Глава 2. Улыбки и слезки Катерины

В конце сентября 1976 года я вознамерился в положенный месячный отпуск побывать в далекой моей России, чтобы посетить стареющих родителей и кое-кого из лагерных друзей. Замечу, что география их проживания была весьма обширна. Всё это время, начиная с февраля, меня обнадеживала и успокаивала мысль, что Господь из жалости уготовал мне, недостойному, смиренницу Катерину. За день до отлета я решил окончательно увериться в своих предчувствиях. Отправляясь на Липецкую 47, я предполагал, что снова повидаю её, затаенно ожидая, что мне удастся возжечь единую для нас свечечку сердечной приязни.

В тот день к старикам Новосадам, после богослужения, должны были зайти Алексей с Марийкой. И, действительно, встретив меня, они просияли от радости. По обыкновению, мы расселись в  знакомой мне горнице. Вскоре к нам присоединился Василий, подъехавший вместе с Верой. Когда мы рассуждали о малом и великом, я услышал из прихожей голосок. Его покоряющее звучание сказало, что наконец-то появилась и она, долгожданная Катерина. На этот раз на ней были жакетик и расклешенная юбка, подчеркивающие её стройность. Поднявшись ей на встречу, не без волнения я принял в ладони изящно протянутую руку. Её нежная прохлада, как и застенчивая улыбка, тронули знакомым ощущением присутствия рядом дорогого мне существа.

На обычные для начала знакомства фразы и вопросы она отвечала с деликатной непосредственностью и той же улыбчивой открытостью. Как выяснилось, Катя учится на филфаке университета, а лекции по русскому языку и литературе интересны и много ей дают. Через минуту, извинившись, она вместе с Верой принялась накрывать на стол. Не прерывая разговор с мужчинами, я исподволь наблюдал за миловидной первокурсницей. Доставая тарелки с нижней полки серванта, она с красивой легкостью присела перед раскрытыми дверцами. В это время вошел Василий Тихонович. Увидев занятую делом дочку, он с родительским благодушием, чуть склонившись, положил ей руки на плечики и с мягкой укоризной проговорил: «Какая же ты, Катя, у нас худоба».  На что Вера возражающее пояснила ему: «Тато, что вы такое говорите!.. У неё, как у всякой гарной дивчины, то не худоба, а краса».
После чаепития разговор какое-то время продолжался. Но Катерина, видимо по скромности, ни словечком не участвовала в нём, отсиживаясь в уютном кресле эдакой благовоспитанной дворяночкой. Кстати, потом выяснилось, что её бабушка по отцу происходила из этого аристократического сословия. Вскоре Василий с Верой засобирались в городскую больницу навестить тяжело болевшую её сестру, Галину. Вера, женским чутьем догадавшись о моих скрытных воздыханиях, предложила нам с Катериной поехать с ними. Конечно же, про себя я порадовался возможности еще сколько-то побыть рядышком с ней. В машине мы вели вроде бы никчемный разговор. Вслушиваясь в её девичьей чистый,  грудной голос, мне хотелось как можно дольше упиваться  мгновениями случившейся близости. При этом она, всякий раз, на мое настояние неотрывно любоваться её завораживающим взглядом, со стыдливой уклончивостью, завешивалась от меня своими длинными ресницами…

Тогда мне показалось, что мы очень уж скоро доехали до больницы. После того, как они, все трое, вышли, я поймал себя на нетерпеливом желании снова и снова видеть и чувствовать её рядом. Прошедшие полгода я жил предощущением этой встречи. Теперь в затянувшиеся минуты ожидания, я в яви почувствовал, какой же грустной станет предстоящая разлука. И неожиданно, на меня неким наитием сошла мальчишеская решимость, в поездке  писать ей с разных городов и ни по одному, а по два-три письма в день.

Через полчаса они вернулись. Увидев на её глазах слезы и слыша горькие всхлипы Веры, я понял и тут же с их слов узнал, что с Галей все обстоит очень плохо. На обратном пути мы почти не разговаривали. И только Василий, успокаивая Веру, в отрывочных фразах обмолвился о неутешительных прогнозах врачей. А мне в эти минуты хотелось хоть как-то утешить вконец скисшую Катеринку. В полумраке салона, сочувствующе коснувшись знакомой руки, я стал легонько, гладить её, не говоря ни слова.   Возможно, в те мгновения мы оба почувствовали, как нужны будем друг другу в той жизни, где помимо желанных радостей, нас ожидают и неминучие слезные горести.

Василий высадил нас на остановке, недалеко от её дома. Там мы простояли более часа, разговаривая с доверительностью, какая случается лишь между близкими людьми. Напоследок, я пообещал, что стану, как можно чаще писать на главпочтамт, до востребования. Глядя на неё через открытые двери автобуса, дважды с настоянием повторил: «Катенька, непременно буду тебе писать! Не забудь и забегай за письмами».