Зиночкина живность

(рассказ из юности)


Как я теперь думаю, в годы советской власти из всех «неперспективных» деревень самой «ненужной» была родина моих предков – деревня Гривы. О ней можно было бы сказать словами: ни к городу, ни к селу.
А причиной была железнодорожная линия, которая напрочь отсекала деревню от своей «кормилицы» – центральной усадьбы совхоза «Искра».
Поначалу из шпал соорудили неохраняемый переезд, и путь к деревне сразу сократился – стал всего девять километров по размытой ухабистой дороге. Но трактор гусеничный с грехом пополам да с груженой телегой проезжал. Правда, когда на переезде ночью поезд сбил автомобиль отчаянного шоферюги, переезд закрыли навсегда. Так деревня Гривы без моря и озера оказалась на острове. Лесная же дорога, поначалу построенная мужиками до Дно, через пару лет пришла в негодность: кругом – болото, да и следить за ней сил не было.
Вот тогда и порвали последнюю ниточку, связывающую деревню с совхозом: из единственного телятника на 100 голов перевели телят на центральную усадьбу. Со временем телятник развалился, зарос травой. И ничто уже не напоминало людям о «светлом колхозном будущем», все враз стали «единоличниками». Это при советской власти! Правда, года два-три ещё мурыжило мужиков совхозное начальство: то заготовкой кормов, то посевами ржи, то лесозаготовками. Потом отстали окончательно. И подались гривские мужики на работу в Дно, в основном, в путевое хозяйство. Кто стрелочником, кто обходчиком, кто весовщиком. А жёны с ребятами уже в полную меру занялись личным хозяйством, без которого прожить на мужнину зарплату ну никак нельзя было.
Моя тетушка Зиночка поначалу завела одну коровку. Муж Сергей пристроил к избе большой теплый сарай. Как за дитем малым, ухаживала Зиночка за коровой, потому и давала коровка много молока большой жирности. Когда дочь пошла в школу, пришлось прикупить и вторую корову. Потом захрюкали в сарае два поросенка, закудахтали куры, загоготали гуси...
Однако нельзя было думать, что всё так давалось легко. Власть хоть и далеко была, но не забывала следить за «кулацким селом»: и налогами давила «неколхозников», и огороды уменьшала, а главное – чинила всяческие препятствия при заготовке кормов.
Понятно, что никакого совхозного фуража деревне не выделялось. Но вот с заготовкой сена у людей была беда: давали далеко и самые болотистые участки. Причем, сначала накоси девять стогов тонны по две в совхоз, а десятый стог можешь взять себе. Ну, чем не крепостное право! Выходит, для двух коров надо было накосить в совхоз восемнадцать стогов! Не случайно на заготовку сена к Зиночке приезжала опять-таки вся дновская родня. А где взять корм для другой живности? Всяк выкручивался, как мог. То комбикорму по блату прикупит, то баб в Дно ежедневно в поход за хлебушком отправляли, благо поначалу в магазине продавцы не скупились на продажу.
Потом, особенно в хрущёвские да и брежневские времена, продажу хлеба «деревенским» запретили: бери три буханки и вали из магазина... Иногда в совхозе вспоминало начальство про гривские широкие поля и густые травы. Посылало туда сенокосилку, а то и две.
Выкосят за июль почти все поля, а уберут к сентябрю половину. Вот тогда бабы с ребятами и приноровились по ночам с веревками «навещать» эти поля, собирать уже потерявшее кормовую ценность сено. И всё равно беда, если поймают! Пусть лучше сгниёт.
А тут мать моя, хорошо знакомая с женой первого секретаря райкома, посоветовала ей брать молоко, как лучшее, у своей сестры. Так и стала Зиночка носить мо-
локо не только на базар, но и заглядывать в дом секретаря, неплохого, в общем, человека, много сделавшего для города и села. Однажды, поздоровавшись с Зиночкой, он спросил:
– Ты, Зина, вроде как меня боишься. С женой разговариваешь, а мне слова не скажешь. А скажи-ка, как у тебя дела с кормами? Я ведь знаю трудности вашей деревни.
– Ну, а раз знаете, товарищ секретарь, чего спрашивать?
– Знаешь что, скажу я Николаю Андреевичу (мой отец работал председателем колхоза), чтобы выделил он тебе, родственнице своей, поляну для покоса. Они всё равно всё не выкашивают.
– Спасибо, Борис Матвеич, буду благодарна вам.
Вот так, с разрешения партии, родичи мои накосили Зиночке не осоку пополам с метелками, а душистого сена. Накосили столько, что на два года хватило. И на батю моего никто не вякнул, в газету про «прохиндея» не написал: «Партия велела... Партия пожалела...»
Теперь, когда я бываю у тетушки, с годами переселившейся в Дно (ей давно за 80 лет), мы часами говорили о её гривской живности. Зиночка теперь сильно болеет. Да и как не болеть после такого непосильного труда в молодые и зрелые годы!
Кругом поля широкие, леса высокие, а взять их, деревня, не моги! Словно не на своей земле живешь ты, а на чужбине…