Эстетика
Семестр пролетел быстро. Эстетика была последней парой один раз в неделю. Всё время этих лекций прошло очень весело. Либо за бокалом пива с друзьями, либо в кинотеатре с симпатичной однокурсницей. Остались заветные пять дней до экзамена. Девушка-отличница из параллельной группы, которая сдавала экзамен раньше нас, отдала мне свой конспект. Пять дней я тщательно его изучал, но запоминалась эта информация крайне трудно.
День экзамена наступил. Я положил зачётку на стол, и вытащил билет. Готовиться к ответу я отправился за последнюю парту. Конспект отличницы за поясом скрывал просторный пиджак. Билет состоял из двух вопросов. Первый меня сразу обрадовал. Я помнил его суть, но для верности списал из конспекта. Однако, второй вопрос поставил меня в полный тупик. Он был дословно следующим: «Ранняя теургическая эстетика Николая Бердяева». В конспекте об этом не было ни слова. Возможно отличница тоже прогуляла эту лекцию, либо лекторша дала это для самостоятельного изучения. Что говорить по этому вопросу я не имел ни малейшего понятия. Я не знал, ни кто такой Николай Бердяев, ни когда он жил, ни чем его ранняя эстетика, отличалась от поздней. Слово «теургическая» звучало для меня, как незнакомое ругательство. Тогда я понял, что просто молчать, или сознаться в незнании вопроса – это невыход. Это гуманитарный предмет. Надо просто «налить воды». Делать это мы хорошо научились, изучая такие предметы, как история КПСС, политэкономия социализма, научный коммунизм и другие. Когда на экзамене надо было уметь по памяти рассказать о вопросах, рассматриваемых на двадцати шести съездах КПСС, и полусотней основных пленумах, нам пришлось в совершенстве научиться говорить ни о чём.
Мой ответ на первый вопрос преподаватель слушала, спокойно кивая головой, и просматривая свои бумаги. Когда я закончил, она сказала: «Хорошо, переходите ко второму вопросу». На какое-то время я представил себя партийным руководителем, которого слушает сонная аудитория, и им абсолютно всё равно о чём я говорю. Таким образом я думал усыпить бдительность преподавателя. Начал я примерно так: «Ранняя теургическая эстетика Бердяева явилась основой для создания полной и всесторонней теории более позднего периода величайшего учёного этого времени. Именно ранняя теургическая эстетика стала новым краеугольным камнем, изменившим взгляд человека на прекрасное в целом, став одним из главных элементов общего мировоззрения на природу и общество. Теорию Николая Бердяева без сомнения можно назвать революционной, диалектической, призывающей к развитию, что в корне отличало его взгляды от других учёных-эстетов его времени. Таким образом, именно теургическую эстетику Бердяева можно назвать основой развития эстетики, как науки не только того времени, но и как науки в целом…….».
Я говорил долго, чётко и уверенно. Вначале преподаватель слушала меня также, спокойно кивая головой, и просматривая свои бумаги. Потом она подняла голову, и смотрела на меня внимательно и удивлённо широко раскрытыми глазами. Затем стала улыбаться. Мне самому было очень смешно, но я сдерживался, и продолжал свой монолог с серьёзным лицом. Потом девушка не выдержала и начала хохотать. Меня тоже прорвало, и я стал смеяться. Мы заводили друг друга. Через несколько минут мы оба захлёбывались от смеха, держась за животы. Студенты с парт смотрели на нас удивлённо.
Когда прошёл последний порыв смеха, преподаватель вытерла слёзы и написала что-то в ведомости и моей зачётке. Протянув мне зачётку, она сказала: «Вы конечно не ходили на мои лекции, и ничего не знаете по сути второго вопроса. Но такого мастера «вешать лапшу на уши», я вижу впервые. Ваша оценка – отлично». Я взял зачётку, поблагодарил девушку, и уходя, пожелал ей не скучать до конца экзамена.
Назавтра ребята рассказали мне, что преподаватель в хорошем настроении быстро приняла экзамен у остальной группы, не поставив ни одной двойки.
Свидетельство о публикации №220051602207