Вологда в жизни и творчестве Бунина

          23 января 1922 года Бунин записал в своем дневнике: «Ночью вдруг думаю: исповедоваться бы у какого-нибудь простого, жалкого монаха где-нибудь в глухом монастыре, под Вологдой! …» [2, 1].  Что же  заставило такого «до глубины души южного»  [3, 458] человека, как Иван Алексеевич Бунин (1870-1953), обратить внимание на старинный город Вологду и «глухие вологодские монастыри»?

         Интерес к северному краю, заложенный еще в раннем детстве  Бунина, когда его гувернер, студент Московского университета Н.О. Ромашков [1, 8], рассказывал Ивану «о дремучих, медвежьих лесах за Волгой» [3, 262], серьезно усилился в разгар первой мировой войны, когда Бунин работал над темой схимничества, смирения, чтобы забыться и уйти от мира насилия и кровопролития. Однако же Вологда дала знать о себе и в юности будущего писателя, когда в 1889-1890 годах судьба свела его в редакции газеты  «Орловский вестник» с двумя вологжанками, существенно повлиявшими на его жизнь и творчество.

        Одна из них – издательница «Орловского вестника», дочь вологодских дворян Надежда Алексеевна Семенова (1861-1937), предложившая в январе 1889 года восемнадцатилетнему юноше должность помощника редактора газеты; вторая – дочь орловского профессора Александра Владимировна Померанцева (1871-1967), журналистка и переводчица, сосланная в 1914 году в Вологду за революционную деятельность. Взаимоотношения писателя с каждой из этих женщин были проникнуты взаимным интересом и симпатией.

      Обобщение сведений о вологжанках в жизни Бунина, отраженных в воспоминаниях современников, произведениях самого писателя и его переписке, сведения о пребывании писателя в Вологде  весной 1915 года [11, 482] и анализ  текстов произведения «Странствия» поможет глубже понять значение «вологодской» страницы в жизни и творчестве Бунина.


«ХОТИТЕ, ПОЕДЕМ В МОСКВУ?

    Отец Надежды Алексеевны Семеновой, по свидетельству  ее внучатой племянницы Ирины Дмитриевны Дмитриевой [13, 1], в молодости служил в Петербурге. В 1860 году, женившись на дочери царского конюшего, столичной красавице Калерии Сомовой, Алексей Андреевич Семенов в чине штабс-капитана ушел в отставку и переехал с семьей к своим родителям в Вологду, где он в начале 60-х годов XIX века купил двухэтажный особняк на Златоустинской набережной. Сейчас в доме № 111 на Набережной 6 Армии, признанном памятником гражданской архитектуры последней четверти XVIII века, находится военный трибунал и прокуратора.

      Красавица Калерия Александровна, блиставшая на великосветских балах в здании вологодского Дворянского собрания, подарила мужу двух дочерей – Надежду и Елизавету. Однако еще в самом нежном возрасте дочери Титулярного советника, губернского гласного и казначея земской управы Алексея Андреевича Семенова остались круглыми сиротами. Сначала они потеряли мать – та умерла сразу же после рождения Елизаветы, а в 1872 году, когда старшей дочери Надежде исполнилось всего лишь 12 лет, трагическая случайность унесла и жизнь отца семейства. Провалившись вместе с лошадью под лед на реке Вологде, напротив своего дома, и бросившись спасать лошадь, сани и земское имущество,    Алексей Андреевич Семенов простудился, заболел и умер. 

         Осиротевших девочек взяла под опеку бабушка Елизавета Алексеевна. В Первом Успенском женском училище для благородных девиц девочки  получали уроки иностранных языков, музыки, рукоделия и ведения домашнего хозяйства. По окончании училища, в 1880 году,  Надежда связала себя  узами гражданского брака со ссыльнопоселенцем Борисом Петровичем Шелиховым. Елизавета Алексеевна выбор Надежды не одобряла, однако же, будучи человеком отзывчивым и самоотверженным, она  продала свой дом и выделила для внучки хорошее приданое. 
    
          На полученные деньги Надежда Алексеевна купила в 1881 году собственный дом в Орле вместе с располагавшейся в нем редакцией «Орловского справочного листка» и типографией. На этой базе в 1881 году появилась ежедневная газета «Орловский вестник». Ее фактическим редактором стал гражданский муж  Надежды Алексеевны  Борис Петрович Шелихов, «маленький взбалмошный сангвиник, с торчащими жесткими волосами, с горящими черными глазками» [12, 93], вечно попадавший во всякие романтические истории, однако же поскольку он считался человеком неблагонадежным и был под надзором полиции, то номинально обязанности издателя-редактора газеты выполняла Надежда Алексеевна.

       Предложение стать помощником редактора в «Орловском вестнике» весьма удивило молодого Бунина, имевшего к тому времени, помимо домашнего  образования, лишь четыре года обучения в  гимназии. 20 января 1889 года он пишет в Харьков старшему брату Юлию:  «… Назаров говорит, что Шелихов и Семенова знают отлично, что я нигде почти не был, знают, что я так молод, но думают, что я для них вполне годен. Шелихов слишком занят и типографией, и корректурой, и корреспонденциями, …ему некогда перерабатывать даже различные сведения из жизни Орла. Поэтому он думает, что я ему буду  хорошим помощником, буду писать фельетоны, журнальные заметки… Семенова читала в «Родине» мое журнальное обозрение и восхищается моим умением владеть пером…» [4, 1]

    В конце февраля 1889 года Бунин впервые появился, «с бьющимся сердцем» [12, 92], в редакции газеты «Орловский вестник».  По словам В.Н. Муромцевой-Буниной,  Надежда Алексеевна Семенова произвела на него весьма сильное впечатление – она «очаровала и своей женственностью, и умом, и они сразу подружились» [12, 93]. Когда после весенней поездки в Харьков и Крым и летнего посещения своих деревенских родственников Бунин в июне 1889 года вновь появился в редакции, то попал на утренний чай, за которым Надежда Алексеевна познакомила его с двумя барышнями.  В одну из них, родную племянницу Бориса Петровича Шелихова, дочь елецкого врача Варвару Владимировну Пащенко, Бунин скоро  по-юношески влюбился - пылко и безоглядно.

          Позднее свой изнуряющий пятилетний любовный поединок с Варварой Пащенко Бунин отразит в произведениях  «Поздний час», «Сны Чанга», «В ночном мире», «Митина любовь». В романе «Жизнь Арсеньева» образ Варвары Пащенко будет воссоздан в лице лирической героини Лики.

     «Почему мой выбор пал на Лику? – писал Бунин в «Жизни Арсеньева», - Оболенская была не хуже ее. Но Лика, войдя, взглянула на меня дружелюбней и внимательней, заговорила проще и живей… И в кого вообще так быстро влюбился я? Конечно во все то молодое, женское, в чем я вдруг очутился; в туфельки хозяйки и в расшитые наряды этих девушек со всеми их лентами, бусами, круглыми руками и удлиненно-округлыми коленями; во все эти просторные провинциальные комнаты с окнами в солнечный сад…» [3, 393].

     В «Орловском вестнике» Бунин проработал с перерывами около трех лет. Работа штатного сотрудника редакции была весьма напряженной. «Кругом голова пошла, - пишет Бунин Варваре Пащенко 17 января 1891 года, - когда пришлось составлять статью о мукомольном деле (!), в котором я понимаю столько же, сколько свинья в апельсинах; а потом "крестьянские кредиты", а потом "народные чтения", "садоводство" и т. д.». [4, 1]. Журналистская работа дала Бунину не только новые знания, но и богатые впечатления.  В «Орловском вестнике» были опубликованы рассказы «Первая любовь», «Дементьевна», очерки «Мелкопоместные», «Помещик Воргольский», «Шаман и Мотька». В конце 1891 года выходит, в качестве приложения к газете «Орловский вестник», первая книга Бунина «Стихотворения. 1887 – 1891». Вспоминая  в 1911 году о своей юности, Бунин говорил своему родственнику Н.А. Пушешникову: «Восемнадцатилетним мальчиком я был уже фактическим редактором «Орловского вестника», где я писал передовицы о постановлениях Святейшего синода, о вдовьих домах и быках-производителях…» [1, 22].

             Однако с должности штатного сотрудника редакции Бунину в 1891 году пришлось уйти. Внешней причиной стала публикация Буниным в «Орловском вестнике» статьи  «Новые течения» в защиту писателя Салтыкова-Щедрина. Статья вызвала гнев Бориса Петровича Шелихова. Но были и другие, более веские причины. Одна из них заключалась в том, что напряженная работа в редакции не давала Бунину свободы,  необходимой для литературного творчества. 11 марта 1891 года он пишет Варваре Пащенко: «… когда у меня целый день забита голова посторонним, когда у меня нет минут для "свободных мечтаний" (не смейся - в поэзии это главное) - как я буду писать?» [4, 1].

   Вторая важная причина заключалась в разладе, наступившем в работе редакции из-за разрыва семейных отношений Семеновой и Шелихова, в очередной раз увлекшегося молодой девушкой (та скоро заняла в редакции место Бунина), и из-за того, что несмотря на свой разрыв с бывшей супругой, Борис Петрович, «страшным образом» (по словам Бунина в письме к брату Юлию 1 октября 1891 года [4, 1] ревновал ее к Бунину.

      В книге «Жизнь Бунина» Вера Николаевна Муромцева-Бунина писала: «Иван Алексеевич иногда с грустной улыбкой, много лет спустя, говорил мне, что Надежда Алексеевна была его «непростительно пропущенной возможностью». Он понял только позднее, что он действительно нравился ей, и что было бы лучше, если бы он увлекся ею, а не Пащенко». Повторял это он и незадолго до смерти, всегда восхищаясь этой умной, изящной, обаятельной женщиной. Но он был юн, когда в первый раз увидел ее, и она ему показалась недоступной [12,121]

        Образ Надежды Алексеевны Семеновой был воссоздан  Буниным в героине романе «Жизнь Арсеньева» Надежды Авиловой,  редакторе газеты «Голос». Глава XV книги пятой романа завершается ее разговором  с лирическим героем:


-  Вы очень тоскуете? Она Вам не пишет?
- Нет. Но не в этом дело. Вся эта орловская жизнь не по мне. «Знает олень кочующий пастбища свои…». И литературные дела совсем никуда. Сижу все утро, и в голове такой вздор, точно я сумасшедший. А чем живу? Вот есть у нас в Батурине дочь лавочника, уже потеряла надежду выйти замуж и потому живет только острой и злой наблюдательностью. Так и я живу.
- Какой еще ребенок! – сказала она ласково и пригладила мне волосы.
- Быстро развиваются только низшие организмы, - ответил я – А потом, кто не ребенок?...
   Она, подняв на меня глаза, вдруг тихо, многозначительно спросила:
- Хотите, поедем в Москву?
Что-то жутко содрогнулось во мне… Я покраснел, забормотал, отказываясь, благодарности… До сих пор вспоминаю эту минуту с болью большой потери». [3, 448].   В реальной жизни Бунина и Надежды Алексеевны поездка в Москву, на французскую выставку, состоялась. Свои впечатления от маленького путешествия - с 23 июля по 3 августа 1891 – Бунин  отразил в своих письмах Варваре Пащенко и брату Юлию [4, 1]. 
 
      После развода с Шелиховым Надежда Алексеевна в 1893 году вышла замуж за Василия Евграфовича Сентягина [13, 1]. Ужесточение цензуры перед революционными  событиями  побудили ее оставить издательскую деятельность. В 70 – летнем возрасте она вернулась в родную Вологду.


«Я ДАВНО РАЗУЧИЛАСЬ ПЛАКАТЬ…»


      Молодая девушка, ставшая причиной развода Шелихова и Семеновой, появилась в редакции «Орловского вестника» осенью 1890 года. Это была Александра Владимировна  Померанцева. Об этом событии Бунин рассказал в разговоре со своими «студийцами», начинающими писателями  Галиной Кузнецовой и Леонидом Зуровым 14 сентября 1930 года на вилле «Бельведер» французского города Грасс [8, 187]. Следует учесть, что разговор носил шутливый характер – после того, как Бунин уже развеселил своих собеседников рассказом о «докторше», вдруг пожелавшей на берегу реки «невозможного».

     «Посмеялись, - пишет Галина Кузнецова, - пошутили на эту тему. Потом Зуров спросил, был ли Иван Алексеевич на севере. Иван Алексеевич сказал, что был в Вологде.

- Когда?
- Да году в шестнадцатом. У Сашеньки.
- Кто это – Сашенька?
- А это его подружка по Орлу, - смеясь, ответила за него Вера Николаевна
- Какая это подружка?


- А это, когда я еще был в Орле, пришла в редакцию барышня такая с очень нежным цветом лица, мгновенно вспыхивающая, в длинной черной юбке и сапогах с ушками. Принесла рукопись «История кусочка хлеба». Редактор дал мне прочесть. Оказалось так талантливо,  что мы ухватились  за нее двумя руками… Отец у нее был старый профессор с больной ногой, вполне бешеный и на всех замахивающийся палкой… Редактор пригласил ее жить при редакции. Она переехала, и он тут же очень быстро, невзирая на наличие молоденькой, с ямочками на щеках жены, лишил ее невинности…
- Ну а потом?

- Ну, а потом мы долго не видались. Она была идейная революционерка. Когда я приехал к ней в Вологду, она жила с каким-то рабочим, большевиком…»

    В шутливом разговоре с учениками Бунин не счел нужным упомянуть о том, что помимо встреч с Сашенькой в Орле и Вологде, были встречи в Полтаве и Москве, а также была, пусть и небольшая по объему, но весьма содержательная переписка.

      После разрыва Бунина с «Орловским вестником» его старший брат Юлий стал искать для него и Варвары места в Полтаве. В результате многомесячных усилий ему  удалось   устроить молодых людей в Полтавскую губернскую управу. Здесь Бунину довелось испытать себя в сложное для России время в должностях библиотекаря и статистика.

     Полтавское земство, будучи передовым, горячо отзывалось на все катаклизмы, обрушившиеся на Россию в начале 90-х годов: 1891 – голод, 1892 – холера, 1893 – переселенческое движение, 1894 – смерть императора. Вовлеченный в это время в сбор статистических данных в поездках по губернии, Бунин не только возмужал, посвежел и окреп, но и существенно пополнил свой багаж знаний и впечатлений. После каждой поездки появлялся рассказ или стихотворения. В это же время он серьезно увлекся толстовством. Полтавский период жизни  стал для Бунина  его «университетами».

    Здесь, в Полтаве, состоялась первая после ухода Бунина из  «Орловского  вестника» встреча с  «Сашенькой».  «Ян всегда хвалил ее» [7, 377]. - вспоминает в книге «жизнь Бунина»  В.Н. Муромцева-Бунина. Большую ценность имеет  описание Верой Николаевной групповой фотографии полтавского периода жизни Бунина: «… Третья фотография – группа. К Буниным приехала в 1893 году Сашенька Померанцева, вероятно, разошедшаяся с Шелиховым… Может быть ей хотелось тоже устроиться в полтавском земстве, а может быть, она была послана из Ельца посмотреть на семейную жизнь молодых Буниных.

   Кроме нее, в группе стоит Юлий Алексеевич, еще худой, умное тонкое лицо, усы и бородка клинышком. Впереди сидят «Варварка» и Иван Алексеевич. Она с прошлого года похудела. Лицо стало тоньше, и в глазах через пенсне чувствуется тревога. На ней шелковая длинная черная юбка с рюшем на подоле и светлая баска. На этой карточке она красивее, чем в русском костюме. Иван Алексеевич одет также, как и на предыдущей фотографии, так же причесан, но лицо более возмужалое. Сидят они рядом, но как-то отдельно» [12, 145].

     В своих воспоминаниях  В.Н. Муромцева-Бунина сообщила также и о личном знакомстве с Сашенькой Померанцевой: «У нас она была в Москве в конце 13 – года, когда мы жили в пустом нашем милом особнячке перед его сломом – дом папа уже запродал, родители переселились в другую квартиру, которая выходила на Скатертный переулок, вся мебель была перенесена туда, нам оставили только самое необходимое, мы последний раз отправлялись на Капри… В те дни гостила у нас и Екатерина Павловна Пешкова. Это была последняя зима перед войной…. Мы жили весело и разнообразно, жизнь кипела…»[7, 377].

                О том, как близко принимала Александра Владимировна Померанцева к сердцу все, что касалось Бунина, говорят ее письма к нему и его брату Юлию.  «Голубчик Иван Алексеевич, - пишет она Бунину в сентябре 1894 года, - так давно не имею о Вас никаких сведений, что решаюсь, наконец, воззвать к тебе. Скажи мне, где Варя, вернулась ли она из отпуска?...» [9, 181].

         Предчувствия не обманули Померанцеву – 4 ноября 1894 года Варя  покинула Бунина. В оставленной ему записке  она написала: ««Уезжаю, Ваня, не поминай меня лихом…» [1, 47]. В апреле 1895 года А.В. Померанцева, не дождавшаяся ответа Бунина, пишет его брату Юлию из Борисовки:  «… Один из невероятных слухов, которые доходят до меня, слух – будто Варя вышла замуж за Бибикова… Радоваться или печалиться, оправдывать или осуждать, и кому сочувствовать – не знаю» [9, 181].
          В письме Померанцевой Бунину в сентябре 1894 года есть интересный штрих, свидетельствующий о ее глубоком понимании художественного мира писателя: «Читал ты «Похвалу глупости» Эразма Роттердамского? Интересная сатира…».  [9, 181].   
           После полтавской встречи Бунин на несколько лет потерял Померанцеву из виду: член большевистской партии, профессиональная революционерка, Померанцева подвергалась полицейским и судебным репрессиям, сидела в тюрьме, дважды была в ссылке, жила за границей. Лишь осенью 1911 года (помимо встречи в 1913 году – МК) она мельком виделась с Буниным в Москве, а год спустя получила от него письмо из-за границы. [11, 482]. 
 
         В январе 1914 года Померанцева пишет Бунину: [10, 536; 11, 482].    «…Как это случилось, что в одну из самых горьких минут… я получила твое письмо-записку из Италии, дорогой Иван Алексеевич? Меня это удивило и тронуло глубоко… Твое письмо …  утешило меня в том, в чем не могли утешить меня мои друзья настоящего дня… За это горячо благодарю тебя, за слезы облегчения, которые так давно не находили исхода….Я давно разучилась плакать, потому что тесно связала себя с такой стороной жизни, где все упорство, труд, борьба, и ни места, ни времени нет слезам… С 1901 года я навсегда связала себя с рабочим движением… Эти два года живу благополучно в Москве, но думаю, недолго мне здесь жить. С декабря у нас идет такое избиение младенцев, что только перья летят. Жалеть я буду горько, если мне не придется увидеться с тобой весной…» Вскоре Померанцева была сослана в Вологду. В мае 1915 года ее навестил Бунин.

      « Я пришел к ней в дом,  - рассказывал Бунин своим «студийцам» Галине Кузнецовой и Леониду Зурову 14 сентября 1930 года [8, 188],  – поднялся по какой-то грязной лестнице, где пахло нечистотами. Постучал, она вышла, все в такой же длинной  черной юбке…

- Сашенька, что же ты здесь живешь?
- Да, я теперь живу с рабочим… Он чудная душа, необыкновенная, только, конечно, все –таки мне тяжело…
- Сашенька, да как же тебе не стыдно! Ты ведь хорошая была барышня!...»

     Померанцева также вспоминала эту встречу  [14, 172]: «Прямо как в сказке: откуда ни возьмись… заявился ко мне .. писатель, большой художник слова, получивший общее признание. Мы с ним дружили в наши молодые годы, когда оба работали в газете «Орловский вестник». Но это было так давно! Я не смогла тогда увлечь его вопросами политической жизни, а он тем более не мог отвлечь меня от революционной борьбы. И каждый пошел своей дорогой».

   О том, что эти дороги разные, стало понятно еще в 1893 году в Полтаве, где молодые люди – Бунин, его гражданская жена Варвара Пащенко,  брат Юлий и Сашенька Померанцева – сфотографировались вместе.

    Брат Бунина Юлий, как и Сашенька Померанцева, входил в круг радикально настроенной молодежи. Этот круг в Полтаве пришелся по душе и Варваре Пащенко. В городе оказались «состоятельные люди, сочувствующие радикалам, они устраивали  приемы, вечера с обильными ужинами» [12, 125]. Был даже организован кружок по изучению «Капитала» Маркса.  Младший Бунин, побывав дважды на этом изучении и прослушав обсуждение первых глав «Капитала», на третий раз упал посреди комнаты на колени, поклонился в землю и обратился ко всей братии: «Отпустите меня, грешного, с миром!» - и перестал посещать эти марксистские собрания [12, 131].

     Размышляя позднее в «Жизни Арсеньева» о том, почему такие люди, как его брат Юлий, положили жизнь на алтарь революции, Бунин писал [3, 306]: «Брату и в гимназии, и в университете пророчили блестящую научную будущность. Но до науки ли было ему тогда! Он, видите ли, должен был  «всецело отказаться от личной жизни, всего себя посвятить страждущему народу». Он был добрый, благородный, живой, сердечный юноша, и все таки тут он просто врал себе или, вернее, старался жить – да и жил  - выдуманными чувствами, как жили тысячи прочих».

      Среди этих «прочих» людей оказалась, по всей видимости, и поразившая Бунина своим литературным даром осенью  1890 профессорская дочь Сашенька Померанцева. «Чем вообще, - страстно писал Бунин в «Жизни Арсеньева» -  созданы были «хождения в народ» дворянских детей, их восстание на самих себя, их сборища, споры, подполья, кровавые слова и действия? В сущности, дети были плоть от плоти, кость от кости своих отцов, тоже всячески прожигавших свою жизнь. Идеи идеями, но ведь сколько, повторяю, было у этих юных революционеров и просто жажды веселого безделья под видом кипучей деятельности, опьянения себя сходками, шумом, песнями, всяческими подпольными опасностями, … мечтами об обысках и тюрьмах, о громких процессах и товарищеских путешествиях в Сибирь, на каторгу, за Полярный круг!» [3, 306].
       Почему же Бунин приехал к Сашеньке в Вологду? – По всей вероятности, он не мог, и по-человечески, и как писатель, не откликнуться на ее письмо [10, 536; 11, 482]: «Хотела бы узнать тебя ближе, каким ты стал теперь, достигнув полного расцвета своих творческих сил. Знаю тебя только по твоим произведениям, в которых так много углубленной сдержанности, какой-то чистоты содержания, всего … истинно художественного».

     Каковы же были впечатления Бунина и Померанцевой от встречи?   « Я знала его сдержанным, даже немного холодным, прикрывающим свою замкнутость  шутками и прибаутками, - писала позднее А.В. Померанцева в очерке «В дни революционной страды» [14, 172], -  А тут он сразу раскрыл передо мной все, что его привело в такое возбужденное состояние: это – война, это – гибель миллионов людей и в то же время – патриотическое мракобесие и бессовестность части наших писателей, которые , сидя в мягких креслах, воспевают героизм русских солдат, погибающих в сырых окопах… Он заверил меня, что он ни одной строчки не написал и ни одной копейки не заработал на этой народной беде…». Бунин же, пораженный неприглядностью обстановки, в которой оказалась бывшая «барышня»  Сашенька, в своей беседе с учениками в Грассе [8, 189] был более лаконичен:  «.. Вечером я сказал себе: «Нет, шабаш, надо уезжать»! – и уехал, хотя она и просила остаться».

      В день встречи в Вологде  Бунин и Александра Владимировна Померанцева посетили расположенный за городом Спасо-Прилуцкий монастырь. По мнению целого ряда авторов, Бунин затем побывал и в других монастырях  вологодского края. Так ли это?


«ОПЯТЬ ВЕСНКА, И Я ОПЯТЬ ЖИВУ В БОЛЬШОЙ ГЛУШИ…»


       В «Странствиях», - пишет один из исследователей жизни и творчества писателя [13, 1], - указано место жительства Бунина: «Я живу не в городе, а за городом, на горе…».  Анализируя описанные Буниным приметы местности, автор приходит к предположению, что писатель жил на Спасской горе, откуда был виден описанный им в «Странствиях»  город Белозерск.  По мнению автора, Свят-озеро, упоминаемое в окончательной редакции рассказа «Аглая», это Святое озеро у города Кириллов.  «Время приезда Бунина в Вологду и Белозерск, - пишет автор, -  совпадают».

       Все, кто бывал в Белозерске и Кириллове, увидят в текстах «Странствий» много несоответствий реальной истории и географии. Загадку этого несоответствия  раскрывает первоначальное название произведения писателя - «Из записей неизвестного».  Уже из названия видно, что тексты не являются дневниковыми записями Бунина. Анализ бунинского произведения «Странствия» дан в статье  Л.А. Климова «Закавыченные цитаты в рассказе И.А. Бунина «Из записей неизвестного» как мифологический интертекст» [6, 163].

    По мнению исследователя, в тексте «Странствия» происходит мифологизация мира,  когда прошлое становится временем «начала всех начал». «Неизвестный» повествователь ездит по стране и  то там, то здесь видит «обрывы какого то большого, значительного текста, которым была дореволюционная Россия. Он бережно собирает эти фрагменты, заполняя пространство между ними своими словами. Цитирование отсутствующих источников, каковыми становятся какие то книги, надписи на могильных плитах, чужие слова, вещи, оказываются именно мифологическим интертекстом, отсылающим нас не к определенному тексту, а к некоему мифу, сотворенному в творческом сознании писателя, мифу о России».

             Что касается физического пребывания Бунина на Севере, то известно, что в июне 1914 года он хотел поехать  на Белое море и Ледовитый океан [1, 198], но он был в ту пору недостаточно здоров и предпочел поездку по городам Волги. Здесь застало его известие об убийстве австрийского престолонаследника Франца Фердинанда, совершенное сербским террористами в Сараево, послужившее толчком к первой мировой войне. Поездка в Вологду в мае 1915 года является единственной (не считая неоднократное посещение  Буниным Петербурга) поездкой на Север, подтвержденной документально.

      Зачем же нужен был Бунину этот «миф о России?» – «Создавая текст «записей», - пишет исследователь, - повествователь Бунина совершает ритуал по преодолению метафизической смерти, связанной, прежде всего, со смертью памяти» [7, 163]. Та же задача – сохранение памяти о сильной России – решается в романе Бунина «Жизнь Арсеньева». В нем Бунин через  строгое и трепетное описание частной жизни своего лирического героя,  бережно воссоздает свою Россию. «Знаю точно, - говорит Бунин словами своего героя, - что я рос во времена величайшей русской силы и огромного сознанья ее». Эта уверенность  сопряжена была у него с образом «заповедной северной страны, дремучих лесов у лукоморья» [3, 267; 5, 94]:

… И снилось мне, что мы как в сказке,
Шли вдоль пустынных берегов
Над диким синим лукоморьем,
В глухом бору, среди песков…
Мне снилось северное море…


ЛИТЕРАТУРА:


1. Бабореко А. И.А. Бунин. Материалы для биографии (с 1879 по 1917). – М.: Художественная литература, 1967, - 302 с., илл.
2. Бунин И.В. Дневники (1881-1953), электронный ресурс http://bunin.velchel.ru/?cnt=28&page=1&sub=15
3. Бунин И.А. Окаянные дни: Повести. Рассказы. Воспоминания. – М.: Эксмо, 2004.-640 с. (Серия «Русская классика»
4. Бунин И.А. Письма 1885 – 1904 гг . Электронный ресурс
 http://bunin-lit.ru/bunin/letters/index.htm
5. Бунин И.А. Стихотворения. Сост. и автор вступ. Ст. В.А Приходько. Петрозаводск. :  Карелия, 1978, - 288 с.
6. Климов Л.А. Закавыченные цитаты в рассказе И.А. Бунина «Из записей неизвестного» как мифологический интертекст//Актуальные проблемы культурологи и педагогики / Материалы международных научно-практических конференций научной сессии «Х невские чтения» (23-25 апреля 2008 г.)/Под общ. Ред. Г.Н. Боевой, Н.И. Озеровой. – СПб.: Изд-во Невского института языка и культуры, 2008. – С163-170
7. «… Когда переписываются близкие люди»: Письма И.А. Бунина, В.Н. Буниной, Л.Ф. Зурова к Г.Н. Кузнецовой и М.А. Степун. 1934-1961 / [науч. Ред.серии О.А. Коростелев и Р. Дэвис; сост., подгот. Текста, науч. Аппарат Е.Р. Пономарева и Р. Дэвиса; сопроводит. Ст. Е.Р. Пономарева] -  М.: Русский путь, 2014. – 714 с.: ил, - (И.А. Бунин: Новые материалы; вып. III
8. Кузнецова Г.Н.. Грасский дневник. Последняя любовь Бунина. Роман /Галина Кузнецова.- М.: Олимп, Астрель, 2010.- 381 с. — (Кумиры. Истории Великой Любви).
9. Летопись жизни и творчества И.А. Бунина, Т.1  (1870-1909) / Сост. С.Н. Морозов, - М.: ИМЛИ РАН, 2011. – 994 с., илл.
10. Летопись жизни и творчества И.А. Бунина. Т. 2 (1910-1919) / Сост. С.Н. Морозов, - М.: ИМЛИ РАН, 2017. – 1184 с., илл.
11. Литературное наследство. Иван Бунин. Книга вторая. М.: Наука, 1973
12. Муромцева-Бунина В.Н. Жизнь Бунина. Беседы с памятью / Вера Муромцева-Бунина; вступ. Ст. примечан. А.К. Барбореко – М.: Вагриус, 2007, - 512 с; илл
13. Плехова Анна. Вологжанка в судьбе Ивана Бунина. 10.01.2017,  Электронный ресурс: https://newsvo.ru/blogovo/105074
14. Сибирские огни, журнал № 6 (ноябрь-декабрь) 1957 г. А. Померанцева «В дни революционной страды» ( стр 172)