Тайны тихой провинциальной жизни I Сказ 2

Заколдованное озеро

  В давние-давние времена жил-был в самой Москве-матушке грозный и знатный боярин. Происходил он из древнейшего рода. Верно служил царю не за страх, а за совесть. И оружейничим при нем состоял, и стольником, и военную службу справлял, и разную иную, и наградил его царь-государь богатыми владениями по разным концам земли нашей.
  Пришло время боярину службу оставить, потому как состарился он, хворать начал, и подумалось ему: «Не пора ли поехать посмотреть на владения свои, которые детям в наследство останутся?»
  Вот собрал он слуг да стражников, взял сына младшего, неженатого, и отправился в дальний путь. Долго разъезжали они по своим вотчинам, пока, наконец, не приехали в дивный благодатный край, где ни разу им за всю жизнь бывать не доводилось.
  Леса, рощи и дубравы, поля и луга, реки и озёра были в том краю такой невиданной и неслыханной красоты, что даже у грозного старика душа отмякла. Захотел он здесь остановиться на отдых, благо время было летнее.
  Дал он приказ своим спутникам, и стали те богатый шатёр ставить на берегу синего озера. Озеро большое, круглое. Посреди него остров виднеется. По одной стороне берега – бор сосновый, по другой – роща березовая. Места открытые, светлые, воздух чистый, целебный. Трава кругом зелёная, шёлковая, а уж птицы всякой да рыбы – счёта нет!
  Свита у боярина немалая: которые-то из неё принялись деревья рубить на дрова, иные начали стрелять – дичь добывать, третьи рыбу стали ловить, другие купаться полезли в воду. Пошло по озеру и по берегам эхо звонкое.
  На другой день после отдыха отправился боярин посмотреть на людишек своих, которые к этим землям приписаны были. Нашли его слуги за озером три деревеньки бедные и сельцо, более-менее справное. Устрашились люди подневольные, увидев владельца своего, доселе им неведомого, пали ниц на землю.
  Усмехнулся боярин скудости и бедности их и повелел выставить мужичкам на поляне перед озером бочку вина на праздник, а женскому полу раздать платки да ленты цветные – знайте, мол, доброту хозяйскую!
  Праздник в то время случился большой – Троица. Загуляли люди сельские-деревенские, вышли на поляну перед озером и давай песни петь, плясать, хороводы водить.
  Шатёр боярский, хоть и на другом берегу стоял, но и до него веселье доносилось. Старому боярину – ничего. Наелся он ухи, да и спать лег. А младшему скучно стало, и подумал он: «Поеду-ка я, посмотрю на чужое веселье, может, что интересное увижу».
  Не взял он собой ни слугу, ни товарища, отправился на коне своём по берегу один. Долго ли, коротко ли ехал вокруг озера – наконец, оказался на противоположном берегу от шатра, почти рядом с поляной, где гулянье шло. Встал молодой боярин незаметно за дерево и стал смотреть, как люди веселятся.
  Начал день к вечеру клониться. Загорелся на небе и на воде красный закат. Мужички подвыпившие громче заговорили, зашумели. Парни и девушки бросили хороводы водить, развели костёр на берегу и стали через огонь прыгать. Смех, визг на поляне стоит, аж листва на березах трепещет.
  Долго на них боярин смотрел, а потом вдруг заметил у самого края берега одинокую девицу. Пригляделся он, видит – девица бедно одетая, в голубеньком сарафанчике, тоненькая, беленькая, с длинной золотистой косой. И такой красоты, что сердце у него дрогнуло. Сидела она печально на камушке и смотрела на воду.
  Дождался боярский сын, когда с берега народ в деревню потянулся, и подошёл незаметно к девице. Испугалась она и хотела убежать.
  – Не пугайся, девица, – говорит он ей ласково. – Не обижу. Я Василий, младший сын боярина, что всей землёй здесь владеет. А тебя как звать-величать, красавица? – спрашивает он её.
  – Алёною, – отвечает девица.
  – Почему же ты, Алёнушка, не поёшь, не играешь и грустишь в одиночестве?
  – Ах, господин, – отвечает она, – умерли у меня недавно родители, и осталась я одна-одинёшенька на всём белом свете. Не до песен и плясок мне, сиротинке горемычной, и в избу пустую идти не хочу.
  – Да и мне что-то невесело, – говорит молодой боярин, – давай здесь на бережке посидим, поговорим.
  Удивилась девица и спрашивает:
  – Как же ты, боярский сын, и станешь с простой крестьянкой разговаривать?
  – Чего ж здесь такого? – отвечает он ей. – У меня тоже, между прочим, матушка умерла, пока мы с отцом по разным вотчинам разъезжали. И тоже грустно мне очень.
  Ну, что ж, слово за слово – разговорились Василий с Алёною, посидели на берегу, посмотрели на закатное солнышко, пока оно совсем не погасло, – потеплело на душе у обоих.
  Вдруг слышат: топот конский по берегу и крики – ищут боярского сына слуги. Стало быть, возвращаться надобно ему к шатру отцовскому.
  Простились они наскоро, вскочил Василий на коня и успел только сказать девице, чтобы приходила завтра к вечеру снова на бережок.

                * * *
  Небывалый шум, что на озере днём и вечером учинился, очень не понравился Водяному тамошнему. Отродясь такого не бывало, чтобы люди пели, плясали и весело гуляли у озера, ничего не боясь.
  А дело было в том, что про озеро это, которое Светлым значилось, давно слава дурная ходила, и многие его заколдованным считали. Племена нерусские, коих в тех краях много было, те и вовсе озеро Поганым называли.
  Поглядеть – вода в озере чистая, прозрачная; берега крепкие, не крутые и не топкие; дно каменистое местами или песчаное – ни тины, ни грязи. Рыбы видимо-невидимо. Почему ж Поганое-то?
  Да слово это и не про озеро было сказано, а про нечисть разную, что испокон веку там обитала и страх на людей наводила.
  Большое и глубокое озеро было. И вот в самой глубине его поселился в незнаемые времена Водяной со своими прислужниками разных мастей: беспалыми да беспятыми анчутками, водяницами, купалками, лоскотухами,  навками и прочими духами нечистыми.
  Много вся эта компания бесовская людям зла сотворила, пока, наконец, не перестали на озере том рыбу ловить, на лугах сено косить, а после и вовсе к воде близко подходить.
  Повелел Водяной узнать, что там, на берегу, такое творится, что ему покоя ни днём, ни ночью нет.

                * * *
  На другой вечер дождался молодой боярин, когда батюшка его, на охоте утомившись, уснет крепким сном, вскочил на коня и поскакал знакомой дорогой вдоль берега озера на встречу с Алёнушкой.
  Едет и думает: «Не придет красавица. Вон как вчера испугалась, увидев слуг отцовских».
  Но нет, пришла. Издалека увидел Василий девицу на том же камушке у самой воды.
  – Здравствуй, Алёнушка! – говорит он ей радостно. – Как хорошо, что ты пришла! Я всю ночь не спал и весь день только про тебя и думал.
  – Погоди, Василий, боярский сын, – отвечает она. – Не потому я пришла, что тебя увидеть хотела. Не ровня мы с тобой, и к добру не приведут встречи наши тайные. Прогневается твой батюшка, попадёт тебе по первое число. И это еще полбеды.
  Разве не знаешь ты, что после Троицы наступает самая страшная русальная неделя? Выйдут русалки из воды, будут по полям бегать, на ветвях березовых качаться, песни русальные петь. Тогда берегись! Попадётся им кто – начнут одёжу просить, защекочут до смерти или на дно уволокут. Купаться в озере нельзя и по берегу ходить опасно. Особливо в четверг – это русальчин велик день.
  – Чего же мне бояться? – возразил ей на то Василий. – Меч мой всегда при мне!
  – Нет, нет, – говорит девица, – возвращайся скорее к шатру и скажи отцу, чтобы с берега перешёл и он, и люди его в какое-нибудь другое место. А ты, как поедешь сейчас, возьми с собой вот этот веник полынный, что я тебе нарвала, да ещё платочек мой и ленту – они тебе пригодятся. А теперь прощай!
  – Погоди, – говорит Василий, боярский сын, – ты мне на память платочек и ленточку подарила, хочу и я тебе на память что-нибудь оставить. На вот тебе крестик золотой, что мне матушка с благословением перед отъездом дала.
  – Не могу я такого дорогого подарка принять, – говорит Аленушка.
  Смутился Василий, опечалился.
  – Ладно, – говорит девица, – так и быть, возьму я твой подарок, только на время и с уговором.
  – С каким? – обрадовался боярский сын.
  – С таким, что дам я тебе взамен крестик кипарисовый, которым меня матушка перед смертью благословила, а ты дашь ты мне слово, что не будешь крестика этого снимать до той поры, пока мы, если Бог даст, снова не свидимся. Тогда верну я тебе твоей матушки благословение, а ты мне – моей матушки благословение.
  На том и порешили. Обменялись крестиками, глянули в глаза друг другу и простились. Побежала девица-красавица в свою деревню, а боярский сын поехал по берегу к шатру.
  Едет он и думает: «Не буду я ничего отцу про русалок говорить, а то и вправду повелит перенести шатёр далеко от берега или насовсем прикажет уехать из этих мест. Может, Бог даст, и увижусь я еще с Алёнушкой, красой ненаглядной!»

                * * *
  Вдруг видит он: прямо перед ним на ветке дерева сидит Русалка. Ликом стара и страшна. Хвост рыбий свесила, голое тело зелёными космами прикрыла и говорит жалобно:
  – Постой, мил дружок, снеси меня на лужок, к берегу вынеси, в водицу выпусти!
  Вздрогнул Василий, конь под ним на дыбы встал. А Русалка – ну хохотать и на ветке качаться! Оглянулся боярский сын – батюшки светы! Русалки-то со всех сторон! Глаза красными огоньками светятся, руки к нему бледные, с тёмными пятнами, тянут, того гляди – с коня стащат! Потянулся он за мечом, а его уже и нет за спиной, на земле валяется. Что делать?
  Вспомнил он тут про полынь-траву, которую Алёнушка ему дала, выхватил веник из сумы, что к седлу была приторочена, и давай стегать злодеек направо и налево! Весь веник об них истрепал. Окутал ядрёный полынный запах нечистую силу.
  – Фу, фу! – закричали русалки. – Горечь глаза ест, в нос бьёт, дышать не даёт! – и вмиг пропали, только плеск по озеру пошел.
  Оглянулся молодец – нет никого. Слез он с коня, поднял меч свой и дальше поехал. Сколько-то времени проехал – ничего. Вдруг по озеру ветер пронёсся, волны зашумели, запенились. Конь захрапел и попятился.
  Глядь – впереди в ветвях снова Русалка показалась. Ликом красивая, молодая, а всё равно страшно на неё смотреть, потому что вся она мелко-мелко трясется, в глазах чёрных огоньки красные горят, волосы зелеными змеями по телу голому вьются, а с хвоста вода бежит, будто она только что из озера вынырнула.
  Тянет Русалка к нему руки тонкие, длинные, а на пальцах когти зелёные, загнутые.
  – Постой, добрый молодец! – говорит она Василию жалостным голосом. – Ночь наступает, в лесу холодает! Куда мне, бедной, деться? Не во что одеться!
  Кинул ей Василий шапку свою. Схватила Русалка её жадно, на голову надела и опять просит:
  – Дай ещё что-нибудь – будет тебе добрый путь!
  Тронул, было, боярский сын коня, а он ни в какую вперед не идёт – встал как вкопанный.
  «Ладно, – думает Василий, – кину ей кафтан свой, может, отстанет. Чай, доеду в рубашке, не замёрзну».
  Снял он кафтан боярский и кинул Русалке. Поймала она кафтан, накинула на себя и захохотала громким голосом. Видит Василий: вместо шапки, у неё на голове шлем боевой, а вместо кафтана – кольчуга.
  «Что-то я не то делаю», – думает молодец, а Русалка встряхнула мокрыми руками, и превратились ногти её длинные в ножи булатные.
  – Вот и смерть твоя пришла! – зашипела Русалка. Спрыгнула она с ветки и оказалась на коне Василия, прямо перед ним. Уперлись ножи вострые в его грудь. Сердце у молодца так и захолонуло, потому как и меч выхватить он не успел.
  И тут снова вспомнил он Алёнушку. Быстро достал из-за пазухи ленту голубую и набросил на шлем – растаял он мигом, будто ледяной был, а не железный.
  Достал он платочек белый и на плечи русалкины накинул – съёжилась кольчуга и пропала. А от крестика кипарисового вдруг такой жар пошел, что погнулись ножи и потекли ручьями, а Русалка завыла, застонала и исчезла – только вода в озере бухнула, будто рыба большая хвостом ударила. 
  «Ну и ну! – думает молодец. – Если бы не Алёнушка, пропал бы ни за что!» 
  Тут доехал он благополучно до шатра боярского и спать лёг. Ничего отцу не сказал.
  Да отец-то не слепой был. Заметил он, что сын его зачастил за озеро, и доложили боярину слуги, что видели Василия на берегу с девицей бедного крестьянского вида.
  Не понравилось это боярину, и приказал он проследить за ними, вызнать, что за девица, и так припугнуть, чтобы духу её деревенского возле сына боярского не было.

                * * *
  А Водяной тем временем собрал нечисть свою озёрную и строго допрашивает, что, мол, да как? Отчего-почему покоя нет ему, и кто тишину нарушить посмел?
 Докладывают ему прислужники разных мастей, что, дескать, остановился на берегу сам боярин, хозяин здешних мест, много слуг у него и воинов – вот и шумно на берегу.
  А с обеда до ночи деревенские люди гуляли у озера. И потому они осмелели, что в кои-то веки выставили для них бочку вина на праздник.
  – Что ж вы, слуги мои верные, ничем им не препятствовали? – еще строже спрашивает Водяной.
  – Мы препятствовали, – пищат старые  русалки, – хотели молодого боярского сына защекотать, да только он полынь-травою от нас отбился.
  – Ну а ты? – спрашивает он Русалку молодую, которая над старыми верховодила.
  – И от меня отбился сын боярский, – отвечает она с досадою. – Девица одна тутошняя подсказала ему, как обороняться.
  Разозлился Водяной на свиту свою, затряс зелёной бородой, застучал лапами перепончатыми и приказывает:
  – Даю вам сроку три дня, чтобы изловить приезжего сынка боярского, секреты важные прознавшего, и девицу тутошнюю, шибко умную!
  Давно, выходит, мы людей не пугали, так что в самый раз два утопленника-то будет: и деревенским – память, и пришлым – урок.
  А ежели не доставите их мне в положенный срок – скормлю  всех вас Сому пузатому, псу моему ненасытному.
  Отправилась нечисть на охоту. День ждут, два ждут – не видать у озера ни сына боярского, ни девицы. А потому не видать, что не выходил Василий из шатра своего, и Алёнушка сидела дома, пряла.
  Два дня просидели и так другу по другу заскучали, что грусть-тоска стала их одолевать и сердечки-то молодые разболелись.
  «Будь что будет, – думает молодец, – а поеду я на бережок, вдруг Алёнушка придет!»
  «Будь что будет, – думает Алёнушка, – побегу, посмотрю, вдруг Василий слов моих не послушался и в самый четверг на берег приехал! Не случилось бы беды какой!»
  Собрался боярский сын и поехал за озеро. Не заметил он, что за ним двое слуг, отцом посланных, вослед отправились.
  Обрадовался Василий, увидев Алёнушку, что ждала его на берегу, спрыгнул с коня и поспешил к ней навстречу. И девица его увидела, встала с камушка своего заветного, да только шагу даже ступить не успела, потому что показались из воды чьи-то руки зелёные, лохматые, безобразные, схватили девицу-красавицу и утянули на дно.
  Бросился Василий к берегу и прыгнул в воду выручать Алёнушку. Сомкнулись воды озера над добрым молодцем, побежали кругами – и стихло всё.
  Перепугались слуги, которые нежданно-негаданно свидетелями ужасного события оказались, пождали-пождали на берегу и возвратились со страшной вестью обратно.
  Всю дорогу думали, как оправдаться, что сына боярского не уберегли, и додумались. Намочили одёжу свою в ручье и договорились врать одинаково: мол, в озеро ныряли, с чудищами водяными сражались, но не сдюжили.
  Заплакал боярин, узнав о гибели сына младшего, любимого, подкосились ноги его старые. Плачет и думает: «Сейчас бы всё отдал, лишь бы сыночек живым оказался! Даже жениться на любой крестьянке разрешил бы! Да только поздно».
  Через какое-то время, однако ж, оправился он и приказал смолить лодки, багры с шестами готовить, сети  и всякое такое необходимое, чтобы хотя бы тело Василия из воды достать. Решил он, что пока его не похоронит, с места в обратный путь не тронется.

                * * *
  А под водой тем временем радость великая учинилась. Как же, справили анчутки да русалки трудное задание – приволокли к палатам Водяного девицу-красавицу и сына молодого боярского.
  Вышел сам хозяин подводной волости своей взглянуть на свежих утопленников. Посмотрел на молодца и велел заключить его до поры до времени в темницу под замок. Посмотрел на девицу и аж заплясал на месте от радости, потому как никогда красоты такой не видал. «Вот, – думает, – счастье привалило! Теперь женюсь!»
  Велел Водяной отнести Алёнушку в свои палаты и приставил к ней стражу доглядывать три дня и три ночи, пока девица  в русалку не превратится: пока не заведётся хвост у неё, волосы не позеленеют, на пальцах когти не вырастут.
  Так всегда случалось, коли на русальную неделю утопленница к ним в подводные края попадала, особливо которая сама по какой ни то причине топилась. А ежели не сама топилась – тут колдовство помогало.
  Отправился Водяной на дальнее болото к своей старой бабке Водянице-Мокрянице с просьбой – поколдовать и девицу-красавицу в русалку превратить. Согласилась та пособить.
  Вот тащат ей раки котёл самоварный и сундук со всякими колдовскими припасами. Перво-наперво наладила она котёл свой, залила в него зелье волшебное. Заходила, закипела тёмная вода в котле, а потом в разные стороны отхлынула и гладкой сделалась, будто чёрное зеркало. Стала Мокряница в зеркало то глядеть. Долго глядела и головой косматой качала.
  Потом насыпала она в котёл из сундука разной разности: и камни драгоценные, и камни простые, и щепки, и травы, и ещё всего много. Закипела вода в котле, забурлила, поднялась волной, выплеснула что-то прямо в руки Водянице-Мокрянице и тут же стихла и опять гладкой стала.
  – Не обессудь, – говорит старая ведьма Водяному. – Ничем я помочь тебе не могу. Не видать тебе этой красавицы ни через три дня, ни ещё когда. А от другого утопленника тебе и вовсе беда грозит.
  – Это почему же? – рассердился Водяной. – Совсем, старая, из ума выжила? Силу, что ли, колдовскую потеряла?
  – Ничего я не потеряла! – отвечает Мокряница. – А только видела я в котле своём волшебном утопленников этих. Нет ни моей, ни твоей власти над ними, потому как кресты на них, и силу большую они имеют. Не снять их никому, а пока кресты на них – ничего сделать нельзя.
  – Ну! – махнул лапой Водяной. – Это ничего! Пошли рака своего учёного, он гайтаны-то клешнёй перешибёт.
  – Эк, быстрый ты какой! – усмехнулась колдунья. – Да знаешь ли ты, что на девице крест золотой, материнскими слезами залитый, с благословением на службу воинскую за землю родную и на битву великую не на жизнь, а на смерть? За ним всё русское воинство стоит!
  А на молодце – крест кипарисовый, материнскими слезами залитый, с благословением на труд великий. За ним всё крестьянство стоит.
  А освящены кресты в святом монастыре, в котором матери эти за детей своих молились. Так за ними и монашество всё стоит. Понял теперь, голова непутёвая?
  – Понял! – хитро засветились глазки у Водяного. – Кресты-то у них не свои! Значит, не спасут их. Снять – и вся недолга!
  – Эх, рыбья кость! – рассердилась Водяница-Мокряница. – Где тебе понять! Парень с девицей крестами поменялись неспроста. Это значит – друг за друга жизнь готовы отдать.         
  Вот, гляди, что мне на руки-то из котла волшебного выпало.
  Смотрит Водяной, а на скрюченных руках бабки его старой такой же скрюченный сухой сучок деревянный.
  – И что? – спрашивает он.
  – Да ты гляди, гляди!
  Уставился Водяной на сучок деревянный, а он вдруг посветлел весь, полезли из него листочки нежные зелёные, на верхушке бутон набился и вдруг – раз! Распустился цветок белоснежный, с алой сердцевиной, невиданной красоты, и такой аромат пошёл благовонный от цветка, будто райский сад вокруг!
  – То-то же! – говорит Мокряница. – Любовь это называется, а с этой силой никому вовек не сладить.
  Заругался Водяной, лапами затопал:
  – Ведьма старая! Чего ж ты мне голову морочишь! Пособить вызвалась, а толку никакого!
  – Как никакого? – отвечает Водяница. – Я тебе главное сказала. Силой колдовской ничего не добьёшься, а вот если чем иным…
  – Чем?
  – Ну, чем? Хитростью, посулами, уговорами… Сам думай.

                * * *
  Заколдованным озеро не зря слыло. Полежали-полежали Василий с Алёною под водой и через некоторое время стали дышать потихоньку. Тяжело дышать, а всё же можно.
  Смотрит Василий, боярский сын: вокруг него стены каменные, затворы железные – в темнице он, стало быть.
  Очнулась Алёнушка, видит: палаты нарядные, всякими узорами изукрашенные, кругом сундуки да лавки, а у двери – стража.
  Вдруг раздался шаг, тяжёлый, гулкий. Идет Водяной Алёну замуж уговаривать. Вокруг него русалки вьются, слуги разные, один другого страшней да безобразней. За Водяным пёс его верный, Сом ненасытный, поспешает, пасть пятиаршинную разевает.
  Сам Водяной огромный, пузатый, словно бочка пивная. Кожа серая, пупырчатая, нос курносый, черепаший. Голова лысая, глазки маленькие, рачьи, а брови, усы да бородища лохматые, зелёные. Руки и ноги на лапы похожи, тоже лохматые, между пальцев перепонки, как у лягушки. Одно слово – нечисть.
  Ужаснулась Алёнушка виду его страшному, а Водяной заговорил, забулькал:
  – Видишь, девица-красавица, какая радость тебя ожидает? Не на корм рыбам ты пойдёшь, а станешь владычицей подводной. Но это, коли за меня замуж согласишься выйти.
  – Не соглашусь, – отвечает Аленушка, – лучше на корм рыбам пойду.
  Махнул Водяной лапой – высыпали вперед анчутки беспалые да беспятые и давай сундуки-шкатулки открывать! А в них добра всякого видимо-невидимо: и золото, и камни самоцветные, и наряды, жемчугами расшитые, и утварь разная красоты невиданной…
  Отвернулась Алёнушка от подарков.
  – Ладно, – говорит Водяной. – Не угодил я тебе. Так, может, ты сама скажешь, чем я могу милость твою заслужить?
  – Скажу, – отвечает Аленушка. – Отпусти Василия, сына боярского, на волю живым и невредимым.
  – А замуж за меня тогда пойдёшь?
  – Пойду, что ж делать, – отвечает Алёнушка со слезами. – Только дашь мне в последний раз на Василия посмотреть, когда он на берегу окажется?
  – Это можно, – отвечает Водяной, а сам от радости едва стоит, готов в пляс пуститься.
  Приказал он слугам своим с Алёнушки глаз не спускать, к свадьбе готовиться, а сам спать на три дня и три ночи залёг.

                * * *
  Только рано он радовался. Как прослышала Русалка молодая про свадьбу, взяла её злоба, чуть дух свой нечистый не испустила. Среди русалок, старых да безобразных, она всех краше была и надеялась, что Водяной на ней женится. А тут вот, значит, какое дело!
  Пробралась она в темницу к Василию, боярскому сыну, и говорит ему:
  – Через три дня свадьба будет. Женится Водяной на Алёне твоей, а тебя велено отпустить на берег.
  – Как же так? – спрашивает Василий. – Неужто она сама согласилась?
  – Согласилась, – отвечает Русалка, – чтобы тебя спасти.
  – Ну, нет! Не пойду я на берег, и свадьбе этой не бывать!
  – Надо нам тогда сообща действовать, – шипит Русалка. – Ты мне поможешь – я тебе.
  – А что делать-то? – спрашивает Василий.
  – А вот что, – отвечает Русалка. – Открою я тебе тайну запретную. Палаты и темницы Водяного на самой середине озера находятся, только найти их невозможно, потому что сокрыты они под большим островом.
  На острове том деревья растут, травы всякие, родничок даже есть, но остров этот особенный – плавучий он, а над палатами держится на зелёных русалочьих косах, что по всему краю острова идут, в глубину опускаются и ко дну прирастают.
  Целыми веками русалки волосы свои зелёные дёргали да косы эти длинные плели – крепко остров держится и охраняет Водяного от солнечного света, которого он один только и боится.  А если на него луч света упадёт – смерть ему будет.
  – Понял! – говорит Василий. – Найди мой меч да выпусти меня из темницы. Я пойду волосы эти резать!
  – Хорошо, – отвечает Русалка, только ночью выходить нельзя, потому что сторожит остров Сом ненасытный – пёс хозяйский, и днём нельзя – рыбы кругом плавают, сразу доложат стражникам. А вот в полдень все мёртвым сном засыпают – можно смело под водой передвигаться. Сроку у тебя всего три полудня.
  Уплыла Русалка меч искать. Когда схватили Василия прислужники Водяного, долго бился он с ними, пока сила их несметная его не одолела, и меч где-то у берега в воде остался.
  А Русалка хитрость задумала великую. Приглянулся ей Василий, боярский сын, и решила она погубить Водяного, на его место заступить, Алёну на берег выбросить, а Василия не отпускать, на себе женить и навсегда под водою оставить.

                * * *
  Прошла ночь, утро прошло, наконец, полдень наступил. Разогрелась вода под солнышком, разомлели стражники и вся нечисть озёрная, заснули-захрапели крепким сном. Ушла рыба на глубину, где попрохладнее, и тоже заснула. Только под островом темно и холодно, сюда солнечный свет не заглядывает.
  Приплыла Русалка, притащила меч боярскому сыну и вывела его тайком из темницы. Стал он по дну остров обходить и косы русалочьи резать. Дышать тяжело, меч на глубине не так слушается руки богатырской, и косы до того крепкие, будто канаты корабельные, не с первого раза перерубишь. Но всё же приноровился Василий, собрал все силы свои и чуть не треть пути прошёл.
  Начали подводные жители просыпаться – отвела Русалка Василия обратно в темницу, а меч под водорослями спрятала. Ничего прислужники Водяного не заметили – хлопот у них было много, к свадьбе готовились.
  На второй день прошёл Василий ещё больше пути, порубил косы крепкие русалочьи.
  Наступил и третий полдень.      
  К тому времени слуги боярские чуть ли не всё озеро обыскали: и баграми в воде шарили, и сети волокли – нет как нет ни девицы, ни молодца. Подплыли, наконец, к острову. Воткнули в берег колья, привязали лодки и решили немного отдохнуть.
  Невдомёк им было, что в сей момент идет по дну боярский сын и мечом русалочьи косы рубит. Совсем немного ему осталось, как вдруг проснулся раньше времени Водяной, пошёл Сома своего ненасытного проведать и заметил косы перерубленные.
  Зарычал, завопил он громким голосом – над озером эхо жуткое пронеслось. Вскочили задремавшие слуги боярские –  не поймут, в чём дело. Проснулись прислужники Водяного –  тоже не поймут, что такое. Заметались, забегали спросонок.
  Испугалась Русалка, что предательство её Водяному откроется, велела Василию меч отдать и в темницу бежать прятаться, да не тут-то было.
  – Прочь! – крикнул боярский сын. – А не то меча моего ты всё-таки отведаешь!
  Бросился он в палаты Водяного, разбил замки, разогнал стражников и нашел Алёнушку.
  Поплыла Русалка стрелой к Водяному, доложила, что неведомо как сбежал Василий и, того гляди, невесту его выкрадет. Кинулся Водяной с псом своим, Сомом ненасытным, в погоню.
  А Василий подхватил Алёну и вынес её к краю тени, что под островом нависла.
  – Ну, что? – спрашивает он её. – Погибать, так вместе?
  – Вместе! – отвечает Алёнушка.
  Бросил боярский сын меч тяжёлый, чтобы ко дну не тянул. Взялись они за руки, оттолкнулись и стали вверх подниматься. Выплыли у самого берега острова. Смотрят: полно слуг и воинов боярских, и лодки у них.
  – Гребите, ребята! – закричал им Василий. – Быстрее!
  Перепугались слуги боярские, увидев живых утопленников, попрыгали в лодки и ну грести от острова! А про верёвки-то на кольях забыли. Только один хотел вылезти, отвязать, Василий  опять кричит:
  – Не отвязывайте! Так гребите!
  Налегли ребята на весла и ведь сдвинули остров с места, повернулся он и открыл хоромы Водяного.
  Налетел ветер озёрный, зашумели тростники, затрепетали листья на деревьях, как паруса, ещё больше под ветром остров повернулся, и оторвались косы последние, что Василий перерубить не успел.
  Ударил луч солнца в глубину и поразил чудище безобразное. Сгинул Водяной, будто и не было его вовсе.
  Вынес Василий Алёнушку на берег, сели они в лодку и поплыли к шатру боярскому через всё озеро. Хотела, было, Русалка прислужников Водяного в погоню за ними послать, да они её слушать не захотели, с перепугу под коряги забились, а тут и русальной неделе конец пришёл.
  Старый боярин на радостях пир закатил, наградил слуг своих верных, а Алёнушку за Василия замуж выдал и дочкой назвал.

                * * *
  С той поры озеро снова стало Светлым прозываться. Остров начал по воде свободно плавать. Куда ветер подует – туда и плывёт. То у одного берега приткнётся, отдыхает, то у другого.
  Стали люди, как и прежде, рыбу на озере ловить и, бывало, находили в рыбьих животах монеты золотые и серебряные, а то и камень драгоценный.
  Потеряла нечисть без Водяного силу былую. Разбрелись русалки и слуги его по разным болотам, прудам, ручьям и речкам.
  Одна только Русалка в подводных палатах осталась. В русальную неделю озорует и всё надеется, что когда-нибудь вернётся Василий в эти края.