Анализ

               С богом! Отдать швартовы! В Мурманск. С богом хоть куда: в Мурманск, на Аляску, во Владивосток. Отдать швартовы!
Вода – есть явление химическое, физическое и биологическое.
А ну как проверить, что тверже – лед или железо? Новое железо или новый лед. Новый лед бывает каждый год в море Карском. И дальше, дальше по Морскому Северному Пути – кругом все искрится от нового льда. Новый лед – нафталин. Не ошибись, навигатор! Ложились спать – вода, проснулись – лед! Вода есть явление физическое.
Новое железо куют в Дании. И клепают на стапелях. Славные в Дании судостроители, славные в Копенгагене стапеля. Славное железо в том же государстве. Жил там и Гамлет.
Отто Юльевич Шмидт где только ни жил – математик! Отто Юльевич Шмидт почти что датчанин – происходит из лифляндских немцев, хотя в Могилеве родился. Земляк другим героям: Романькову Михаилу Егоровичу, пулеметчику, Вольфсану Федору Иосифовичу, геологу, живописцу Громыко Виктору Александровичу и остальным.
«Изучать!» - девиз товарища Шмидта. «Проверять!» - принцип товарища Шмидта. Думать! Привычка товарища Шмидта Отто Юльевича.
Любил думать о космосе, как Циолковский – из чего состоит наше солнце? Куда улетают кометы? Откуда берутся газопылевые облака в галактике? О числах можно долго думать. Сумрачный германский гений тому подспорье – из лифляндских немцев родом товарищ Шмидт. Академик. Кант, говорят, тоже из немцев, и Гегель.
Всякий, встретив его узнает – кепка на меху, прямой нос, лучистые нордические глаза и борода на две трети груди. Под нею ордена. Бороду товарищ Шмидт отрастил сразу после математической книги «Абстрактная теория групп». Прочитали, кое-что подчеркнули синим карандашом и спросили:
- А как, Отто Юльевич, с конкретной теорией групп?
И поставили его проверять что крепче – железо или лед?
Проверял уж дважды. На «Александре Сибирякове», «Георгии Седове» и вот теперь на нем – на «Челюскине»!
«Сибиряков» - железо старое, эксперимент сомнительный. Но тем не менее – почти удался. Главное правильно руководить и замерять широты. Чтобы правильно руководить, нужен наган. Тогда, в славные тридцатые, когда за каждым кустом притаился враг, в каждом коллективе замаскировался шпион, сосед что-то пишет по ночам. Тогда, в 32-м не совсем понятно. Кто кого – железо лед или лед железо одолел. С богом! Отдать швартовы! И… из Архангельска, огибая Северную Землю, в Чукотское море. Подвиг! Всего за месяц. Правда, гребной вал с винтом сорвало. Но математически выходит, что это лишь 0, 065% от общей пароходной массы – мелочь сущая. Потом на парусах в Берингов пролив. Оттуда назад на буксире в Петропавловск Камчатский. Интересно!
«Челюскин» по сравнению с «Сибиряковым» - мальчишка. Новорожденное по сравнению с ним дитя – всего месяц, как со стапелей Копенгагенских. Совсем новое у парохода железо. И краска совсем еще новая, и коврики, и постельное белье, и штурвал, и насосы, и кастрюли на камбузе не подгоревшие, и радиорубка еще не прокурена, и трюма без единой пока еще трещины.
На испытание прочности зимнего льда ринулось много народу. Кроме товарища Шмидта и капитана Воронина, по прозвищу «Морж». Из-за усов и добродушия. Народ интересный, разносторонний, двуполый. А именно: Могилевич-завхоз, Филиппов практик-механик, плотник Шуша, кочегар Здоров, кочегар первого класса Кукушкин, пекарь Агапитов, уборщица Рудас, Буркова уборщица, уборщица Горская, геодезист Гаккель, зоолог Стаханов, аэролог Шпаковский, гидрохимик Лобза, заведующий буфетом Канцель, Березин печник (всего печников только трое), плотник Баранов. Плотники в количестве девяти погрузились с инструментом своим: пилы, долота, топорики, сверла, рашпили, рубанки и гвозди. Для полной комплектации плыла на «Челюскине» супруга геодезиста Васильева по фамилии Дорфман. Гражданочка бодрая, но на сносях. Была еще ихтиолог Сушкина – рыб изучать, стало быть. Всего сто четыре советских человека – узнать, что тверже?
Узнали? А как же. Тверже железа, зажатого льдом – сами люди, изучающие воды превращения и ее растущую твердость, чем ближе к Владивостоку. Конкретно – после мыса Челюскин. Мыс Челюскин и пароход с той же отважной фамилией. Челюскин родился в Белёве, потом отправился исследовать Север. Как Отто Юльевич Шмидт, но на двести лет раньше. Север можно исследовать бесконечно. Север – тайна покрытая льдами, исследовать можно все время: на прочность железа, дальность полета, количество палаток на оторвавшейся льдине, ее толщина. Север можно изучать досконально – времени хватит на всех.
И вот там, после мыса Челюскина «Челюскин» стал частью пейзажа. Слившись со льдами в единство системы. Начавши то, что на языке гидрологии называется «дрейф». Дрейфовать, но не дрейфить. В течение полугода почти. Есть уголь, консервы, бочка рыбьего жира, сахар и спички, уборщицы, кинопроектор, секстант, бинокль, в кают-компании шахматы, в библиотеке газеты.  Куда торопиться? Можно и в дрейф, а там, даст бог, и до чистой воды дотянуть. Вода – есть явление химическое, физическое и биологическое.
Отто Юльевич – всем, как отец. Отец и начальник, он знает «как надо». Утром зарядка на палубе, днем подготовка к концерту, вечером лекция или концерт. Играли прекрасно (гитара, баян, мандолина), пели прекрасно (романсы, трудовые и праздничные песни), танцевали прекрасно (народные танцы, в основном украинские и литовские). В ладоши хлопали так, что переборки тряслись. Так казалось – переборки не боятся бурных оваций. Им страшны изменения состояний воды до твердости сверхжелезной.
Вот уж и в Берингов пролив вошли или «вплыли» вместе со льдинами, пока еще просто прилипшими к корпусу пароходному. Делали в Дании!  Вот уж на горизонте черные волны морские. Буруны, спины голодных касаток. Еще несколько миль и -  в воде, в жидком ее состоянии!  А там, даст бог, даст Нептун, льдины отлипнут. И своим ходом двинуться дальше, ближе к Владивостоку. Лишь бы носом не ткнуться в какой-нибудь айсберг.
Пять месяцев дрейфа, не страха. Это там, в городах неспокойно и страшно врагам в трудовых коллективах и разных бюро с чертежами. Сергея Мироныча из револьвера, «дело краеведов» и «дело славистов», «Академическое», дел много. А здесь тишина, нарушаемая скрипом промерзших снастей, аплодисментами и репетицией на гитаре «Полета шмеля».  У гражданки Васильевой (Дорфман) отошли уже воды (не льды) – ей завтра рожать. Можно и завтра – на пароходе отличные медики: врач Никитин и биолог Белопольский, можно и ночью.
Но ночью рожать не пришлось, ночью «Челюскин» снесло «назад», в бесконечные льды. Ночью случилась беда – лавиной обрушился лед на «Челюскин». Сплошной стеной. На хрупкие в чем-то борта. Отто Юльевич был готов к обороту событий. Был готов, не смутился. Отто Юльевич еще в Ленинграде, когда отдавали швартовые, знал, что такое возможно. Что непременно такое накроет. Еще в Ленинграде. Еще когда старый «Сибиряков» потерял свои винтовые лопасти, знал о подобном товарищ Шмидт Отто Юльевич. Еще, когда «Дело славистов» лишь начиналось, и первые лишь проводились допросы, Отто Юльевич знал – рано или поздно раздавит. Но конкретно, когда? Вот что интересно! Наука. 
И по команде сгружать! Ящики, бочки, тюки, инструменты, приборы, рацию и папиросы обязательно! Припасы, бинты, пилы, коловороты, шахматы, книги, людей.
И только сгрузили (кое-то побросали небрежно), как… Заскрежетало железо (эх, Гамлет, дружище), захрустело, посыпались стекла, качнул ураган, лопнули тросы, и… Острым куском трехметрового льда пропороло обшивку, воздух выскочил шумно оттуда, туда на место воздушное мощным потоком вода. «Челюскин» клюнул поломанным носом, задрал ненадолго корму и канул в пучину. Пройдя испытание на прочность железа – железо годится, но не на Севере! Или на Севере, но на три месяца раньше, и не так близко от Владивостока. Нужно делать флотилию из вольфрама. Или титана. Или из осмия, в крайнем случае. 
Стали жить на льдине. Без одного. Без товарища Могилевича-завхоза. Фамилия, нужно заметить, не для подобных экскурсий и испытаний на прочность. «Могилевич» - не счастливая это фамилия. Товарищ завхоз был ушиблен упавшим с верхнего яруса ящиком с мылом. И потерявши сознание, канул вместе с «Челюскиным» в черную бездну морскую.  Легкая смерть.
Жить стали на льдине: в палатках, домишках из досок, с печурками-самоделками, с дощатым сортирчиком на две кабины – для женщин и всех остальных.  Не унывая! Гражданка Васильева (Дорфман) кормит младенца грудями. Не унывая, радуясь привесу, радуясь молоку в грудях.
Кто-то решил до земли добираться, но Отто Юльевич вынул наган и выстрелил в воздух – все здесь остаются! Это безумие - к берегу пешими, это дробление партии. Оппозиция это. И выстрелил в воздух.
И снова, как раньше – утром зарядка, днем уборка от снега всей территории лагеря, по вторникам матчи футбольные, по воскресениям лекции о строении Космоса и торжестве коммунизма. По понедельникам партсобрание, раз в неделю выпуск стенгазеты – жить можно везде.
После того, как «Челюскин» сокрылся навеки в пучине, по рации Кренкелем, старшим радистом, был послан сигнал в Москву. Оттуда ответили – молодцы! Герои! Полярники! Гордость страны, ждите помощи, снимем со льдины.
 И сняли. Тонны горючего, сотни километров налета, эскадрилья летчиков, барак бортмехаников, круглые сутки дежурство у раций. Сняли. Со льдины, на фото в газеты и кинохронику. И на Чукотку, в больницу. Кому нужно в больницу – туда. Товарищу Шмидту, к сожалению, первому – недомогание, температура, слабит желудок… В больницу товарища Шмидта, в город Ном, на Аляске, не дальше. По решению правительственной комиссии. Только так, никакой самодеятельности. В город Ном.
Проверить товарища Шмидта! Почки, печень, мышечные рефлексы, легкие, кожный покров, дно глазное. И кровь: тромбоциты, лейкоциты, эритроциты, РОЭ. И взвесить товарища Шмидта!
В американском городе Номе все сделали быстро и четко. На удивление.  И в частности, крови анализ. Прежде всего был крови анализ получен. И что же?
В крови у товарища Шмидта Отто Юльевича кроме эритроцитов и РОЭ было найдено… Здесь подвел переводчик, хотя Отто Юльевич по-английски лучше, чем некоторые там проживающие. Переводчик сказал, улыбаясь смущенно:
- В вашей крови обнаружено…
- Что?!
- Умение не жалеть себя, если этого требуют обстоятельства.
- Господи! Вот удивили, я уж подумал вирус какой-нибудь. Не у меня одного, замечу. У всей нашей команды такое в крови, у народа всего. У…
Тут Отто Юльевич в кашле зашелся. Долгом, надсадном, сухом. Вызывающем спазмы и слезы, стук в висках, и в груди несносное жжение. Коварно усиленное бородой.
 Ставшей, как будто, белее. Из-за седины, прибавившейся за месяцы дрейфа и лагерной жизни: усы, брови в инее, улыбка на тонких губах, в кармане взведенный наган. И то – Север суровый, полярные льды, экспедиция…