Могила

Сегодня утром я обнаружила под окном свежую могилу, припорошенную первым ноябрьским снегом. Тонкая корочка льда покрывала влажную землю, лучи солнца скользили по ней и били стрелами по глазам. На небольшом холмике не было ни имени, ни креста, никаких символов, которые помогли бы мне разгадать личность мертвеца. Я не знала его имени, религии, не представляла мужчина там или женщина, а может быть ребенок, молодой человек или старуха. Я смотрела на могилу, заваривая травы, и думала о том, чья душа могла заблудиться в лесу неподалеку.
Деревенские не сказали мне толком ничего: никого не видели, ничего не слышали, да и вообще спать по ночам надо, а не по опушке шататься, неприятностей искать. Я захватила крынку молока у молочника, перекрестившего после меня порог, и отправилась домой с тяжестью на сердце. Не могло мне померещиться, не могла просто так привидеться могила. И правда: подойдя к избе я увидела все тот же холмик земли, окутанный снегом. С пронзительным криком на наст сел ворон и глянул на меня пустыми, черными глазами. Я шикнула на птицу и топнула ногой, пригрозив полной молока крынкой. Вредное создание встрепенулось и вспорхнуло в воздух. Конечно, я бы не стала кидать в нее ничего, но негоже чужие души к неизвестному мертвецу привлекать.
Оказалось, что молоко с кровью – снова по дороге испортилось, я же помню, как молочник отливал мне чистого, белого молочка с густыми сливками поверху. Сплюнув розовую жижу, я вылила остатки за окно. Испортилось оно точно здесь, а не в деревне. Дряное дело, ничего мне не остается, кроме как смотреть на могилу и гадать.
Тени по углам испугано притихли, когда я достала колоду и зажгла свечи. Я хитро улыбнулась им и тихо проговорила:
– Не бойтесь, сегодня не к вам обращаться буду. Сидите тихо и не мешайте мне. У меня вопросы к тому, что старше вас по рангу.
Трепещущие тени вытянулись вслед за пламенем свечи, задрожали и смирно опустились к полу, видимо, успокоенные моими словами. Я взяла карты в руки и неспешно принялась тасовать колоду, задумчиво глядя на мирный огонек передо мной. Дыхание постепенно успокаивалось, пока стало практически неслышным, незаметным. Ненужным. Кончиками пальцев я сняла карты и переложила их вниз, еще раз перемешала и принялась раскладывать рубашками вниз.
Ерунда какая-то… Я нахмурилась, пытаясь понять, как из этой чепухи вытянуть хотя бы крупицу полезной информации. Карты были словно пьяные. Их образы не сплетались в единый, стройный ряд, а кружили вокруг пламени Дьявола в самом центре. Я приподняла одну бровь и вновь посмотрела за окно, на молчаливую могилу. Кто же оставил тебя рядом со мной, дружок? И зачем он или она сотворили такое с тобой, ведь знали, какая беда из этого может выйти.
Не любили этого мертвеца при жизни и после смерти никто о нем грустить не станет. И что же делать мне с тобой, неприкаянная душа? Ни тебе, ни мне покоя не будет, покуда ты здесь. Я сложила непокорные карты и принялась постукивать колодой по столу, погрузившись в размышления.
– Не ты ли просила помощника себе?
Я улыбнулась краешком губ, хотя волосы на руках и затылке как всегда поднялись дыбом. Это дыхание Смерти прошлось по беззащитной коже. Я не могла применять при нем амулеты или обереги, это было бы чистой воды неуважение к Высшей Силе.
– Я не просила мертвецов в своем доме. Ты же знаешь, кто это сделал?
Ледяной ветер охватил тело, будто я забыла закрыть дверь, и зима прокралась внутрь. Сколько лет, а ощущения, все как в первый раз.
– Может, и знаю… Но говорить я тебе не хочу, а то он может расстроиться, что его подарок пришелся красавице не по душе.
Подарок? Я сжала кулаки. Подарки от Той стороны я предпочитаю не принимать, потом приходится слишком многим отплачивать за их щедрость. Да и подарки всегда с двойным дном, никогда не бывает тут бескорыстия и искренней щедрости. Держи ухо востро, а не то останешься и вовсе без головы с их подарками.
– Так может все-таки намекнешь, кто же такой щедрый оказался? Я бы хоть знала, кому должок отдавать.
Он захихикал прямо над ухом, и я ощутила острые когти на шее. Шелест осенней листвы звучал в каждом его слове, а от дыхания веяло увяданием.
– Он вернется за должком, уж поверь, красавица. Он свое еще получит сполна. Ты уже меченная нами, а он всего-то выбрал тебя среди остальных таких же.
– Скажи же, кто и для чего меня выбрал? – с нажимом в голосе спросила я, начиная терять терпение. Если не быть с ними жесткой, они будут растекаться мыслью по древу и уйдут от тебя, оставив без единого ответа, так еще и жизненную силу выпьют.
– Раскомандовалась! – фыркнул он и отскочил от меня, как ужаленный. – Я тебе раб что ли?! Нашла кому приказывать, красавица! Вот он придет к тебе, так им и верти, как пожелаешь! А я вольный, мной никто не правит. И нет надо мной сил, которые принуждали бы меня к чему-то. Я к тебе по доброй воле пришел, а ты со мной не хочешь ласково. Не скажу тебе ничего!
Я заскрежетала зубами и, хлопнув по столу, резко задула свечу. Комната погрузилась в тишину. Исчезли звуки, тени, здесь больше не было никого, кроме меня да парочки скребущихся в бревнах мышей. Что-то тут нечисто. Раньше он слушался меня, как пес. А теперь характер показывает. И карты из рук валятся. И молоко… Все из-за этой проклятой могилы.
Взяв лопату, я вышла на улицу и что было мочи погрузила полотно в землю. Промерзшая, она стала практически каменной. Напрасно я пыталась оторвать хотя бы комок от могилы – без толку. Как лежала, так и лежит.
Что же за напасть такая? Вернувшись в доме, я умылась и ополоснула руки, стерла с тела следы его присутствия и почувствовала себя намного лучше. Полная луна скалилась мне из окна. Я положила в корзинку свечи, масло и сушенную лаванду – все, что она любит, – и отправилась в лес. Я шла привычной тропинкой, шла так долго, что едва не заблудилась впервые в жизни.
Снег заваливался в ботинки и царапал кожу. Мое дыхание становилось все громче и тяжелее, но я шла не останавливаясь. Стоит лишь на секунду замереть, как тропинка свернет в сторону и уже не покажет нужного пути. Коварство этой дорожки в том, что она не дает и мгновения на раздумья. Вступив на нее, ты уже должен был все решить, а коли не уверен – поплатишься за самонадеянность. Она может завести в логово медведя или в болота. Как повезет. Я с детства выучила этот урок: приняв решение, следуй ему до конца.
Впереди заалела будто раненая рябина. Алые ягоды обледенели и звенели как колокольчики, покачиваемые ветром. Я достала из корзинки подарки и зажгла две свечи рядом с ними, затем принялась растирать замерзшие ладони в надежде вытянуть хоть немного тепла.
– Давно я тебя не видела, подружка. Что не заглядывала? Мне тут так одиноко… А ты будто дорогу сюда забыла. Совсем обо мне не думаешь. Ты хоть представляешь, как тут холодно, одиноко, страшно…
– Не сердись на меня, – мягко ответила я, опустив глаза к подолу. – Не каждый день я могу выбраться в лес, чтобы проведать тебя. И все-таки я не забываю о тебе. Смотри, что я принесла тебе. Угощайся.
– Хммм… масло… У меня и живота-то нет, чтобы набить его… А с лавандой я что делать должна, по-твоему? Ухажеров гонять?
Ехидство в ее голосе заставило меня удивленно вскинуть брови. Она всегда была себе на уме, но сегодня я впервые услышала от нее слова недовольства. Раньше чтобы я не приносила ей, она радовалась как ребенок первому снегу. А сегодня воротит нос от свежего масла и ароматной лаванды? Что же такое случилось?
– Скажи мне лучше, кто оставил могилу у меня под окном. Ты же все видишь, где ели растут, ты видишь всех, кто среди них ходит. Кто же мне оставил такой подарок?
Она притихла. На какое-то мгновение мне и вовсе показалось, что она исчезла не попрощавшись, что было в ее природе. Но затем я услышала печальный вздох и ощутила прикосновение ледяных рук к вискам.
– Ты совсем за собой не следишь? Подруга моя, даже таким красавицам, как ты, нужен уход. Ты только посмотри – волосы как солома сухие. Кому такие понравятся? Кто такую захочет? Уж я-то знаю, о чем говорю, столько в этом лесу повидала…
Я недоумевающе свела брови. Ко мне решил свататься некто, кого я не знаю?.. Слишком уж многие пекутся о моем нраве, да о внешности.
– Не утаивай это от меня: я же вижу, ты все знаешь. Скажи, не томи. К чему мне готовиться? Чего ждать? Я понимаю, что не спроста эта могилка под окном оказалась.
Она вздохнула еще печальней и обошла меня кругом, точно оценивая с каждой стороны.
– Хороша, хороша… Придраться даже не к чему. Могу понять его, чего он именно тебя выбрал. Только вот знаю я одно: не сложится у вас с ним ничегоньки. Не было такого, что мы с вами свадьбы играли. Несчастья теперь ждут тебя одни. Да что уж говорить: отплясала ты свое счастье, свою судьбу светлую. Один мрак у тебя впереди. И ничего ты с этим сделать уже не можешь.
– О ком ты говоришь? Из-за кого у меня в будущем один мрак?!
– Да какое тут будущее, подружка… – покачала она головой, и смертельная тоска отразилась в ее ледяных, алых глазах. – Нет уж никакого будущего у тебя…
Что же это за чертов мертвец, который так портит мне жизнь? И говорить никто не хочет, только запугивают, да туманными пророчествами голову дурят. Остался только один способ узнать, что происходит. Не хотела я к нему прибегать, да видимо делать нечего. Я поблагодарила ее за беседу и повернулась уже, чтобы уйти, как внезапно ее рука легла мне на плечо и крепко сжала.
– Ты заходи почаще, подруженька моя, – хихикнула она. – Не забывай обо мне в свадебных заботах. За мужем следи хорошо, но не оставляй свою подругу тут в полном одиночестве. Ты же знаешь, как тут холодно и страшно…
Ее голос растворился в завывании ветра, летающего среди укрытых снегом елей.
Кто же такой смелый, что решил посвататься ко мне без спроса? Да еще и все его знают. Все, кроме меня. Ай, беда-беда. Добром все это не кончится.
Не выходят такие, как я замуж. Ни за живых, ни за мертвых, ни за людей, ни за других. На нас лежит сплетенный из восьми веток венок, скрученный узлом на лбу. Мы – ничьи. И принадлежать никому не можем. Знают об этом все: и старый, и малый, и передают эти знания от поколения к поколению. Не имеем мы детей и хозяйства, не берем себе мужей, не называем никого братьями и сестрами. Мы ходим по грани между двумя мирами, нельзя нас привязывать ни к одной из сторон. Наш удел – вечное одиночество. Так кто же посмел нарушить этот закон и навлечь на нас обоих кару?
Я спешила домой, едва не падая в снег. Морозный воздух резал легкие, но я упорно бежала, позабыв у рябины свечи и корзину. Я остановилась поодаль, всматриваясь в окна своего дома. В них горел свет. Кто-то был внутри. Кто-то незваный. Хозяйничал, как у себя. Собравшись с духом, я быстрым шагом направилась к двери. Незнакомые следы начинались из тьмы около дороги, ведущей с погоста. Вот и жених нагрянул.
Дверь тепло и приветливо скрипнула, когда я тихонько притворила ее за собой. Жар тут же окутал мое продрогшее до костей тело и против воли я издала протяжный стон удовольствия.
– Как хорошо после холода в прогретый дом зайти, правда? Я чай заварил, давай налью. Да ты не бойся меня, я тебе вреда не причиню. Я наоборот тебе как лучше сделать хочу.
Я смотрела на него во все глаза и не могла объятью всей огромной черной фигуры. Тьма клубилась среди ветвистых рогов, меж которых клочьями висела паутина. Широкие плечи его укрывала накидка из шкуры дикого зверя, покрытая опавшей листвой. Голос же его был подобен колыбельной – он успокаивал меня, хотя я и не давала своей бдительности заснуть.
Он поставил на стол две кружки. От каждой поднимался легкий пар, и в воздухе разлился аромат гвоздики. Он присел напротив меня и сложил руки на столе замком, неуверенно поглядывая в мою сторону, будто ожидал получить нагоняй.
– Не сердись на меня, душа моя. Я видел, что ты весь день по дому бегала, да по лесам. Я не хотел тебя напугать, но предупредить не успел – а сразу после побоялся на глаза попадаться.
– Так это твой подарок у меня под окном? Из-за тебя у меня весь день все из рук валится? – холодно спросила я, пригвоздив его одним взглядом и месту.
Он бросил тоскливый взгляд на окно, где в лунном свете мерцал снег на могиле неизвестного. Вздохнул и проговорил:
– Моя вина тут лишь отчасти, душа моя. Я тебе с самого начала все расскажу, чтобы ты не сердилась на меня.
Я наблюдал за тобой еще с того момента, когда ты появилась на свет. Такая кроха, лежала в колыбельке, а мы пели тебе наши песни. Кто ветром, кто волчьим воем, а кто по стенам постукивал. Не мог на тебя налюбоваться по ночам, когда ты спала в своей маленькой деревянной кроватке, которую тебе отец смастерил своими руками. Мы все уже тогда знали, что ты с нами будешь связана – тут и не было другой судьбы. Одна дорога, один путь. Не будет у тебя ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер. Всех заберу. Не со зла, пойми, родная. Просто так надо было. Судьба твоя такая, не я ее писал, не мне ее переписывать было.
Ты росла так быстро, но я подмечал каждую перемену, которая с тобой происходила. Когда невинный блеск в твоих голубых глазах стал ледяной сталью, и когда ласковая улыбка превратилась в оскал. Была бы у меня душа, она болела бы за тебя. За каждый твой шрам и каждый раз, когда тебе приходилось вставать на колени, чтобы выжить. Не рисковал я тогда вмешиваться, думал, пусть идет так, как идет. Судьба такая. Не мне ее переписывать.
И я видел, как смотрели на тебя мужчины. От мала до велика. Нельзя на тебя не засматриваться было, такая краса. Только ты понимала, что не жить никому из них рядом с тобой, а потому с кровоточащим сердцем ты отталкивала тех немногих, кто решался к тебе приблизиться. Я видел твои слезы и одиночество. Я пел тебе из леса, надеясь, что это облегчит твою боль. И снег укроет печали.
Я был рядом с тобой, когда ты этого не знала. И когда думала, что совсем одна. И когда к тебе заходили гости, и когда они покидали тебя. Неслышно было мое присутствие, незримо. Я защищал тебя от всего дурного, от чего мог защитить – от злых чар, от дурных глаз, от злых слов, которые летели в тебя со всех сторон.
– Ты жнец? – перебила его я, чувствуя, что начинаю дрожать всем телом. Я боялась услышать, что он мог сказать дальше.
Он твердо кивнул и виновато улыбнулся.
– Мертвых успокаивать тоже нужно. Они же несчастные, неприкаянные. Все души страдают сорок дней, а мое дело помочь им забыть этот мир, да проводить в другой.
– Это моя могила под окном?
Язык присох к небу. Жнец виновато улыбнулся и слегка кивнул.
– Надо было сразу тебе сказать, да побоялся я к тебе на глаза попадаться. Не из обычных ты покойников, которые только и воют день и ночь. Ты же даже не поняла, что на тот свет отправилась. Я тебя похоронил, да слова прощальные произнес над могилкой. Только не хочу я, чтобы ты отправлялась на тот берег… Нет оттуда возврата, душа моя. И не всем там нравится. Потому пришел я к тебе с предложением.
– Ты хочешь, чтобы я стала твоей женой? – вновь перебила я его, поняв, что не смогу спокойно услышать это из его уст. Он твердо кивнул и впервые за всю беседу я ощутила в нем непоколебимую уверенность.
– Я отметил твое тело и душу, не перейти тебе уже на тот Свет. Стань моей и дело решено. Я слишком долго смотрел на тебя издалека, больше не хочу. Насмотрелся. Что скажешь, душа моя? Я буду к тебе добр и ласков, уж не сомневайся. Если бы у меня было сердце, оно было бы твоим с самых твоих первых дней жизни. Я отведу тебя в свой дом, я отдам тебе, все, что у меня есть. Ты будешь вольна ходить куда хочешь. Я не стану тебя ни в чем ограничивать. Только будь дома каждый раз, когда я возвращаюсь. И встречай меня, будто ждала и любила все это время. Я не прошу тебя о большем.
Я слушала его и нежная улыбка не сходила с моих губ. Холод, сковывающий мои руки, был могильным холодом, а кровь в молоке – моей свернувшейся кровью. Смерть коснулась меня легко и незаметно, будто любовно, а я даже не поняла этого. Он смотрел на меня ожидая ответа, как большой и грозный, но верный пес ждет приказа господина. Я моргнула, смахивая непрошенную слезу.
– Все ты славно придумал, жнец, и предложение твое мне приятно. Только не могу я его принять. Потому что не тело мое было обречено на одиночество, а душа. И даже после смерти не могу я изменить этого. И ты не сможешь. Не мы судьбу мою писали, не нам ее менять. Я отправлюсь в лес и облюбую какое-нибудь озеро с чистыми водами, покрытыми коркой льда. Пусть оно напоминает тебе о моих глазах, а мне о тебе будет напоминать пронизывающий ночной ветер, что иногда будет ворошить заросли алой бузины неподалеку. Бывай же, негоже мертвецам за столом живых сидеть.
Он уронил голову в громадные ладони и плечи его затряслись. Я не решилась прикоснуться к нему, хотя и хотела. Было бы все так просто, было бы все так просто…
Я вышла на улицу. Закрадывался рассвет, золотя лавандовое зимнее небо. Тепло, окутывающее меня в доме, оказалось всего лишь иллюзией, в которую мне так безумно хотелось верить. И верить в которую было слишком опасно.
Могила молчаливо смотрела в небеса, открытая всем ветрам и непогодам. Я встала на колени рядом с ней и коснулась обледеневшей снежной корки. Где-то там, глубоко под землей лежу я, закрыв глаза и позабыв все земные печали.
И где-то здесь я должна найти свой покой, не в силах исчезнуть в блаженном свете искупления.