Запись семьдесят четвёртая. Пастернака не понять

24.09.2004 …на "Автографе" гость -  Зимин Евгений Михайлович (г.р.1939 года). Родился в Марийской АССР, отец – агроном, погиб на войне, мать – учительница. После школы был призван в армию. В Томске оказался в 1962 году. Поступил  в Томский университет, на филологическое отделение, но по болезни оставил его со второго курса. Сменил несколько работ, пока не остановился  на должности старшего фельдъегеря Томского областного узла спецсвязи. Был членом литературных объединений при ТПИ и при газете «Молодой ленинец». Пережил даже такое - за чтение запрещённой литературы («Архипелага ГУЛАГ») его исключили из партии.

В 1986 году с семьёй переехал в Пятигорск.
Учась в университете, начал писать стихи, очень неплохие. Сейчас на пенсии, а в Томске гостит у родственницы. У него уже вышло несколько книг, в т.ч. и в Москве. (Запомнила названия двух - «Крик души» и «Дождь под Томском»), а изданных книг то ли уже семь, то ли девять.

Стихи о природе очень неплохие, нечто в духе Заболоцкого проглядывает, а вот другие жанры – послабее. Владимир Крюков рассказал, как они с Евгением посещали ЛИТО при ТГУ, упоминались имена Грушкова, Лойши, рассказывалось, что Евгений «издавал» сборнички стихов друзей – печатал их на машинке, переплетал  (некий «самиздат» был в ТГУ) восемь экземпляров каждого сборника.

Евгений рассказывал, как на одном семинаре его стихи раздолбал, кажется, Стародубцев (могу исказить), а Василий Казанцев, наоборот, поддержал.

Человек внутренне добрый, но какой-то очень сдержанный ("нецветной", я бы сказала). Попытки гражданской лирики, на мой взгляд, не слишком удачные. Детские стихи… «заковыристые». Попытки «Хайку» - тоже к хайку имеют отношение, как булыжная мостовая к асфальту – тоже дорога, а трясет. Игра звуков, поиски новых словотворений, словосозвучий. А вот такой, чтобы за сердце брало – поэзии – маловато. Кажется, не хватает не только силы дара, но и кругозора.
 
Вечная беда наших провинциальных поэтов – и среда не дает простора и основы, и образования нет достойного, чтобы развить извилины и заполнить их тем субстратом, в котором могли бы вырасти значительные вещи.

Ну и рутина наша: опять Бурцев «сверкал» своими виршами и рисунками. До чего же простодушие и уверенность этого человека в своей значимости поражает. Нина Анатольевна Стусь, сидя рядом, шептала: «Какой ужас!», но того с трудом остановили – просто павлин, только что хвоста нет. Галина Сергеевна, конечно, не упустила возможности почитать стихи принародно.
Вот хорошие же люди, но эта назойливость со своими талантами, которые, мягко говоря, или незначительны,  или уже приелись - как жк она напрягает! На фоне того же Зимина, как они не улавливают, что их дар так слаб, что выставлять его напоказ – это как ослеплённые родительской любовью мама с папой нахваливают  прелесть золотушного и тщедушного ребёнка. Присутствующие только терпят – только соблюдение этикета не позволяет сказать: «Хватит! Пожалейте наши чувства и наше время. Нам не нравится вас слушать. Будьте скромнее и ждите, когда вас попросят высказаться, не навязывайтесь!».
Меня вот что заинтересовало – Зимин так и не получил соответствующего образования, но его поэтическая судьба была более-менее успешна, издавались книги. (Сейчас тоже готов макет, но нет спонсора  - «Я не умею просить деньги, коплю с пенсии»). Мне показалось, что человек не реализовался полностью, хотя потенции были...
***
Мне Пастернака не понять -
Он на Парнасе, небожитель.
Пегас - мой друг и утешитель -
Не смог меня туда поднять.

И мой вопрос не прозвучал.
Хотя – могу себе представить -
Как отвечать его заставить?
Конечно, он бы промолчал.

Какая тщета - вопрошать
О тайном смысле у поэта!
Ведь он не видит в том секрета,
О чем пытается сказать.

Он различает в пустоте
Мотивы сферы неизвестной.
Он – странник, он везде – не местный,
И тем так выделен в толпе.

Кому-то, может, и пустяк,
И даже тайны нет ни сколько.
Каких-то девять букв и только...
А я немею – Пастернак.

2008 г.