Все любят ходить под дождем - 20

Потом мы неожиданно уснули, как провалились. Не знаю, долго ли спали, время, как пуля, выпущенная из ружья. Проснулись одновременно, я услышал движение ее ресниц. Жанна встала, сладко потянулась, прошла к плетеному креслу у камина, попросила:
- Зажги.
Тогда я впервые увидел ее раздетой на расстоянии, ее тело было божественным. Я не хотел бы, чтоб кто-то увидел ее, потому что, увидев, можно сойти с ума.
Наш кюре ее увидел через окно, он обходил деревню, проверял, все ли уехали. Мы его не заметили, узнали об этом на следующее утро.
    Я растопил камин, мы сидели в кровати, прислонившись к ее спинке и укрыв ноги одеялом, ели свежий сыр, запивали его подогретым красным вином, смотрели на огонь, видели в нем себя и наших будущих детей. За окном тихо опускался вечер, подходило к концу наше небытие. Это был единственный наш день, наш с утра и до вечера. Наш день никогда больше не повторился.
Я сижу у входа, вдыхаю влажный утренний воздух весны и чего-то жду. Знаю, что-то должно произойти. Скоро расцветет жасмин, но не сегодня, где-то через месяц, но это не то, чего я жду сейчас, хотя и соскучился по его запаху, по запаху Жанны, для меня они одинаковы.
 Завтракаю силой только что проснувшегося, еще не уставшего за день солнца, и жду. Я сильно похудел за эту зиму, только это не слабость, мое тело теперь словно из металла. В нем живет энергия металла, пружины, способной сжаться и распрямиться сколько угодно раз. Вот и сейчас хочется подпрыгнуть с земли и без устали крушить вставшую на моем пути стену, только он должен прийти.
Он пришел, мой мальчик. Появился на той же лошади, на которой уехал от меня последний раз. Я узнал его, не мог не узнать, потому что это был я. Он вырос, мы сравнялись с ним, и это была моя Воля, мой окрепший характер. Он сошел с лошади, подошел ко мне, обнял, и больше мы уже не расставались. Мы выросли, мы стали единым целым.
   Я развернулся, снова пошел в тоннель, взял в руки кирку и снова начал бить слежавшуюся породу. Только теперь уже без отдыха, без остановки ни днем, ни ночью, я забыл, что такое усталость.
Жасмин зацвел, я спиной почувствовал его приближающийся запах и понял, что остался последний удар. Кирка провалилась, в образовавшемся отверстии показался свет. Я дошел, плечом толкнул оставшуюся перегородку, она обрушилась вперед. Нет, она не задохнулась от нехватки воздуха. Все так же ярко пылал костер, все так же сидела перед ним она - моя Мечта, только выросла, как и вырос мой мальчик. Только откуда такая тревога? Откуда вдруг такая холодная тоска, взорвавшая тупым холодом спину?
  Я развернулся и рванулся к выходу. Справа, вдали, над ночной тайгой поднимался кверху столб пожара. Это горел мой дом. Я побежал, задыхался, спотыкался, падал, вставал и снова бежал. Ночь, не видно ни зги, деревья отодвигались с моего пути, открывая дорогу, они понимали, что я бегу к дому, моему дому.
Горящая крыша рвет непроглядную тьму, обжигая и освещая пространство на сотню метров вокруг. Здесь все: светская публика, мужчины во фраках, женщины в белых декольте. Может, бал, а может, театр, спектакль для избранных. Ближе всех Ницше, свободно разместился в шезлонге, в руках блокнот, в котором он время от времени делает пометки. Сзади за ним верхом на злобном необузданном жеребце Мефистофель, они единое целое, в их блестящих красных глазах нет даже проблеска сострадания. А в стороне толпа, оживленно гудящая, с бокалами в руках, в бокалах то ли вино, то ли кровь. Время от времени от толпы отделяется помощница прокурора, подбегает к куче дров, хватает полено и бросает его на крышу, наверное, ей холодно и хочется больше тепла. Но я не вижу всего этого, это все непроизвольно отображается в моем сознании. Страх, ужас уже давно зародились тяжестью в моем животе и сейчас рвутся наружу, поднимая волосы дыбом. В стекле окна лицо  Жанны, в глазах  стон и мольба. Я так надеялся, что этого все-таки никогда не будет. Здесь Колька, он ждет меня, бросает какое-то пальто и шапку, я надеваю их, и Колька выливает на мою голову два ведра воды. Я бросаюсь к двери, дергаю ее на себя, она не открывается, наверное, закрыта на крючок. Я кричу, кричу, не зная о чем, это даже и не крик, это вопль всепоглощающего безысходного несчастья, кричу и рву дверь, она вырывается вместе с коробкой. За ней ад, гудящая мартеновская печь. Кожа на лице вскипает волдырями, кажется, сейчас лопнут глаза, я закрываю их тем, что осталось от век. Кричу, но не слышу себя:
- Жанна-а-а!
Ответа нет, шагаю вперед. Она не дошла до двери один шаг, я споткнулся об нее сразу. Упал, ногами почувствовал, что это она. Разворачиваюсь, горит все, шапка, пальто. Мясо на лице превратилось в жгучую, невероятно жесткую боль. Я не вижу ее, на ощупь приподнимаю ее на руках и шагаю назад. Ступаю на порог, и тут проваливается потолок, волна жара кидает нас на землю. Обнимаю Жанну крепко, насколько могу, и качусь так по земле, стараясь откатиться как можно дальше и остаться сверху, если развалятся стены, то тогда они упадут на меня. Пусть сгорю я, пусть я умру, но может быть, сможет жить Жанна.
Колька снова здесь, он уже сбегал на водокачку и ждет нас с ведрами воды. Мы останавливаемся, он выливает ее на нас. Вода попадает на наши лица, холод на мгновение притупляет боль, и Жанна открывает глаза. Никто  бы не смог узнать сейчас меня, только она.
- Это ты! Я так ждала тебя! Несколько столетий я искала тебя! - из уголков глаз протянулись две дорожки тихих слез.
Счастье! Разве мог я раньше знать, что такое счастье! Хотелось обнять ее так, чтобы втиснуть в себя, прижаться щекой к ее щеке, зарыть свою голову в ее шею. Только вот боль, жестокая боль снова вернулась. Счастье и боль, даже крик, дикий, на всю вселенную крик не мог разрушить наше единство. Я кричал. Я стоял, тянул руки к самой дальней звезде и кричал:
- Господи! Я всегда знал, что ты есть! Спасибо тебе, Господи!
Нет, ни Венера, ни Коломбина не опоздали, они не хотели быть среди зрителей, они пришли тогда, когда надо было прийти. Венера льет на мое лицо воду из своей раковины, и боль уходит. Коломбина осторожно мажет меня мазью, приготовленной Леонардо. Из - под волос, из  - под скул начинает расти кожа.
- Ну, вот и все, - говорят они. - Нам надо идти, но если вам понадобится, мы будем рядом.
Они ушли. Мы сидим на земле, вокруг пусто, за нашими спинами догорает дом, а на востоке занимается рассвет. Ищу глазами Кольку, он уходит по той самой дороге, по которой осенью уходил в ночь автобус. Кричу ему:
- Колька! Спасибо тебе!
Не слышу, что он отвечает, но знаю и так:
- Не за что, ведь ты мой друг.
К нам подходит моя Мечта, берет нас за руки, мы поднимаемся и идем вместе с ней, теперь она не моя, теперь она наша.
Я оглянулся, за моей спиной стоял отчий дом.