Жизнь кончена

Он снимался в массовке с удовольствием- небольшой случайный приработок к работе в бутике нижнего белья. Небольшое помещение практически в центре города, такая шкатулочка из прибрежной виллы аристократа с обитыми жаккардовыми обоями боками. На тёмноватом фоне мрачно отливали зеленью и пурпуром головки немыслимых пионов, цеплялись за бледнорозовые оптимистичные колокольчики нежных лилий. Всё это перемежалось тельцами заморских птичек с вытянутыми скобкой кривыми клювиками и радужным оперением- можно было разглядеть каждое пёрышко. Виноградной кистью свисала в центре с потолка люстра- каждый хрусталик синим отблеском острого края холодил ментолом горло. Безвольные кресла, обтянутые тонким шёлком, ждали ваши бока, чтобы утопить их в нежити и безвременьи и не отпускать, насколько это возможно.

Примерочные с зеркалами со всех сторон, в которых все казались вдвое стройнее. Продавщицы, бестелесные тени, просовывали за шёлк занавесок чашечки нового лифчика или трусиков на кружевных бечёвках. В этом раю его обязанностью было переодевать витринные манекены, напяливать на невыносимого совершенства тела из какого-то дорого полупрозрачного пластика, сложно привезённые из Италии за безумные деньги, кружевные эфимерные трусики. Лифчики с тонкими бретельками, держащиеся на честном слове, ничего не прикрывающие, через которые просвечивали соски - дань максимально возможному приближению к правдивости. Хотя, какая правдивость? Девушек с такими телами не было и не могло быть в природе.

Через вентиляцию запускались ароматизаторы с тонким изысканным запахом, играла полутоном нежная музыка; звякали, раскачиваясь, крошечные золотые вешалочки- всё было сделано для изъятия из лаковых заострённых сумочек клиенток денежных средств. Вернее, с их золотых и платиновых карточек. Но, ему платили не так, как хотелось бы- приходилось искать ещё какой-то приработок.

Сам он был довольно уныл- плоские бледные губы, пепельные волосы, зачёсанные на сторону, небольшая несбриваемая щетинка на впалых щеках выдавали натуру скучную, безвольную. Семьи у него не было- он всё ещё ждал чего-то. Внезапной вспышки, озарения, когда его жизнь перестанет тянуться бесконечной лентой, и забурлит. Счастьем.

Сьёмочный павильон на Мосфильме -края тонули в пыльном полумраке, а в центре под софитами толкались актёры с толстым слоем грима на узнаваемых лицах на фоне массовки. Бодрая безденежная, а частью просто развлекающаяся массовка волной накатывала на актёров, фланировала какое-то время в кадре, потом откатывала на безопасное расстояние. Объявляли перерыв- попить кофе из кофейного автомата, стоявшего далеко у края и бросить денежку в отверстие, чтобы из чрева звучно выплюнулся сникерс или твикс.

Она толкалась рядом с ним, он уже второй раз видел её на съёмках. Старался держаться ближе к ней, рискуя случайно коснуться её напряжённой рукой. Красивая какой-то манекенной красотой, с телом, какого никогда до этого не было и не могло быть в природе- он сразу узнал в ней одну из своих витринных девушек, доставленных из Италии за безумные деньги. Идеальный овал лица- сияющего, как бы подсвеченного изнутри. Непропорционально длинная стилизованная шея, тёмные шелковистые волосы. Осталось только стащить с неё платье, чтобы увидеть выпирающие над впалым животиком узкие бёдрышки и кружевное бельё. Кружевные эфимерные трусики и лифчики с тонкими бретельками, держащиеся на честном слове, ничего не прикрывающие, через которые просвечивали соски. Всю эту необыкновенную итальянскую красоту.

После съёмок он потащился за ней вдоль шоссе, периодически отступая за заросли кустов. Но, она не оборачивалась. Холодная глубокая небесная синь, коротко подстриженная травка, сверкание дисков чисто вымытых, как назло, по случаю дождя машин, лакированных боков дорогих вальяжных иномарок.

Потом долго стоял у её подъезда, дожидась, не вспыхнет ли в каком-нибудь новом окне свет. Мимо прошла женщина, остро пахнувшая промокшим сукном какого-то солдафонского пальто. Набрала когтями код, и скрылась в тёмном чреве подъезда. А он всё стоял, с тоской провожая каждую проваливающуюся в жерло подъезда мокрую фигуру. Потом побрёл домой, хотелось плакать- жизнь кончена. Без неё.