XII

 Уже больше двух часов Коля сидел в дальнем углу коридора под лестницей, словно забившись в угол. Все происходящее с ним за это время казалось нелепым кошмарным сном, но проснуться никак не получалось. Ивану, как выяснилось, стало совсем плохо, и его отвезли в больницу, где, кажется, должны будут наложить на рану швы. Но больше Коля узнать ничего не мог, поскольку в ответ на все его вопросы Аркадий Эрнестович лишь холодно отвечал:
 - А тебе не все ли равно, что будет с Иваном? Или надеешься, чтобы он проболел как можно дольше, так? И не надо сейчас разыгрывать испуг и боль за него, ведь в глубине души ты торжествуешь! Ты добился своего! Поэтому какая тебе может разница, будут ли ему зашивать рану или он вовсе умрет или на всю жизнь теперь дурачком останется!
 - Умрет... - одними губами повторил Коля, ощущая, как по телу разлился холод и ужас, - Нет...
 - А вот и да, очень может быть, что случится и это! - подлил масла в огонь историк, -  Если сильно повредить височную кость, то исход будет один! Скоро еще должны приехать его родители... и я уж прослежу, чтобы они посмотрели в лицо тому, кто искалечил их единственного сына!
 Эти слова вызвали у Коли новый приступ страха и отчаяния, но судьба ему приготовила еще один удар, более сильный.
 Вскоре его вызвали к директору, и тот совершенно убийственным тоном сообщил, что "в ближайшее время вы, Мансуров, должны покинуть это учебное заведение, потому что паршивую овцу необходимо устранить из стада, дабы она не портила остальных".
 Также господин Зимовский еще долго стыдил Колю, словно строгий отец:
 - Я принял тебя в гимназию со слов твоей матери, очень уважаемой мной женщины, которая уверяла, что ты честный и добрый мальчик, кроткий и прилежный. Но оказалось, что у тебя двойное лицо: ты лишь хочешь всем казаться таким, а в глубине души прячешь совсем иную темную сущность. Поначалу я тоже верил, что ты примерный ученик, но оказалось, что ты редкостный лгун и драчун, способный из-за угла покалечить товарища просто из личной неприязни! Это поступок недостойный сына офицера, ты сегодня опозорил честь своей семьи и фамилии. Я уже написал твоей матери, и она придет забрать тебя как только сможет. Можешь пока собрать вещи и попрощаться с товарищами... А, впрочем, нет, я запрещаю тебе с кем-либо из них более говорить.  Теперь уходи с глаз моих.
 С поникшей головой и просто растерзанным сердцем Коля шел в спальню, словно на эшафот. Кто-то из его друзей пытался с ним поговорить, но он лишь махнул рукой, прося оставить его в покое. Конечно, Хорек, Принц, Голубь и даже апатичный Булка приходили к Зиме и уверяли, что их Сказитель действительно не виноват и бросил в Жибера снежком случайно. Но тот лишь качал головой, отвечая, что они тоже попали под обаяние этого актеришки, завладевшего их вниманием рассказами всяких небылиц, в которых лишь Иван видел глупость и пыль в глаза, за что и в итоге поплатился. И постепенно даже лучшие друзья усомнились в невиновности Коли, ведь они не знали всех обстоятельств их с Жибером примирения... Быть может, это действительно была ложь, и в душе Коля мечтал тому отомстить, а сегодня как раз подвернулся такой случай?..

 Но самому Коле страшно было уже не за себя. На пути в спальню он успел все-таки столкнуться с родителями Ивана. Те ничего ему не сказали, но по их взгляду можно было прочесть все. Мальчик мечтал повернуть время вспять, думая, что было бы намного лучше, если тот роковой осколок льда ударил его самого, но было уже поздно.
 "Я сильно поранил Ваню, и теперь ему очень плохо... Возможно, он никогда полностью не поправится и даже умрет. Получается, я теперь убийца! Да, именно так! Я - жестокий убийца! О Господи, Господи!"
 А вскоре еще одна мысль, не менее страшная пронзила Колю.
 "И ведь теперь обо всем узнает моя мама! Что меня исключают! И вряд ли меня примут в другую гимназию, если на моих руках кровь товарища!.. О Боже, что же с ней будет! Она такая слабая, такая худенькая, ей нельзя волноваться понапрасну, и так много пришлось после смерти отца, а теперь, теперь... Господи, она не перенесет такого потрясения! Значит, если с ней что-то случится, я буду и в этом виноват! Я своими руками убил и Ваню и ее!"
 Почти обезумев от ужаса при таких мыслях, Коля заплакал и резко заметался. Он понял, что не сможет посмотреть в глаза собственной матери, которая теперь будет на всю жизнь опозорена поступком родного сына. Ее любимый родной Коленька, Ники - подлый мерзавец, лицемер, лжец и задира, от чьих рук может теперь умереть однокашник.
 "Нет, такого точно не должно произойти, - решил Коля, - пускай уж я лучше совсем исчезну, чем буду жить с этим грехом и вечным чувством вины! Меня не должны найти!"
 Решение пришло в голову впечатлительного Мансурова почти сразу. Найдя оставленные кем-то здесь перо и листок бумаги, он быстро, неровным почерком из-за дрожи в руках написал:
 "Ваня, если ты все же выздоровеешь и прочтешь это, ты должен знать: я не хотел сделать тебе больно. Никто в гимназии мне не верит, и меня скоро здесь уже не будет. Но клянусь перед Богом, я бросил в тебя снежком не нарочно, я даже не видел, куда целюсь. Надеюсь, ты сможешь меня простить. Я не хотел никому никогда зла, но теперь меня считают чуть ли не пособником Сатаны. А с этим жить я не могу. Не ищите меня, я ухожу навсегда.
Николай Мансуров, друг Ивана Жибера".

 Оставив записку на тумбочке, Коля опустился на колени, истово перекрестившись со словами "Господи, прости меня и спаси Ваню!", после чего поспешно набросил на плечи пальто и открыл окно. Прыгать со второго этажа было рискованно, но мягкий снег смягчил падение. Убедившись, что никого в саду сейчас нет, и его побег поначалу останется незамеченным, Мансуров вышел через заднюю калитку у черного хода, после чего бегом припустился прочь.