Тунцеловы. Глава 18

                18
      На следующий день после выгрузки я слышал, как капитан высказывал своё недовольство рыбмастеру за вынужденную отдачу на транспорт двух дополнительных процентов рыбы, якобы “на порчу“.
– На эти деньги мы могли бы произвести расчёт половине команды, – твердил капитан.
– А что поделаешь? – разводил руками рыбмастер.
     Пошел дождь. Его свежесть напомнила о Калининграде, где он не в редкость. Рядом с судном резвились тунцы, плавая то попарно, то вчетвером и, выгнувшись дугой, прыгали. Судовой пёс Чук лаял на них. К обеду подняли улов. В нем, кроме тунцов были две огромные акулы: одна – акула-молот, весом около 400 килограмм, и вторая – простая сероголубая весом в 150 килограмм. У акулы-молот на носу поперечная перемычка, на концах которой есть глаза, глядящие во все стороны. Снизу, отступя от шеи, у нее поперечные плавники. На спине, в центре , у нее торчит огромный  треугольный плавник и второй маленький, не доходя до хвоста. Хвост расположен вертикально, разделен на две части. Верхняя часть большая, а нижняя – малая. Челюсть у неё меньше, чем у  простой акулы.
      Стояла сильная зыбь. Судно, как правило, вибрировало на ходу. Это выматывает всю душу. Но на востоке сквозь тучи виднеется солнце – значит, зыбь ненадолго. На горизонте видно одинокое судно. Справа, почти рядом, появился косяк тунцов со стаей чаек. Но, видимо, решили, что взять его в такую погоду не удастся, и замёт не объявили. Сегодня ничего не поймали. Уже почти неделя, как у нас закончилась лицензия. 
      От вибрации и качки нет настроения, даже не хочется читать книгу. Но вскоре погода улучшилась. Поймали 15 тонн мелкого тунца. В невод попали также пять акул и марлин. Еще живая акула лежала на палубе и била по ней хвостом, приоткрыв пасть и ошалело глядя перед собой, не веря, что с ней, царицей рыб, такое произошло. Матрос Покалюк отпилил мне нос марлина, и я повесил его сушиться за иллюминатором. Члены экипажа заготовляют себе  домой мясо марлина в пустых обрезанных бадейках из-под воды, и хранят его в морозильной камере. Я не большой любитель рыбы, и потому ничего себе не заготовляю.
      В этот день капитан вызвал всех начальников служб, и объявил, что рейс продлен на один месяц, а рыбу будем ловить в Дакарской зоне. Значит, уйдём из зоны Сьерра-Леоне. Наблюдатели вернутся домой, и мой сосед вернется в свою каюту. Приходили ко мне за медпомощью стармех и негр Ибрагим. У обоих болела спина. Я пожалел, что тратил финалгон безоглядно, не зная, что рейс могут продлить. Теперь бы он пригодился. Но еще осталось немножко капсикама и я натер им обоих. Вечером после ужина заходил старпом, и сообщил мне, что больной на “Ткварчелли“ хочет, чтоб я его посмотрел. Я догадался, что гипс он уже поломал, и потому взял с собой пару гипсовых бинтов и Эссавенон-гель. Лебедчик пересадил меня нормально. На судне оказался пассажир, больной матрос с “Мелонгены“, которого я направлял в Конакри с инфицированной гематомой голени и подозрением на её перелом. Сейчас у него нога имела обычный вид, но с наклейкой на послеоперационном разрезе внизу голени. Он говорил, что травма была серьёзная: вышло много гноя и крови, и, якобы там профессор говорил, что могло быть осложнение через пару дней. Ещё он рассказал, что больного с “Неретины“, у которого аппендицит, уже прооперировали и скоро выпишут. Аппендикс был длинный, и загнут в сторону печени, потому и разрез у него большой. Тоже говорили, что больной доставлен вовремя, а иначе мог развиться перитонит.
       Затем я вошел в каюту к больному с растяжением связок стопы и подозрением на перелом пяточной кости. Гипсовая лонгета валялась в углу, вся истрепанная, нога его была зафиксирована бинтом. В каюте он имел застолье с
приятелем-технологом. Оба были подвыпившие. Я попросил очистить стол. Голеностопный сустав больного был ещё припухший, но синюшность кожи побледнела. Болей он не ощущал, но они бывают ночью. Я дал ему тюбик эссавенон-геля, и он втер его в кожу. Эта мазь ему нравится. Затем я налил воду в лоток, сделанный из полиэтиленовой бутылки, и стал делать на столе гипсовую лонгету. Наложил её с помощью матроса и технолога, и ещё одним гипсовым бинтом смоделировал по боковым углам стяжки, чтобы подошва не сгибалась. Лонгету прикрепил простым бинтом. Посоветовал еще две недели не ходить, а потом уже делать всякие ванночки, компрессы.
       После гипсования меня старались угостить водкой, но я героически отказался. При обратной пересадке , когда беседку опускали на палубу, она резко накренилась и я чуть не вылетел из нее. Мне кажется, что наш лебедчик мне это специально устраивает или работает пьяным. Завтра должны убыть с судна наблюдатели из Сьерра-Леоне.
      Утром на следующий день ко мне прибыли из “Мурекса“ двое больных. Один из них – акустик со стенокардией и дискинезией желчных путей, а второй – матрос с геморройным кровотечением с января этого года и ухудшением зрения. Оба хотят списаться с судна, узнав о продлении рейса. Я послал в больницу рыбаков радиограммы на предмет списания их обоих из рейса.
       После обеда я услышал на верхнем мостике шум. В каюту заглянул матрос Кочкин, и позвал моего соседа, отдыхавшего на верхней койке:
– Коля, иди помоги, а то негры акульи плавники забирают.
      Коля мигом слетел с койки, и, надев кепку, побежал на палубу. Я вышел следом за ним. Слышались дикие крики. Ибрагим, мотая головой на длинной шее, что-то кричал, подымая вверх руки и произнося слово “аллах“. Молодой негр тоже  кричал и что-то доказывал. А старший наблюдатель повторял по-русски: “Это прилов, он наш“. Кочкин незаметно унес один мешок с плавниками в каюту. Вокруг негров собралось около десяти наших матросов и штурманов. Я стоял возле шлюпки и наблюдал. Пришел капитан и стал возмущенно объяснять наблюдателям, что в их контракте не указано ни про рыбу, ни про плавники, и, мол, если они будут наглеть, то пойдут домой с пустыми руками. Решили из двадцати килограммов дать им два килограмма, потом под крики добавили еще один. И, когда Ибрагим нёс мешок с плавниками, негр-матрос оттолкнул кулаком Колю, стоявшего на пути. В ответ Коля ударил его кулаком в зубы. Негр-матрос, как бешеный, кинулся на Колю, высшего на голову, и стал наносить ему боксерские сверхскоростные удары, пришагивая и заставляя его пятиться. Но его остановил матрос Костя. Капитан пригрозил негру, что тот больше никогда не попадет на наши суда. Поругавшись под Ибрагимовы выкрики “аллах“, негры ушли. Перед ужином негры покинули наше судно, и перешли на транспорт “Навигатор“. Конечно, со стороны страны, разрешающей лов рыбы в своих водах, есть такой пункт, мол, разрешен лов только определенного вида рыб. Остальные виды рыб (прилов) рыбакам не принадлежат. Но детали возврата прилова не разработаны. В данном случае мы должны были бы возвратить пойманные акулы, но у страны, хозяйки промысла, не было судов, чтобы забрать акул. А отдать высушенные на ветру и под солнцем плавники акул задаром – это уже издевательство над трудом.
                (продолжение следует)