Не поле перейти. Глава32. Голоса

Время действия - 1988 год.

Дом, в котором жили Мишка с матерью, имел недобрую славу.

- Что же вы своих-то в такую избу поселяете? – спрашивали Валентину односельчане ещё тогда, в восьмидесятом, когда перетягивала Анфиска родных из Черниговки.

- В какую? – удивлялась Валя. Погруженная в работу, она не особенно интересовалась поселковыми разговорами и сплетнями, если они не касались её обязанностей и забот.

- Такую. Нечистую.

Конкретно объяснить, чем дом нечист, никто не мог, только руками разводили. Однако говорили, что жить в нём давно уже нельзя.

На памяти людской обитали там старики Бойченки. Муж покинул этот мир лет десять назад. Жена, оставшись одна, вдруг запаниковала, стала вести себя странно, говорила какие-то нелепости. Она обивала пороги начальства, умоляя переселить её в другую квартиру. Бабку пожалели, и она, подхватив любимую собачку, съехала из дома в тот же день.

Старое её жильё отдали молодым супругам, прибывшим в совхоз на работу. Прожили они в том доме всего полгода. А потом с большим скандалом развелись и разъехались.

Дом стоял пустым несколько лет. Наконец в него заселились молодожёны, которые уже через месяц сбежали оттуда. О доме они ничего не рассказывали, только с ужасом в глазах и голосе твердили, что в таком доме жить они не могут.

И опять много лет изба пустовала, пугая запоздавших прохожих чёрными провалами окон да полной тишиной во дворе.

В этот дом и перевезла Анфиса мать с Василием. Сама она была неробкого десятка. Не боялась ни людей, ни животных, ни призраков. Старая избушка ей показалась довольно уютной. А сплетни – так это от безделья.

Наталья такой толстокожей не была, однако ни разу не заметила она ничего, что могло бы её испугать. И на Валины расспросы, как живётся ей, неизменно отвечала: «Хорошо, спокойно».

Самой Валентине дом категорически не нравился, но она вообще была против переезда. Ей любая квартира показалась бы неподходящей для матери. Весной и летом каждый день она приходила, чтобы подоить корову и полить огород, а закончив дела, не задерживалась. Разве что иногда сидела с матерью на крылечке, обсуждая последние новости. Зимой приходила проведать мать, да тоже ненадолго.

Панически боялась дома только Катька. То чудилось ей, что лает из-под бабушкиной кровати собачонка, то гремела позади неё посуда. Слышались ей шаги в доме, когда на самом деле там никого не было, а в окнах замечала она передвигавшиеся силуэты. И даже однажды показалось девчонке, что из-за стекла кто-то пристально смотрит на неё.

Мишка на это только улыбался. Он тоже замечал краем глаза какие-то тени. Однако он твёрдо знал, что это всего лишь сосуды и всякие неровности в глазном яблоке. Звуки отдаются в каких-то полостях и пустотах внутри дома, а посуда просто неровно стояла, вот и съехала.

Но с некоторых пор стал Мишка слышать голоса. Вроде как разговаривают где-то невдалеке, но слов не разобрать. Сначала он думал, что это на улице. Но голоса не уходили. Мишка выходил, искал нарушителей спокойствия. Однако во дворе было тихо, и обнаружить никого не удавалось.

Голоса эти мучили Мишку, изводили. Всё пытался он разобраться, о чём они ведут беседу. Временами казалось, что разбирает он отдельные слова, и вот-вот поймёт смысл разговоров. Однако нить ускользала, оставалась досада и желание всё-таки разобраться.

Однажды ночью он проснулся от далёкого, тоненького плача. Вроде бы как девушка о чём-то умоляла, просила, лила горькие слёзы. Женских слёз Мишка не переносил. Он был готов на всё, лишь бы они прекратились.

Прислушался Мишка – плачет девчонка, скулит: «Срубииии... срубииии....»

А что срубить-то? Где? Вышел на улицу. Ночь лунная, ясная. Сел Мишка на крылечке, закурил. Взглядом двор свой обвёл, на берёзы посмотрел. Семь красавиц-берёз, на удивление высоких и стройных, отделяли огород от пустыря, что к реке спускался. И вдруг ясно понял Мишка, что он срубить должен. Вот эти берёзы. Их рубить и нужно.

Засмеялся Мишка, погрозил пальцем в пустоту, домой зашёл. Девчонка не скулит больше. Значит, правильно он понял.

А утром, чуть свет, Мишка за топор схватился. Рубит берёзу, а она словно сопротивляется, ветви за одежду цепляются, лицо царапают. Замахивается Мишка, крякает, с силой всаживает лезвие в древесину. Вот одно дерево упало, вот второе.

Валентина с Катькой во дворе появились – на земле шесть стволов лежат. Мишка рядом сидит, курит, сплёвывает зло. Вместо берёз – пустота, взгляд словно проваливается куда-то в бездну.

- Господи, Миша! Зачем? Чем тебе берёзы-то помешали? – запричитала Валя. – Мама, что это вы надумали?

Наталья только рукой махнула:

- Да ладно, пусть. Разве остановишь его! Может, света в огороде больше станет.

Свалил Мишка седьмое дерево, и словно ухнуло что-то внутри у него. Затрещали ветви, а ему показалось, что хохот зловещий раздался. И такое раскаяние одолело его! Сел рядом с берёзами – ощущение, что возле мeртвыx сидит. Сверлит мозг мысль – что же наделал я! Да только не вернёшь уже ничего. Вернулся в дом – словно разбитый, руки-ноги ватные. Упал на постель, и до утра не вставал.

Голоса с того дня громче стали. Различать начал Мишка, что говорят они. А они ему советы стали давать, что да как делать. Уверенность у парня появилась, что ничего с ним теперь не случится.

Всегда аккуратный на дороге, стал Мишка лихачить. Знал, что обязательно вырулит, потому что голоса ему это точно говорили. А люди только удивлялись – что с парнем происходит? Но Мишка ничего этого не замечал.

Недалеко от посёлка переезд железнодорожный был. Подолгу приходилось машинам стоять перед закрытым шлагбаумом. Да только не Мишке. С разгону пролетал он пути перед отчаянно сигналящим тепловозом. Визжали перепуганные женщины в стоящем в ожидании автобусе, качали головами шофера, страшно матерился машинист, высунувшись из окна. А Мишка только улыбался.

- Что с тобой, Миша? – пытался поговорить с ним старик завгар. – Ты стал каким-то другим.

Мишка засмеётся, бывало, отшутится, да и уйдет прочь. Принюхивался завгар, не пьян ли парень – но нет, спиртным от него не пахло. Странно это было. Странно и непонятно.

Стали в посёлке поговаривать, что творится с Мишкой неладное. Валентина к сестре кинулась:

- Анфиса, что делать?

- А я говорила вам, что он с этой бабкой с ума сойдет. Вот и сошёл, - спокойно парировала та.

- Да как же так? Не мог он из-за матери ума лишиться. Она не в маразме, сама себя обслуживает. По хозяйству помогаем. Нет, Анфиса, тут что-то другое.

- А я тебе говорю – с ума сошёл, - непреклонна сестра.

- И что делать? – теряется Валя.

- Как что? В психушку класть.

Не может Валя с этим согласиться. В голове не укладывается. Как же так – Мишка сумaсшeдший? Не может быть. Да и врач участковый утверждает, что никаких признаков болезни нет.

Пришёл август. В совхозе началась уборка, опять Мишка целыми днями на работе. Ночами уж старались не трогать его – давали выспаться. От жары и усталости появились у Мишки головные боли. Облегчение давали только папиросы. Самодельные, из той самой кавказской травы, которую щедро отсыпал ему Арсений.

Скоро Мишка сам начал замечать неладное. Вроде как в туман какой-то проваливаться стал. Посылают его по одному делу, а он едет по другому. А когда туман в голове рассеется – уже лишних километров накрутил, да времени сколько потерял.

Страшно стало Мишке. Что с ним? Не пьёт он, и курит не нaркoтик. Это он точно знал, что не нaркoтик. Потому что не испытывал он от этой травы ни эйфории, ни блаженства, ни какого-нибудь восторга. Трава как трава, обычный табак.

Тогда что с ним? Неужели аукнулось озеро? Вот так, неожиданно? Да, прапорщик говорил, что у всех по-разному бывает. Значит, у него так.

Валентина с участковым врачом встретилась:

- Что с Мишей? Что делать?

- Не болен он, не болен. Я же осматривал его.

- Но тогда что? – Валентина смотрит доктору в глаза, словно там разгадка и спасение.

- Не знаю что, - врач прячет взгляд.

Необъяснимо это для него. Молод ещё доктор, опыта мало. Не сталкивался с такими случаями.

- Но ведь надо что-то делать! Может, в больницу?

- Куда? В пcихиaтрическую? Здорового? Вы понимаете, что это значит?

- Так может, таблетки какие?

Молчит участковый. Нет у него ответа.

Анфиса его встретила:

- Ты, Лексеич, чего ждёшь? Когда он бабку в приступе прикoнчит? Вези Мишку в больницу!

- Я не вижу никаких признаков пcихичеcких заболеваний.

- Зато я вижу. Не отправишь его в больницу – я на тебя жаловаться буду. Телефон начальства твоего знаю. Сниму тебя к чёртовой матери!

Вздохнул доктор. Вот проблем-то ему как раз не нужно.

Вечером к Мишке домой поехал. Тот лежит на диване, глаза закрыты. Да не спит, головной болью мучается.

- Миша, ты как? – осторожно спрашивает доктор.

- Голова болит. Сильно, - Мишка зажимает голову руками.

- А ещё что-нибудь?

Глаза у врача сочувствующие, трогают Мишкину душу:

- Неладное со мной. Не знаю, что. Не понимаю.

- Миш, лечиться нужно.

- Знаю. Нужно.

- Поедем?

- Да. Едем.

Встал Мишка, к выходу направился. Возле матери остановился. Обнял порывисто, вышел.

Прощай, старая благополучная жизнь. Что впереди – только Бог ведает.

Продолжение следует...