Десять вот этих картошин

Продукты Сима измеряла в штуках, как древние люди: "Дайте мне, пожалуйста, десять вот этих картошин". Граммы были для нее слишком абстрактными. Штуки были из плоти. Они весили, глядели и пахли. Одни штуки выглядели симпатично, другие не очень. Две улыбчивые розовые помидорины сияли. Ватная лежалая миринда уныло проигрывала пупырчатой зозуле в конкурентной борьбе.

- Десять картошин! - весёлым эхом отозвался Рома Лелянов, пытавшийся выбрать для Симы крепенький кочешок капусты. - Как ты дожила-то до этого времени, чучело мое прекрасное?
- А в чем, собственно, дело? - нахмурилась Серафима.
- Да просто ты, как панда мохнопопая, не вписываешься в наш мир ловких прагматиков. Десять больших и десять маленьких картошин - это же разное количество!
- Большие картошки я растяну на более долгий срок, маленькие кончатся быстрее...
- Убедила, - заулыбался Рома. - В штуках вкуснее всё-таки. В граммах пресновато.

После смерти дедушки Жени Симина Вселенная задрожала и обязательно провалилась бы в тартарары, если бы не внезапная поддержка этого чужого мужика в клетчатой рубашке, джинсах и бейсболке.

Рома Лелянов был человеком с крепким телом и здоровой психикой. Он обзывал себя пролетарием, считал "деревянненьким" и вкусно готовил. Особенно удачно получались драники, винегрет и малосольные огурцы. Отпуск Рома проводил на болоте, где с непонятной страстью охотился за клюквой и брусникой. Знал толк в яблоках и упоминал такие не известные Симе сорта, как крыжапель.

Рома молился на рассвете, перед едой и отходя ко сну, доверял своему Богу и звонил в колокола. Женщин из любимого храма Симин новый друг называл сестрами и дарил им цветы, а мужчин, соответственно, братьями. Всем этим многочисленным "родственникам" постоянно приходилось помогать. Роман Лелянов был инопланетно чужд Симе, и, видимо, поэтому она не побоялась впустить его в свою холостяцкую жизнь.

Серафима Калошина с детства привыкла дружить с мальчишками. Их отличала не петляющая зайцем, как у девочек, а "чисто конкретная" логика. Исключением был Марк Ицков - шутник, болтун и гениальный певец. Кстати, по стечению обстоятельств Маркуша посещал тот же самый храм, что и Рома.

Сдержанный и немногословный "пролетарий" неожиданно оказался сведущ буквально во всем - от политики до кулинарии. Он вырос в обнимку с детской энциклопедией. Обожал братьев Стругацких, Станислава Лема и Рэя Бредбери. Проглотил Булгакова, весь запрещённый самиздат и даже многотомным Кастанедой умудрился не поперхнуться: "Ребята в депо менялись книжками, и эта серия про путь мага отчего-то сильно зацепила". Однако Симины глаза совсем уж полезли на лоб,
когда выяснилось, что токарь Рома обожает Льва Гумилева и вдохновлен его теорией развития арабской поэзии.

Беседа о стихотворных размерах состоялась погожим осенним вечером, когда странная парочка прогуливалась по Каменному острову. Рома сделал неожиданное заявление, что на поэзию арабов сильно повлияли разнообразные вариации походки верблюда. Едет, мол, человек по пустыне, и, чтоб совсем его не растрясло в бесконечном путешествии, бормочет себе под нос нечто ритмичное. Именно из этого стремления подчинить аллюру верблюда колебания тела седока и выросли, по словам Ромы, все двадцать семь размеров арабской поэзии. По крайней мере, так полагал сын двух великих поэтов Лев Гумилев.

За год увлекательных пеших прогулок Сима прикипела к этому человеку, не похожему ни на кого из ранее встречавшихся ей мужчин. К его надёжности, прямолинейности суждений и старомодной доброте, в которой хотелось искупаться, как в чистом лесном озере.

- Уж чаем-то с пирожным я могу тебя угостить? - прогромыхал Рома, когда его спутница в который раз попыталась уплатить за себя в кафе. - Дай побыть мужчиной...
- На! - рассмеялась Сима, смущённо поправляя мохеровый рыжий берет.

Побыть женщиной с тем, кто отважился побыть мужчиной рядом с тобой, - что может быть восхитительнее? Вылезая из маршрутки в Царском Селе, Серафима ухватилась за протянутую Ромой руку - и вдруг ощутила непонятно откуда свалившееся на нее счастье с едва заметным привкусом беды...

Горе-счастье, счастье-горе,
Увези меня на море,
Унеси меня в траву,
Чтобы сниться наяву…
Чтобы сны ловить сачками,
Нежно стукаться очками,
Чтоб на море иль в траве
Жизнь одну прожить, как две.

- Ты случайно не знаешь, почему я начинаю к тебе стремиться, как только отойду на пару шагов? - потерянно спросил Рома.
- Да просто ты любишь меня!

На осознание этой крамольной мысли глубоко женатый Рома Лелянов потратил два года. Неизбывная разлука пахла тоской и одиночеством, лишала интереса к жизни, множила морщины и лишние килограммы. Однако неожиданная встреча на Пасху, тщательно спланированная в небесной лаборатории псевдослучайностей, расставила все точки над "и".

Первым шокирующую новость прокомментировал Марк Ицков:
- Симочка, дорогая, я так рад, что ты наконец встретила своего человека! Мне открылось, что вы по-настоящему хорошая пара. Однако на правах лучшего друга я прошу телефончик твоего возлюбленного...
- Зачем?
- А чтобы убедиться в серьезности его чувств. Близкие к Богу люди сказали, что он и раньше ухаживал за другими "сестрами", дарил им цветы и подарки...
- Ухаживал? За другими сестрами?! - заорала Сима в телефонную трубку, задыхаясь от ярости. - Это враньё, Марк, в чем ты очень скоро убедишься. Лови Ромин номер.

На следующий день болезненно пунктуальный Роман Лелянов опоздал на свидание. За ужином он был немногословен, выглядел смущённым и почему-то отводил глаза. Сима с тревогой ждала пояснений.

- Твой друг детства битый час пытался спасти мою гибнущую душу, - мрачно сказал Рома. - Метал в меня цитатами. Убеждал вернуться к жене. Предлагал проверенного православного психолога. Под конец этот праведник перешёл к запрещённым приёмам.
- ???
- "Ты не можешь быть с Симой, потому что она не приняла Христа". Каков козырь, а? Ты ведь делилась с ним когда-то своими сомнениями?
- Это было давно, и мне так нужна была поддержка по-настоящему близкого человека...
- Прости, не хотелось тебя расстраивать. Ещё спагетти?

(Продолжение следует.)


Рецензии