Шеф повар

Те, кто жил и работал до 1985  года в прошлом веке в Советском Союзе, помнят слова «шефская помощь селу».. Школьники, студенты, инженеры, рабочие в своё рабочее время периодически отрывались от учёбы,  творчества, изготовления продукции, и «помогали труженикам села», то в прополке бесконечных грядок, то в уборке картошки, моркови, свёклы, капусты, то в строительстве…
Шёл 1971 год, первый год моей работы инженером в ЦКБ. Летом ведущие специалисты находились в отпусках, работа шла вполсилы. Мой однокурсник, работавший в соседнем секторе, был отправлен «в колхоз» и появился через месяц загоревший, поправившийся, с довольным блеском в глазах. На перекурах, он с восторгом расписывал прелести жизни «в колхозе», на строительстве коровника. Во-первых, особенно напряжённой работы не было, как говорил классик сатиры Аркадий Райкин: «Кирпич – бар (есть), раствор – ёк (нет). Уртам-тартам (сижу, курю)», а зарплата - по предыдущему среднему заработку, плюс командировочные-суточные на еду. Во-вторых, прекрасная природа, сосновый бор, речка. Грибники набрали и насушили белых грибов столько, сколько хотели. Ягодники набрали черники, малины – наварили варенья… Рыболовы удили в речке форель. В-третьих, местная повариха, кормившая эту сборную артель, пекла вкуснейшие рыбные пироги, варила уху, жарила рыбу или грибы с картошкой, выделенной совхозом, одним словом, разнообразное питание на подножном корму и удовольствие от красивой природы, купания – ну, прямо, санаторий-профилакторий…
Поскольку скука от неполной загрузки изматывала, я подошёл к начальнику сектора и попросился на эти «сельскохозяйственные» работы. Рудольф Александрович объяснил, что ездят туда не по желанию, а по очереди. Он обещал учесть моё пожелание на будущее. Несколько раз я подходил к нему летом, но слышал один ответ: «Очередь не подошла». И вот, когда я уже забыл о своей мечте, вдруг услышал от него: «Собирайся, получи суточные, поедешь в понедельник на месяц. В отделе кадров тебе объяснят куда ехать». Я опешил: «А мне уже и не хочется…», на что услышал в ответ: «А очередь кто занимал?...»
Пришлось ехать 4 октября электричкой до станции Сосново, оттуда автобусом до совхоза «Бережки», и четыре километра идти пешком. Светило яркое солнышко, но падал лёгкий снежок. Рядом с тропой росла рябинка, её зардевшаяся гроздь так и манила отведать алых ягод. Они поначалу обожгли рот колючим холодом, а согревшись, отдали свой необычно пряный, чуть вяжущий вкус.
В избе, которую я разыскал по нарисованному плану, было пусто, грустно и одиноко, все уже ушли на работу. Я зашёл в лес, находящийся в двадцати метрах от избы, и сразу же наткнулся на три громадных белых гриба, которые красовались белыми снежными колпаками-шапками, как гномики из сказки. Черника, висящая на кустах, была безвкусной, водянистой, создавала озноб на зубах и языке. Снег укрыл лес однообразным пуховым слоем, спрятал разнообразие красок, упростил пейзаж, сгладил рельеф, спрятав коварные ямки, на которых можно оступиться.
Вернувшись к обеденному времени, я увидел понурую ватагу в ватниках, сидящую за чаем с хлебом. Узнав, что я новенький, стали изливать горе бригады – ушла повариха, разругавшись с мужиками из-за того, что они, отметив праздник, стали экономить и задержали её аванс на продукты для обеда. Грибы отошли, рыба перестала ловиться, «халява» закончилась. Спросили, умею ли я хоть что-то готовить, пока я ещё не занял место в бригаде, не показал свои навыки.
Непредусмотрительно я похвастался, что в целинном студенческом строительном отряде был шеф-поваром (так меня в шутку называли, чтобы возвысить настоящую должность помощника повара по растопке печи и тасканию сорокалитровых котлов).  «Вот и прояви себя здесь» - был приговор, скинулись по рублю и, невзирая на мои запоздалые протесты, обязали приготовить ужин. Конечно, я кое-что умел готовить для себя из «городских» продуктов: сварить кашу, поджарить омлет, видел как готовят курицу, тушёную с луком в сметане, что было фирменным блюдом на застольях нашей молодой семьи. Я самонадеянно направился в сельский магазин в надежде купить основу для блюда, гарниром к которому будет картошка, большой грудой лежавшая в сарае.
Началась та пора предзимья, когда серая мгла неба уравновешивается серой слякотью мокрого снега под ногами, отчего на душе воцаряется беспросветная грусть. Я шагал расползающимися ногами к сельмагу по чавкающей грязи, и смутные сомнения закрадывались мне в душу. Войдя в магазин, я обвёл глазами его пустые полки и сомнения превратились в уверенность, что я потерплю фиаско в своей новой деятельности. Кроме печенья, лимонада, хлеба и водки на полках не было ни-че-го! Лишь на разделочной доске лежал шмат какой-то серой массы.
- А консервы рыбные или мясные, куры или колбаса у вас есть? – с затаённой надеждой спросил я.
- Да, уж почитай, что год не видели – ответила продавщица – у всех подсобные хозяйства, а за остальным в Сосново на автобусе ездим.
- А чем же мне бригаду накормить? – вслух подумал я.
- А вот, холодец бери – посоветовала хозяйка прилавка.
Я вспомнил, как помогал тёще разбирать мясо от костей при приготовлении студня, как, увлекшись, подъедал те вкуснейшие кусочки мяса и разваренного хряща, которые надо было нарезать в студень, и сглотнул голодную слюну.
- Взвесьте, пожалуйста, весь. На двадцать человек хватит?..
Радостный я возвращался в наш дом. Растопил печь в отдельном сарайчике-кухне, поставил бак с водой на огонь, начистил картошки … Нашёл в избе удочку, накопал немного червей, рассчитывая после ужина сходить на речку порыбачить. Весело забулькала вода, наконец, картошка при протыкании перестала хрустеть – сварилась. Слив лишнюю воду, я бросил в кастрюлю нарезанный холодец и накрыл крышкой. Спустя пять минут я выглянул за дверь – какой-то подозрительный запах распространился по кухне, может, с улицы? Нет, там воздух был чист, приятен и свеж … Я открыл крышку кастрюли и обомлел. Отвратительный смрад вырвался наружу и ядовитым паром  обволок всё вокруг. Я закрыл кастрюлю и вышел на свежий воздух…
«И деньги растратил и ужина нет! Убить не убьют, но могут с голоду самого повара на вертеле поджарить!» - пытались шутить остатки оптимизма. «Надо сдабривать специями, как дезодорантом» - подсказывал разум и знания по химии. На полках кухни я нашёл пакетики с лавровым листом, душистым перцем, гвоздикой и всыпал, сколько считал необходимым, перемешал. Теперь жуткий запах из бака обогатился едким ароматом восточных пряностей. Я добавил воды, чтобы варево не подгорело, подкинул дров в печь и отчаянно грёб в кастрюле деревянным веслом, как индеец в каноэ, спасающийся от аллигатора. Часы показывали, что скоро придёт бригада, вот их силуэты уже показались на кромке леса. Вновь и вновь я открывал крышку бака, но не чувствовал каких либо улучшений запаха, видимо, те, первые миазмы, намертво заблокировали поступление новых ощущений, а пар из бака лишь подстёгивал их усиление. Я нарезал хлеб, отнёс его в избу на стол, запер дверь кухни на крюк и продолжал колдовать над варевом. Трижды пытались мои соратники войти, но я обещал их вот-вот накормить. «Сюрприз, что ли готовишь?» - раздражённо толкали дверь. «Да, да» - обрадовался я алиби, оттянувшему миг позора.
Наконец, мне показалось, что картошка начинает прилипать к дну, и, побоявшись окончательно разъярить голодных трудяг, я надел ватник, чтобы не обжечь живот, и в одиночку потащил тяжёлый бак в избу. «А вот и сюрприз» - бодро воскликнул я, радуясь окончанию неизвестности. Радостный гул голосов, открываемая бутылка, черпанье поварёшки… «Я сбегаю на рыбалку» - предупредил я, и почти бегом направился вдоль речки. Её извилистое русло с крутыми берегами в сумерках потеряли свою живописность, прибрежные кусты уже укрылись пуховыми платочками снега. Форель уже спустилась с перекатов в глубокие заводи, редкими всплесками расходящихся по воде кругов ещё обозначала своё присутствие, вспугнутая моими шагами. Забросы удочки ничего не давали, в сумерках рыба не реагировала на приманку. Быстро начало темнеть. Я, глядя на часы, прогнозировал, когда ярость едоков должна стихнуть. Две горбушки хлеба, прихваченные с собой вместо ужина, закончились, ноги замёрзли. Блеск полного диска луны, серебрящегося в тёмной воде речки, подсказал мне, что пора возвращаться. Я шёл вдоль петляющего берега, боясь заблудиться, искал свои следы и, наконец, вышел к месту ночлега. В избе было тепло, народ расположился по местам на сколоченных нарах. Кто-то уже спал, кто-то под тихую музыку транзисторного приёмника рассказывал байки соседу …  Эта благостная картина успокоила меня. Все живы…
- А вот и наш шеф-повар - громко и приветливо провозгласил Толя Макаревич, с которым я познакомился днём. По лицам, довольно улыбающимся, я понял, что опасения мои были напрасны.
- Мы решили тебя оставить на этом посту до конца смены. Так  вкусно мы давно не ели – подхватил Николай Бенедиктов.
- Нет, давайте по очереди – упирался я – хитрости здесь нет, я хочу работать со всеми в бригаде. Меня направляли не на кухню...
На следующий день повариха согласилась вернуться на своё место.
Тяжёлый физический труд по бетонированию пола в коровнике, в котором при любом направлении ветер гудел как в аэродинамической трубе… Два километра ходьбы от избы до стройки по снежной слякоти, сырой от мокрого снега ватник, мокрые ноги в порванных резиновых сапогах… Ничто не напоминало мне условия санатория-профилактория, в который мне так хотелось поехать летом. 
Четвёртого ноября к нам приехал представитель отдела кадров и объявил о решении руководства оставить нас после ноябрьских праздников ещё на две недели до завершения стройки, окончания работ в целом, чтобы не набирать новую бригаду, не имеющую опыта.
Ропот протеста, переходящий в крики возмущения, не смутили посланца, и лишь твёрдое обещание увеличить размер премии с альтернативой её полного лишения при отказе, обеспечили наше согласие вернуться в эти нелёгкие условия «шефского» труда.
Шестого ноября мы вернулись по домам. С ощущением озноба я прилёг на диване у телевизора и продремал весь вечер. Когда мне предложили лечь спать окончательно, я не смог встать, зашатался  и вновь рухнул на диван. Температура за сорок. Скорая помощь, несколько раз вызываемая в праздники, сбивала температуру и уезжала. Участковый врач, вызванный по окончании праздников десятого ноября, поставила диагноз – пиелонефрит, воспаление почек, с которым я провёл дома ровно месяц, и ещё не один год вспоминал, застудив ноги.