Лещ, пиво и щука...

На первом курсе медицинского института, по возвращении из подшефного колхоза, группа заново знакомилась друг с другом. К «земледельцам» присоединились спортсмены, которые в сентябре оттачивали своё мастерство на спортивных сборах. Миша Блохин и Виталий Мелешко – обладатели первого взрослого разряда по фехтованию и лёгкой атлетике; Саша Галькевич и Тася Солодкина – кандидаты в мастера спорта по боксу и лёгкой атлетике.

Вот именно эта длинноногая блондинка Тася вызывала неприязнь и раздражение у женской половины группы. Семь студенток никак не могли виртуально «поделить» между собой шестерых парней. Ребята одиннадцатой, да и параллельной двенадцатой группы, чаще всего находились в компании «этой особы»!

Во время перерывов между занятиями спортсмены собирались вместе, обсуждали методики тренировок, вспоминали забавные эпизоды из жизни спортивного лагеря, дружно и весело смеялись по всякому поводу и без него.

Какое-то время представители спортивной гордости курса держалась особняком, потом к ним присоединился Жорик Добриянин, юноша энциклопедических знаний.

 Уже в те времена брестчанина Георгия можно было смело отнести к диссидентам. И не столько по количеству прочитанных им запрещённых книг, сколько по «несоветскому» видению мира и отношению к жизни. Вольнодумие выражалось в существовании у Жорика собственной точки зрения на действительность, иногда разительно отличающуюся от общепринятого мнения. Присутствие духа позволяло начинающему студенту высказывать её, не считаясь с возможными последствиями. Иными словами, Георгий никак не хотел, категорически не жаждал «ходить строем», ровнёхонькими советскими рядами.
 
 Поначалу некоторые наставники, желая показать своё превосходство, вступали с ним в дискуссию. Словарный запас Георгия был настолько велик, что искусно применяя учение софистов (философское учение в Древней Греции, абсолютизирующее относительность знаний), он подводил преподавателя к выводу, противоречившему его первоначальной концепции.
 
К окончанию первого курса значительно поубавилось количество менторов, желающих дискуссировать с инакомыслящим студентом.

Самым большим прегрешением Жорика была его западная манера одеваться. Белый халат не мог скрыть брюки клёш – длинные, расширяющиеся книзу от колена штаны, модные в семидесятых годах двадцатого века. Из-под «брюк-колоколов» выглядывали ультрамодные импортные туфли на довольно высокой платформе, визуально увеличивавшие рост невысокого Георгия; в тёплое время года его гардероб пополнялся батниками ярких и вызывающих расцветок.

 В отличие от главного героя «Пародии на плохой детектив» Владимира Высоцкого Джона Ланкастера Пека («… жил в гостинице «Советской» несоветский человек …»), Жорик поселился у бабушки; его «растленное» западное влияние не распространялось на «общежитских».

Свой незаурядный талант ритора он нацелил на сплочение группы. Потихоньку «колхозники» и спортсмены подружились, начались совместные походы в театр, кино, кафе-мороженое, а также на институтские вечера, соревнования фехтовальщиков, легкоатлетов и боксёров.

С Ольгой Бурлаковой, совместно проживавшей со мной в колхозе, мы сохранили добрые приятельские отношения. Первое время вместе ходили на занятия и примерно пять-семь минут дороги Оля рассказывала о своих представлениях, «что такое хорошо и что такое плохо». Меня же утром одолевали совсем другие мысли: «Так, анатомию я выучила, материал по высшей математике я тоже знаю. Потом лекция, за ней практические занятия … Сегодня прорвёмся …». Односложно отвечая на ответы попутчицы, выделяла адресованный мне вопрос:
 
— А что ты без настроения?

— Да так, задумалась, – отвечала я, подходя к массивной двери института.

— О чём?

— Об учёбе, конечно! Как ты думаешь, кого из нас сегодня вызовут отвечать по высшей математике: тебя или меня?

Это был запрещённый приём. В отличие от меня, Ольга не была сильна в этом предмете и никогда не получала высшую оценку знаний по дисциплине, «крайне необходимой» врачу.

Применив непозволительный способ воздействия на товарку, я несколько минут пребывала в желанной тишине, дававшую мне возможность домыслить незамысловатые студенческие думы.
 
Разумеется, Оля догадывалась о наших с ней идейных разногласиях, проявившихся ещё в колхозе.

Как-то в один из воскресных дней, прогуливаясь с приятельницей по деревне, мы обратили внимание на полное отсутствие яблок на плодовых деревьях.
 
— Неурожай в этом году, или хозяева уже убрали фрукты? – задумчиво проговорила я.

У Ольги вдруг загорелись глаза:

— А давай в следующие выходные съездим в Сенно (районный центр Витебской области)! – заговорщицки проговорила она.

— Зачем? Что ты там забыла? – не поддержала я порыва приятельницы.
 
— «Яблоков» купим! – радостно откликнулась визави.

Я не сразу отреагировала на Ольгино предложение: такой способ добывания яблок – купля, тогда был мне неизвестен. В нашей семье фрукты никогда не покупались: урожая плодовых деревьев элитных сортов нашего сада, выращенного заботливыми руками отца, агронома по второму образованию, хватало до марта будущего года. Кроме хранящихся в специально созданных условиях свежих яблок (груш – до Нового года), на зиму заготавливались и мочёные яблоки.

Процесс приготовления любимого десерта нашей семьи требует небольшого отступления.
 
Две двухсотлитровые дубовые бочки, сработанные отцом, проходили особую обработку и опускались в подвал, в котором уже священнодействовала мама. Она послойно заполняла бочки отборной антоновкой, ржаной соломой, листьями смородины, малины, яблони, душицы и другими, только ей известными пряностями и специями. Заранее готовился раствор (сиропом его назвать было нельзя ввиду невысокой концентрации сахара), обеспечивавший качественное молочнокислое и спиртовое брожение.

В долгие зимние вечера не было лучшего лакомства для детей, чем ядрёные и холодные мочёные яблоки со сладковатым специфическим привкусом.

Из воспоминаний детства меня возвратил голос Ольги:

— Так что, проедем?

— Куда поедем? – уточнила я, ещё ощущая во рту вкус мочёных яблок.

— За яблоками, я же говорила! – возмутилась товарка.

– А зачем за ними ехать? Наш «коллега» Миша (ветеринарный фельдшер) говорил, что в садах соседней деревни полным-полно яблок!

— И что?

— Так надо сходить туда вечерком с местными ребятами и …

Слово «натибрить» из моего проказливого детства уже успело вырваться наружу. Под взглядом выразительных голубых глаз правильной девочки из хорошей семьи Ольги, тема экспроприации фруктов у местного населения не получила дальнейшего развития.

Оля не предполагала наличия у своей приятельницы таких дурных наклонностей. Видя её осуждающий взгляд, я очень сожалела, что некому рассказать о смаке "героически добытых" нашей компанией соседских полудиких яблок. Их вкусовые качества, как нам тогда казалось,превосходили таковые элитных сортов фруктов из собственного сада.

В районный центр ехать не пришлось: местные ребята угостили нас первоклассными яблоками, с их слов, «из собственных садов». Оля, почитательница любимого фрукта Ярослава Мудрого, не стала уточнять, в каком именно населённом пункте располагаются усадьбы дарителей.
 
Возвращусь, однако, к первым месяцам учёбы в институте. Жоркина деятельность, направленная на урегулирование внутригрупповых отношений, дала свои результаты: из «колхозников» и спортсменов сформировались «клубы по интересам».

Единомышленников объединили увлечения театром, чтением, кино, пением и другими нехитрыми студенческими развлечениями; учёба, входившая для всех в «обязательную программу», шла отдельной, заглавной строкой.

В начале зимы ко мне подошла спортсменка Тася и предложила сходить в кино. Я согласилась; с этого похода началась наша дружба, длящаяся до сих пор.

Тошке можно было рассказать о результатах детских набегов на усадьбы жителей посёлка: о терпком вкусе райских яблочек из сада заготовителя К. и о нежной кисло-сладкой мякоти белого налива, растущего прямо возле дома продавщицы Л. из обувного магазина.

Сейчас бы я поведала Таське о наличии именно в этих сортах яблок огромного количества всяких «полезностей»: пектина, антиоксидантов, витаминов и почти тридцати микроэлементов. И что регулярное потребление яблок нормализует давление, полезно при ревматизме, болезнях почек и печени, заболеваниях кожи; предупреждает появление раковых клеток в печени и кишечнике.

Зимой 1973 года я таких умных вещей не знала, что способствовало началу нашей с Тасей дружбы: кто же захочет водиться с занудой и всезнайкой?!

Вскоре я познакомилась с семьёй моей подруги, проживавшей в шаговой доступности от медицинского института; через какое-то время я стала своим человеком в этом гостеприимном доме.

Родители Таисии, Фаина Тимофеевна и Владимир Михайлович, работали на секретном оборонном заводе «МигОм»: управленцем среднего звена и начальником цеха. Там же трудился и Алексей, старший брат моей подруги.

Семья Солодкиных представляла образцовую ячейку советского общества. Интеллигентные, дружелюбные, сохранившие привязанность, уважительное и бережное отношение друг к другу на протяжении пятидесяти шести лет совместной жизни ...
 
В недавнем телефонном разговоре с подругой мы заговорили о детях и внуках. Тася осталась вдовой в тридцатилетнем возрасте и, говоря о дочери, произнесла:

— Женька училась институту брака и семьи у моих родителей. Внимательная внучка видела многие детали взаимоотношений между бабушкой и дедушкой. Выйдя замуж, взяла их за основу. Манеру общения дочери с мужем (оба – врачи, живут и работают в Германии) ежедневно наблюдают двое их сыновей. И мальчишки, я надеюсь, в своей взрослой жизни будут строить супружеские отношения по такому же образу и подобию.

Выслушав признание подруги, я согласилась с ней: взрослые дети, как правило, считают образцом для подражания семьи своих родителей.

В двухкомнатной небольшой «хрущёвке» Солодкиных всегда находилось место для приятелей, родственников и друзей их взрослых детей.

Лучшего кулинара, чем Таськина мама, я не встречала. Ей удавались закуски, салаты, первые и вторые блюда, выпечка – всего не перечислить. Искусству приготовления Фаиной Тимофеевной традиционного рыбного блюда еврейской кухни – фаршированной щуки, могли бы позавидовать самые искусные повара.

Про выпечку и говорить не приходится: по распространяемому в подъезде аромату было понятно, какими вкусностями сегодня порадует мастерица.
 
Владимир Михайлович, ветеран Великой Отечественной войны, орденоносец, манерой поведения напоминал моего отца. Немногословный, занятый чтением газет, как правило, он не принимал участия в наших женских разговорах. Только изредка, в воскресенье, предлагал нам с Таськой попробовать вяленую рыбу, им же изловленную и приготовленную. При этом выделял подругам немного «Жигулёвского» пива из небольшой стеклянной бутылочки. Приглашение на дегустацию деликатеса выглядело примерно так:

— Девки, идите на кухню, леща (ерша, плотву) будем пробовать! Уже готов, подвялился! (Девки, мАльцы – витебский вариант обращения к девушкам и юношам.)

Фаина Тимофеевна урезонивала мужа:

— Совести у тебя нет, что ты детям пиво предлагаешь!

— Ничего себе д-е-т-и, в двадцать лет! – парировал Владимир Михайлович. В наше время хорошие девки в такие годы уже замужем были, да по двое-трое «ребятёнков» по лавкам!

– Они же ещё учатся: какое замужество, какие «ребятёнки»! – возмущалась Фаина Тимофеевна.

— Маленькие такие детки, ау-ау, гули-гули, – невозмутимо отвечал рыбно-пивной искуситель, методично очищая от костей и чешуи озерно-речную мелочь и поочерёдно подкладывая аппетитные кусочки в наши тарелки.

 Всякий раз, когда Владимир Михайлович заводил разговор о вяленой рыбе, между родителями Таисии происходили подобные перепалки. Только после моего замужества Фаина Тимофеевна перестала обращать внимание (или делать вид) на редкие наши посиделки в их маленькой уютной кухне. Сама-то она предпочитала «настойки-наливки» домашнего производства, считая питие пива дурновкусием.

 Не догадывалась она, блюститель девичьей нравственности, что через каких-то тридцать лет девушки даже из добропорядочных семей, станут пренебрежительно относиться к парням, не пригласивших свою избранницу в пивной бар в день знакомства ...