Письмо 28. Сварка. Жизель воскрешенная

Уважаемая Космическая!

Сон.
Герой сна, «зайцем», в спасательном вертолете. Потом Герой в каком-то городе. Идёт, по натоптаным дорожкам, куда народ торопится. Зима. Заблудился. Не знает куда идти.

Продолжаю сказки историю моих счастий.

Осень.
Зоя стала быстро худеть. Пошла к другому знакомому глав врачу областного госпиталя — Панченко. Обнаружили отравление и мышечную астению. Руки явно похудели в раза два. Ряд анализов - и оказалось что-то очень странное. Отравление ядом, куда входил кураре.  Ясно, что яд был не простой, мог быть сделан только в спец лабе.  От кого? От Шлыкова?  Вероятно... От куратора, «настоящего полковника»? Страшно и подумать...   Госпиталь был «демократический», без режима строгостей, вахтеров, «аля белый халат за рупь».  Я не работал, снова  проведывал каждый день, и Зоя могла выходить наружу.  Когда ей стало лучше, поработал у матери месяц в маге грузчиком, продавцом и получил «сакраментальные» аж 30ре.  Сделали операцию на поджелудку после всех госпиталей.  А злаполучный орган оказался в полном порядке!  Заодно осмотрели другое... Оказывается, воспаление было солнечного сплетения.  Восстановление и лечение прошло быстро и успешно.  Зою выписали зимой и она быстро нашла новую работу в редакции киностудии.
   
Зима
Мать объявила, что они готовят документы на Израиль, сестра, племяш, отчим, она: «сыночек, поезжай с нами, вот список документов, которые нужны на выезд». 

Отношения с Зоей начали охлаждаться. С ней всё было уже хорошо, стала работать, виделись реже.  Галочку я предал. Пока не завяз в СССР на «полусекретной» работе — почему-бы не начать жить с чистого листа?  Но с прошлых работ за последние пять лет, согласно «трудовой книжке», надо было брать ТРИ справки, что «не верблюд» - от парткома, месткома, директора,  что ко мне, «такому-то», не имеют материальных и иных претензий в связи выездом и теде.  А это «предательство» моего слова о невыезде!  Я не мог бы смотреть в лицо директору завода, после того, как он меня взял под честное слово, что я, имея «выездную национальность», не подведу его с эмиграцией.  Это означало в глазах передовой общественности рабочих и колхозников - «предательство социалистической родины, вскормившей и воспитавшей», и вечнО позорное клеймо "крысы, бегущей с тонущего..." 

Много лет позже, уже в НЙ, мать заметила: «что же ты не сказал сразу?  Купить другую «трудовую книжку» мне было раз плюнуть»!
Хорошо еще, что я успел снова прописаться в своей старой любимой квартире на Подоле втором этаже, с пятью окнами, балконом и видом на вышку, холм и на старый тополь. 

Зима-весна. В знаменательный день пришел в «гости» к маме - а квартира уже пустая и глухая. Уехали. Убежали. Без последнего «прощай».  Даже продали  пианино, а обещали оставить.

Вернулся в свой дом детства...  Теперь тут хозяин.  Надо обживаться в СССР дальше. Согласился на работу в институте сварки, по зоиной протекции.  Она была знакома с Николаем К, начальником группы. Разговор с К, нач-группы и с замом главного и с глав-отделом П. Опять скользкие речи о «выездной национальности». Ещё раз даю честное советское слово, что не подведу с эмиграцией, этим позорным «предательством социалистической родины-матери», которая выкормила и вырастила таких, как мы, крыс, бегущих с корабля Аврора.

     Взяли. Выписали пропуск. Сварка металлов — великий оборонный секрет, хотя Запад нас обогнал на 20 лет.  Но мы затянем пояс, догоним и перегоним, плюнем в суп кузькиной маме лордам керзонам и реваншистам, любителям опасных авантюр.

Работа интереснее, чем на заводе. В паре с руководительницей Ниной Л, стараемся скопировать японский сварочный флюс.  Вместо того, что бы у химиков точно узнать за один день молекулярный и процентный состав смеси — тыкаемся, как слепые котята, только приблизительно узнав атомарный состав минералов флюса.  Готовим и пробуем в день несколько замесов.  Дышим сварочными газами, минеральной пылью.  День за днем. Без успеха.  Через год Нина Л бросила эту «безнадегу». Тянул сам  угадайку состава и проверял на автосварке. Каждый день - три-четыре куска стали с бракованными наплавками сдавал в лом.  Как в насмешку — вдруг вышло всё идеально, но тогда, в первый и последний раз, забыл записать в журнал, что и как «нахимичил» с флюсом.  Имел глупость посетовать на свою невнимательность нач группе Николаю.  Он долго поминал меня недобрым словом. Лучше бы не говорил, не расстраивал начальника.  Повторить не сумел. Два года работы - «коту под хвост».      

Николай К — мне понравился. Он вникал в мои бытовые проблемы, даже «покрывал» привычку, хотя и уже редкую, к прогулам: «ты только заранее звони. Говори, что больной».  В ответ я старался на работе «не сачковать», варил и испытывал флюсы весь день и даже на час — два задерживался, когда казалось, что вот-вот, «получится» скопировать "япону мать".

Ушел от Зои, наконец. Живу один.  Мого раз  снится зоина комната.
*
чем меньше женщину мы больше
тем проживем на свете дольше
чем больше женщину мы меньше
тем легче грузят на нас вещи
*
Итак, она звалась Галиной.
Ни яркости сестры своей,
Ни тем что на себе носила
Не привлекла б она очей.

Задумчивость, ее подруга
От самых колыбельных дней,
Теченье школьного досуга
Мечтами украшало ей.

И колдовали ея пальцы
КвартОвый и квинтОвый круг.
ШопениАновские страсти
Милее были всех наук

Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли всё;
Она влюблялася в обманы
В Артура, Грэя и Руссо.
(моё дерзновение на  метаморфную импровизацию на НАШЕ ВСЁ)
*
Осень. Год после моего предательства Галочки. А она опять вызвала на почтамт, звонит: «У меня отпуск десять дней. Можно приехать?»
-- Да.

Встречаю.  Обнимаемся. Привожу домой, на Подол.
– Какая у тебя старинная квартира... ПаркЕт скрипит... Неужели дом построен в прошлом веке? Такие большие окна, как в зАмке.  Их столько много, пять.  И даже балкон.  А буду принцесса в замке?

О предательстве, о Зое — ни слова.  Галочка вся светится радостью.  Я ложусь спать. Её долго нет. Ночь! Заходит моя крАсна девица, Жизель Воскресшая.  В длинной до пят, тонкой, белоснежной холщовой рубашке.  Подымает одеяло, медленно ложится. Смотрит.  Страшно. Обнимает: «я тебя прошу, дорогой, до свадьбы ни-че-го  НЕ НАДО.  Пожалуйста!».

Я поражен!  Все мои гормоны затухли и рухнули. Бедная девочка. Столько от меня натерпелась. Столько лет меня ждала. На эти десять дней я буду твоим Тристаном, а ты — недосягаемой Изольдой.  Я обнимаю Галочку и мы засыпаем, как малыши — братик и сестричка. 

Вечерами гуляем по Киеву.  Зашли к Цыпину, учителю.  Познакомил мою девушку, красну девицу.  Она заметила пианино, мы все насели — сыграй!   Села за инструмент и с чувством сыграла что-то из баховского клавира. Цыпин, и его жена Таня поражены. Я, как павлин надулся, горжусь, какая чудесная девушка, редкий талант, а в меня, Абрама-дурака влюблена Василиса-прекрасная.  Вот!

Десять дней пролетели быстро. Галочка уехала. От неё остался синенький платочек  аромата гвоздики.  Запах духОв не сходит месяца три.

На этом кончаю этот этап сказок моих. На картинке - внуки балуются, мол "мы котятя в коробочке". Если бы тогда знать о коробочке!
* * *
Продолжение http://proza.ru/2020/05/18/414