Тунцеловы. Глава 16

                16
       Снова утром был замёт и, говорили, что невод снова прорвался. Но, несмотря на прореху, в неводе оставалось много тунцов, которых я наблюдал с верхнего мостика.
Улов всё же получился: рваная часть невода уже была выбрана неводовыборочной машиной, и тунцы остались в неводе. Вскоре их подтянули к борту, и вода окрасилась их кровью. В это время уже был полдень, и вокруг невода собралась стая дельфинов. Они не резвились, как обычно, а лежали в воде и отдыхали. Некоторые из них просто плескались в воде. Приподнимется кто-нибудь из них на хвосте над водой – и бух плашмя в воду с плеском и брызгами. Некоторые совсем близко подплывали к судну, порой вчетвером, и были видны их белые кругляшки на кончиках носов и дырки на темени, через которые они вдыхали и выдыхали воздух. Порой при выдохе у них получались мелкие фонтанчики брызг, а иногда ничего, кроме вздоха.
      Второй замёт сделали после обеда, Он был более удачный. Большой участок воды, окруженной неводом, прямо кипел под ударами хвостов всплывающих тунцов. Я на глаз определил, что улов будет около тридцати тонн. Над всплывшими тунцами кружила стая чаек. Через час, убедившись, что от тунцов им корма не будет, они посидели немного на балберах, как над покойниками, сделали хороводом трижды облет попавшегося косяка, и улетели. Видно, такой у чаек ритуал. И вот пошла выборка ячеи невода. Она закончилась к вечеру. И столько было рыб, запутавшихся в сети, что при поднятии её к концу стрелы, их отблески в свете прожектора напоминали вместе с зеленой сетью новогоднюю громадную ёлку. Стрелу опустили ниже, и получилась куча сети вперемежку с рыбой. Такое ещё  редко кто видел. Выбрать эту рыбу из сети рук не хватает и, видно, ей придётся пропасть, а возьмут только ту, что осталась плавать в неводе.
      Итак, сеть с рыбой была сложена, и каплёром стали подымать на палубу рыбу из невода. По палубе бродил рассеянный старший наблюдатель, и удивленно смотрел на пропавшую рыбу. Я не стал с ним разговаривать, чтобы не  возбудить в нем жажду штрафных акций за рыбу. Я спросил у стоявшего рядом рефмеханика:
– Какая дальнейшая судьба этой рыбы в сети?
– Да выбросят её за борт завтра или оставят на пару дней, пока подгниет, тогда легче будет отцепляться от сети.
– Рыбу жалко и людей жалко, – сказал я.
– Конечно, чтобы выбрать всю рыбу из сети, необходима целая бригада.
– Но почему же так случилось?
– Поздно замёт сделали. Когда невод выбирали, уже стемнело. А рыба уже не видит и лезет на сеть, и зацепляется. И такое уже бывало. Поэтому надо только до четырех часов дня делать замёт.
      Утром беседовал с соседом Колей. Через неделю наблюдатели покинут наше судно, и он сможет вернуться в свою каюту. Пришел рефмеханик, и я сделал ему последний укол антибиотика.
      Сразу после обеда намеревались сделать замет, так как наблюдалось много косяков тунца. Но оказалось, что тралмастер и лебедчик пьяные. Тралмастер спал, а лебедчик  Лысенко ходил по палубе и выкрикивал: “Дед! Мужики!“ Затем вошел в свою лебедочную пусковую кабину, и начал давать по мегафону распоряжения. У него, похоже, был алкогольный галлюциноз.
     Капитан сказал старпому, чтобы тот поручил кому-то из матросов следить за лебедчиком. А мне полушутя сказал:
– Сделал бы, доктор, ему какой-нибудь укол.
– Он мне сделает, – ответил я. – Сейчас для него, крепкого мужика, все кругом враги. Если два человека будут его  держать, то я сделаю.
– Доктору нужно ружьё, стреляющее шприцом, – пошутил третий помощник.
     Я спустился с мостика на главную палубу. Там у фальшборта, стоял лебедчик, и качался с боку на бок. Я подошел к нему и сказал:
– Шли бы вы поспать.
– А зачем мне спать?
– Потому что вам сейчас плохо.
– Нет, мне хорошо, и я могу работать.
– А я доктор, и вас к работе не допускаю.
– Ты разве можешь меня не допустить? Этого не будет! К таким, как ты, я обратился бы только тысячу лет назад за какой-нибудь помощью.
– Ладно, идите в свою каюту, – сказал я.
      Лебедчик пошел вразвалку в сторону замасленного троса, лежавшего поперек его пути.
– Осторожно, – предупредил я.
– Я не ты, – ответил лебедчик и, взяв в руку грязный трос, перекинул его через голову на палубу, измазав при этом себе руку в двух местах.
      Я перешагнул через трос, и пошел за ним следом. Он вошел в свою кабину, и стал там возиться. А я вернулся обратно на мостик.
– Ну, что там, доктор? – спросил капитан.
– Да вот немного поговорил с лебедчиком. Он предупредил, что не потерпит никаких уколов. Думаю, что надо составить акт нетрезвого состояния.
– А нам этот акт не нужен, – усмехнулся капитан. – Если я посчитаю, что он пьян и не смог из-за этого работать, сам его накажу штрафом.
      После полдника с “Мелонгены“ прибыл спидбот с пострадавшим матросом. Неделю назад, работая в морозильном чане, он откалывал ломом замороженные туши тунцов.
После откола тунец соскользнул с замороженной горки и ударил матроса в голень. Целую неделю он лечил свой ушиб мазью Эссавенон-гель, но без эффекта. Я увидел, что травмированная голень синюшная, с багровыми пятнами, отёчная, и болезненная в месте ушиба при надавливании на стопу. На месте ушиба была небольшая ранка. Имелась небольшая температура. Больной нуждался в госпитализации.
Я написал ему направление в госпиталь в Конакри и позвонил капитану “Мелонгены“ о необходимости доставить больного в госпиталь в связи с подозрением на перелом голени. Капитан пообещал отвезти больного на лечение.
      Под вечер лебедчик немного протрезвел, и при встрече со мной стал внушать мне, что у него ненормированный рабочий день, а также то, что доктор должен знать, сколько часов ему можно стоять на лебедке. Я ответил, что, если уж он не знает, сколько ему стоять, то я тем более не знаю. Я узнал, что по его вине чуть “скиф“ не сошёл с кормы с неводом, поскольку он включил на пульте его отдачу. Сдерживая “скиф“, матрос Хамракулов снова получил ушиб в своё больное левое плечо. Вечером он приходил ко мне по этому поводу, и я сделал ему укол новокаина в больное место.
                (продолжение следует)