Ухват и немецкая каска

   Система образования в советских школах была построена по формуле, в которой идея научить человека  мыслить преобладала над  задумкой  подготовить его к созданию материальных благ. Не знаю, может быть, так получилось произвольно или было изначально спланировано с целью управления трудящимися,  но на деле это привело к серьёзным перекосам в обществе. 

   Сейчас вообще мрак. Кажется, что школьное образование нацелено как на всеобщее оглупление  подрастающего поколения, так и одновременно на лишение молодёжи возможности научиться созидать.  Однако, это уже немного другая тема…

   В нашей школе многие учителя были людьми творческими. На лето они давали ученикам разные задания, даже не входившие в предусмотренные рамки школьной программы.

   Когда в советское время я закончил девятый класс,  учительница русского языка  и литературы, наша классный руководитель Людмила Ивановна дала всем на каникулы задание  написать сочинение на вольную тему.  Название сочинения предлагалось выбрать самим. На наводящие вопросы, как озаглавить его, какую конкретно тему выбрать, отвечала, что это всё на наше творческое усмотрение. Например, «Поездка в Крым», «Путешествие на Кавказ»,  «Моя любимая сестра», «Что мне понравилось в Эрмитаже»;  что-то вроде «как я провёл лето».  Но со всей серьёзностью, углублённо,  по-взрослому. По объёму сочинение не должно быть менее пяти тетрадных страниц, исписанных с обеих сторон - для мальчиков и семи – для девочек. Потому что девочки должны быть, с её слов,  более образованными. Дополнительно она предупредила, что кто не напишет сочинение, тот о хорошей оценке в аттестате по литературе пусть и не мечтает. Спорить было  бесполезно. Это все понимали.

   Прошло лето, и каникулы  вместе с ним закончились. Первого сентября мы пришли в школу, радостно увиделись с одноклассниками, постояли на торжественной линейке, подарили первоклашкам подарки и непринуждённо посидели на уроках.

   На уроке литературы, как положено, подарили Людмиле Ивановне цветы, сдали тетрадки с сочинениями, пошутили, похохотали…. Она брала тетрадку каждого, читала фамилию, тему сочинения.  А мы ржали.  Ну, весёлый был класс.  Людмила Ивановна довольная и радостная тем, что  ученики справились с её заданием, тоже  излучала улыбки.  В общем, первый день, как первый день - ничего особенного. 

   Дня через три был следующий урок литературы.  За  ним по расписанию занятий больше не было. Прошёл урок,  как обычно, серьёзно. В конце учительница упомянула о сочинениях, отметив, что ещё не все проверила, но уже назвала фамилии нескольких положительно отличившихся девочек и мальчиков. Меня среди них не было.

   Когда мы после звонка гурьбой бросились к двери, Людмила Ивановна слегка  преградила  дорогу.  Далее все  с улыбочками выходили из класса, а она стояла у двери строгая, напряжённая, будто собираясь в случае чего остановить особо ретивых. Боясь её задеть, ученики выходили по одному, произнося вежливо «до свидания». Когда я поравнялся, она, серьёзно посмотрев, жестом руки с моей тетрадкой закрыла проход и произнесла: «А тебя, Володя, я попрошу остаться». Почти, как  в  книге  Юлиана  Семёнова  получилось.

   - Почему мне остаться, Людмила Ивановна?
   - Не почему, а из-за чего, – поправила она. - Проходите, ребята, быстрее.

   Одноклассники, вышедшие из двери, недоуменно оглянулись. Они догадывались, видимо, что речь может пойти о моем сочинении. Но какие могли быть вопросы,  судя по скромному названию сочинения «Моя бабушка Шура» и  в  целом моим нормальным оценкам  по литературе!
 
    Когда все ученики вышли, Людмила Ивановна, закрыв  дверь на ключ, посадила меня за первую парту  и строго спросила: «Володя, а  где этот автомат»?

   - Людмила Ивановна, в сочинении же  всё написано, - с непонимающим видом ответил я.
   - Что у тебя в сочинении написано, я внимательно прочитала. Я же не дурочка. Я знаю, что такое «шмайссер». И в кино о войне его показывают и в книгах о нём читала. Это оружие. Из него патроны вылетают. Пули вылетают, - поправилась она.  - Сочинение ты писал? Или бабушка?
   - Я писал, конечно. Бабушка плохо пишет. Я же в сочинении это отметил. Ну, там все написано. Разве вы не поняли?
   - Поняла. Вот именно, что я поняла! Давай тогда прочитаем вместе, если ты не понимаешь, о чём я спрашиваю, - предложила Людмила Ивановна.

   Я согласился.  И  учительница начала читать.

                * Моя бабушка Шура.*
   
   "Моя бабушка Шура родом из старинного села Матрёнки, которое расположено километрах в сорока от славного города Воронежа. Стоит оно не берегу речушки Еманча, ранее полноводной, впадающей в реку Воронеж, несущей свои воды в широкий и глубокий Дон. Сейчас это село называется Никольское-на-Еманче.

   Бабушка родилась в начале двадцатого века в крестьянской семье. С раннего возраста она, как большинство сельских детей Российской империи, помогала по  хозяйству родителям, работала в поле, ухаживала за младшими братьями и сёстрами.  Образование у неё было неполное церковное. К возрасту своего девичества она читала по слогам, умела писать, считать, а расписывалась, как говорили раньше, крестиком;   то есть вместо росписи просто ставила крестик в графе "подпись".
   На старославянском языке бабушка читала Евангелие, которое  досталось ей по наследству от матери.  В углу её комнаты  висели православные иконы, лампадка с маслом. На полочке лежали восковые свечи"...

   - Володя! - Людмила Ивановна подняла на меня глаза.  - Ты же комсомолец…. Хотя я не по этому поводу  хотела с тобой поговорить, но зачем ты о религии пишешь?
   - Бабушке ведь верующая, - тихо отозвался я. - Своей верой ничего плохого Родине не сделала. Она передовиком в колхозе была, красную косынку  ей не в церкви вручали…. Потому что церковь ещё до войны в склад превратили.

   Последнее предложение я произнёс автоматически и осёкся, сразу поняв, что говорить такое не стоило.

   - У меня бабушка тоже верующая, носит крестик.   Но я вам уроки не об этом преподаю, - строго произнесла Людмила Ивановна.
   Конечно, я не ждал такой нейтральной реакции на мои последние слова и с облегчением выдохнул. Людмила Ивановна продолжила.
   
   
   "Мама рассказывала, как выходила замуж бабушка за дедушку моего Мишу, как её сватали. Дело, с её слов, было так.
 
   Однажды отец Михаила подозвал его и спрашивает:  « Мишаня, ты,  когда жениться собираешься?»
   - Не знаю я, когда. Пока не думал.
   - А невеста у тебя есть?
   - Нет ещё у меня никакой невесты.
   - Как нет? А вон, гляди, Шура в поле пашет, девка такая ладная. Чем она тебе не невеста?
   
   Михаил  посмотрел - а там девушка шла за плугом и управляла двумя лошадьми, которые тащили за собой плуг, отваливающий жирные куски чернозёма.  Ответил отцу, что не знает он никакой  невесты.

   - А тебе и не надо знать, - сказал отец.  - Я знаю, - добавил он, как отрезал. - Девка хорошая, работящая, крепкая  -  такая в хозяйстве нужна. И детей родит добрых. Вот тебе и невеста.

   Михаил пытался что-то возразить.

   - Молчать! – грозно произнёс отец. – Завтра засылаем сватов. Считай, двадцать шестой она в нашем семействе будет.

   «А любовь?», допытывался я у мамы. Она ответила, что любовь пришла потом; раньше в деревнях часто так девушек замуж выдавали. Так моего дедушку Мишу женили, а бабушку Шуру выдали замуж.
 
   Бабушка - простая русская женщина. Всем по жизни добро делала. Врагов у неё не было, кроме фашистов, которые  войну и горе  на нашу землю принесли: односельчан убили,  её свёкра,  беспомощного старика, застрелили.

   Это лето я провёл у неё в Матрёнках, помогая по хозяйству. Дел было много. Одной из моих обязанностей  являлось кормление кур и собирание яиц. Курятник находился недалеко от возвышения погреба, вырытого  рядом с домом.

   В один из первых дней бабушка попросила  принести яиц. Я пошёл в курятник и удивился: одна курица сидит в ржавой немецкой каске! Увидев меня, она с кудахтаньем выскочила из каски и выбежала во двор. Вообще-то для  кур  несушек были оборудованы места из старых посылочных ящиков, но в одном из них  лежала ещё и каска с соломой. Собрав яйца, я принёс их бабушке.

   - Бабушка, а почему у тебя курица несётся в немецкую каску?
   - Так, значит, ей удобно.  Эта каска раньше во дворе валялась. Мы в неё корм разный клали. Курица одна как-то не добежала до курятника и снеслась в эту каску. Дедушка Миша увидел такое дело и отнёс каску в курятник. Облюбовала курица место – нестись там  будет лучше, - пояснила она.
   -  А откуда каска взялась? – не отставал я.
   - Это «песня» долгая, - отмахнулась бабушка. Иди теперь огурцов собери. А я обед сготовлю.

   История про каску  заинтересовала  меня.  Когда после обеда бабушка легла отдохнуть, я стал беспокоить её  вопросами. Видя, что отговорками  просто не отделаться, она рассказала, что каска эта у неё осталась со времён войны.
   Когда наступило лето 1942 года  фашисты, подкрепив свою армию  румынами, итальянцами и мадьярами, двинулись в наступление. У них было больше  техники, танков, пушек, самолётов, поэтому они прорвали фронт. Наши войска стойко защищали Воронеж. Видя, что успеха здесь быстрого не дождутся, фашисты решили обойти город ниже по течению Дона. Но и в этих местах им прорваться через реку не удалось. Защитники стояли насмерть"...               

   - События на фронте, - сделав паузу, произнесла Людмила Ивановна, - складывались немного по-другому. Суть ты передал в целом правильно, но следовало бы прочитать об этом военные мемуары, историческую литературу, в библиотеку сходить…. И привести уточнения, ссылки. Я же вам подсказывала раньше.
   Я молча кивнул головой. Учительница продолжала…

   "Наши войска отступили за Дон. Сёла вблизи Воронежа были оккупированы венгерской армией. Вместе с гитлеровцами фашисты создали концлагеря для пленных и мирных жителей, расстреливали стариков, женщин, детей, поджигали дома, грабили имущество.
   
   В селе Матрёнки они  построили военные склады и поместили гарнизон.  Венгерские  фашисты избивали жителей,  силой заставляли работать на них; отбирали тёплую одежду, зимнюю обувь, продукты  питания. Так продолжалось до января  1943 года:  до той поры пока Красная Армия не перешла в наступление.
   От мощных ударов наших частей и авиации мадьяры, окопавшиеся на донских высотах, были разбиты, а кто уцелел, захвачены в плен или  в панике бежали. Советские самолёты нанесли бомбовые удары по  складам  в  Матрёнках и скоплениям фашистов в соседних деревнях.

   В один из январских вечеров обоз с отступающими  мадьярами двигался на запад по сельской дороге…. Вот, как мне об этом рассказала бабушка Шура.

   «Подводы были груженные  солдатами;  в нескольких - лежали раненые, в других – разные ящики, оружие  и имущество.  Я у окна тайком сидела, схоронившись,  а дети - в погребе. Свечки в доме вообще не зажигали ещё с начала оккупации, так как мадьяры и немцы за это расстреливали:  они боялись, вдруг самолёты наши ночью налетят и начнут их склады бомбить. Так вот, один мадьяр с последней подводы соскочил и побежал к нашему дому. Видимо, дым из трубы увидел.  Дура  я: не надо было мне поленья  в печь подбрасывать, когда увидела, что обоз от Ивановки идёт. Фашист ногой калитку стукнул,  отворил,  подбегает к крыльцу.  Я сразу дверь открыла, чтобы  он в погреб не сунулся.  Там же дети прятались: Лёшка маленький и Витя в люльке, мама твоя и другие братья постарше.

   Мадьяр мне что-то начал говорить – я ничего не поняла. Изо рта у него спиртным чуть пахло. Думаю, опять про своё заладил -  закусывать видно было нечем. Показала, что у меня чугунок с несколькими картофелинами, да пара огурцов солёных. Он фонариком своим вокруг посветил – нет ничего. Велел мне на двор выходить.  Рукой на чугунок  показывал и автоматом в бок тыкал. Я перекрестилась и вышла. Думаю, сейчас застрелит, как Василису Асташову вместе с детьми, возле церкви…. Ты же видел, внучок, памятник ей и четырём детям стоит возле церкви? Она раненого красноармейца прятала  в своей хате».

   Я ответил бабушке утвердительно. Она продолжала…

   «А фашист приказал чугунок  на крыльцо поставить и на дверь погреба указывает – мол, открывай. Я руками развожу.  Тоже показываю, что ключа нет от замка. А петли на ржавых гвоздях еле держались.  Он автоматом по замку со злостью саданул  - тот слетел. По ступенькам в погреб спускается, фонариком светит.  Двери погреба, внутренние, открыл. Увидел, что  там от свечки светло,  и дети в углу жмутся друг к другу….  Думаю, ну всё – смерть наша пришла…. Рядом с дверью ухват старый  для  чугунка стоял. Я его схватила и сзади мадьяра в шею как ткну!  Каска с головы мадьярской  так и слетела!  Он  с лестницы упал  брюхом на пол. Я ухватом шею фашисту к земле прижала и ребятам крикнула, чтобы подсобили. Они на руки его навалились, верёвками да вожжами связали и, перевернув на спину, тряпкой рот заткнули.

   А мадьяр смотрит на меня глазами такими, будто  просит  не  убивать …. До сих пор глаза эти помню…. «Шмайссер»  и ножик, который  у него на поясе висел,   ребята под короб с  картохой  спрятали, вещами закрыли. 

   Поднялась я по лестнице, чтобы дверь в погреб закрыть. А тут слышу:  с бугра, что за огородом, стрелять стали, а с нашей улицы -  им в ответ. Такая сильная перестрелка завязалась! Стёкла на окнах вмиг посыпались. Я обратно, скорее, в погреб, к детям.

   Когда бой закончился, наши солдаты стали по дворам ходить и покрикивать, чтобы жители, кто живой,  выходили. Я шумнула, чтобы не стреляли, вылезла из погреба и бросилась к одному, чтобы забрал  мадьяра окаянного. Солдатик такой курносый, ладный, пошёл в погреб, фашиста этого связанного вытащил и потянул за собой за вожжи. Я ему коротко историю рассказала. Он спешил сильно, догонял своих.  Только от калитки спросил, как меня зовут по имени. Я назвалась.  А он мне из темноты говорит:  «Тебе, Шура, медаль давать надо. Жив буду, в сельсовет письмо напишу.  Село твоё запомнил».

   - Написал он письмо, бабушка?
   - Нет, не написал. Может, убили его на войне. Хороший солдат был. Курносый такой, весёлый. Я на радостях, что наше село освободили, ему каску отдать позабыла. Вот она у меня и осталась.
   - А «шмайссер»?
   - «Шмайссер» забрал, - улыбнулась бабушка. - Обоз,  по улице который шёл, - продолжала она, - наши разбили в пух и прах. Повсюду лежали убитые мадьяры, валялись мёртвые лошади, имущество на снегу, ружья, автоматы. Красноармейцы, которые со стороны  Ивановки подошли, потом собирали всё по кучам.

   Бабушка ещё рассказала про зенитку….
   «После войны по окрестностям много всякого оружия было разбросано: то мальчонка на мине подорвётся, то тракторист на снаряд наедет, то ребятишки винтовку принесут. У болотца зенитка стояла. Мадьяры бросили. Мальчишки на ней крутились, как на карусели. Мужики от неё колёса отвинтили  и к телеге приладили. Потом подростки где-то снаряды к зенитке нашли и в бугор стрелять стали. Только после этого пушку в Воронеж увезли».

   Каникулы у бабушки продолжались в заботах о делах по хозяйству. В погреб за картошкой  я уже ходил с чувством знания истории этого хранилища.
Здоровье бабушки, в общем,  было неважное. Мама, приезжавшая из города на выходные, привозила ей разные лекарства. Однажды она настояла, чтобы бабушка прошла обследование в городской больнице. Пришлось   управляться  по  хозяйству одному.

   Узнав, что бабушке назначили  операцию, я решил съездить к ней  в больницу.  Взял  с собой забытую при сборах её любимую кружку, купил на рынке фруктов и приехал к ней накануне.

   Бабушка не ожидала  меня  увидеть,   засияла своей доброй улыбкой, распахнув руки для объятий.  Соседки по палате  деликатно  отправились погулять.

   -  На кого же  ты,  внучок, хозяйство бросил? – смеясь, спросила она.
   - Ни на кого. Соседи без разговоров сами присмотрят. Все знают, что хозяйка в больнице. А я через два часа вернусь - попутных машин много ходит.

   Мы с бабушкой поговорили о бытовых делах.  Я  ответил на все волнующие её вопросы. Хотел уже  собираться  уезжать.  А  бабушка вдруг мне говорит:  «Коль ты пришёл, расскажу тебе секрет свой. Подвинься ко мне ближе. Маме твоей об этом пока не говорила, не успела. Вечером она придёт после работы – скажу, если успею. Ты уже взрослый стал, вырос смышлёный. Маме во всём от тебя подмога  и  сестре. Я тебе про мадьяра того, помнишь, рассказывала?  Так вот, «шмайссер» его я схоронила;  не забрал впопыхах  автомат  солдатик  тот курносый. Когда он мадьяра из погреба наверх выволок,  я вниз за  «шмайссером»  спустилась.  Детей успокоила.  Автомат вытащила из-под короба  и по  лестнице поднялась наверх. Солдат от калитки кричит, как меня звать. Я  у  дверей стояла,  и автомат на гвоздь повесила. Думала, если не спросит  про него, то  оставлю на всякий случай: мало ли какие фашисты недобитые будут ещё шастать…

   - А кто ещё об  этом знает? – удивился я.
   - Никто, внучок, не знает. Тридцать лет я никому об этом не рассказывала. Пока война не закончилась,  я всё боялась, что фашисты вернутся.  Что они заново будут свои порядки наводить, убивать детей и сжигать сёла. Тогда мне автомат пригодится: на войне с голыми руками не воюют. Знаю, как им пользоваться.  Не мудрёнее он швейной машинки….
   А после победы время тяжёлое  было: в колхозе работала, детей  шестерых  поднимала…. Всё вопрос откладывала…. Да и опасалась, что спросят, почему не отдала,  куда следует,  раньше. Потом решила, что пусть себе лежит автомат, ведь кроме меня о нём никто не знает. Соседи, видела тоже,  после боя кто пистолет подобрал, кто ружьём запасся….
   Сейчас время пришло тебе и маме рассказать…. Старая  я стала. Вдруг сердце операцию не перенесёт – не успею…. Теперь вот вам  «шмайссер» передаю на хранение. А ты, как мужчина береги его и направляй только на фашистов и врагов, которые  не дай Бог, нападут на землю нашу.
   Обещаешь делать, как я говорю?

- Обещаю, - заверил я серьёзно.
- Тогда побожись.
- Я же неверующий, бабушка.  Комсомолец.
- Это не важно…. Ты же крещёный….

   Мы с бабушкой обнялись. Она рассказала о месте,  где закопала  «шмайссер» и какие предусмотрела  секреты для  его  сохранности.
   После рассказов  бабушке о планах по хозяйству мы расцеловались и договорились о следующей встрече.

   По приезде в Матрёнки я первым делом раскопал автомат.  К моему огорчению, он из-за сырости весь проржавел. Металл в некоторых местах вообще был негодным. Коррозия разъела механизмы, ствол, затвор, место крепления пустого автоматного магазина. Словом вещь была бесполезная.  С сожалением пришлось выбросить  то,  что осталось  от «шмайссера» подальше в реку. 

   Бабушка после операции, которая прошла благополучно, выздоровела  и приехала домой. Чтобы её не расстраивать,  я,  рассказав о полной негодности  оружия, добавил, что автомат был передан в школьный «Музей боевой славы». Там дети с интересом  изучают историю Великой Отечественной войны, знакомятся с экспонатами, встречаются с ветеранами. После моего сообщения об автомате она вздохнула, сказала своё «ну  нехай  так  будет!»  и как обычно обняла меня.

   - Знаю, что ты и без автомата сообразишь, как Родину защищать надо. А каску и ухват себе оставь на память".
                _______________ 

   Людмила Ивановна, не дочитав нескольких заключительных предложений сочинения, встала из-за стола и подошла ко мне.

   - Володя,  где «шмайссер», дорогой мой?  Музей боевой славы в школе отсутствует.  Ты это прекрасно знаешь.
   - Плохо, что отсутствует. Я и написал в надежде, что он появится. Ведь вы будете поднимать этот вопрос на педсовете? 
   - Всё ты так удачно завуалировал. Молодец…. Но не учёл, что я тебя с первого класса знаю, а также - с первого твоего сочинения в четвёртом классе. Помнишь, как ты писал о дружбе?

   Как мне было не помнить…. Тогда я единственный раз видел, как Людмила Ивановна плакала. От смеха, конечно. Весь класс из-под парт не вылезал.
   Моя мама, когда ей хотелось посмеяться, а телевизор от помех в эфире не показывал, доставала со шкафа тетрадку с сочинением и перечитывала. «Я назвал свою собачку Дружок в честь своего друга Вити» - надо же было такое придумать! - смеялась она…

   - Все твои хитрости мною изучены, - продолжала  Людмила Ивановна. - И по тебе вижу, что ты  что-то темнишь. Скажи, куда ты спрятал  автомат? Это  не игрушка. Его надо сдать в милицию, чтобы никаких ЧП не было…. Господи, за что же  мне  такое….
   - Людмила Ивановна, я его выбросил в реку подальше. Как было, так и написал.  Ничего не присочинил в этом эпизоде, - оправдывался я.
   - Так я тебе и поверила, - парировала Людмила Ивановна. - Со мной такие трюки не пройдут! В какую речку и где? – наступала она.
   - В Дон бросил с понтонного моста в Малышево. Кстати в этом месте фашисты в войну переправу наводили.  Там на дне ещё, может, много всякого оружия валяется.
   - А как ты там мог оказаться, если автобус на Матрёнки через Малышево не проезжает?
   - Я туда из Матрёнок на велосипеде ездил рыбу ловить.
   - С  автоматом  на шее, - сострила Людмила Ивановна. – Володя, я вынуждена буду поговорить с твоими родителями.  Надеюсь, ты понимаешь, что я, как педагог, обязана сообщить об этом  директору и так далее…. Но мне не хотелось бы этого делать.

   Мне тоже этого не хотелось. Не хотелось  просто так,  ни с того ни с  чего попадать в неприятную ситуацию, не хотелось всяких  разбирательств с беспокойством родителей. Ничего не оставалось, как ухватиться за соломинку под названием художественный вымысел. Я так развил эту тему, приведя учительнице пару выдуманных историй, что она,  хоть и постепенно,  всё же поверила в  правдивость рассказанного.
В результате получилось, что бабушка Шура всё же отдала автомат нашему солдату: не мог он  увести  фашиста без оружия. Я ещё для убедительности добавил  о  двух  гранатах на поясе мадьяра, не упомянутых  в сочинении.

   Людмила Ивановна, перед тем, как отпустить меня, немного смягчилась и по-доброму сказала несколько напутственных слов.

   
   Вечером я рассказал маме о сочинении и разговоре с учительницей.  Мне незачем было напоминать ей действительную историю «шмайссера». Затаённо улыбнувшись, она  удивилась, что Людмила Ивановна сначала не поверила изложенному эпизоду об  автомате. Мамины глаза видели войну, мадьяр и автоматы. Она  знала  толк в секретах и их хранении.

   Через несколько дней мама сообщила мне  о телефонном разговоре с  Людмилой Ивановной, в котором подтвердила правильность окончательных выводов педагога.

   К юбилею 30 лет победы в Великой Отечественной войне усилиями Людмилы Ивановны и других учителей в кабинете истории была создана комната боевой славы. Помогли воронежские поисковики, передавшие многочисленные находки, найденные в ходе раскопок по местам боёв, фотографии.  На стенды поместили  карты боевых действий Воронежского фронта, фотоснимки  ветеранов фронтовиков, техники и вооружения советской армии,  пленённых немцев, румын, итальянцев и мадьяр. В коллекции было несколько фотографий партизан с трофейными «шмайссерами».


   Много лет прошло с тех пор. Село Матрёнки опустело. Колхозы прекратили своё существование. Советской страны не стало. Сменились правители, которых, как повелось с лет незапамятных, сначала носили на руках, а потом  во всех  грехах обвиняли; почему-то последующие поколения поливают всё грязью, думая, что этим удобряют родную землю.

   
   Тем временем в Европе уродились и выросли  новые существа  неонацистской формации, которые, как и их предки устремляют свои взгляды на наши земли. Они варварски сносят памятники советским воинам, оскверняют могилы солдат- победителей.
   Некогда братская Украина находится под контролем западных покровителей, поощряющих бандеровцев, национализм и русофобию. 
   На Донбассе почитателями гитлеровских пособников развязана гражданская война, в которой профашистские батальоны и армия совершают преступления против народа, убивая детей и мирных граждан.
   В прибалтийских странах царит культ карателей националистов и ветеранов войск СС. 
   Агрессивный блок НАТО вплотную приблизился к  границам нашей страны, осуществляя акции «холодной войны» и авантюры из арсенала гибридных провокаций.

   Годы идут. Умерла моя бабушка Шура. Но её слова и своё обещание я не забыл.
Внук у меня подрастает.  Скоро придёт время ухват, немецкую каску и «шмайссер» ему передавать. Кстати, пойду ещё разок его смажу.  Только скажу внуку, чтоб там без всяких сочинений типа «мой дедушка Вова».  Ни к чему это.

                ***