Командировка в город зеро

- Ну вот и все, - Саша погладил пышную бороду как любимого котёнка, - Эксперимент закончен.
- Замечательно, - кивнул я, - у нас есть новая технология, выходим в люди.
Идея «сжигать» растворы в плазме и собирать твердое и жидкое по-отдельности напрашивалась давно. А тут, визуха, в мою чисто химическую группу ворвался настоящий физик, кандидат наук из Физтеха, да еще и бородатый. Саша вдохнул жизнь в новый проект, который, подобно грудному младенцу, лишил нас и сна и покоя года на два.
Даже когда мы «поставили на ноги» нашего «младенца», он продолжал держать всех в напряжении: сорил деньгами, чрезмерно выпивал, нецензурно ругался и полностью игнорировал «родительские» увещевания и опеку. Но время шло, наши старания остепенили «трудного подростка». Он вдруг стал послушным и скучным занудой. Даже жалко. Готов на выданье.
Мы научились «сжигать» фторидный раствор ниобия, превращать его в два продукта: ультратонкий порошок окиси ниобия и раствор плавиковой кислоты, а в воздух уходили только пары воды. Мечта.
Наша ученая дирекция быстро нашла достойную «партию» проекту – Иртышский Химико-Металлургический Завод (ИХМЗ), крупнейший производитель ниобия в СССР.
- Вот наработали, теперь поезжайте отрабатывать, - захихикал зам зав.
Май 1989 года выдался жарким и сухим. Сначала мы летели 5 часов на Ту-104 до Свердловска. Потом слонялись до утра, так как самолет в Усть-Каменогорск летает только раз в неделю. В Свердловском аэропорту мы уничтожили месячный запас куриных лапок, выпили по полведра болотного напитка «Тархун» и убедились, что узкие батареи центрального отопления с тонкими ребрами вполне подходят для полноценного сна.
Не было ничего удивительного в том, что нас тщательно досмотрели перед посадкой в самолет на Усть-Каменогорск. Но вот незадача, у меня нашли бутылку со спиртом, который я взял в качестве надежной валюты.
Милиционер уставился на пол-литровое тефлоновое чудо, принюхался и, предвкушая «банкет», спросил:
- Это, вот, тут, что?
- Лосьон «После бритья», - нашелся я, - он специально приготовлен на спирту и обладает особыми дезинфицирующими свойствами. 
- А почему в пластиковой посуде? – не отставал милиционер.
- Перелил, чтобы стекло не разбилось в дороге.
Пытаясь окончательно развеять сомнения, я схватил бутылку и смочил спиртом двухдневную щетину.
Капитан недоверчиво поморщился, но тут Саша самоотверженно бросился в атаку:
- Товарищ, это не спирт, это микстура, если кто выпьет – два дня поноса цвета «Тархун».
Отпустили. Мы устроились в хвосте лайнера АН24. Расстояние в 1600 км от Свердловска до Усть-Каменогорска преодолели всего за 7 часов. В общей сложности самолет совершил 6 взлетов и 6 посадок, посещая все поселки и аулы Восточного Казахстана, в которых было подобие аэродрома. 
Мы задыхались от сельскохозяйственно-керосиновой атмосферы, постоянной тряски и уже не верили, что эта пытка когда-нибудь закончится.
В конце концов, выгрузившись из чрева керосинового птеродактиля, отправились на автобусную остановку. Люди оглядывались. По походке мы напоминали рыбаков, вернувшихся после полугодовой вахты – точно, как описывал Владимов в «Три минуты молчания». 
Автобус, подпрыгивал и угрожающе скрипел. Через два часа изнуряющей езды водитель затормозил возле входа в гостиницу.
- А это та гостиница? - поинтересовался я.
- Да, вас ждут именно здесь, - хохотнул водила, - торопитесь, можете опоздать.
Абсолютно рыжий человек с нечёсаной шевелюрой и клокастой бородой выскочил из-за прилавка:
- Меня зовут Бальтазар, я портье и, по совместительству, метрдотель, этого отеля, ресторана, ну, и всего остального.
Он поднял руку, как бы предупреждая нашу возможную реакцию и продолжил:
- Я вас ждал и хочу показать нечто, что вызовет несомненный интерес именно у вас.
Он включил телевизор. Шла прямая трансляция Первого Съезда Народных Депутатов. За трибуной стоял Александр Оболенский и предлагал свою кандидатуру на пост Председателя Верховного Совета СССР в качестве альтернативного кандидата.
- Этого не может быть, - я хлопнул коллегу по плечу, - это же наш Сашка Оболенский из Полярно-Геофизического Института.
- Да, похоже, мы переутомились сегодня, - подхватил Саша, - и ведь еще совсем не пили.
Бальтазар сиял как купола собора Андрея Первозванного в солнечный день после дождя.
Мы продолжали следить за происходящим на экране.
Оболенский оглянулся в сторону президиума, потом выпрямился и продолжил:
- Я ведь не идиот, понимаю, что мои шансы равны нулю, я, просто, хочу дать вам возможность впервые в истории СССР проголосовать за одного из двух, а не за одного из одного.
Зал тупо молчал. Горбачев нервно массировал отметину на лысине.
Неожиданно камера выхватила из зала женщину с лицом колхозницы из известной скульптуры Веры Мухиной. Молодуха постучала пальцем по микрофону, оказавшемуся в ее руках и произнесла каменным голосом:
- От имени и по поручению тружеников колхоза «Красная Мездра», я предлагаю отвод кандидатуры Оболенского.
Подавляющим большинством голосов кандидатура Александра Оболенского была отклонена. В поддержку кандидата проголосовали всего несколько человек, одним из них был академик Сахаров.
Мы выпили «лосьон после бритья» за ошеломляющий успех Саши Оболенского и, по совету Бальтазара, отправились полюбоваться достопримечательностями поселка Первомайский.
Невзрачные улицы, слабо освещенные редкими фонарями, были пусты. Мы повернули и попали в район, где дома были особенно стары и обшарпаны. Из дверей одного из домов вышел старик и поставил на ступеньки прозрачный полиэтиленовый мешок с половинкой черного хлеба и треугольником молока. Он прищурившись посмотрел в нашу сторону и пробасил:
- Нет, это не для вас, как я посмотрю.
- А для кого? - поинтересовался я.
- Это старая традиция, но кто теперь помнит традиции, - старик сокрушенно махнул рукой.
- Здесь места неспокойные, много лагерей, - продолжил старик, - так вот люди, еще с царских времен, оставляли еду на улице для «беглых», а как же, иначе начнут колотиться в окна и двери. Беда.
Старик скрылся за дверью.
В конце улицы вспыхнул свет и мы совершенно неожиданно оказались около прекрасно освещенного здания с колоннами. Пожилая женщина выглянула из полукруглой кассовой прорези и сказала, что давно нас ждет. Фильм начнется как только мы войдем в зал.
- А что дают? – поинтересовался я.
- Это сюр… сюр…, сюрприз, - она почему-то начала заикаться.
Интерьер кинотеатра поражал своими размерами, колоннами и лепниной.
- Колонный зал Дома Союзов, не меньше, - воскликнул Саша.
Кроме нас в огромном зале не было никого. Свет погас и начался фильм Карена Шахназарова «Город Зеро». Картина оказалась о том, как инженер из Москвы поехал в командировку в провинцию, где с ним стали происходить невероятные события. Мы поняли, что все происходящее с нами кем-то запланировано. Кто-то специально притащил нас сюда именно 25-го мая 1989 года. Мы ощущали себя действующими лицами инсценировки чьего-то зловещего замысла.
На следующий день, на заводе, нас встретили довольно радушно. Этот промышленный гигант был построен 1956 году в рамках урановой программы, но позже перепрофилирован на производство ниобия и тантала. Сырье приходило с Кольского полуострова, а продукция уходила исключительно на нужды военной промышленности. Завод поражал своими размерами и обилием уникального дорогостоящего оборудования: огромное отделение гидрометаллургии, электролизёры, электронно-лучевые печи для переплава тугоплавких металлов в высоком вакууме при температурах выше 3000 градусов. В этот завод были вложены огромные деньги.
- Отличный процесс. Берем, - Зам главного долго записывал что-то в толстую тетрадь.
- Подпишем договор, утрясем бюрократию и начнем работать. Тонкие порошки и экологически чистые процессы – это то, что нам нужно.
Нашей радости не было предела. Но уже через несколько месяцев все понеслось под откос.
Оборонка лопнула и прекратила оплату заказов, а уникальная продукция завода-гиганта оказалась никому не нужной, поскольку, кроме военной, никакой другой промышленности Советский Союз так и не создал.
К 1992 году Иртышский Химико-Металлургический Завод был полностью остановлен. Дирекция приняла решение сохранить самое ценное. Этим «самым ценным» оказалось не уникальное оборудование, не техническая документация, а всего лишь лабораторная платиновая посуда - тигли, чашки, наконечники. Вся эта «ценность» поместилась в три небольших чемодана и хранилась в кассе завода. Но не долго.
По иронии судьбы, именно в ночь на 7 ноября 1992 года, к 75-летию Великой Октябрьской Революции, всю платину сперли.
Публиковались сообщения, что воров быстро нашли, но судьба главной ценности завода-гиганта - лабораторной платиновой посуды осталась неизвестной.