Хвост кометы

Иван Аркадьевич Донцов был хоть и уважаемым человеком – кандидатом технических наук, автором многочисленных изобретений и монографий, но как мужчина он был полный дурак. В свои несвежие 42 года он убежденно держал жену в черном теле, как физически, так и морально. Иван Аркадьевич свято верил, что излишние нежности и комплименты безнадежно портят женщин. Хотя и недоумевал временами, почему это жена его все больше портилась с каждым годом, даже без его умышленного участия в этом процессе.

Жена Ивана Аркадьевича – Лариса была женщиной блеклой, хотя на лице ее еще угадывались черты былой привлекательности. Но выглядели эти черты, как полинялое от многочисленных стирок полотенце – все еще добротное, но сильно износившееся. В ее глазах вечно сидело жалобное выражение, а губы привычно смотрели вниз подковкой.

- Ну, что ты опять купила? - отчитывал ее по выходным муж, - ты ведь даже помидор нормальных купить не можешь! Как тебе материальную часть кафедры доверили – уму непостижимо!

В ответ Лариса еще более жалобно поджимала губы и мечтала об окончании выходных, чтобы снова влиться в роль секретаря своей кафедры, и забыть о своей хозяйственной бездарности. Скидывая вечером воскресенья свой буро-зеленый махровый халат и стыдливо ныряя под супружеское одеяло, Лариса преображалась на утро понедельника, как бабочка-капустница. В деловой одежде и с макияжем, оставаясь такой же бледной, она приобретала некую утонченную интеллигентность. Чем все еще могла вызывать слабо проявленный, но недвусмысленный интерес, не только у престарелых профессоров кафедры, а и у более свежих доцентов.
Каждое утро перед выходом на работу Иван Аркадьевич придирчиво рассматривал жену, отпускал пару-тройку замечаний, и чета отправлялась на службу науке.

Сам же Иван Аркадьевич был прекрасен всегда. Он замечал, что годы идут ему на пользу, придавая благородство не только его лысеющему черепу, но и всей его округлой фигуре. Он отмечал это всякий раз в зеркале, и в глазах студенток, заискивающих перед ним с курсовыми и зачетками. В обед жена приносила ему коробочки с едой, и они вместе чинно вкушали диетическую пищу – у Ивана Аркадьевича был чувствительный желудок, поэтому университетская столовая была ему строго противопоказана.

В общем-то вся эта история и случилась по вине желудка. То ли жена перемудрила что-то с куриным бульоном, то ли так сказалось на нем излишне нервозное заседание кафедры, но система пищеварения Ивана Аркадьевича дала резкий сбой. Пройдя несложный курс лечения, заработав десяток синяков на ягодицах от уколов своей бесталанной жены, Иван Аркадьевич получил в профкоме университета путевку в санаторий. Впереди было лето, свое место в приемной комиссии пришлось уступить Аванесьянцу - заклятому оппоненту на всех научных советах. Но, что поделаешь? Здоровье важнее – рассудил Иван Аркадьевич, и уверенно отправился в отпуск.

Санаторий «Водограй» приветствовал всех приезжающих полустертой табличкой над облупленными воротами. Но внутри он все же выглядел куда более благонадежно. За стойкой администрации, в укутанном коврами холле, приветливая женщина, в возрасте слегка за 56, улыбнулась Ивану Аркадьевичу плотоядной улыбкой и разместила его в самый лучший номер. Стенка этого номера примыкала к шахте лифта, и в часы-пик, знаменующие завтрак, обед и ужин по расписанию столовой, в нем непрерывно завывал пусковой механизм. Эти завывания были созвучны страданиям любого живого существа, лишенного покоя, и навевали мысли о бренности жизненного пути.


Впервые они встретились в павильоне минеральных вод. Тусклая очередь желудочных больных к заветному кранику внезапно осветилась появлением женщины, совершенно неподходящей к общему санаторно-курортному контексту. Ее отличал от окружающих не только свежий цвет лица, и неприличный возраст - в категории до 35. Но и вызывающе-пестрый сарафан с голой спиной.

Увидев эту спину, Иван Аркадьевич совершил попытку подобрать свой живот и очень галантно уступил незнакомке место в очереди перед собой.

- О, спасибо! – широко улыбнулась она, обнажив мелкие бисерные зубы.
И в этот момент Донцов понял, что в его жизни готовится произойти что-то значительное.

В столовой он включил всю лесть, на которую был способен, и отвоевал у суровой завпроизводством место за одним столиком с прекрасной незнакомкой.

- Иван Аркадьевич, кандидат технических наук, - отрекомендовался он, усаживаясь.
- Полина, - ответила чаровница с голой спиной.

С тех пор санаторные дни Донцова замелькали ярким веером. Иван Аркадьевич ощущал, что лечение несомненно идет ему на пользу. Он испытывал небывалый прилив сил, перебегая с гидроколонотерапии на лечебный терренкур, вырываясь из-под душа Шарко на ЛФК. И все ради того, чтобы успеть к бассейну в то время, когда в него приходила Полина. Он бороздил водные просторы в мужественной синей шапочке, дожидаясь одного-единственного момента: когда она войдет в зал, скинет халат и тапочки и невообразимо грациозно спустится в воду по лесенке.

- Здравствуйте, Иван Аркадьевич, - неизменно улыбалась мелким бисером Полина.
- Здравствуйте, Полина! Какая сегодня прекрасная погода, не правда ли?

Каждый день он изобретал гениальные шутки и остроты для поддержания разговора, а она в ответ смеялась таким же мелко-бисерным смехом. И от этого смеха у Ивана Аркадьевича немели лодыжки так, что он даже немного опасался судороги.

На третьей неделе в тихую и размеренную санаторную жизнь ворвалось кино. Летний кинотеатр наконец-то заработал и теперь каждый день манил отдыхающих афишами заезженных, но милых фильмов.
И Иван Аркадьевич отважился:

- Полина, а вы не хотели бы сходить в кино этим вечером? – спросил он свою даму сердца за обедом.
- А что сегодня показывают? - поинтересовалась она, вяло перекатывая в тарелке диетический суп.
- «Берегись автомобиля».
- О, нет! Я такое не люблю. А что завтра?
- «Матрицу», кажется.
- О! Отлично. Вот на «Матрицу» я бы сходила.
- Ну, тогда я возьму билеты на завтра? Договорились? – Иван Аркадьевич посмотрел на Полину с надеждой.
Она неуверенно повела голым плечом, и он расценил это, как знак согласия.

Выходя из зала летнего кинотеатра после сеанса, Иван Аркадьевич пребывал в замешательстве. Фильм ему откровенно не понравился, и он боялся аналогичного разочарования своей спутницы.

- Нет, ну это же гениально! – воскликнула Полина, пройдя пару шагов по песчаной дорожке, ведущей от помещения кинотеатра в сумрачные аллеи парка, - как можно было такое придумать?!
- Вам понравилось? – поразился Донцов.
- Я обожаю этот фильм.
- Вы смотрели его раньше?
- Конечно! Раза четыре, наверное, не меньше. А… Вы, что – его до этого не видели? – теперь уже поразилась Полина.
- Да, нет… Как-то не было времени. Я занимался важной научной работой, - попытался оправдаться Иван Аркадьевич.
- Да, вы что?! Как это можно было не смотреть? Фильму уже 5 лет!
- Ну… вы знаете, Полина, он в общем-то не очень реалистичный. В нем так много несоответствий и нестыковок, что любой человек научного склада ума, заметит…
- Да, перестаньте! Это же шедевр! Там такая идея, что с ума сойти! Идея – вот, что главное.
- Идея, это, конечно, важно, но и воплощение нельзя сбрасывать со счетов. Любые неточности…
- Ой, сладкая вата! – внезапно взвизгнула Полина, перебив Ивана Аркадьевича на полуслове.

Увлекшись разговором, они уже вышли из интимной обстановки санаторного парка прямо на центральную площадку, залитую огнями фонарей.

- Вы любите сладкую вату?
- Очень! – и она мечтательно прикрыла глаза.

Через несколько минут, немного поругавшись с продавцом из-за сдачи, Иван Аркадьевич нес Полине нежно-розовый воздушный сахарный кокон, ощущая себя, как минимум рыцарем, готовящимся возложить к ногам своей прекрасной дамы щит поверженного соперника. Весь оставшийся затем путь к корпусу санатория он любовался краем глаза, с каким удовольствием она поглощала вату, отмечал мысленно, как мило она перепачкала щеки. И все его естество переполняли ощущения восторга, благородства с еле уловимой примесью отеческой нежности.

Подойдя к двери номера Полины, Иван Аркадьевич весь подобрался, ожидая естественного приглашения внутрь. Но его не последовало. Прекрасная дама улыбнулась, с оттенком легкой усталости, и исчезла за дверью своего номера.

Несколько мгновений Иван Аркадьевич постоял у закрытой двери, слегка озадаченный непредвиденным поворотом, но потом решил, что его спутница просто устала от впечатлений насыщенного вечера. Вновь, отринув сомнения в собственной неотразимости, он степенно направился в свое крыло корпуса к призывно завывающему лифту.

Спустя пару дней, после завтрака Иван Аркадьевич галантно отодвинул стул, помогая Полине встать и, аккуратно придерживая ее под локоть, повел к выходу из помещения столовой. У него был заготовлен план вечера, перед которым она точно не смогла бы устоять – лодочки! Вечернее катание на лодочках по озеру продемонстрирует ей всю его мужественность, и в ответ она благодарно прильнет к его широкой груди.

Но в холле, произошло невообразимое.

- Киря! – взвизгнула Полина, и в этот же момент от стойки администрации отделилась фигура мужчины.

Он был очень похож на Нео из «Матрицы» - высокий, на полторы головы выше Ивана Аркадьевича, темноволосый и весь в черном. Узкая черная футболка нагло облегала мускулистый торс мужчины, и спустя какую-то секунду прямо на этом торсе повисла Полина.

- Киря! Ну наконец-то! Я уже устала тут куковать одна. Почему так долго? – заворковала Полина.
- Зая, ну я же объяснял тебе, что мне будет сложно вырваться. Зато теперь здесь мы можем быть вдвоем и совершенно свободно, - он поцеловал Полину в нос, и у Ивана Аркадьевича защипало в глазах.

- Ну, нет! Не хочу больше здесь сидеть. Давай лучше снимем что-нибудь в городе… - она все ворковала, увлекая Нео по коридору в направлении своего номера.
 
А Иван Аркадьевич слушал, глядя им вслед, как трещат его рыцарские доспехи и вся его не прожитая с Полиной жизнь.

Несмотря на общий душевный упадок, состояние здоровья Ивана Аркадьевича все же заметно поправилось, и доктор перед выпиской даже похвалил его за сознательность:

- Вот бы все, как вы! А то, знаете, мало кто ходит по терренкуру и на ЛФК. Да еще и бассейн каждый день! Молодец! Так держать, - и радостно потряс пухлую руку Ивана Аркадьевича.

Вялый и обессиленный пережитыми потрясениями, Донцов вернулся домой. Он немного удивился, что жена не встретила его на вокзале. Но в целом, это было так малозначительно по сравнению с его разрушенной жизнью. Войдя в квартиру, он торжественно возвестил:

- Я дома, Лариса!

Жена вышла из спальни, одетая в новое платье, совершенно не приличествующей ее возрасту расцветки.

- Я ухожу от тебя, Иван, - сообщила она.

И только сейчас он увидел два чемодана, стоящих в трех шагах от него.

- Куда?! – поразился Иван Аркадьевич.
- К Аванесьянцу.
- Как – к Аванесьянцу? К этому ничтожеству? Что ты говоришь, Лариса? Почему?
- Ты умеешь только брать. А он умеет давать, - коротко пояснила жена и взялась за ручки чемоданов.
- Остановись, Лариса! Опомнись! Ты будешь жалеть! Об этом же будет говорить весь университет! Ты не сможешь так, - слабо запротестовал Иван Аркадьевич.

И этот протест, похожий на кудахтанье возмущенной курицы, заставил Ларису остановиться у самой двери и обернуться к уже почти покинутому мужу.

- Дурак ты, Донцов. Хоть и умный, а дурак. Это ты - не сможешь. А я – смогу. Я теперь все смогу.

С улицы донесся нетерпеливый сигнал машины, и Лариса поспешно вышла, едва не прихлопнув дверью подол своего яркого платья. Словно хвост кометы, он помаячил еще долю секунды в опустевшей квартире, и втянулся в прожорливую черную дыру подъезда, обнажая всю беспощадность очередной потери в жизни Ивана Аркадьевича.

«Умный дурак» - ну, что за нелепая формулировка!

Так и стоя в прихожей, Донцов разглядывал себя в зеркале, пытаясь найти разгадку произошедшему. Во всем этом было много непонятного. Но абсолютно ясным для него было одно: женщины – и даже самые лучшие их представительницы – абсолютно не дружат с логикой.