Водяные были

Весной я часто наблюдаю за мальчишками, бегающими вдоль канавы. Пригрело солнышко, потекли весенние ручейки и образовали для мальчишек небольшие речки. Я помню, как умоляли мы родителей купить кирзовые или резиновые сапоги, чтобы вдоволь побродить по лужам и даже забраться в канаву.
Почему человека так тянет к воде? Может, мы оттуда родом? Не знаю. Но всё моё детство связано с водой. Сначала это были «грязевые ванны» сенопункта, откуда мы корзинами вылавливали вьюнов, похожих на змеек. Как ни странно, эта выносливая рыба обладала удивительным вкусом. Потом свои холодные струи раскрыл нам Динамит. Когда-то в этом месте взорвались вагоны боеприпасов, образовав огромную воронку. В воронке поселились караси, она стала любимым местом купания детей и взрослых. Первую зорьку с удочками мы встретили именно на Динамите.
Однажды наш друг Генка, самый удачливый из нас по части сбора ягод, грибов и ловли рыбы, повёл нас на Чертёнское болото. Мы шли по мху босиком, мох под ногами страшновато колебался, а на тропинке, залитой водой, мы спугнули большую зелёную щуку, гревшуюся на солнышке. Вскоре мы влезли в болотную осоку и ракитовые кусты. Оказалось, что всё болото было в воронках, то ли от бомб, то ли от снарядов. Генка сказал:
- Забирайтесь в воронку и мутите воду. Щуки сами поплывут поверху.
Легко сказать - забирайтесь. Но мы, преодолев страх, почти по грудь влезли в воду, подняв со дна кучи ила. И верно, вскоре по поверхности воды заплавали, точно подводные лодки, щучьи головы. Мы ловко хватали их руками, выкидывали на берег. Там другие пацаны собирали рыбу в мешок. А после нас ожидал делёж добычи и похвала родителей…
Как известно, на реку  Полонку можно попасть двумя путями: по лесу (по дорожке, называемой почему-то трубой) и по Белошкинскому шоссе. По лесу идти было жутковато, и мы доходили только до Пятиворонок. Своё название это место получило от пяти огромных бомбовых воронок. Большинство из них были забиты сучьями заготовителей леса, но одна была нетронута.
Она была широкая и глубокая, с водорослями около берега  и холодной, почти ключевой водой. Тень от густых елей не способствовала нагреву воды, и мы быстрей выкупавшись, и наловив бреднем карасей, возвращались домой.
Будучи небольшим мальчонкой, я плохо знал водные ресурсы района. И всё же помню, как на розовой зорке с отцом удочками ловил рыбу на реке Лядинка. Теперь там не осталось даже канавы.  Ещё помню, как чертёнские мужики бреднями, корзинами тащили метровых щук и налимов в пору розлива Чертёнки. Теперь не стало и этой реки: пересохла, заболотилась, не найти и русло.
Заросла около Выскоди и наша Полонка-красавица: выросли огромные камыши. И выдернул бы их, сделал речку чистой – да теперь это не под силу. Выходит, сам человек ради выгоды наносит природе, а значит, и себе непоправимый ущерб.
Опять же: кто помнит, сколько раков ловили мальчишки на реке Белка? Река полноводная, с чистой хрустальной водой. С рачевнями мы сюда отправлялись на всю ночь. Мокрела от росы в рост человека трава, мигали звёзды в тёмном небе, а мы с замиранием сердца тянули рачевни из воды с тремя-четырьмя раками. Да какими! До 200-300 раков ловили мы за ночь. Маленьких отпускали. А теперь? Поймают крестьяне рыбицу-другую в весеннее половодье – уже довольны. А все от того, что злой человек отравил речку какими-то удобрениями. Себе плохо сделал и для людей – беду.
Помню, какими красивыми и мощными росли возле церкви дубы. Кое-какие из них сгорели. А стояли они когда-то, как сказочные богатыри на крутом обрыве, охраняя чистоту голосистой речки и помещичьего пруда. Потом густые камыши заполонили чистый ставок, где купались люди, где скрипела старая мельница. В первые годы перестройки местное начальство решило пруд реставрировать. Эйфория обновления захватила бывших коммунистов. А, может, работы для мелиораторов уже не было – обнищали колхозы, платить не могли. Дали работягам хоть такую работу, надо же занимать людей и кормить семьи. Нагнали технику, мощные экскаваторы вычистили дно пруда до основания, а затем… Затем началось новое заболачивание пруда – не отвели речонку с мазутом. Сотни тысяч рублей зарыли в глубину. Как это можно назвать?
Для малых речек гибельная перестройка, как ни странно, пошла на пользу. Перестали чохом осушать болота – природные накопители воды для речушек. Навоз растекается теперь  по частным и колхозным полям. Снова наполнились водой обмелевшие речушки. Появилась ягода – спасительница и кормилица многих дновцев. Гриб стал расти там, где никогда не рос. Королевами лесного бала стала чёрная и белая ольха, а её вечным спутником стал ракитник. Всё это, конечно, очень грустно.
Но чтобы не заканчивать рассказ на грустной ноте, расскажу маленькую историю капитанов дальнего плавания. Сразу на Крестьянской улице когда-то были холмы, точнее, холмики. Весной впадины между ними наполнялись талой водой. Вот и решили мы, пацаны, построить лодку и покататься по талой воде. Дома у меня нашли две широкие половые доски, сбили их, нарастили борта, сделали конусом нос, щели замазали гудроном – и получилась у нас великолепная лодка-утюг.
Несли мы её вшестером на палках до самой воды. Первым осмелился прокатиться Генка. Сел в лодку, взял вёселки и поплыл. Вот уже он на середине и… вдруг вдруг перевернулся, как поплавок. Хорошо, глубина была небольшая. Генка, плача, выполз на берег. Мы развели жаркий костёр и стали сушить Генкино зимнее пальто, сделанное из солдатской шинели.
Одежда высохла быстро. А пальтецо всё не сохло. Тогда поступило предложение как следует выжать его. Начали крутить – и оторвали рукава!...
Генка заревел ещё сильнее, но мы убедили, что рукава, пришитые проволокой – самые надежные. Так и сделали…
А лодку домой пришлось тащить мне одному. Как я её допёр, до сих пор не пройму. Да ещё взбучку получил от матушки за фантазию и оторванные рукава. Генкина мать всех обошла…
Теперь, когда я вижу бегущих вдоль канавы мальчишек, канавы, от которой нестерпимо пахнет застоявшейся водой, я вспоминаю «детей, бегущих от грозы» и завидую им. Помните:
- Ещё в полях белеет снег,
А воды уж весной шумят…