В поход с большой прекрасной ратью - Связь времен

Праздник


«Долгие века ищем
 мы любовь               
                по свету,

А за нами пыль                да вороньё.
 В небе облака, на кресте рука,
Впереди любовь и кровь.
В самый трудный час   
    Только вера греет   нас,               
          И спасает вновь любовь».
   (Вика Цыганова)
Солнце проникало сквозь прикрытые ставнями  узкие окна  башни, его лучи скользили по лицу сидевшего у стола монаха, по старинным рукописям и книгам, лежавшим на столе, по его руке, в которой он держал перо. Он, щурясь, попытался  смахнуть  рукой солнечный лучик и снова вернулся к рукописи. Итак, битва рыцарей при Сауле:

«В поход с большой прекрасной ратью:

И до Литвы пришлось скакать им

Полями, много рек переходя.

Лишений множество снеся,

Они в литовский край пришли…»
Переписывать Ливонские рифмованные хроники было для Франциска удовольствием. Магистр - таки прав. Копий должно быть много. Орден живет в движении. Оставлять в замке  все тексты не имеет смысла, если придётся уйти отсюда, неизвестно, как с ними поступят эти полу - язычники, полу - христиане, скорее всего, сожгут. Ведь грамоту у них знают немногие. Надо будет раздать верным людям несколько копий, авось кто-нибудь да выживет в этих  непредсказуемых буднях, которые  и в мирное затишье здесь, у Бауске, больше похожи  на войну…
Франциск старательно выводил красивым  почерком, отшлифованным многократным переписыванием  текстов:
«  …zer lantwer, als ich han vernomen,
ein bruoder und wol hundert man:
den wart daz maere kunt getan.»
Уже ближе к обеду пришёл брат Михель и стал звать его к столу.
-  Сегодня праздник, а ты тут со своими старыми текстами позабыл, наверное, про всё  на свете! —  шутил он.
Действительно сегодня был великий день —  24 июня, Рождество святого Иоанна Крестителя, это  знают  все христиане, так что  огни, костры, фейерверки будут сегодня вечером и на площади Бауски или «Bauze», что на местном языке означает «дурной луг», «поле, непригодное для посева», другие говорят, что это «вершина возвышенности».
Франциск, который  живо  интересовался  всеми  новыми для него языками, и мог со  многими  на их языке разговаривать, стоило ему пожить среди чужих людей, видел здесь, у слияния рек Мусы (Муши)  и Мемеле и луга, и поля, и возвышенность, на которой, собственно, больше сотни лет тому назад, в  1443 году, и был построен первый замок, о чем и говорится в письме фон Оверберга бургомистрам Ревельской ратуши.
Много бед на тот момент претерпели  Ливонские и Тевтонские рыцари от балтийских племен и при Дурбе, и при Сауле, и при Танненберге. Курши, прусы и балты бунтовали. Чтобы держать территорию под контролем, решено было крепости  строить, чтобы  создать  оборонительную систему  против соседей. Неспокойно было на границе с Литвой, да и торговые пути в  Ригу, Новгород, Псков, Смоленск, Полоцк налаживать надо было.
 Сам Бауский замок должен был служить  и пунктом контроля,  и пунктом управления, для этого здесь же размещалась и резиденция фогта, главного военачальника.
 Назревала Ливонская война.  Русскому царству, Великому  княжеству  Литовскому, Шведскому и Датскому  королевствам не терпелось по- другому урегулировать отношения на просторах продуваемой всеми ветрами Прибалтики, уже давно служившей удобным плацдармом для Ордена. Крест и веру, просвещение и культуру несли рыцари народам, населявшим  просторы  от Ревеля до Мемеля и далее до Кенигсберга. Вот и сегодня был такой день, когда новое – — истинная вера в Христа и вера местных народов, уже прошедших рыцарское  крещение, и все равно веривших в своих многочисленных богов и поклонявшихся им, сходились вместе.
Но было сказано магистром ордена препонов не чинить, пусть радуются люди местные скудному балтийскому солнышку и игрищам  своим языческим.
Кунгс писарь
«Kas gul;ja J;;u nakti,
M;;am sievas nedab;s;
Kas negu; J;;u nakti,
Tas dab;s ;oruden.»
«Кто спал на Янову ночь,
Никогда не будет мужем;
Кто не спит в Янову ночь,
Осенью жене будет нужен, » - пели девушки в светлых льняных одеждах на берегу реки в дубовой роще и плели венки из дубовых веток.
Мария, освободившаяся сегодня чуть позже, прибежала к подружкам в рощу. Ох, и весело было здесь!
Кто-то готовил ветки для костров! Кто-то варил еду для всего честного народа! Кто-то уже с утра наловил рыбы и сходил по грибы! Суета, возня, гомон, и всё  это с песнями, шутками, прибаутками!
— Мария! Сходи- ка наломай веток! Маловато их что-то! Глядишь, молодцу на венок не хватит, который в тебя влюблён, вот и не повесит он его на твой дом венка, не выйдешь ты замуж!
Мария, дочь местного кузнеца Яниса, посмеялась вместе с девушками шутке подруги, но в рощу всё-таки пошла.
Когда веток было уже много, она принялась их укладывать вместе, чтобы сподручнее было нести. Вдруг среди деревьев она увидела чей-то силуэт. Девушка распрямилась, откинула назад свою русую косу и всмотрелась. Так и есть! Опять этот писарь из замка по пятам за ней ходит!
Она, чуть повысив голос, проговорила:
— Кунгс  писарь! Выходите уж! Всё  равно я Вас увидела! Не надо прятаться!
Франциск, а это действительно был он, вышел из-за деревьев и подошёл к ней.
Он, с детства живший в ордене, хорошо знал орденские обычаи: заговаривать с женщинами грешно и даже наказуемо. Но к Марии, он слышал, как её  называли подруги,  у него было особое отношение. Всегда, когда выдавалась свободная минута, он отправлялся в город и  искал её. Где бы она ни была, в лавке ли, на реке, на ярмарке, он непременно оказывался рядом. Даже язык местный стал учить из-за неё. А вот заговорить с ней первым никак не решался!
— Давайте помогу! —– сказал он с улыбкой, кивая на кучу веток.
—Добро;;! Помоги! —– ответила  она ему, как другу, и смело посмотрела в глаза.
Они у него были зеленовато- серые, как вода в реке.
Он, также приветливо глядя на неё, сказал:
— Меня зовут Франциск. А ты Мария?
— Ну вот! Теперь мы знакомы. Пойдём на луг!
— Пойдём! —– сказал он.
Девушки обрадовались гостю, шутили, смеялись, и  он был рад этому неожиданному общению, юмору и веселью, которые царили вокруг.
Самая весёлая из девушек,  Яна  всё  выспрашивала, пойдёт ли Франциск сегодня в полночь цветок папоротника искать и кого из девушек он с собой возьмёт.
Марта, черноволосая и синеглазая подружка Марии,  хохотала и говорила, что монахам нельзя папоротник искать  и жениться нельзя!
— А вот мы нашего ккунгса- писаря здесь оставим, жениться заставим! Пусть у него родятся дети-  писарята! –  не унималась Яна. –  И будет кому нам книжки читать и детишек учить!
Так за разговорами наступил вечер. И вся ватага в венках из дубовых листьев оказалась на берегу реки у костров. Франциск был среди них, и уже невозможно было отличить его, монаха-  воина и писаря, от любого другого парня из Бауски, -   молодость, счастье, пусть и военное, мимолетное, жило в нём, в его юном сердце, а рядом с ним в хороводе, рука об  руку,  была красавица Мария, и ничего лучше этого не было и не могло быть на свете!

Ревель

 «Упорно грезится мне Ревель
 И старый парк Катеринталь.
Как паж влюбленный королеве
 Цветы, несу им строфосталь».
     (Игорь Северянин)

Линда всё утро торопила сына со сборами в дорогу, а он, уже вроде бы и не маленький, шесть лет всё- таки, то не хотел вставать раньше обычного, то воротил нос от завтрака, то медленно одевался, одним словом, уезжать на праздники к родственникам в неблизкую Бауску он не хотел.

Конечно, Линда понимала его по-  своему. Он родился и вырос в Таллинне, ходил здесь на каратэ и в студию живописи, здесь у него было много друзей, мальчишек и девчонок, здесь всегда рядом была она, Линда, а вот отца, Юхана, почти никогда не бывало дома. Поэтому ей, Линде, пришлось стать сыну и мамой, и папой, и бабушкой, и дедушкой одновременно. Юхан был моряком, причём, моряком потомственным. И когда он возвращался из своих дальних странствий  домой, отец и сын становились одним целым, не разлей вода: они то конструировали, то рисовали, то смотрели мультфильмы и так учили английский, а то вдруг исчезали на целый день. Если такое случалось, Линда знала, что они наверняка отправились в Домский собор.  Почему туда? Потому что там,  среди гербов остзейской знати и Андреевских флагов был и  саркофаг Ивану Федоровичу (Адаму Иоганну) Крузенштерну,  знаменитому российскому мореплавателю. В юности под его началом служил первый моряк из семьи Юхана Томас Сааре, он участвовал  в  кругосветной  экспедиции Крузенштерна   совместно с Юрием Лисянским на кораблях «Надежда» и «Нева», в которой и погиб.  Как память о нём  остались лишь благодарственные письма семье с личным автографом великого Крузенштерна, которые бережно передавались из поколения в поколение. И здесь, в соборе,  рассказам отца не было конца, так же, как и вопросам сына. Помимо вещей серьёзных отец по- моряцки весело рассказал как- то сыну и легенду о таллиннском Дон Жуане, Отто Иохане Туве, который при жизни слыл весельчаком и балагуром и любителем женщин, а перед смертью покаялся и попросил похоронить его у входа в Домский собор, чтобы набожные горожане, преклоняя колени и наступая на его могилу, могли искупить многочисленные грехи покойного. Впрочем, злые языки утверждают, что место своего захоронения лукавый Туве выбрал совсем по другой причине, мол,  чтобы и после смерти заглядывать дамам под юбки. Несчастный, он и не догадывался, что пройдет несколько веков, и большинство прихожанок от юбок откажутся! Сына тогда это очень развеселило! И когда Линда, собираясь в гости, долго рядилась перед зеркалом, что бы такое ей надеть, он, мальчишка, смеясь, всегда советовал ей надеть брюки.

Сейчас Юхан был у берегов Южной Америки, поэтому и длинные праздничные выходные Линда решила провести у своих дяди и тети  в Бауске.  Пока сын возился с кроссовками, Линда ещё  раз оглядела квартиру: всё  вроде бы в порядке, можно отправляться в путь!

 …………………… 
          
«Мерседес» тёмно-  вишнёвого цвета затормозил у дома. Дядя Петер выглянул в окно. Так и есть, Линда и мальчуган!
-  Приехали! –  крикнул он жене Полине  и заспешил к входной двери…               
«Берега, берега,
Берег этот и тот,
Между ними река
Моей жизни.
Между ними река
Моей жизни течет,
От рожденья течет
И до тризны.
Там, за быстрой рекой,
Что течёт по судьбе,
Своё сердце навек я оставил.
Своё сердце навек я оставил тебе
Там, куда не найти переправы, » -  пел Александр Малинин в теле-  ящике, а Линда после шумного обеда с родственниками, уложив сына в дальней комнате отдохнуть с дороги,  вдруг загрустила. В окно прямо напротив тётушкиного дома, недавно отстроенного на старом фундаменте кузеном Линды, сыном дяди Петера и тёти Поли  Янисом, работающим уже несколько лет подряд в Северной Ирландии, был виден замок Бауска, как раз напротив, на другом берегу реки Муши.

В темнице

Франциск открыл глаза и долго не мог понять, где же он находится. Голова гудела. Вокруг полумрак. Наконец, до него дошло, что он в тюрьме замка, в подземелье. Как он сюда попал, он не знал. Мог только предположить, что во время веселья увлёкся щедро разливаемым  по кругам-  кубкам  пивом и брагой, да ещё и такой манящей, дурманящей больше, чем брага, близостью и красотой Марии, и, наверно, уснул где-нибудь на берегу. Там его скорее всего и нашли братья. А уж провинился, будь добр, сиди и помалкивай, пока там, наверху, не решат, что вину наказанный искупил постом и молитвами.
Он попробовал встать, но не смог: руки и ноги его оказались связанными.
- Так, если уж братья в темницу бросили да связали, значит, совершил  что-то из ряда вон выходящее. Что же? –  никак не мог понять он.
Устав ордена был жёстким и подразделял наказания на лёгкие, умеренные, суровые и очень суровые. Вероятно, то, что он сделал, соответствовало  тяжкому преступлению. Но Франциск твёрдо знал, что никогда не смалодушничал бы перед врагом, не изменил бы делу и долгу своему,  не виновен он и в грехе содомском. Однако  то, что он в темнице, означало, что случилось что-то страшное, и что по истечении срока он вряд ли сможет вернуться к своим обязанностям писаря, не сможет занимать высокие посты в Ордене,  а будет обречён на то, чтобы всю жизнь скакать в седле и махать мечом. Он не  знал, что он натворил, но ради дела Господня был готов понести любое наказание!
Послышались гулкие шаги по ступеням вниз. Кто-то гремел ключами. Отворилась тяжелая дверь и в подземелье вошел брат Михель. Вода и кус хлеба были у него в руках.
-  Ну, что, брат, теперь будешь моим тюремщиком? – попытался шутить Франциск.
— Молчи уж, дурень! Натворил дел, а теперь нам всем расхлёбывать!
—- Дай лучше воды да расскажи, за что меня сюда бросили?
Михель подошёл к нему, поставил воду и хлеб на пол, устланный соломой, и принялся развязывать Франциску руки, приговаривая при этом:
— Бросили! Скажи лучше, спасли! Кузнец, как прознал, что ты с его дочерью всю ночь хороводы водил, сам пошёл тебя поутру искать, чтоб мечом зарубить!
—  За что?
— Да ты ж с ней и цветок папоротника искать ходил, и на хату её  свой венок дубовый повесил, и при всех целовал – миловал!
— Быть того не может! —  попытался возразить Франциск.
— Может, ещё  как может! А теперь по их обычаям ты или жениться на ней должен, или  умереть. Так что сиди здесь и помалкивай, пока не придумаем, что с тобой дальше делать.
— А как же Мария?
-  Мария в доме своём сидит, ей не велено выходить. А отец её кузнец тут же, в темнице, за покушение на жизнь рыцаря Ордена будет он казнён.
— Михель, делай что хочешь, только нельзя его казнить! Вовек мне не отмолить потом перед  Господом смерть его, ведь Мария будет думать, что это я виноват в смерти её отца.
— Не знаю, не знаю, натворил дел, а теперь думай тут за тебя, за юбкой погнался, чуть щит и меч да крест Господен не потерял!
И Михель вышел вон, загремел ключами, закрывая дверь. Снова  раздались его гулкие шаги, но  уже по ступеням наверх.
А Франциск, утолив жажду, закрыл глаза и задремал. И виделась ему Мария в венке из дубовых веток, нежная и светлая, как само солнце во вчерашний праздничный день…

Что сокращает расстояния

Линда позвала сынишку, уже отдохнувшего, счастливого и бодрого, и они отправились через мост на прогулку к крепости. Мальчик редко бывал здесь, в гостях у тёти Поли и дяди Петера, а детская память коротка,  поэтому Линда снова завела разговор о старых - старых временах…
Тётя Поли ушла на пару часов на работу на городскую почту, а дядя Петер принялся готовиться к вечерней рыбалке — жить на реке и не ловить рыбу, такое просто невозможно!
Тётя Поли любила свою работу. И даже сейчас, когда объёмы почтовых операций  уменьшились в разы —– всё заменил интернет! —, она всё равно с удовольствием приходила туда. Тишина, покой, несколько человек в зале. А ведь ещё каких- то двадцать – тридцать лет тому назад городскую почту просто штормило: посылки, бандероли, телеграммы — перед большими праздниками особенно! Муж её соседки Гиви, директор ресторана, получал посылки с родины с апельсинами и мандаринами несколько раз в год. В продаже такие фрукты появлялись только зимой в канун  новогодних праздников. Это  теперь их можно было купить в любом супермаркете в любое время года и в любом количестве. Тогда же Гиви получал посылку —– большой ящик с проделанными в нём дырочками —– и тут же на почте торжественно вскрывал его перочинным ножом  и вручал тёте Поли, соседке и завотделением почты, несколько апельсинов. Мелочь, казалось бы, а приятно!

А телеграммы!
 «Шлите  апельсины бочками! Братья Карамазовы», — это из классики. А в быту случались вещи поинтереснее,  потому что телеграммы тогда решали все проблемы, связанные с расстояниями в гигантской стране, будь то рождение, смерть, бракосочетание или профессиональный праздник —  день строителя, железнодорожника, день армии и флота и т.д. Многие из бывших праздников канули в лету, зато появились  романтический день Валентина и такое милое старое доброе, но исчезнувшее на многие  десятилетия в связи с политикой жесткого  отделения  церкви от государства, Рождество. Да и Пасха попадала в тот же список! Хотя и тётя Поли, госчиновник от почты, и городской глава тайком  яйца  на Пасху красили, а на Рождество тихо сидели за плотно занавешенными окнами и отмечали праздники в  семейном кругу.
Бывали и такие казусы: на день армии и флота как - то стабильно поздравляли телеграммами  мужчин, на 8-е марта — женщин, а  тут вдруг приходит всем известная в городке доктор-  гинеколог (ну, как без неё!) и даёт на день армии и флота телеграмму на имя Татьяны Берзеньш. Поли  тогда даже растерялась. Потом текст ещё раз внимательно перечитала. Оказалось,  день рождения у новоявленной невестки городского гинеколога на день армии и флота! Бывает же такое!
— Это ещё что! — добавила гинеколог. — Татьяна в Сочельник  близняшек родила, разница в возрасте несколько минут, только вот год рождения у них разный!
— Бывает! — веселились окружающие.
Закончив работу, Полина отправилась в супермаркет, а оттуда домой кормить ненаглядных своих гостей. Любимый  сын Янис, как и многие  другие   сейчас в Латвии, да и во всей Прибалтике, в Ирландию махнул, и всю семью свою вывез! Только в отпуск и приезжает! Вот дом отстроил! Не дом, дворец! Спасибо ему! А  своего родного внука она видит по скайпу. Так и общаются теперь, невзирая на расстояния. Хорошо, что Линда, племянница, иногда с сынишкой в гости наведывается, а то совсем одиноко им с Петером  было бы!

Работа лечит

— Вставай! Вставай! К фогту тебя вызывают! — теребил крепко спавшего Франциска Михель.
Тот, ничего не понимая, всё же встал и поплёлся за братом Михелем наверх. Ничего хорошего для себя он не ждал. Прошли сутки. Наказание так быстро отменить или изменить никто не мог. Значит, ждать надо было самого худшего!
У двери фогта стояла стража. Воины  расступились и впустили Михеля и Франциска внутрь.
Фогт, плотный, средних лет, с тяжеловатой походкой, но лихо сидевший  на коне (верхом он действительно чувствовал себя лучше, чем пешком!) молча взглядом поблагодарил Михеля. Тот кивнул в ответ и вышел за дверь.
Франциск продолжал оставаться у двери.
— То, что ты натворил, отныне забыто! Сейчас же приведёшь себя в порядок и отправишься в Ригу. И оттуда назад уже не возвращайся! Ты знаешь, Нарва и Дерпт взяты Иваном Грозным. Рига остаётся самостоятельной и не хочет ни с ляхами, ни с русичами дел иметь. До поры до времени это надёжный оплот рыцарства. Так что служить тебе отныне там!  Всё, что тебя и твоей службы касается, изложено в письме! Передашь его …!  —  И он назвал Франциску адресата, уведомив, что в случае опасности  информацию  о том, куда и откуда тот едет и по какой надобности, ни в коем случае разглашать нельзя.
Франциск   не успел опомниться, как ноги уже сами понесли его по коридорам замка. Такого решения он никак ожидать не мог!
Уже через час он оказался  на окраине Бауски. Светало. Сквозь утреннюю мглу он видел силуэты домов. Остановившись, повернул коня от дороги к крайним домам. У ворот одного из них он спешился, тихо, крадучись, чтобы пёс не залаял, подошёл к оконцу, выходящему на реку, снял нагрудный крестик и повесил его на закрытые ставни.
Потом он так же тихо вернулся к коню, мирно пощипывавшему травку у ворот, запрыгнул на него  и был таков.
Утром, когда Мария отправилась открывать ставни, она неожиданно увидела маленький крестик, висевший над её  окном.  Запрятав его в ладонь, она вернулась в дом, а там принялась целовать его. Она знала, это был крест Франциска, значит, он побывал здесь, не убит, жив, и это сейчас самое главное.
К обеду во дворе послышались громкие голоса. Она выглянула  наружу и увидела отца, который шёл в сопровождении двух стражников.
Завидев её, воины подтолкнули старика к ней, сказав, что им нужен кузнец, а не сиделец, и что уже завтра тот  должен приступить к работе.
Когда они ушли, отец угрюмо посмотрел на дочь и молча шагнул в избу. Разговаривать с ней ему не хотелось.
«Работа лечит, — думалось ему, значит, всё наладится, если и рыцарям, и своим он нужен, как работник, -  — раны  и шрамы душевные затягивает время».

Линда

«Там, за быстрой рекой…,» — пел Малинин уже не  в теле - ящике, а в душе Линды, пока сынишка удил рыбу, а она сидела рядом, поглядывая то на него, то  на стены крепости. Вспоминался её выпускной бал здесь, в Бауске, и как они всем классом ходили в крепость — это была традиция! — и здесь же, у стен крепости, встречали рассвет. Она и её сосед по парте Николс тогда впервые поцеловались, убежав от одноклассников и спрятавшись где- то за выступом стены. Рядом в кустах сирени пел соловей, рассвет вставал над городком и над старой крепостью, и им казалось, что они отныне будут вместе всегда…
Оба поехали поступать в университет в Ригу. Она мечтала стать педагогом, а он инженером. И он стал-  таки инженером, только давным-давно живёт и работает в Америке. И семья тоже там. Всё возможно стало сейчас в их маленьком —   большом мире!

 Линда же в первую её студенческую осень  вынуждена была вернуться  из Риги в Бауску. Никогда не забыть ей того страшного утра, когда комендант общежития разбудила её стуком в дверь. Новость для перепуганной спросонья Линды была страшнее конца света! Еле дозвонившаяся до Риги  тётя Поли сообщала, что накануне  в автоаварии погибли родители девушки…
У Линды  не было сил учиться дальше, она не могла себя заставить ходить на лекции, вникать  в азы будущей профессии, стресс был таким сильным, что, казалось, и для неё, молоденькой девушки, жизнь кончилась.
Николс  вдруг перестал играть в её жизни ту роль, которую должен был бы  играть. Да, он приходил к ней в общежитие, подолгу разговаривал с ней, пытался её растормошить, вывести в люди, но сам всё время куда- то спешил, ему звонили, он извинялся и убегал на встречи, на семинары, на конференции. Она, Линда, вдруг замкнулась, перестала с ним общаться,  и уехала, наконец,  домой в Бауску. 
Тётя Поли уговорила девушку перебраться  к ней, а квартиру родителей, которая навевала на Линду бесконечные грустные воспоминания о некогда счастливой жизни семьи,  сдать заезжим специалистам –  всё  какие - никакие деньги у девчонки  в кармане будут! Так девушка и сделала. А тётя постепенно стала для Линды мамой, отогрела девушку под своим заботливым крылом, да и с работой помогла, упросила знакомых взять Линду на какое- то время в музей, пока, мол, та  определится, что и как ей дальше делать. И  Линда  начала работать в замке. Сначала она просто в залах работала над экспозицией, потом ей стали доверять и проведение экскурсий.  Память у неё была хорошая, и литература,  и история ей всегда нравились в школе, поэтому она с удовольствием окунулась в увлекательную историю замка…

С дядей Петером по вечерам она обсуждала страницы  прочитанных  книг, и в их общих разговорах выстраивались параллели времён минувших и времён нынешних…
Действительно, и тогда, в средневековье, и сейчас, в XXI- ом веке, Прибалтика в целом и Бауска в частности были и остаются по-  прежнему в центре интересов многих и многих сил. Покорив местные племена, Ливонский орден утвердился здесь вплоть до середины XVI- го века, но вынужден был всё  время воевать за эту территорию с соседями, будь то ВКЛ, Речь Посполитая, Великие Псков и Новгород, Швеция и Дания, а затем и Пруссия, и Российская империя. Войны следовали одна за другой, и не только территориальные претензии были их причиной! Рыцари пришли сюда с крестом и мечом, неся язычникам христианство, письменность, книги, они строили крепости, как оплот силы, власти и просвещения, пытались сочетать несочетаемое… глобальные цели и местные нравы и обычаи… За сотни лет противостояния  канули в лету курши и прусы, возникли новые религии, сформировались прибалтийские нации, а свое, местное, шкурное, помноженное на исторические обиды —– кто кому в каком  веке на мозоль наступил -    подставляло  ножку идеям большим, идущим в будущее.

Ущемлённые некогда большими и значительными соседями народы малые искали повод продемонстрировать своё  собственное «Я», не всегда оправданное в рамках общесоседских отношений. Поэтому  решениям разумным, экономически обоснованным предпочтение отдавалось политике, которая зачастую вела не только к обострению отношений, но и к вымиранию целых отраслей  экономики, разрушению сложившихся связей и контактов, безработице, дороговизне и миграции…

А ведь, казалось, здесь, на огромной территории с реками и озерами, плодородными землями, городами, хорошими дорогами, с выходом к Балтийскому морю – — только жить, только объединять усилия, становясь центром торговли, оплотом культуры, образования, новых экономических путей развития на пересечении Севера и  Юга, Запада и Востока!

Линде думалось, что и в её  семье это самое объединение аукнулось самым непосредственным образом: она родом из Бауски, что всего в нескольких десятках километров от нынешней символической границы Литвы, языки литовский и латышский схожи, в них же и игра,  и влияние и немецкого и русского отражены, по национальности латышка, она живёт в Таллинне, замужем за эстонцем, её маленький сынишка говорит по-  эстонски, по-  латышски, по-  русски, теперь вот учит английский! И им всем от этого только хорошо, не плохо!

Почему эта модель объединения  была понятна ей,  Линде,  и дяде Петеру, и тёте Поли, и соседям на их  улице, и женщинам в музее,  и оставалась зачастую  непонятной тем, кого они выбрали решать судьбу страны и стран, на этот вопрос Линда никак ответить не могла. И тогда она снова погружалась в исторические анналы…

        ……………   
         
Как на экране, в её воображении возникли рыцари в белых одеждах с чёрными крестами, во главе которых был магистр Ливонского ордена Хейденрейх Финк  фон Оверберг. Но на смену рыцарям пришли поляки. Бауску пришлось уступить в большой игре Ливонских войн.

В польский период сюда прибыл Рижский  архиепископ Вильгельм Бранденбургский, получивший Бауску  в  свое  владение.

Примерно в то же время здесь появилось  и лютеранство. Так что католичество и идеи Мартина Лютера  долго жили  здесь параллельно.  Тридцатилетняя кровопролитная европейская война и годы адаптации человеческого сознания,  привели к тому, что невозможное  стало возможным. И уже лютеранство вытесняло католичество.

 Ставший владельцем замка Бауски последний магистр распущенного Ливонского ордена Готхард Кетлер перешёл из католичества в лютеранство. При нём  Миттава и Бауска -  сразу обе!–   стали летней и зимней столицами Курляндии и Семигалии.

К  концу  XVI-го века на месте полуразрушенного восточного фортбурга Бауской крепости Кетлер начал строительство дворца. Тот  и сейчас существенно отличается от замка с его тяжелым ливонским стилем. На боковом фасаде историческая надпись «Soli Deo Gloria Anno 1596».

В  начале XVII- го века здесь лично побывал  шведский король Густав II Адольф, а затем и  польский полководец Александр Гонсевский.

 Замка коснулась  шведско-польская  война.

 В начале  XVIII -го года сюда грянули    Первая и Вторая Северные войны,  и  тогда здесь оказались   и русский царь Петр I, и польский монарх (по совместительству — саксонский курфюрст) Август II Сильный.

На случай возможного реванша шведов Пётр I в марте 1706 года приказал сравнять с землёй все недавно возведённые укрепления Миттавского и Бауского замков.
В период восстания Тадеуша Костюшко военачальники контингента  русских войск, прибывших в Курляндию, сообщали, что использовать помещения Бауского замка для жилья нельзя, во многих местах просто не хватает стен и потолочных перекрытий. Причина была  не только в том, что взрыв сильно разрушил замок, но и в том, что многое было растащено на хозяйские нужды.

Русские жители появились в Бауске, да и во всей  Прибалтике тоже со времен Петра Великого. Они бежали от церковных реформ на окраины огромного государства. Так что с XVIII-го столетия здесь живут те, кого до сих пор называют староверами. Их большие общины появились тогда же и по соседству под  Сауле (Шяуляй), и в далеком Мемеле, и в Риге, и в Ревеле.

А уж следы евреев можно было найти везде! Умные, предприимчивые, богатые, работящие, знающие, где денег взять, если вроде бы и негде, они были кошельком всех правителей со времён рыцарства. Рассказывают историю, будто один  их последних фогтов, когда ему  понадобились деньги на войну, призвал к себе местного богатого  еврея.  И тот дал денег! А когда рыцари вынуждены были срочно оставить крепость, еврей пришёл  просить свои деньги обратно. Фогт лично выпинал его за ворота и велел никогда больше не входить в крепость!

Сила и ум – явления часто не сочетаемые! И история это доказывала многократно!
Линда осваивала новое на практике, исходила крепость вдоль и поперёк. Для неё не составляло никакого труда забраться туда, куда особо никто не забирался. Зато каждый камень, каждый поворот замковой стены были для неё теперь говорящими свидетелями событий далёкого  прошлого…

В 1795 году в связи с третьим разделом Польши зависимость Курляндии, в состав которой входила Бауска, от Польши прекратилась. На ландтаге в Миттаве Курляндия была присоединена к России. Тогда же образована и Курляндская губерния  Российской империи.

Лишь  в  1812 году во время нашествия Наполеона герцогство, занятое французскими войсками, было восстановлено под названием Герцогство Курляндское, Семигальское и Пильтенское.  Его временным главой стал Карл Иоганн Фридрих фон Медем. Однако в том же году французы  были вынуждены оставить территорию герцогства, и оно было ликвидировано.

Так началась  другая его история, история новейшего времени…

Юхан

Линда, новичок в профессии, думала теперь о том, как вместить глыбу материала в одну экскурсию, да и рассказывать надо было как-  то особенно.
Однажды на одной из таких экскурсий  она невольно обратила внимание на загорелого, не по сезону  (тогда Египет и Турция ещё не были так основательно освоены туристами, как сейчас!),  улыбчивого  парня. Во время экскурсии он старался оказаться рядом с ней и задавал много вопросов. А потом, когда группа отправилась  в замковое кафе, он подошёл к ней и представился:
-  Юхан.

Так началось их знакомство, а с ним и новая и новейшая история в жизни самой Линды.

И это ей он, Юхан, показывал старый Таллинн, в котором до этого она была лишь на давней школьной экскурсии. Особенно она любила ратушную площадь, саму ратушу с Томасом, средневековую  аптеку, напоминавшую о временах колдунов, цирюльников и кровопускателей,  узкие улочки…

«Таллиннские флюгера
Вращают морские ветра.
Ступени то вверх, то вниз,
А уличный  хоровод -
Для дам в кринолинах  ход», -   повторял Юхан для неё  прочитанные где-то стихи, и Линда действительно пыталась представить, как две дамы в платьях, форму которых поддерживал китовый ус, пытались разминуться на узких улочках Таллинна –  Ревеля.
 
Вместе с Юханом она вдруг окунулась в неизвестную до того для неё  жизнь, потому что и сам город, огромный город, и среда, куда она попала, семьи моряков, существенно отличались от её  маленькой Бауски и от уклада семей рабочих и служащих, среди которых она провела своё  детство и юность…

Юхан был чуть старше Линды, уже однажды  женат, но разведён, в первом браке детей у него не было. На не высказанный, но напрашивающийся вопрос Линды о первой жене сказал лишь, что она не умела ждать…

А Линду он любил и баловал! Он был в отпуске, и эту  первую  весну они проводили вместе: объездили всё  балтийское эстонское  побережье, часто останавливались в маленьких гостиницах, заглядывали в крошечные сувенирные магазинчики, местные музеи,  галереи, книжные лавки. Линда пыталась везде что-то сказать по-эстонски, так на практике она учила новый для неё язык, который не накладывался  на  привычную  прибалтийскую  литовско – латышскую кальку.

Кроме того, они ходили в гости к его друзьям и знакомым, которые вместе с жёнами уже по миру поездили, многое рассказывали, сыпали географическими названиями, морскими терминами. При этом консультировали друг друга, что и где хорошо, интересно, сколько стоит, куда обязательно при случае можно сходить. В гости всегда шли с подарками. Юхан при этом денег не считал, но доверял вкусу Линды.  Когда Линда оставалась в компании жён моряков, речь заводили о модах, причёсках, бутиках, курортах, детях, куда с ними уже съездили, а куда только собирались.
Одна из жён друзей Юхана дала Линде пару советов, намекая на его первый брак и развод.

Выпуская кольца дыма великолепной тонкой дамской сигареты (Линда никогда не курила, только смотрела на курящих со стороны!), очаровательная дама сказала ей:
-  Милочка! Вы молоды и неопытны! Но он Вас любит! Если хотите, чтобы он и далее Вас любил, не будьте супругу мамой,  не будьте  принцессой, позволяйте себя любить, когда он хочет Вас любить, не утоните в семейном быту, не ходите целый день в халате и в бигуди, будьте умницей, но не переставайте казаться глупой и беззащитной, и тогда успех Вашего брака гарантирован!

Линде подобные советы показались циничными. Однако она решила положиться на время, которое всё  расставит на свои места.

А потом Юхан ушёл  в море. По контракту. На несколько месяцев. А она устроилась на работу к весёлой, общительной Татьяне, тоже морячке, которая, так и не выучив язык, не могла устроиться на  работу  госслужащей, поэтому занималась бизнесом. У неё  было несколько киосков с сувенирами. В одном из них и работала теперь Линда, а заодно и на курсы языка ходила, ведь надо было думать о будущем. Но  не только поэтому она думала теперь о будущем! Не успел Юхан уйти в море, как Линда  вдруг поняла, что уже не одна она ждёт  Юхана, что появился ещё кто-то, кому они с Юханом очень нужны… 

Наверное, поэтому ждать ей было нескучно. Когда в киоске не было покупателей, она сосредотачивалась только на самой себе, прислушивалась к тому, что происходит внутри неё, представляла, как малыш плавает в ней, подпитывается ею, растет в ней… Она пересмотрела свой распорядок дня и еду, много гуляла на свежем воздухе, с удовольствием листала альбомы с репродукциями (нужно смотреть только на красивое, так советовала ей тётя Поли по скайпу!), слушала классическую музыку (под неё  она засыпала и просыпалась!), старалась накапливать  в себе положительные эмоции!

А потом пришёл Юхан! И счастью не было конца!

-  У Вас будет мальчик! –  сказал врач счастливым родителям.
 
— Сын! —  почти закричал Юхан. — Сын!

С тех пор она жена моряка, живёт  в Таллинне и воспитывает Юхану наследника…

А одноклассники…Со слов тёти Поли Линда знала, что почти никого из них не осталось  в родных краях. Все разъехались, разбежались — открылись границы ЕС, а, значит, появились и новые возможности.  Кто-то ещё  в отпуск к старикам- родителям иногда приезжает, остальные уехали и дорогу сюда позабыли. Даже бывшая их любимая учительница живёт  где-то в Англии: дочь с зятем туда уехали, родили там детишек и мать с собой позвали. Сгодился её английский! Линда с улыбкой вспоминала, как учительница, фанатка своей профессии, останавливала  в коридоре на перемене кого- нибудь  из их класса и начинала с «пойманным» индивидуально артикулировать! «Эффект варёного горячего картофеля во рту!» — постоянно напоминала она. А те, кто  не попался ей под  руку, пробегали мимо, с улыбкой гляадя на одноклассника, мол, попался, малый, теперь не отвертишься!

Линда посмотрела  на замок, взглядом нашла тот самый выступ  стены, где они с Николсом когда- то целовались, и улыбнулась самой себе и своим воспоминаниям. Прошло  столько лет, и  теперь всё прошедшее:  и  школа, и их  класс,  и её  с Николсом первая  любовь — жили какой-  то своей далёкой жизнью, оставив доброе, светлое  чувство в душе!

В тишине утра где-то за спиной у Линды залился соловей. Как тогда! Надо  же!

Два мужичка

Ох, и обрадовался, он, дядя Петер, когда Линда мальчонку в гости привезла! С тех пор, как сын с семьёй в дальние края уехал, тоскливо стало на душе у Петера. Раньше, пока он ещё  работал, дел хватало, а свободного времени было немного. Теперь вот совсем наоборот.  Да и что делать пенсионеру?  В старом доме постоянно требовалось что-то починить,  а с тех пор, как сын новый дом для них с Поли отстроил, и вовсе стало делать нечего.  В саду хлопот было немного, какая- никакая сезонность давала себя знать, а вот по большому счету заняться было особенно нечем. После отъезда внука, как две капли воды похожего на него, Петера, и вовсе грустно стало!

Вот и просиживал он на скамейке часами, что-то при этом мастерил, поглядывая то на новый- – новёхонький  (в колониальном стиле, как сын говорил!) свой дом, на ухоженный сад, на реку, на крепость, и какая- то необъяснимая тоска брала его за душу. Отчего? Он и сам не знал.

Вспоминал свою жизнь, свою работу на железной дороге, своего отца, который крестьянствовал, своих прапрадедов, среди которых бывали  и рыбаки, и моряки дальнего плавания (как не стать таким, если любая река ведёт в море, а море в океан!), и почтовые служащие, и даже красные латышские стрелки. Сын вон строителем стал. Сначала здесь строил, теперь за границами это совсем неплохо делает, да ещё и деньгу хорошую  при этом  зарабатывает!

Только без внучка нерадостно! Ведь столько дел вместе делали! Чему только он его не учил! А теперь по скайпу «привет», «пока», «как дела» -  и все разговоры. Хорошо хоть, родной язык не забывает, с дедом раз в неделю общается!

А вот Линда своего сынка привезла, и сразу всё  по-другому стало! Будто солнышко перестало уходить на ночлег с небосклона, так хорошо теперь в их с Поли новом доме! Шустрый мальчонка  был сразу везде: возился с Петером и с его рыболовными снастями, чистил картошку для супа  на кухне с Поли, изучал английский с Линдой по интернету! Под его  весёлое  щебетание  жила сейчас вся новоявленная семья!
-  Подсекай! Подсекай! –  кричал он мальчонке на рыбалке.

Тот не понял старика, и рыба уплыла, сорвавшись с крючка.

И оба потом долго хохотали, старик и мальчик, ну, не поймали, может, в другой раз повезёт!

Зато за столом за обедом оба были в фаворе!  Поли и Линда обхаживали их, как истинных кормильцев, что уже с раннего утра на семью работали (рыбачили!) . Поли, великая радетельница церемонных застольных традиций, суп им из супницы наливала, второе на выбор предлагала, пирогом на десерт потчевала. А Линда только посмеивалась! Нравилось ей, что в отсутствие отца –- моряка сынишка с её дядей так хорошо общается, хороший  житейский пример перед глазами у сына  будет!
Даже спать теперь её сынишку дядя Петер укладывал, книжки ему читал, истории на сон грядущий рассказывал.

И снились малышу рыцарские турниры на стенах старой крепости, пиратские корабли среди бурных волн океана да белые пушистые облака, в которые нырял его самолет, самый быстрый и самый современный летательный аппарат в мире!

-  Смотри, как наши мужички- то сдружились! –  говорила тетя Поли Линде, кивая   головой в сторону детской, где Петер и малыш  проводили свои вечера вместе.
-  Мужской союз! — отшучивалась Линда.

Марта

В избе у леса было жарко натоплено. Горько-  сладко  пахло какими -то травами. Мария, полуживая, лежала на широкой скамье. Вокруг неё суетилось несколько женщин.

-  Бабка, давай скорее! Делай что-нибудь! Не выживет наша касатушка!

— Выживет! Не помрёт! Дело наше бабье простое! Тужься, тужься, давай, девонька! –  твердила бабка, одна из всех собравшихся не теряя присутствия духа.

И Мария тужилась. А к утру в муках родила на свет девочку  хорошенькую-  прехорошенькую.

Бабы тут же протяжно запели, заулюлюкали, запричитали по-старому, по - народному, как издавна повелось, желая матери и дочери долголетия, счастья и здоровья.
Кто - то из своих тут же помчался к кузнецу сообщить о благополучном исходе дела.
 
…Кузнец  хлопотал у горна.

Услыхав новость, даже шапку наземь бросил, ногой топнул, крикнул:

-  Эх, едрёна мать! Девок стали мы рожать!  — а потом вдруг прослезился.

- Девок —  это хорошо! Войны не будет! –  робко сказал гонец.

 — Как назовёшь- –то внучку?

-  Мартой! Мартой её назовём! –  решительно заявил кузнец.

И гонец, который бежал к кузнецу с вестью, страшась  его гнева,  тут же с радостью наным сердцем помчался обратно. В голове его звенело местное: «smed», «smede», «pakavs», «kovas», «rooks», «marts»  (лат. – «кузнец», «кузница», «подкова», «грач» (лит.), «грач», «март»). Он не мог не удивляться  сметливости кузнеца! 

А вокруг уже светило проснувшееся, наконец, солнце, на подтаявшем снегу на полях и лугах гордо шествовали грачи, жаворонки  выпевали высоко над головой свои весенние песни, обещая мир, покой и благополучие.


Рига

«Riga dimd, Riga dimd,
Kas to Rigu dimdinaj,
Tra- –la- –la, tra-la-la,
 Kasto Rigu dimdinaj? »

Неблизкая дорога подходила к концу. Огромный город был уже рядом. Франциск видел это по бесконечному потоку повозок на тракте, по количеству конных и пеших, спешащих каждый по своим делам, по далекому звону колоколов древних рижских храмов. И мелодия их звучала у него в ушах как «Rigadimd, Rigadimd,  kasto Rigu dimdinaj,                tra- –la- –la, tra-la-la, kasto Rigu dimdinaj?»

Рига   -  гигантский овин, сенной сарай, испокон веку служивший опорой и фуражом  в бесконечных войнах всем, туда прибывавшим. Город-  крепость, окружённый несколькими рядами каменных стен, неприступный для врага, долго шёл к укреплению своей роли в Прибалтике. С XIII-ого  века  вёл он торговлю с Русью, получил Гамбургские права, стал Ганзейским городом.

Приближение войны чувствовалось в Риге  больше, чем в Бауске. Франциска несколько раз останавливали, проверяли бумаги, переспрашивали, кто он и куда и по какому делу едет. На это случай фогт тоже всё  предусмотрел, поэтому Франциск без особых трудностей преодолел все препоны, и въехал, наконец, в город.

И оба они, конь и всадник, окунулись в прохладу узких улочек, каменные здания нависали над ними, и  копыта цокали  по мостовым…

Повертевшись в лабиринте, Франциск  вскоре остановился у массивных ворот. Он спешился, и к нему тут же из приоткрывшейся двери выскочил слуга. Он взял уставшего коня под уздцы и повёл его на задний двор. А Франциск, стряхнув с себя пыль, вошёл в трактир. «И стол, и дом,», -  грустно улыбнулся он сам себе и направился к хозяину, с любопытством посматривавшему на вошедшего.

  А уже через пару часов немного отдохнувший и взбодрившийся после кружки хорошего пива и доброй еды Франциск отправился туда, куда было указано фогтом. Любовь любовью, дорога дорогой, а вот долг военный и служебный превыше всего!
Рига 1558-го года жила неспокойной жизнью. И не только потому, что Ливонская война медленно надвигалась на город. Была ещё и война внутренняя, война между новыми и старыми веяниями в обществе, между тридцать лет назад пришедшим сюда лютеранством и осевшим и остепенившимся в головах и в быту католичеством…
Франциск, человек начитанный, хорошо знал, что среди европейцев с  XV-го  столетия  были  популярны идеи  Яна  Гуса и  Эразма Роттердамского, они -то и подготовили Европу к учению Мартина Лютера. В Ливонии у многих выходцев из рыцарских фамилий была возможность учиться. Так что новые идеи  Лютера пришлись здесь  ко двору. Написанная им простым доходчивым языком библия была книгой мудрых сказок, понятных и детям, и взрослым, и простолюдинам, и купцам, и военным. А проповеди не на мертвой латыни сделали  учение ещё  более приемлемым, чем католичество. Кроме того, сам обет безбрачия для слуг и посредников Господа в католичестве всегда приводил к двусмысленности. Ибо живое тянет к живому. Отсюда тайные браки, внебрачные дети, гомосексуальные связи, которые отнюдь не украшали католичество в целом.

Франциск, хоть и верный слуга Ордена, тоже по-человечески понимал приоритеты новой религии. Тем более, что его собственная связь с бауской красавицей Марией и его искренняя любовь к ней, а также рождение дочери от этого тайного брака (спасибо Михелю, всегда передаёт ему новости оттуда!) убедили его ещё раз, что не всё так гладко под небом Господним,  как писано в книгах.
Как человек наблюдательный, Франциск не мог не видеть, что грядущая большая Ливонская война не только территории переделит, но и головы паствы проветрит основательно. У больших землевладельцев, которые в большинстве своём служили католичеству и были в подчинении у Ордена, уже сейчас чешутся руки прибрать те же орденские земли себе.

И по слухам, доходившим до Франциска,  бывали в Риге и  в Ревеле и церковные погромы, и антикатолические беспорядки.

В другой части Европы, в православных Московии, Новгороде, Пскове тоже перемены церковные были впереди.

Церковь, основа основ, закачалась в Европе XV- –го  и последующих  столетий.
И Франциск понимал, что у него в жизни  ещё  много такого, что не даст ему скучать  на выбранной им стезе.

« С алым венчиком из роз
Впереди Иисус Христос, » -  напишет кто-то когда –то.

В какой поход идёт он и куда приведёт свою «большую прекрасную  рать»  — вопрос, на который до сих пор нет  ответа.
    …………
      
— Мария! — послышался под утро тихий голос за ставнями.

Мария испуганно приподнялась, попыталась выглянуть наружу. Девочка беспокойно заворочалась в зыбке.

— Мария! — повторилось снова.

Мария накинула плат и тихо прошла через избу в сени. Там она, стараясь не шуметь, приоткрыла тяжёлую дверь и вышла наружу. Светало. Она оглянулась по сторонам.
У двери стоял Михель. Пёс-  сторож ласково тёрся о его ноги.
— Это тебе просили передать, -  тихо  сказал Михель  и протянул ей свёрток.
-  Он жив? –  также тихо переспросила женщина.

-  Жив. Не беспокойся, -  и Михель повернулся и, погладив собаку, пошёл к воротам.

 Мария укоризненно посмотрела на «сторожа»:

-  Хорош предатель!

 Затем она отошла от двери за угол дома и развернула лист бумаги: силуэты островерхих храмов,  нарисованные  углём,  и привязанная  внизу к бумаге маленькая незабудка –  вот, что было там!

-  Он  в Риге! –  счастливо подумала Мария.

О рижских храмах Франциск  много ей рассказывал. А слова  «незабудка»,« Vergi; -–mein-
 nicht », «neaizmirstule», «neu;mir;tuol;» влюбленным всего мира и так понятны без слов…

                …………………………………………………………….
Сын никак не хотел уезжать. Линда и тётя Поли смеялись, стоя у машины и ожидая его. А он продолжал  фехтовать специально выструганной дядей Петером шпагой и  время от времени поглядывал на женщин своими серо- зелеными глазами.

-  Хорошими друзьями они с Петером  стали, и рыбачить малец научился, и на шпагах сражаться, - с улыбкой говорила тётя Поли родственнице. –  Так что приезжайте ещё!
-  Обязательно приедем! И совсем скоро! – целуя её в щеку, проговорила  Линда и пошла за сыном.
                …………………………………………
Клайпеда, декабрь – январь 2016 - 2017