Тунцеловы. Глава 17

                17
      Сегодня 9 мая, день Победы. Но на судне почему-то его не отмечают. Улова не было. После обеда заходил старпом подписать акт нетрезвости тралмастера и лебедчика. Я подписал. Судно вибрирует и качает, от чего наступает общая слабость. Я узнал, что судно с больным матросом пойдет в Конакри только послезавтра, потому что завтра у нас на берегу выходной, и потому разрешение из Москвы на заход в инпорт получить невозможно. Бедный больной! Поздно и не вовремя ко мне обратился. Дай Бог, чтобы у него все закончилось благополучно.
      Перед ужином мы пришвартовались к транспорту “Навигатор“ для выгрузки рыбы. Я заметил на судне много мух. Они, видимо, прилетели с этого судна, и сидели на бельевых веревках. Я взял аэрозоль Блаттанекс и прыснул на них. Но ни одна из них не упала, а все улетели. Смотревшие на это матросы с транспорта засмеялись. Наверное, увидели взлетевших мух. Выгрузка закончилась в следующее утро, и мы отошли от “Навигатора“. После обеда сделали удачный замёт. После полдника ко мне обратился матрос Сайгачев: упала на плечо рыба. Правда, с небольшой высоты. Кости целы, болит надплечье. При обследовании больному показалось, что я его грубо обследую и вякнул на меня: “Потише!“ Я ответил ему, что не надо кричать, потому что я тоже могу. Он успокоился. Я оросил ему плечо хлорэтилом, и дал обезболивающие капсулы (адолонта).
      В неводе вода кипела от плещущих тунцов. Среди них колыхалась огромная темно-красная медуза. На сети невода, выбранной из воды лебедкой, висело множество кусков разложившейся рыбы прошлого замёта. Многие из них срывались в воду. Улов был очень большой: около 50 тонн. Но только четверть его составляли желтопёрые тунцы, а остальное – мелочь: макрелевый тунец, не пользующийся спросом. И решили его не брать. Желтопёрые тунцы шли в чаны, а мелочь спихивалась за борт совками. И редко какая рыба оживала в воде, так как она уже была задавлена в неводе. Этот косяк был определен по наличию плавающего в океане предмета, вокруг которого кружили чайки. Этим предметом оказался спасательный плотик, который находился в воде не менее трех лет, судя по дате выпуска пластиковых фляг для воды – 1994 г. Надпись была по-китайски и по-английски. Значит плотик был китайский. На нем нашли несколько дымовых шашек, галеты и обогревательный костюм. Он был весь обросший ракушками. Возможно, был несчастный случай, а, может, просто потеряли. Капитан вместо меня объявил, чтоб не ели найденную пищу.
      Заходил за медицинской помощью в санкаюту матрос Кочкин. Его укусил за голень тунец. Я обработал ссадины перекисью водорода и йодом. Затем оказал помощь своему соседу по каюте. Ему в палец кисти вонзился плавник тунца, пробив его насквозь. Я обезболил палец новокаином и вытащил пинцетом отрывок плавника, похожий на тонкую проволоку длиной 2 см. Наложил повязку и дал напальчник для надевания его перед контактом с водой. Больной был доволен и сказал:
– Хорошо, что на судне есть врач.
      На ночь наши тунцеловы спустили на воду плотик с передатчиком и светлячком. Вокруг него должна собраться рыба. Так и вышло: собралось много рыбы. Но, к сожалению, многие крупные тунцы зацепились плавниками за ячейки невода, и поднимались вверх неводовыборочной машиной. Сперва бесхозяйственные головы чуть было не начали укладывать их гнить в неводе на корме, но капитан увидел и приказал разрезать ячеи невода и доставать оттуда всех тунцов. Это для матросов была адская работа. Но зато сохранили более двух тонн крупных тунцов. Наконец сеть стала чистой, и невод подняли. В нем были и крупные, и мелкие тунцы.
       Вечером за ужином я узнал от капитана, что больной матрос с “Мелонгены“ уже госпитализирован. Шли в Конакри ночью, и теперь “Мелонгена“ уже на промысле. Я заметил, что сегодня все три негра не работали, сказавшись больными. Ибрагим ко мне приходил и жаловался на головную боль. Я дал ему аспирин. А второй негр ко мне не приходил. И когда повар спросил у Бангуры, почему его матрос не на работе, тот ответил, что у него болит рука. Хитрят, не хотят работать. Знают, что получат мизер по сравнению с нашими матросами. Тем более, через три дня кончается их срок работы на нашем судне.
      И в следующий день нам тоже повезло: поймали сорок тонн крупных тунцов. Капитан сказал, что скоро будет осуществлена заветная цель: тысяча тонн. Вечером пойдем на выгрузку, но выгружаться будем утром, потому что все чаны заполнены рыбой, и ловить её нам теперь не надо.
      Был кратковременный маленький дождь. Сильно качало. Но, когда судно пошло, качка уменьшилась. В океане шторма не было, но была мертвая зыбь. Все равно и от нее у меня в каюте ночью рассыпались сложенные коробки с медикаментами, и пришлось всё ставить на место.
       Утром в 10 часов мы пришвартовались к рефрижератору “Ткварчелли“. Мне сообщили, что я должен перебраться на его борт посмотреть больного, который сильно подвернул ногу. Я сперва предложил, чтобы больной сам перебрался к нам, но судовой врач, который уже перебрался к нам для счета рыбы, сказал, что больной не может ходить.
      Я вошел в “беседку“ для перемещения людей на другое судно, и её тут же лебедчик опрокинул на бок вместе со мной, а потом дернул её вверх. Я подумал, что лебедчик это сделал нарочно, за подписанный мною акт на него, и возмутился:
– Так и убить можете! Никуда я не поеду.
      Я хотел уже выскочить из “беседки“, но меня успокоили, чтобы я не выходил и остался в этой железной клетке.
Беседку подняли, вдогонку мне кинули под ноги второй тапочек, слетевший с ноги на палубу. А посадка тоже была не лучше: ударилась эта “беседка“, раскачавшись, о борт рефрижератора, а потом с размаху бухнулась на палубу. Я быстро выскочил из нее и отбежал в сторону, чтобы ещё раз не взлететь. У меня левая голень была ушиблена.
      Меня провели к больному. Это был флагманский технолог. Он рассказал мне, что три дня назад он был в Дакаре, где,  спрыгивая с трапа на землю с высоты в один метр, подвернул ногу. Врач этого судна сказал, что у него перелома нет, а только одно растяжение связок. Я сперва тоже так подумал, но потом ощутил хруст пяточной кости и боли при надавливании по оси пятки и решил, что у него нельзя исключить перелом пяточной кости. Вся стопа была припухшая и посиневшая. Я сказал больному, что придется плыть в Конакри на рентгенограмму стопы и, возможно, на операцию. Про отёк стопы я сказал, что это гематома и что надо было бы оросить её после травмы хлорэтилом.
– А где его взять? – спросил сидевший рядом технолог.
– Ну, если его нет, то надо было взять лёд в целлофан и приложить к стопе.
– А кто знал? – спросил технолог.
– Как это кто? Ваш доктор.
– Про этого доктора я не хочу говорить, – ответил, нахмурившись, технолог.
       Я пообещал больному вернуться, чтобы наложить гипс.
На выходе после осмотра больного я встретил судового врача, и сообщил ему свой диагноз. Поскольку я не хотел обратно сюда возвращаться, то спросил у него:
– Вы гипс накладывать умеете?
– На пятку нет, – хитро ответил врач.
– А куда умеете? – спросил я.
      Собеседник помедлил с ответом, а потом сказал:
– Делай сам.
      Через час я вернулся с гипсом. Этот раз меня переправили более-менее удачно. Я смазал больному стопу эссавенон-гелем, а затем наложил гипсовую лонгету. Судовой врач помогал мне при её наложении. Оставил больному тюбик эссавенон-геля, чтобы он смазывал открытый тыл стопы. Я возвратился на своё судно.
      По вопросу отправления больного на рентгенограмму сустава я звонил флагманскому капитану, находившемуся на “Мелонгене“. Щербицкий сделал мне упрек за направление больного матроса с этого судна в Конакри. Ведь там перелома не оказалось. И он внушительно мне сказал, что судно не такси, и надо относиться к таким вопросам более серьёзно. Я ответил, что у больного матроса и без перелома была серьезная ситуация. А сегодняшний случай с флагманским технологом тоже серьезный. Флагманский капитан пообещал подумать, как доставить больного с базы в Конакри.
      На следующий день утро было теплое. На море рябь, кое-где на горизонте хмурь. Летают чайки. Прошли мимо косяка тунцов, среди которых пускал свои фонтаны кит. Тунцы были мелкие и мы прошли мимо них, тем более, что команда работала почти до утра по выгрузке трех чанов  рыбы, в каждом из которых было двадцать тонн груза. После обеда я позвонил флагманскому капитану по вопросу отправки в Конакри больного флагманского технолога. Я получил отказ:
– Этого больного я пока отправлять в инпорт не буду. У  него, может, как и у предыдущего больного, перелома нет, зачем судно гонять. И, к тому же, больной сам не настроен идти в Конакри. Да у меня самого такое было, как у него. Будет болеть еще не один месяц.
      Я спорить не стал: хозяин – барин.
      Замёт сегодня неудачный. В невод попали только две большие акулы, весом около ста килограммов. Одна из них была беременная. Ей вспороли брюхо, и оттуда выползли четыре акулёнка. Их выбросили за борт, и там они инстинктивно плавали. Вряд ли выживут без матери.
     Вечером мы пришвартовались к транспорту “Навигатор“ для выгрузки рыбы. В это же время ко мне в санкаюту пришли двое больных с “Неретины“. У одного из них, второго механика был явный аппендицит, и я дал ему направление на операцию в госпитале Конакри. Я сказал, что надо туда отправляться срочно. Он был очень огорчен. Второй больной, повар, обратился по поводу панариция указательного пальца кисти. Этому я оказал помощь на месте: обезболил новокаином, вскрыл  разбухший кончик пальца, выпустил гной и ввел резиновую полоску (дренаж). Сверху наложил повязку с солевым раствором. Сделал укол антибиотика, и дал ему с собой дополнительно четыре ампулы гентамицина, которые он уколет себе на судне. Затем еще обратились двое больных с “Навигатора“. Один – негр с отморожением пальцев, полученным в трюме, а второй – грузовой помощник с ушибом большого пальца стопы. Оказал им обоим помощь. Грузовой помощник попросил дать ему аптечку, потому что у них на судне ничего нет. Я дал ему кое-что необходимое для первой медпомощи.
Пообещал завтра дать еще дополнительные медикаменты.
       Утром я собрал дополнительную аптечку для “Навигатора“, и передал её через борт грузовому помощнику. В это время был совет капитанов, и я, позвонив флагманскому капитану, сообщил ему про аппендицит у второго механика
с “Неретины“. Он согласился, что больного надо срочно отправить в Конакри.
                (продолжение следует)