Этюд 11

   Мастерская оказалась очень просторной и светлой комнатой. Венецианские окна, специально заказанные, чтобы увеличить световой поток.
Белый кафельный пол, стены, беленные известью, как бы расширяли пространство, создавая впечатление огромного зала, но по площади мастерская была точно такой же, как большие комнаты на первом и втором этажах.

   Мебели в ней почти не было, если не считать небольшой кожаный диван, бордового цвета, и такое же кресло, стол у окна и два стула, да небольшой комод, с лежащей на нем палитрой, и две книжные полки над ним; рядом — мольберт, на нем стояла картина, завешанная черной тканью.

   Ида подошла к мольберту и взялась за край ткани, чтобы скинуть ее, как в ту же секунду рука Сергея Васильевича легла на ее руку и больно сжала: — Нет, нет! Ни в коем случае не открывайте.
У меня существуют правила: пока работа не готова — никому ее не показывать. Да, кстати, — он порылся в одном из ящиков комода и достал большой лист, — вот, внимательно ознакомьтесь, не пропуская ни одного пункта. Это мои правила, и они должны выполняться всеми, с кем я работаю, не исполнение, ведет, на первый раз, к штрафу, я снимаю половину с вашего дневного заработка, а повторный случай ведет к увольнению. Я без сожаления расстаюсь с таким человеком, хотя этим наказываю и себя. Мне потом приходиться долго искать натуру.
 
   Ида невольно внутренне поежилась и подумала про себя: «Оказывается не такой он простой человек, как кажется на первый взгляд». И чтобы как-то разрядить затянувшуюся паузу, спросила:

   — А эти две двери, куда они ведут?

   — Одна в ванную, другая в туалетную комнату.
 
   Мелодично прозвонил три раза звонок, что над входной дверью.
 
   — Кто-то к вам идет — сказала Ида.

   — Нет, — это Лиза звонит нам, чтобы мы спускались, ужин уже на столе. Пойдёмте ужинать.

   Ида зашла в ванную комнату. Она была довольно просторная, стены облицованы розовым кафелем, большая ванна с массажными насадками, рядом раковина с зеркалом во всю стену.

   — Да-да-да! — неслышно протянула Ида, как бы разговаривая сама с собой, — кто он на самом деле? Художники так не живут».