Театр - кровавое дело продолжение романа Пыль кули

   В принципе, после премьеры «Занозы Джейн» Тамаре уже можно было давать диплом. Она его защитила со старшим режиссерском курсом, исполнив главную роль в мюзикле, спасая дипломный спектакль. Но Кавалер – девица, первая претендентка на роль, спешно разродившаяся накануне, отличалась особой безжалостностью к соперницам. Еще не оправившись от родов, с ошметками голоса, она поскакала по сцене, выпихнув студентку 3 курса с места под… софитами. Она устранила соперницу известным способом, родившимся еще издревле в пыли кулис.   Скандал и шантаж! Мастер курса А. В. Ветров не прочь был повеселиться со своими студентками и это было его слабое место.
   Тамара уступила. Ее ждала роскошная партия Розалинды из оперетты Иогана Штрауса «Летучая мышь» и роль Беатриче в шекспировской драме «Много шума из ничего». Впереди ожидалось два блестящих по своим перспективам года обучения в желанной Академии Театрального искусства (тогда ЛГИТМиК) у любимых педагогов.
     Отдыхать во время студенческих каникул она собралась «дикарем» на юге. Сначала заехала к друзьям в Херсон, потом в   Голую Пристань, - милейший городок, столицу «Арбузного царства», вблизи от заповедника «Аскания Нова». Там находилось родовое гнездо близких знакомых ее матери. Провела на Днепре  пару деньков, наевшись на халяву вишни и абрикосов. А оттуда на автобусе в Скадовск… К морю… Всего то час езды. Желание забыться и отвлечься от эмоциональных перегрузок «легкого жанра» подталкивало к быстрому принятию решений.
     Ничто не пугало в юности. Такие поездки уже были: они впятером с девчонками из спец - храна библиотеки ЛГУ, еще в бытность обучения на факультете журналистики, отправились в отпуск в Анапу, Гагры и Геленджик. Черное море, Кавказ и пятеро девчонок без охраны,-  это риск! А ей тогда еще не исполнилось девятьнадцать лет .  Не смотря на скороспелый возраст, ее везде принимали за лидера и называли «старшой», хотя в группе были барышни  по – взрослее. Просто Т. была яркой брутальной брюнеткой, а это на юге всегда ценилось дороже. Они там даже на танцы ходили, и… ничего не случилось, никто никого в горы не увез! Обошлось!
   Кислов сказал, что он задержится, надо заработать денег и рванул с дружками красить заводские трубы куда-то на север. Это тогда было чрезвычайно доходным делом. Обещал потом разыскать ее на море. Во что Тамара не сильно то и верила.  Точнее, совсем не верила, чтобы не расстраиваться.
   Поэтому решила на свободе расслабиться.   В первый же день она посетила остров Джарылгач. Заповедное место, где в чистейшем, с самого берега уходящем в покатую и прозрачную глубину лазурном море купались огромные и на редкость цветные медузы. По берегу, взрыхляя копытами белоснежный песок бродили такие же белые лошади, видимо, отпущенные на вольные хлеба командой «спасателей». Они занималась на острове охраной стратегических объектов, аппаратуры и контролировали сохранность локационной системы.  Водилась кефаль, а спасатели варили из нее уху и угощали заблудившихся туристок. Вот где Рай то земной!!!
    Остров был в пограничной зоне с Турцией. Но, чтобы увидеть его скрытую красоту надо было идти через всю ширину, которая составляла 4 км. на другой берег. Этот берег и выходил к открытому морю с круто уходящим в глубину чистейшим песчаным дном.  Дело в том, что Джарылгач был растянут узкой полоской своей территории параллельно материковой части курорта, как тюркский ятаган. Вот тут то и открывалась райская красота.
    На кораблике Тамара переплыла разделительное водное пространство. Солнце стояло в зените и радостно бросало на землю горячие лучи. Многие, особенно семейные пассажиры, оставались тут же на пляже, ведь вода была чистейшей, по сравнению с жижей на пляже Скадовска. И люди не хотели терять время на изнурительное путешествие под палящим солнцем, практически по пустыне. Деревьев на острове не было. Поджимало время, ведь обратно кораблик уходил через четыре часа. И все. Других рейсов на материк не было.
   Тамара, рассчитав свои силы, пошла по острову пешком. В компенсацию за риск и выносливость она была награждена удивительным зрелищем: вся поверхность заповедника была покрыта редкими видами трав, как персидским ковром. Огромная разноцветная поверхность, разделенная низкорослым кустарником на полосы, в каждой из которых по форме полу - месяца, словно в радуге, перемежались красные, желтые, фиолетовые, голубые мелко цветущие растения.
    Открывшийся простор бескрайнего до горизонта моря сиял глубоким цветом морской лазури.   Был абсолютный штиль. Море отдыхало. По пляжу бродили неприкаянные лошади и обнаженные по пояс  юноши. Двое из них уже сопровождали Тамару в походе по пустыне, шагая за ней след в след молчаливым эскортом. Она не имела комплексов и быстро познакомилась. Одного звали Серафим, другого – Борис.  Серафим с длинными, до плеч светлыми кудрями. Ну, просто Ангел, подумала Тамара. Надо же, имечко еще точь-в-точь, как у небесного покровителя. А второй был курчавый брюнет, – тоже своего рода ангел, только скиталец из перевернутого мира. Разместились рядком загорать на песке. Тамара легла между двумя «странниками». Ох уж это пляжное право на панибратство. Мальчишки начали шутить, потом стали заигрывать, бросаясь в нее мелкими ракушками, попадающимися под руку, при разглаживании поверхности сыпучего царства. Тамара уворачивалась, а потом, чтобы сменить игру предложила закапывать друг друга в песок… Потом они купались в хороводе с разноцветными медузами, потом опять бросались на горячий «сахар», зарывались, как устрицы в кремовую кристаллическую пудру побережья. Тамара была на каком-то пике эмоционального взлета. Из нее сыпались шутки и афоризмы, как из рога изобилия. Она будто вела конферанс в каком то квесте в реальности. Давала задания,   парировала ответы.  Происходила какая то необъяснимая кульминация чувств.  Странники смотрели на нее как завороженные.  Она потом всегда и везде стремилась испытать это ощущение хотя бы еще раз. Нечто похожее с ней происходило на сцене, когда роль была хорошо подготовлена и прорывалось вдохновение. Но на острове здесь и сейчас это была полная импровизация.  Которая может случайно проявиться, наверное, только в предвосхищение невероятного счастья.
     Время поджимало и надо было спешно преодолевать обратное расстояние, чтобы не опоздать на кораблик.  Смыв с себя слой драгоценного кварца, Тамара накинула воздушное облако легкого голубого платьица. Она стояла на палубе словно Ассоль, которая не знает куда плывет ее шхуна- судьба, а два крылатых ангела – антипода стояли за ее спиной как проводники к счастью.
   На берегу юноши не захотели прощаться. Решили вечером сходить в кино и уже купили три билета.  А потом так и пошли по набережной втроем вдоль моря.  Договорились гулять, пока не зажгутся вечерние огни, покрывающие в сумерках черноморское побережье мерцанием жемчужного ожерелья. Это была прощальная прогулка безоблачного счастья, родом из детства.
     Так они шли и шли…. Как вдруг дорогу им перегородил «Белый негр». Это было страхолюдное приведение. Абсолютно шоколадно – ликое существо, парень с белыми, торчащими, как антенны почти седыми волосами. Он как вкопанный остановился прямо перед ними и уставился на Тамару.
  И… О… ужас! Она постепенно начала узнавать в нем Кислова!
    Почерневший от солнца лицом, с выгоревшими на трубо – покраске и стоящими дыбом от крепкой по составу воды общественного пляжа волосами, сверкая белыми от ярости глазами, он был похож на морское чудище.
    Тамара скрепочкой времени не присела, упала на замощенную фигурными кирпичиками дорожку.  Серафим с Борисом мгновенно улетучились, сообразительно избежав объяснений с материализовавшимся из воздуха Отелло.  Они сделали свое дело, - привели ее к своей судьбе.
     Итак, Кислов поразил ее своей непредсказуемостью во второй раз. Он подхватил Тамару под руку и, не скрывая ярости, потащил прочь от места встречи. Произошло бурное объяснение, закончившееся столь же бурными поцелуями. Потом они пошли по набережной дальше вместе, обнимаясь и целуясь, навстречу вечерним курортным огням, рассыпавшимся по краю черноморского закатного горизонта.
   Он, конечно, поинтересовался, что это за парни были с ней… Она рассказала ему правду, что это просто случайные попутчики, - ведь в детской игре не бывает ничего предосудительного. Она его любила и доверяла. А когда доверяешь, - то говоришь правду, не думая о последствиях.  Они съездили уже вдвоем на чудный остров. Тамара захотела поделиться с ним найденным Раем. Но погода уже нахмурилась и впечатление не было столь ослепительным, как в день предвестья. Они купались, загорали, зарывались в песок, ели приготовленные припасы и… персики. Тамара, воспоминая этот момент своей жизни, всегда говорила, что для полного счастья ей нужно искупаться в открытом море и съесть персик.  Жили они в какой- то халупе, снятой за копейки и пристроенной к побеленной миловидной хатке работящей украинской бабулечки, взявшей с них символическую плату. В этой каморке помещалась только кровать. Спать они не могли…. Мешали яркие южные звезды, которые бесцеремонно заглядывали в окно. Поэтому К. завешивал его пляжным полотенцем. Внешнего мира больше не существовало. Тамара растворилась в счастье. С милым Рай и в шалаше.
      Кислов ликовал, он чувствовал себя победителем. Это был реванш за все волнения уязвленного самолюбия, за досадные ошибки и промахи первых лет студенчества в постижения искусства лицедейства и закулисных запретов. Наконец, за бессонную ночь в Голой Пристани, на скамейке перед закрытой калиткой. Он ее тщетно, но упорно искал по оставленному адресу. Утром хозяйка, истинная украинка, баба Наташа, нашла его примостившимся на лавочке. Всплеснула руками она запричитала: «Ой, да хто ж енто на нашем топчанчике ничью звезды пересчитывал?». Кислов гордо ответил: «Это я – жених Тамары Набокиной!».  Тогда ему и сообщили, куда она отправилась дальше. В Скадовск. Адреса, конечно же не было! Ищи! Хлопец! Если повезет…. Вот и повезло!
     Через месяц после головокружительного летнего отдыха « в шалаше» с однокурсником Тамара поняла, что беременна.
     Она сказала об этом Кислову, даже не подозревая, что ее ждет.
     Кислов без колебаний заявил, что «это» ему сейчас не нужно и что у него совсем другие планы. И Тамара осталась одна со своей проблемой, которая грозила позором, вылетом из любимого института и похоронами мечты всей своей жизни.  С другой стороны, при устранении проблемы хирургическим путем, ситуация угрожала здоровью от возможных последствий самой не безнаказанной процедуры, на которую вынуждены решаться большинство покинутых женщин. Не говоря уже о моральной стороне вопроса. Муки совести подбираются позже, тайком, ночью, наедине с подушкой и звездами, безутешно глядящими в окно.
   Т. не в силах рассказать это родителям, сообщила своему педагогу, Е.П. Центровальник, что попала в ловушку. Педагоги, особенно хорошие, – это те же родители.  Но ремесло актера жестоко диктует расписание жизни. Вот уж поистине за кулисами нельзя и соринки друг от друга утаить. Пыль кулис оседает на всех ежедневных событиях, въедается в судьбы, сыплется на головы с потолка, как известка во время ремонта. Каким образом, но об этом тут же узнал Гном. Он вызвал Тамару на разговор.
   -  Ну зачем тебе этот дурак? - говорил он. -  Сходи, куда надо, сделай, что надо, и забудь. Ты что, думаешь его привязать этим?
      Тамара не думала… У нее ныло все тело с ног до головы от душевной боли и унижения.
   - Ты себя загубишь, -   продолжал Гном. У тебя впереди две главные роли, успех, карьера.
 Тамара слушала молча.
    А потом начался Шекспир…
«_ А… Как соловей о розе, поет в ночной саду, я говорил Вам в прозе … на песню перейду…», плыла в мозгу фраза из арии первого тенора на «деревне», с завидной беззаботностью исполнявшего ее в студенческой постановке по пьесе Вильяма Шекспира.
   Тамара решила порвать наотмашь. Чтобы потом не осталось отступных путей назад. Ведь один раз она уже простила, и ошиблась снова.
   Это можно было сделать только через публичный скандал. Решиться на такое она пока не могла. Произошло все само собой.  Она ходила на занятия и репетиции, как сквозь строй. Ведь всем и так уже стало известно ее положение и отношение к этому Кислова. Болонке в первую очередь. Она по известным признакам первая определила состояние Тамары. Втайне торжествуя,  она в обиходе давала ей практичные советы «бывалой»: куда обратиться и что предпринять.
    Шла работа над курсовым спектаклем «Много шума из ничего», мюзиклом Тихона Хренникова по пьесе вышеупомянутого англо - саксонского автора.  Ставил зав. кафедры сценического движения К. Глиноземов. В обиходе – Глинозем. Вот уж где был простор для трюков и акробатических выкрутасов. Молодые артисты были в творческом экстазе. «Синие птицы по рубль двадцать», как любовно называл своих тощих студентов в трениках на занятиях по фехтованию любимый препод, порхали по сцене и делали «кикапу». Он ваял из них героев Шекспировской трагедии, как из бесформенного куска мрамора Пигмалион свою Галатею. Они и не подозревали, что проживали в бешеном темпе, пожалуй, самое счастливое время своей жизни.
   Т. после операции танцевать не могла, у нее шла кровь. Гном сказал: «стой по центру и не прыгай!» Ему то было не впервой уговаривать студенток по такому «житейскому поводу».
   Тамара стояла в центре репетиционной аудитории, как у позорного столба на  лобном месте, а вокруг азартным и зловещим аллюром в массовом танце кружились однокурсники, как черти в колесе. И ни одного, как ей тогда казалось,  сочувствующего лица…. Только маски, маски средневековых персонажей, с искаженными ртами, из которых падает окровавленная пена.  «…Все просто, все сложно, в финале Дель Арте…». Тамара пошатнулась и…потеряла сознание. Ее подхватил, влюбленный в нее партнер по Шекспиру, баритон Нестерпенко.
        Очнулась… уже на лавочке в переодевалке, куда ее перенесли заботливые руки однокурсника. Что-то ей дали отрезвляющее или наоборот. Потом болонка сказала, что ей принесли выпить какой-то успокаивающей настойки на спирту.  Может, и чего - то другого, но подействовало это зелье совсем не адекватно.  Тамара, совсем потеряв волю, как пьяная беспомощно плакала и жаловалась склонившимся над ней лицам: «Я же хотела родить от него ребенка…».   Среди нависших масок она искала его лицо. Найдя, хотела дать пощечину, но промахнулась. Потом Нестерпенко подрался в коридоре с Кисловым, или ей это только показалось… Все тонуло в какой - то серой пелене. Ее отвезли домой на такси.
        После этого стресса Тамара взяла себя в руки. Больше в беспомощном состоянии ее никогда, и никто не видел. Но боль не ушла. Она осталась гореть в сердце и в горле, обогащая голос новой звенящей тембровой окраской и, вопреки всему, прибавляя силы для постижения великого искусства музыкального театра. Т. еще долго вздрагивала, видя своего бывшего возлюбленного, идущего по коридору с очередной избранницей.  В шекспировский период он начал роман с колоратурным сопрано. На «Летучке» он приклеился к претендентке на роль Розалинды из третьего состава, видно желая сделать Т. еще больнее. Короче, пустился во все «тяжкие». Но она была недосягаема в своем творческом первенстве. Получив «кровавый урок» она закалилась надолго.  Всю серию дипломных спектаклей «Летучки» было поручено исполнять именно ей. Так решила коллегия преподавателей во главе с Гномом. Т. была еще и любимицей дирижёра П. А. Бубнова. Он говорил, что Т. для него находка и использовал,  как учебное пособие, потому что она схватывала ритм, мелодию и нюансировку на лету. Конечно, это вызывало зависть у сокурсниц, и они в охотку шли на контакт с Кисловым, интуитивно понимая, что Тамаре это будет, как нож под ребро. 
     Как назло, даже другие режиссеры в отрывки на творческие показы приглашали их вместе. Результат получался эмоционально запоминающимся. Поскольку вся ярость прерванных и недосказанных эмоций выливалась в подтекст исполняемых ролей.   Этот жестокий метод частенько используют некоторые «кровавые» режиссеры.
     Что за садизм? Вот уж поистине прав был Гном, поучительно выдвигая свой музыкально - драматичный тезис номер один: «Театр - кровавое дело!»