Эсперанто Виктора Паршуткина. В. Беспалый. Очерки

Если от теории слова и дела опять вернуться к практике воздушных перевозок, то не лишним будет отметить одну интересную деталь. Вышеупомянутый факт доставки пассажиров одним рейсом, исходя не из количества посадочных мест, а из объема грузовой кабины, носил характер исключительности лишь для «шурави-пайлот». Наши же коллеги-афганцы из авиакомпании «Бахтар», считали подобный способ пассажироперевозок не просто оптимальным, а единственно верным. Была бы у них техническая возможность размещать пассажиров не только внутри самолета, но еще и где-нибудь на внешней подвеске – они не преминули бы ею воспользоваться.
Каждый раз, когда мы садились на неохраняемый аэродром, типа Хост или Мазари-Шариф, местные аборигены начинали осаждать наш самолет, пытаясь правдами, а чаще неправдами, проникнуть в него в качестве пассажиров. Мы, как могли, так отмахивались от этой назойливой саранчи, стараясь при этом не выходить за рамки приличий. Но иногда, дабы остудить пыл особо настойчивых претендентов на пассажирское место, приходилось усиливать воздействие доброго слова демонстрацией наличия у экипажа всемирно известных изделий фирмы Михаила Калашникова. Впрочем, нужда в подобной аргументации возникала крайне редко.
Обычно, афганцев из числа гражданских мы брали на борт по просьбе «шурави мушаверов», то есть наших военных и гражданских советников, несших бремя своей не самой легкой и безопасной службы в дальних и ближних провинциях. Точно так же и «сарбосы», то бишь доблестные представители храброго афганского воинства, обретали статус наших пассажиров только по рекомендации тех же «каскадёров» и «кобальтовцев». И, желательно, в их сопровождении. Если у наших афганских друзей было при себе оружие, то они на время перелета сдавали его экипажу.
Со временем мы обратили внимание на одно характерное обстоятельство. Сразу по прилету на промежуточный аэродром, пока шли погрузочно-выгрузочные работы, и когда дополнительная рабочая сила  нам была отнюдь не лишней – желающих занять пассажирские места в нашем самолете было как-то не густо. Но, едва вышеуказанный процесс заканчивался, эта публика начинала откуда-то выползать, как тараканы из щелей.
Те, кто, пройдя сито контроля и отбора, попадали в число лиц, допущенных на борт, поступали в полное распоряжение нашего бортмеханика. Не рискну утверждать, что эта миссия доставляла ему удовольствие. Но, как говорится, кто на что учился…
Самое лютое отторжение у Вити вызывали любители «насвая» – местной разновидности жвачки, имевшей вид ароматических шариков зеленоватого цвета, состоящих из смеси табака, щелочи, растительного масла и прочей мерзости.
Если мы везли пассажиров-афганцев, то Витя, сразу же после их размещения на посадочных местах, демонстративно водружал посреди фюзеляжа прямоугольную металлическую емкость из-под моторного масла, исполнявшую  функцию ведра. Дальше начиналось действо, общепринято именуемое театром одного актера. Активно используя мимику и жестикуляцию, Витя разыгрывал небольшую мизансцену, наглядно изображая из себя жвачное животное. В финале мини-спектакля он смачно плевал в ведро, показывал указательным пальцем на свой плевок и зычным командным голосом произносил одно-единственное слово, задействованное в сценарии:
– Насвай!
Пассажиры понимающе кивали головами и наперебой тараторили:
– Хуб-хуб, хуб-хуб…
То есть: «хорошо-хорошо». Но, тем не менее, почитай, в ходе каждого полета находилась паршивая овца, портившая всё стадо. Иногда таких овец было даже несколько. В итоге на полу под некоторыми сидениями появлялись липкие грязно-зеленые пятна слюны, смешанной с «насваем».
После посадки, перед открытием рампы, бортмеханик производил общий осмотр грузовой кабины. Нарушители предполетного инструктажа вычислялись им по счету раз. Возмездие было суровым. Но справедливым. Грозно сверкая глазами, гневно тряся бородой, и, аки лев рыкая, Витя карающей рукой вручал нарушителям конвенции швабру, тряпку, жидкое мыло и дополнительное ведро с водой. Проштрафившимся разрешалось покинуть самолет только после приведения оного в состояние стерильной чистоты с последующим личным докладом работодателю. Рапорт полотёров, как правило, был предельно лаконичным и заключался в вопросе:
– Командор! Зашибись?
Витя придирчиво осматривал результат уборки и, если он его удовлетворял, то следовал краткий вывод:
– Зашибись.
Для более полного понимания ситуации следует уточнить один нюанс. В вышеприведенном диалоге вместо слова «зашибись» употреблялся очень близкий к нему по звучанию синоним. Менее литературный, но более образный. Полагаю, что это примечание даст более полное представление о той разновидности эсперанто, с помощью которой Витя достигал стопроцентного взаимопонимания с отдельными бестолковыми пассажирами.
Из вышесказанного вовсе не следует вывод, что всех перевозимых нами жителей страны солнца и гор нужно стричь под одну гребёнку и мести одной метёлкой. Порой в этой общей массе попадались личности, из ряда вон выходящие и достойные всяческого уважения. Об одном из таких пассажиров стоит рассказать отдельно.

Фото
Сопровождение колонны
(Отрывок из книги "Легенды полярной авиации" под редакцией А.Кудря. Материал передан В. Беспаловым .)