья.
Сергей вздохнул. С ней спорить бесполезно.
– Твоя правда.
Он повернулся в сторону океана и обнял супругу за талию.
– Я вот все же думаю, что напрасно ты не осталась в Санкт-Петербурге. Здесь светская жизнь только у комаров да мошек.
Дарья хмыкнула и уверенно проговорила:
– Ты всерьез думаешь, что мне это нужно? Все эти светские балы, женские сплетни да бесконечные адюльтеры вокруг?
– Мне кажется…
Супруга его перебила:
– Ах, оставь! Честное слово! Вот что, оказывается, вы, мужчины, о женщинах думаете. Мне нужны любимый муж и дом. Все это у меня здесь есть.
Сергей пожал плечами и на всякий случай произнес:
– Прости, что дом такой неказистый.
Дарья вдруг рассмеялась.
– Вот я и займусь его благоустройством. Дел просто невпроворот. И мне это нравится. И чтоб ты знал, меня с детства учили вести домашнее хозяйство. Думала, никогда не пригодится. А все повернулось как нельзя лучше.
Постояв молча еще какое-то время, они пошли обратно.
Вдруг Дарья остановилась. Будто забыла сказать что-то важное.
– Кстати, я ведь чего за тобой пошла… От Пети письмо пришло.
– Что ж ты сразу-то не сказала? – с легким укором проговорил Сергей.
– А я и сказала почти сразу.
– Василий знает?
– Еще нет.
– Вот обрадуется.
– И славно! – заулыбалась Даша. – А то ходит, бурчит, молитвы все вполголоса читает.
– Это он после ранения таким стал. Судьба у него нелегкая.
Сергей не стал заходить в избу, присел рядом на лавку. Начинались сумерки, хотя было еще светло. Даша пошла в избу за письмом и заодно позвать Василия. Тот, выйдя, присел рядом.
Поскольку старик так и не научился ни читать, ни писать, то Сергей читал письмо от Петра вслух:
– «…И я очень благодарен и Вам, Сергей Петрович, и батьке своему. Жаль, что он так и не выучился грамоте. Так Вы уж не сочтите за труд, отпишите, как он там. Как его здоровье? Скучаю по нему. И по Вам тоже».
Василий вздохнул. Явно старик тоже скучал и переживал разлуку.
Сергей продолжал читать:
– «А еще привет передают сыновья Роговского. Учусь с ними параллельно. При каждой встрече все спрашивают: как там Сергей Петрович, здоров ли? Говорят, что их матушка каждое воскресенье свечку за Вас ставит. За то, что устроили их в навигационную школу и обучение оплатили.
В столице жизнь интересная. Правда, нас редко в город выпускают. Но слухи доходят. Из русской Америки сообщают, что англичане и ишпанцы очень недовольны нашему присутствию там. Настраивают местных тлинкитов – аборигенское племя – против русских поселений. Хоть после прошлой войны с ними мир, но нет-нет да и нападают на промысловиков. Вы там ближе, и, верно, вести быстрее доходят.
Вы просили разузнать в Русско-Американской компании насчет Вашего брата – Михаила Казинцева. Заходил я туда, показывал Ваше письмо. Ничего мне там толком не сказали. Сообщили только, что сведений о смерти его нет. Но несколько человек при последнем столкновении с тлинкитами пропали без вести. Есть ли среди них Ваш брат – неизвестно.
Более ничего не знаю. Засим прощаюсь. Крепко обнимаю. Ваш Петр».
Василий потер слезящиеся глаза и с гордостью за сына произнес:
– Складно пишет.
Сергей поддержал:
– Не зря, стало быть, учится.
– Не зря. Смышленый.
– Так в отца и пошел, – Сергей с улыбкой кивнул на старика.
Повисла пауза. Каждый задумался о своем.
Василий снова вздохнул и заговорил:
– Я ж, Сергей Петрович, будто часть себя там, в столице, оставил. И понимаю, что своя у него теперь жизнь. Разошлись дороги-то. А внутри… Нет-нет да и защемит.
– Говорил: может, останешься там? – участливо сказал Сергей. – Нашли бы тебе место.
– Э, не-е-ет! – серьезно протянул старик. – Что ж я до самой смерти нянькаться с ним буду? Он уже ростом меня догнал. И уж коль судьба сюда направила, мое место здесь.
Они опять замолчали.
Где-то недалеко раздалась протяжная песня. Сначала один звонкий женский голос зазвучал, а потом к нему подтянулись еще несколько голосов, и мужских, и женских:
Ой, закаталося ли алая вся красаная солнца,
Яво, яво, яво,
ай, да из-за тёмнова да ле…
из-за ле… было лесику,
Ай, да стало зорянека да ли я,
да я да снава поля ясну.
Сергей прислушался. Эти песни, в которых не было салонного лоска, нравились ему своей силой простоты и широтой. Он чувствовал, что его душа резонирует и летит вслед за ней.
Ой, стало да в поле да зоря да я…
Ой, ясына, зоря ясна.
– И то правда, Василий. Наше место здесь. И вот это все… – он развел руки в стороны, будто хотел охватить все вокруг. – Это все ни на какую столицу не променяю. Здесь я дома. А, черт! – внезапно выругался Сергей и прихлопнул комара на щеке. – Вот только эти кровососы все портят. Здоровенные, да злобные какие!
– Мне местные рассказали верное средство, – поделился Василий. – Берешь тряпицу чистую. Смачиваешь водой, кладешь ее на муравейник. Одной, потом другой стороной. Опосля ею вытираешь лицо и руки.
– И что? Помогает?
– Говорят, средство верное. Боятся комары кислоты муравьиной.
А песня тем временем летела вслед заходящему солнцу:
Яла, яла, яво,
ай, да мелкия пташки яне привызуны…
привзуныяли.
Эх, да птах не слышно та веселыя…
в лесе птяшки да не ядной.
Перекрикивая песню, запел петух сначала в одном дворе, потом к нему подключились еще несколько. Стало быть, пора готовиться ко сну. Завтра будет новый день.