de omnibus dubitandum 115. 600

ЧАСТЬ СТО ПЯТНАДЦАТАЯ (1914)

Глава 115.600. САНДОМИР…

    Одним из самых значительных подвигов кавалерии Новикова за всю войну, несомненно, было взятие укрепленной позиции австрийцев с крепостью Сандомиром, на реке Висле.

    Дабы войти в прямую связь с армиями Юго-Западного фронта, разбившими австрийцев и вторгнувшимися в Галицию, конный корпус должен был перейти Сан, защищенный крепостью Сандомиром, с его крепостной артиллерией и гарнизоном, силой в несколько полков ландштурма.

    Лечицкий, командующий 9-ой армией, отдал приказ: «Коннице Новикова взять Сандомир, перейти реку Сан и вступить в пределы Австрии, для совместных действий на новом театре войны».

    Помимо трех кавалерийских дивизий Новикову были приданы для указанной операции: 18-ая артиллерийская бригада в полном составе и 72-ой пехотный Тульский полк. Я предложил план атаки: вся артиллерия, — 6 батарей трех конно-артиллерийских дивизионов и восемь — 8-ой артиллерийской бригады, с вечера начнут бомбардировку Сандомира; Тульский полк, ночью, внезапной атакой, войдет в Сандомир с востока; спешенные эскадроны трех кавалерийский дивизий — 12 полков — атакуют с юга, прямо в лоб.

    И вот, накануне этой памятной операции, помню, мы сидели на траве верстах в шести от Сандомира: Новиков, я*, Роженко, Командир Малороссийского драгунского полка полковник Сенча, и обсуждали план атаки.

*) ДРЕЙЕР Владимир Николаевич, фон (герм.)(4 октября 1876, Ташкент, Российская империя — 22 февраля 1967, Монте-Карло, Монако)(см. фото) — генерал-майор русской армии. Участник Первой мировой войны. Участник Белого движения. Родился 4 октября 1876 года в Ташкенте. Происходил из дворян, православный. Его отец капитан артиллерии служил в дипломатической миссии при Эмире Бухарском. Окончил приготовительный и первый класс Ташкентской мужской первой гимназии, затем поступил во 2-й Оренбургский кадетский корпус, который окончил в 1894 году и начал военную службу 1 сентября 1894 года.
С 12 августа (ст. ст.) 1896 года после окончания Павловского военного училища был произведен в офицеры, продолжил службу в звании подпоручика в 8-й и 1-й Туркестанских артиллерийских бригадах, а с 12 августа (ст.ст.) 1899 года становится поручиком.
В 1903 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду и 23 мая 1903 года (по ст. стилю) получил чин штабс-капитана.
Академию Генерального штаба он окончил последним. Лекций не слушал, а его любимым времяпровождением в Петербурге были посещения с веселой компанией ресторанов на островах с цыганской музыкой или знаменитой «Виллы Роде». Он отлично знал достоинства вин, но никогда не был пьян.
Продолжил военную службу в качестве командира роты в 4-м Туркестанском строевом батальоне с 16.10.1903 по 29.11.1904. Далее он занимал должности помощника ст. адъютанта штаба Туркестанского ВО (30.10.1904 — 02.02.1906), помощника ст. адъютанта штаба Виленского военного округа (02.02.1906 — 19.03.1907) и ст. адъютант штаба 3-го армейского корпуса (19.03.1907 — 10.04.1911). Преподавал тактику в Виленском военном училище. По воспоминаниям В.Ф. Клементьева:
"Я у него в группе не был, но юнкера отделения капитана Дрейера его похваливали. Он не придирался на репетициях, на баллы не скупился. Больше обращал внимание на выправку и находчивость, чем на знания".
6 декабря 1908 года он получил звание подполковник и должность штаб-офицера для поручений при штабе 14-го армейского корпуса (10.04.1911 — 19.06.1914).
С 6 декабря 1911 года фон Дрейер — полковник, а с 19 июня 1914 года он занимает должность штаб-офицера для поручений при штабе Варшавского военного округа.
В 1911 году фон Дрейер работал военным корреспондентом на итало-турецкой войне, а в 1912—1913 года на Балканской войне.
В 1914 году фон Дрейер был назначен начальником штаба 14-й кавалерийской дивизии, а затем исполняющим должность начальника штаба 1-го кавалерийского корпуса. С ноября 1914 года он стал начальником штаба 27-й пехотной дивизии.
Он руководил арьергардом 20-го армейского корпуса при окружении корпуса в феврале 1915 года. После разгрома арьергарда фон Дрейер вышел из окружения навстречу наступающим от Гродно русским войскам.
С 23 ноября 1915 года командовал 275-м пехотным Лебедянским полком.
С 31 марта 1917 командир 8-го пограничного Заамурского полка. 15 апреля 1917 года он был назначен начальником штаба 13-й Сибирской стрелковой дивизии. В июле — августе 1917 года он являлся начальником штаба Сводного кавалерийского корпуса, а затем командующим 7-й кавалерийской дивизии.
В 1917 году фон Дрейер получил чин генерал-майора и с декабря 1917 года поступил в резерв.

Участие в Белом движении

В 1918 году В.Н. фон Дрейер, проживая в Москве, принимал участие в работе тайной антибольшевистской организации, имевшей монархический и прогерманский характер и возглавлявшейся генерал-майором С.А. Довгирдом.
Бежал на юг с женой и годовалым ребёнком. Весной 1919 года, когда он прибыл в Екатеринодар, Дрейеру отказали в приеме на службу в Добровольческую армию, так как его подозревали в сотрудничестве с немцами. Состоявшийся по требованию Дрейера военно-полевой суд полностью оправдал его.
Однако эта реабилитация не помогла ему. Осталось в силе распоряжение штаба генерала Деникина, запрещающее определять генерала Дрейера на службу в Добровольческую армию. А жаль, Дрейер мог быть очень полезен, особенно в коннице, на командных должностях. Это был очень храбрый, с большим порывом и в то же время умный и способный офицер Генерального штаба.
Военный корреспондент при войсках ВСЮР. Чтобы заработать на жизнь, Дрейер писал в газеты и пытался заниматься коммерцией, а в 1920 году эмигрировал из Новороссийска в Константинополь, далее во Францию, а затем в США.
В ноябре 1920 г. жена с детьми и другими родственниками эмигрировала за границу из Севастополя.
В эмиграции бывший генерал-майор фон Дрейер В. Н. написал две книги: «Крестный путь во имя Родины» (Берлин, 1921) и «На закате империи» (Мадрид, 1965).
Умер Владимир Николаевич фон Дрейер 22 февраля 1967 года в Монте-Карло и похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев де Буа в Париже.
Награды
Орден Святого Станислава 3-й ст. (1906);
Орден Святой Анны 3-й ст. (1909; с 25.03.1910);
Орден Святого Станислава 2-й ст. (1912; с 04.04.1913);
Орден Святого Владимира 4-й ст. с мечами и бантом (ВП 26.10.1914);
Орден Святого Владимира 3-й ст. с мечами (ВП 27.02.1915);
Георгиевское оружие (ПАФ 04.03.1917).
Семья
Жена: Клавдия Владимировна (?-† 22.12.1924, Париж)
Дети:
Евгения (1896—1988)
Ирен (*15.12.1915, Москва — † 04.02.2019, Париж), к столетнему юбилею получила гражданство Российской Федерации согласно Указу Президента Российской Федерации № 586 от 28 ноября 2015 года
внук - Фома, р. ? г.
Георгий (1918—1943)
Сочинения:
Разгром Болгарии: Вторая Балканская война 1913. Санкт-Петербург: тип. т-ва А.С. Суворина «Новое время», 1914.
La Debacle Bulgare, Deuxi;me Guerre Balkanique de 1913. Paris, 1916.
Крестный путь во имя Родины. Двухлетняя война красного севера с белым югом 1918—1920 года. Берлин, 1921. — описание действий Кавказской армии Врангеля во время Гражданской войны.
На закате империи. Мадрид, 1965. — Личные воспоминания Дрейера.
Источники:
Дрейер, Владимир Николаевич фон. // Проект «Русская армия в Великой войне».
Варшавско-Ивангородская операция. Сборник документов мировой империалистической войны на русском фронте (1914—1917). М., 1938.
Брусилов А.А. Мои воспоминания. М. 2001
Список Генерального штаба. Исправлен на 01.06.1914. Петроград, 1914

    Новиков колеблется, Сенча его поддерживает: — Атака конницей укрепленной позиции, да еще крепости, совершенная нелепость;

    - Мы понесем только напрасные потери, — говорит Новиков; Сенча поддакивает.

    Я настаиваю: — Мы получили определенное приказание, сами просили поддержки пехотой и артиллерией, нам дали и пехоту и восемь батарей. Спор долго продолжается и Новиков заявляет:

    — Нет, я не могу пустить конницу на убой и диспозиции не подпишу.

    — Хорошо, — отвечаю я.

    — В таком случае по предоставленному мне праву, я немедленно об этом сообщу начальнику Штаба Армии и выскажу свое мнение.

    Этого было достаточно, чтобы мой командир корпуса сдался. Атака состоялась; Сандомир был взят со всеми своими пушками; австрийцы бежали, не успев как следует спалить деревянный мост.

    Пострадали в ночной атаке, главным образом, тульцы: у них был убит командир полка, несколько офицеров и 800 солдат, но они и решили, главным образом, участь боя. Кавалерия понесла ничтожные потери.

    Новиков не верил своим глазами, когда утром мы вступили в город, а саперы тушили и исправляли мост. К вечеру весь конный корпус перешел на правый берег Вислы.

    Получив в награду через несколько дней генерал-лейтенантский чин, утверждение в должности, и Георгия 4-ой степени, Александр Васильевич Новиков отвел меня в сторону, расцеловал и, со слезами на глазах, растроганным голосом произнес:

    — Этот Георгиевский крест следовало бы дать тебе.

    Но и меня не забыли, пожаловав Владимиром 3-ей степени с мечами, на шею. Должен прибавить, что у Новикова хватило достаточно благородства аттестовать работу своего штаба даже перед высшим начальством.

    Когда однажды Командующий армией высказал Новикову благодарность за действия корпуса, то он, недолго думая, ответил, показывая на меня и на Мельчакова:

    — Этим, Ваше Высокопревосходительство, я очень обязан моему штабу.

    В сентябре 1914 года, когда на французском фронте операции приняли затяжной позиционный характер, немцы сочли возможным более существенно поддержать разбитых австрийцев, двинув целую армию на Варшавский театр.

    Кавалерия Новикова тотчас же была переброшена через Варшаву в этот район, усиленная еще двумя казачьими дивизиями, 3-ей и 5-ой Донской, и бригадой уральских казаков под начальством Кауфмана Туркестанского, сына завоевателя Туркестана.

    Двадцать тысяч коней, под управлением одного начальника, такое соединение (объединение – Л.С.) длилось недолго, и затем уже ни разу не повторялось в течение всей первой мировой войны.

    Явилось немало охотников и кандидатов занять место начальника штаба в 1-ом Кавалерийском Корпусе.

    Несмотря на все мои заслуги и полученные награды, я, в сущности, не мог рассчитывать на утверждение в генеральской должности, не пройдя ценза командования полком. В пришедшей через два года революции с этим не считались, законы были не писаны, и на высокие посты попадали, вместе с очень способными офицерами, молодые мальчишки, недавно выпущенные из Академии.

    В октябре немцы произвели на Варшавском театре довольно смелый маневр. Оттянув свои войска к границе, после удачных для нашего командования боев впереди Варшавы, они сосредоточили значительные силы в районе Торна и сильную конницу к западу от Калиша.

    Маневр германцев ускользнул от разведывательных органов Ставки и штаба Западного фронта. А в армии генерала Шейдемана, перешедшего в Лодзь, попросту считалось, что немцы разбиты и спешно отступают. Конный корпус Новикова, войдя в состав этой армии, был сосредоточен на фронте около 20-ти верст по реке Варте, находясь в армейском резерве.

    Однако дальняя разведка, организованная моим штабом, продолжалась и определенно доносила о сосредоточении крупных сил в районе Вислы, к югу от Торна.
   
    20-го октября из штаба 2-ой армии была получена телеграмма: «Начальнику штаба I-го кавалерийского корпуса немедленно прибыть, для получения приказа».

    Приезжаю на немецком Мерседесе — трофее донских казаков 14-ой кавалерийской дивизии — в Лодзь; узнаю, что штаб командующего расположился в лучшей гостиннице города. Меня вводят в кабинет начальника штаба. И кого же я вижу? — Моего милейшего Владимира Александровича Чагина, уже в роли начальника Штаба Армии. Он дружески жмет мне руки и тотчас же хвастает, показывая, как он живет:

    — Посмотрите, какой у меня кабинет и какие аппартаменты. Затем усаживает, угощает сигарой, потом ведет в свою спальную комнату, затем в ванную со всеми удобствами.

    — Видали что-нибудь подобное? Это, вам не моя жалкая комната на Лукишках в Вильне, у Ренненкампфа.

    Выражаю неподдельное восхищение и, наконец, спрашиваю:

    — А как же немцы?

    — Немцы? Здорово им попало, бегут. Пойдем к командующему, он вам даст сейчас директиву, она уже заготовлена для Новикова.

    Шейдеман, все тот же бодрый, представительный генерал, каким я его помнил по его прежней службе в должности начальника 3-ей кавалерийской дивизии в Ковне, армию получил на третьем месяце войны.

    Встретил он меня тоже как старого знакомого, и, вероятно, очень бы сконфузился, если бы я ему напомнил ужин у гусар, когда он уверял своего корпусного командира, что он не «мыловар».

    И вот получаю знаменательную директиву: «Противник разбит и быстро отступает; коннице генерала Новикова начать энергичное преследование в операционном направлении на Калиш, который и взять. Вас ждет там богатая добыча».

    На этой «богатой добыче» бедный Шейдеман вскоре и закончил свою карьеру командующего армией: был смещен, кажется, вместе с ним и Чагин.

    Возле Калиша наши дивизии, — 14-ая и 8-ая, — наткнулись не только на сильную пехоту, но главным образом на крупную кавалерийскую группу генерала Бредова. Ни о какой атаке Калиша не могло быть и речи.

    Немцы двумя конными дивизиями вышли во фланг и тыл 8-ой дивизии генерала Зандера. Подобно тому, как было под Радомом, Зандер предпочел не вступать в серьезный бой, потерял связь со штабом корпуса, с соседней дивизией, и ушел на два перехода назад, за реку Варту.

    Это была первая неудача, выпавшая на долю кавалерии Новикова с начала войны, и как бы первое предупреждение для его последующей карьеры; а для моего отчисления, — прекрасный предлог.

    И вот к Новикову стали поступать от генерал-квартирмейстера штаба фронта Бонч-Бруевича, запросы — кого бы он предпочел, из прилагаемого списка генералов к себе в начальники штаба.

    На все предложения мой Александр Васильевич неизменно отвечал:

    — Никого, прошу оставить полковника Дрейера. Так продолжалось до конца октября того же 1914-го года. Бонч — брат ленинского секретаря Бонч-Бруевича* выходил из себя, ища подходящего случая, чтобы всадить Новикову своего протеже, генерала Залесского.

*) В своей книге «Воспоминания» нобелевский лауреат, писатель Бунин, говоря о князе Кропоткине, приехавшем в 1918 году в Россию, пишет: он почему-то оказался «в добрых отношениях» с одним из приближенных Ленина, с Бонч-Бруевичем, и вот у него и состоялось в Кремле с ним свидание. Совершенно непонятно: как мог Кропоткин быть «в добрых отношениях» с этим редким даже среди большевиков негодяем. Еще большим негодяем был генерал Бонч-Бруевич, как это видно в его книге «Вся власть советам»

    Этого Петра Залесского, известного по мирному времени изобретенным им полевым вьюком, с походной кроватью, Новиков меньше всего хотел иметь своим начальником штаба, зная его, как человека грубого и очень неуживчивого.

    31-го октября того же года Новиков получает телеграмму: «Прошу командировать полковника Дрейера, для доклада в штаб Западного фронта. Бонч-Бруевич».

    Командир корпуса желает мне счастливого пути, совершенно не подозревая, что я к нему больше не вернусь, и наша совместная служба навсегда закончена. Тот же немецкий Мерседес, с шофером Жоржем, к 4-м часам дня доставляет меня в Седлец.

    Старший адъютант отчетного отделения Лукирский вводит в кабинет генерал-квартирмейстера.

    Бонч с места накидывается:

    — Вы понятия не имеете о том, как ведется кавалерийская резведка; корпус Новикова не имел права отступать без серьезного боя. Вы не знали, что у вас на флангах, разведка ваша ниже всякой критики.

    Сразу становится понятным по тону и манере обращения, что Бонч собирается меня съесть, сделав козлом отпущения.

    — Нет, — отвечаю, — с самого начала войны я не слышал ни одного упрека в неумении организовать разведывательную службу. Приказ наступать на Калиш был дан непосредственно командующим армией, полагавшим, что немцы разбиты, чего на самом деле не было. И нам точно было известно о сосредоточении крупных сил противника возле Торна, о чем мы доносили в штаб армии.

    — Что вы там рассказываете...

    — Ничего я не рассказываю, а докладываю, что виной отхода корпуса была не разведка, а уход почти без боя дивизии Зандера за Варту. Под Радомом было то же самое.

    Бонч окончательно выходит из себя:

    — Прошу вас поменьше рассуждать; вы не умеете говорить с генерал-квартирмейстером, я вас за это отчислю от генерального штаба.

    Не удерживаюсь и резко отвечаю:

    — Оснований у Вашего Превосходительства для этого нет, да вы и не в праве меня отчислять.

    — Полковник Лукирский, дайте предписание полковнику Дрейеру немедлено отправиться в Восточную Пруссию, к генералу Джонсону, для вступления в должность начальника штаба 27-ой пехотной дивизии.

    Обоюдный сухой поклон, и я вышел.

    Получая в кабинете Лукирского предписание, спрашиваю:

    — Что этот сукин сын у вас всегда такой?

    — Частенько. Он привык, состоя три года «классной дамой» в Академии, где слушатели не смели пикнуть своим курсовым офицерам; так это и сказывается.

    - Напрасно только вы довольно резко с ним говорили, он вам этого не простит.

    Покончив со мной, Бонч-Бруевич, тотчас же, уже не спрашивая Новикова, назначил к нему генерала Залесского, дав тому инструкцию «изничтожить» меня в конец, выискав недочеты в моей три с половиной месячной штабной службе.

    Благодарный за назначение, Залесский задачу выполнил успешно, и обоюдными усилиями двух приятелей в конце марта 1915-го года, я уже числился по армейской пехоте. Но об этом — дальше.