Подарок морского черта 15

Утром в субботу он собрался и поехал к матери на своем мотоцикле. Нужно было поговорить в конце концов. Неприятный осадок в душе, оставшийся от письма, выдувал ударивший в лицо ветер. Черный мотоцикл влился в неплотный поток автомобилей и направился на запад в сторону выезда из города.

Осень уже повсюду смягчила яркую зелень, добавив кронам деревьев и просторным полям теплых желтоватых оттенков. Но солнце светило по - прежнему ярко, разгоняя по небесной синеве редкие стада облаков. Сбавляя скорость только у населенных пунктов, Мигель подъехал к своему родному городку, но не доезжая совсем немного, свернул на узкую боковую дорожку к городскому кладбищу.

Оставив мотоцикл на крошечной парковке у ворот, медленно пошел вдоль рядов могил. Как и на всех кладбищах мира, над скромными и помпезными надгробиями висела особая тишина, словно мирская суета не решалась нарушать покой тех, кто спал вечным сном под мраморными плитами и крестами. Какая-то черная птица, завидев издали нежданного посетителя, тяжело взмахнула крыльями и сорвалась с чугунного креста полузаброшенной могилы, сделала круг над Мигелем и улетела. Мигель проводил ее взглядом, словно узнал в птице что-то знакомое и человеческое. Шум птичьих крыльев эхом прокатился над захоронениями.

Он быстро нашел могилу отца и, держа в руке мотоциклетный шлем, замер у каменной стелы с изображением плачущего ангела и тусклыми буквами имени. Как всегда, читая про себя «Серджио Энрике Веласкес и Перес» и даты рождения и смерти, задавал себе вопрос, на который не было ответа: почему так рано? Почему именно отец? Ведь он был молод и полон сил, планов на будущее. Все они были счастливы, пока страшный диагноз не обрушился на них, не раздавил, не раскрошил в пыль хрупкое семейное счастье…

Мигель опустился на маленькую каменную скамеечку возле могилы и положил рядом шлем. Именно сегодня, в преддверии серьезного разговора с матерью, его потянуло сюда поговорить сначала с отцом, попросить у него помощи и поддержки. Он убрал с надгробия невесть как залетевшие сюда сухие травинки и заговорил мысленно, представляя лицо отца - красивое, мужественное, - взгляд его пронзительных, таких же черных, как и у него, Мигеля, глаз.
- Здравствуй, отец, извини, что редко прихожу сюда. Но ты же все понимаешь. Ты всегда меня понимал и принимал, в отличие от мамы… Она почему-то все всегда усложняет. Почему? Все же просто: есть я и моя Марина, и мы любим друг друга. Что сложного? Да, она старше меня почти на двадцать лет, и она иностранка. Но мы же живем в двадцать первом веке! Мир давно уже стал маленьким и открытым, доступным для всех… Если бы ты только ее увидел, отец, то сразу бы меня понял! Она замечательная, лучшая в мире женщина! – он не заметил, как от нахлынувших воспоминаний губы его тронула нежная улыбка. – Я впервые увидел ее прошлым летом. Перед выступлением зашел в бар к ребятам, очень хотелось пить. И увидел ее… Она сидела за столиком в уголке, держа в руках стакан с коктейлем, и была такой … такой утонченной, прекрасной и очень печальной, что сердце мое дрогнуло. Она была похожа на заблудившуюся принцессу, потерянную и грустную, случайно оказавшуюся не в своей сказке. Я бы мог смотреть на нее бесконечно, любоваться ее тонким профилем, ее золотыми, как солнце, волосами. Но меня уже ждала Хуанита, надо было разучивать новый танец к вечернему выступлению. И я ушел, так ею и не замеченный. А потом вечером вдруг увидел ее в толпе зрителей! И загадал, что, если она согласиться со мной потанцевать, то… то все случиться… Я тогда еще толком и не понимал, что именно должно случиться? Только чувствовал, что что-то важное, что перевернет всю мою привычную жизнь. Мы танцевали бачату, и она так мило смущалась, краснела даже, что я еле удержался, чтобы не подхватить ее на руки и не закружить по пляжу. Но уже тогда я всем своим существом чувствовал, осознавал, что это – моя женщина! В ней все было созвучно мне.

Мигель вздохнул, вспоминая тот жаркий, солнечный день, и поднял взгляд в небо. В вышине кружила стая птиц с громкими, гортанными криками.
- Это была самая восторженная, самая безумная неделя в моей жизни! Счастье из меня просто било фонтаном, так что Хуанита и другие ребята стали поглядывать косо и подозревать, что у меня проблемы с головой. А я действительно сходил с ума от одной мысли о ней. Знаешь, есть такое выражение «летать от счастья». Так это про меня. Я летал, ног под собой не чуял. Но потом она внезапно уехала… - Мигель опустил голову и сцепил пальцы в замок. Суставы побелели от напряжения. – Она причинила мне такую боль, что я чуть не умер. Может они все такие, как мама? Не хотят видеть очевидного, и зачем-то все усложняют. Вот и Марина… Но у бога оказались свои планы на нас. Мы снова встретились почти через год. Согласись, если бы судьбой не было все прописано, то она бы не приехала еще раз из далекой чужой страны, не осталась жить в Барселоне! Где-то на небесах этот сюжет уже был начертан!.. Теперь мы вместе, отец, и оба безумно счастливы.

Мигель улыбнулся и грустно вздохнул.
- Вот только мама и Хуанита… Ладно Хуанита, она же безмозглая дурочка, на нее и внимание обращать не стоит. Но мама… Почему она не понимает? И как ей объяснить, что Марина, моя Марина, она – самая прекрасная! Знаешь, какая она умная? Свободно говорит по-английски, по-французски, уж не говоря про русский – ее родной язык. И еще немного знает разговорный итальянский. Я восхищаюсь ее умом, мудростью, ее умением работать с людьми. Она потрясающая женщина, отец! И при этом хрупкая и нежная…И глаза у нее, как море в июле… Все время хочется в них нырнуть. И даже утонуть не страшно…А знаешь, какие у нее ножки? – Он улыбнулся и посмотрел на свою раскрытую руку. – Маленькие, изящные, а стопа помещается на моей ладони… Ну, правда, настоящая принцесса. Ведь такие ножки могут быть только у настоящих принцесс! А еще она чистая и очень ранимая. Каждый может ее обидеть, причинить боль грубым словом, даже злым взглядом. И мне все время хочется ее защитить, уберечь, закрыть от всего зла и жестокости этого мира! Вот и от мамы…

Мигель помрачнел и тяжело вздохнул.
- Я не знаю, как ей все объяснить, как убедить, что я могу быть счастливым только с Мариной?! Какие слова найти? И не понимаю, не понимаю ее упрямства, ее упорства… Впрочем, ты же знаешь, какой бывает мама упёртой в своих убеждениях. Хуанита вся в нее! Инес всегда было легче убедить, уговорить… Ох, отец, ну почему же ты ушел от нас так рано! Ты мне сейчас так нужен… Ну, помоги, подскажи хоть, как быть с мамой? Как справиться с ее упрямством и не обидеть? Я их всех очень люблю. Они же мне все нужны, и мама, и сестры, и Марина…
Почувствовав предательскую влагу в глазах, Мигель моргнул и опустил голову, будто отец мог заметить его слабость и осудить. Потом встал, наклонился и поднял шлем, бросил взгляд на выбитого на камне плачущего ангела, вздохнул.
- До встречи, отец, - прошептал вслух, - пожелай мне удачи.
И быстро зашагал по узкой дорожке между могилами к выходу с кладбища.


Родной дом встретил Мигеля веселым блеском чисто вымытых окон, радостным хлопаньем дверей, бодрым скрипом половиц. Он чувствовал в глубине души, что этот дом всегда его ждет, всегда рад его появлению. Не сдерживая радости, обе младшие сестры бросились ему на шею, щебеча, как птички, что-то милое и трогательное. Мама, сияя улыбкой и не скрывая счастливых слез, долго обнимала сына, целовала, вглядываясь в его такие родные и любимые черты.

Весь день Мигель слушал рассказы своих близких о жизни в городке, тихой, почти незаметной, но наполненной мелкими и значительными событиями, и умилялся тому, что все эти события теперь так далеки от него. Умер сосед-старик, давно страдавший тяжелой болезнью; вышла замуж подружка Хуаниты, и все весело погуляли на свадьбе; дядюшка Карлос закрыл свою лавку и укатил в Картахену с новой женой; у Инес в школе лучшие результаты тестов по математике. Жизнь здесь текла своим чередом, как тихая уютная речка по равнине, перекатывалась на мелких камушках проблем и сложностей, искрилась солнечными зайчиками мимолетных радостей, журчала привычными сплетнями. Но все это было таким родным и близким, что в глубине души разливалось тепло.

Мигель с легкой грустью в сердце рассматривал в своей бывшей комнате старые фотографии на стене: вот он, совсем еще мальчишка, со своей футбольной командой; вот они с Хуанитой танцуют сальсу; вот он катает маленькую Инес на велосипеде; а вот они всей семьей, и молодой здоровый отец обнимает маму, а в глазах его светится такое счастье… Острая игла сожаления кольнула в сердце. Отца больше нет, как больше нет и никогда уже не будет той по-детски беззаботной и счастливой жизни. Все изменилось, но это вовсе не значит, что счастье больше не вернется под кров этого уютного дома.

К вечеру в глубине души Мигеля встрепенулась тревога. Все они долго, весь день, ходили вокруг да около, опасаясь задеть самую болезненную тему для разговоров, вот и болтали о всяких пустяках. Но поговорить надо было. Отправив сестер заниматься своими делами, Мигель сел за кухонный стол, наблюдая, как мама ловкими умелыми руками готовит тесто для его любимых пончиков - бунуэлос.
- Мама, - начал он неуверенно, стараясь, чтобы голос звучал тепло и участливо, - может все-таки поговорим с тобой о Марине? Зачем ты написала ей это письмо? Кто тебе помогал? Инес? Она лучше всех вас знает английский.
- Давай поговорим, сынок! – Сеньора Бьянка решительно повернулась к нему, отставив в сторону большой пакет с мукой и вытирая руки кухонным полотенцем. – Зачем я написала это письмо? Потому что кроме меня некому защитить единственного сына. Вот был бы жив твой отец…
- Мама! Ну при чем тут отец?..
- При том, Мигелито, что он сумел бы вправить тебе мозги! Это ж надо, - мама всплеснула руками, как курица – наседка крыльями, и возмущенно сверкнула глазами, - связаться с иностранкой, да еще и в два раза старше себя! Не зря, ох, не зря, чует мое бедное сердце, тетя Мария предупреждала, что здесь не обошлось без магии!
- Какой магии, мама? – вытаращил глаза на мать Мигель.
- Черной, сынок! Не обошлось здесь без колдовства! Вот и тетя Мария говорит…
- А при чем тут тетя Мария?! – Мигель задохнулся от возмущения. – Ты что, со всем городом обсуждаешь мою личную жизнь?
- Не со всем городом, а только с родней.
- Так у тебя родни здесь пол города, мама! Ну нельзя же так!..
- А привораживать с помощью колдовства молодого красивого парня можно?!

Мигель схватился за голову, уловив в голосе матери истерические нотки. Теперь ее вряд ли остановишь! Сеньора Бьянка уселась на стул рядом с сыном, забросив свою выпечку, и склонилась к нему поближе, доверительно сообщая:
- Сынок, твоя тетя Мария собственными глазами видела целый десяток иголок, вколотых в матрас на кровати Рауля, твоего двоюродного брата. Ты же помнишь, что он связался с этой вертихвосткой Адрианой? А что это, если не черная магия?! Приворожила таким способом Адриана нашего бедного Рауля, вот разум его и помутился, ничего и никого не видит, кроме этой вертихвостки. И эта англичанка тоже, наверняка, наколдовала что-то…
- Она не англичанка, мама, она русская! – взвыл Мигель, с ужасом глядя на мать. – Что ты говоришь, мама? Это же мракобесие какое-то! Двадцать первый век на дворе, а ты про черную магию…
- И что, что двадцать первый век? Магия существует с древних времен и будет существовать, несмотря на ваше неверие, глупые доверчивые дети! Ты такой наивный, Мигель, что обвести тебя вокруг пальца ничего не стоит. Знаю я этих богатых иностранцев, особенно русских!
- Откуда, мама, ты их знаешь? По работе в своей сувенирной лавочке с заезжими туристами? – Мигель начал злиться. – Это, конечно, позволило тебе получить исчерпывающие знания о людях, особенно иностранцах!
- Да, позволило! – Сеньора Бьянка не собиралась сдаваться без боя. Мигель, хоть и вымахал на полторы головы выше матери, все равно был, есть и будет ее сыном, ее маленьким мальчиком. И она готова всю жизнь направлять его и вразумлять, если понадобиться. – Все эти богатые иностранцы совершенно уверенны, что в этом мире все продается и покупается. Она же тебя купила, Мигелито, как игрушку! Ты для нее – забавная, красивая игрушка. Наиграется и выбросит на помойку. А ты, глупый мальчишка, будешь страдать!

Мигель вскочил из-за стола, не в силах сдерживать возмущение.
- Так она меня приворожила или купила? Ты уж определись, мама!
- Уж лучше бы купила. Против колдовства я бессильна, хоть и хожу в церковь каждое воскресенье. Ну, ты сам подумай, сынок, - выражение лица и голос сеньоры Бьянки стали мягче, будто она пыталась уговорить неразумное, капризное дитя, - ведь вокруг тебя всегда крутилось столько девчонок, прохода тебе не давали. Помнишь, Консуела и Росита из твоей школы часами торчали под окнами дома, дожидаясь, когда ты выйдешь погулять? А рыженькая Себела подкидывала тебе записочки любовные в наш почтовый ящик. Да и в университете, я совершенно уверенна, у тебя был большой выбор девчонок, Мигель. Почему, почему ты выбрал эту чужую, взрослую женщину?! Никакими другими причинами, кроме колдовства и денег, я не могу объяснить твой выбор.
- А про любовь ты не подумала, мама? – ему стало горько и обидно от слов матери.
- Да какая любовь, Мигель, в твоем возрасте?! Денег да дорогих подарков тебе захотелось, мальчик мой. А у нее, этой змеи, есть такие возможности. Вот она тебя и купила!
- Купила? – Мигель склонился к матери и прошептал громким, звенящим от возмущения шепотом: - А за что ты купила моего отца? Ведь ему было столько же лет, сколько и мне, когда он встретил тебя.
- Да как ты смеешь, мальчишка?! – взвизгнула сеньора Бьянка, стукнув пыльным от муки кулаком по столу и вскакивая со стула. – Я любила твоего отца, и он меня любил! Никто никого не покупал. Даже думать плохо не смей о своих родителях!
- Вы – любили! А мне, своему сыну, ты отказываешь в праве любить?.. Эх, мама!

Мигель сокрушенно покачал головой и направился вон из кухни, пахнущей ванилью и сахарной пудрой. Все было бесполезно, бессмысленно. От слов матери родной дом вдруг стал чужим и холодным.
- Куда ты, Мигель?! – крикнула в след мама с возмущением.
- Домой поеду.
- Здесь твой дом! Не смей никуда уходить! – Это был приказ, а не просьба. – Я не отдам тебя на растерзание этого змеиного отродья!
- На цепь меня посадишь, как дворового пса? – Он усмехнулся уголком рта и схватил свою куртку с вешалки, стал торопливо и нервно натягивать ее на плечи.
- Если ты сейчас уйдешь, можешь больше домой не возвращаться!
- Слушаюсь, сеньора Веласкес! – театрально козырнул Мигель, хватая мотоциклетный шлем в коридоре.

Он вышел на улицу, громко хлопнув дверью. А в спину ему неслось: «Иди, иди, если тебе эта иностранка дороже родной семьи! И без тебя справимся, предатель!». В груди сдавило от злости и обиды.
Пока он заводил свой мотоцикл, во двор выскочила Инес, кутаясь в мамину шаль. Ветер растрепал ее длинные черные локоны.
- Мигель! – бросилась к брату, пытаясь остановить. – Останься! Не уезжай! Темно уже, поздно, дождь обещали. Ну куда ты поедешь? Останься хоть до утра.
В ее больших карих глазах была такая мольба, что Мигель грустно улыбнулся, подошел, обнял, поцеловал в лоб.
- Не стой на ветру, малышка, а то простудишься.
- Мигель, не уезжай!
- Не могу, сестричка, прости. Не хочу ни минуты оставаться в этом доме. – Бросил короткий злой взгляд в сторону входной двери. - Поеду…
- Мигель, мама тебя любит, мы все тебя любим, просто переживаем за тебя!
- Я знаю, Инес, я тоже вас всех люблю, но остаться не могу.
Девочка схватила брата за рукав и не отпускала, пытаясь удержать.
- Мигель, ее зовут Марина?
- Да.
- Марина… Морская. Я видела ее. Она красивая. И глаза у нее, как море.
Он посмотрел на сестру пристальным, печальным взглядом, поправил сползшую с плеча шаль и подтолкнул в сторону дома.
- Беги домой, малышка, и ни о чем не переживай. Еще увидимся.
Сел на своего железного коня, и тот взревел мотором.
- Позвони, как доедешь! – крикнула в след уезжающему мотоциклу Инес и помахала рукой. Отчего то хотелось плакать. Она смахнула набежавшую слезу и, ссутулив плечи, медленно поплелась в дом.

А Мигель, лавируя по узким городским улочкам, устремился в сторону Барселоны. Темные громады деревьев обступили его со всех сторон. Приходилось уворачиваться от протянутых к нему, словно руки, пытающиеся остановить, разлапистых ветвей. Сквозь лиственные купы изредка мелькали огоньки в окнах домов. Тихий приморский городок уже спал, на время забыв толпы туристов, гуляющих по набережной, шумные городские кафе и рестораны, веселые магазинчики и сувенирные лавки. Сквозь прорехи в темном облачном покрывале то и дело выглядывал желтый лунный глаз, с любопытством следя за тем, как маленький, словно букашка, человечек на мотоцикле несется по тонкой линии шоссе на восток.

Где-то вдалеке шел дождь, отчего темное ночное небо навалилось всем своим весом на склон холма, поглотив две тонкие золотые нитки придорожных фонарей. Мигель на хорошей скорости летел по пустынному шоссе во тьму. Он почувствовал, как судорогой свело челюсти от того, что слишком сильно сжимал зубы, не давая горьким проклятьям сорваться с языка. Ох, мама, мама! Ну почему ты ничего не хочешь понимать? Почему не хочешь принять сына таким, какой он есть?

Сделав крутой поворот, мотоцикл вылетел на скоростную трассу, ярко освещенную даже среди ночи, оставляя позади редкие легковушки и грузовики. Не думая о камерах видеонаблюдения, Мигель прибавил газ и склонился ближе к рулю. Ветер с упругой силой уперся в грудь, в плечи, обтекал круглый мотоциклетный шлем, словно пытался сбросить седока с его железного коня.

Бог есть любовь, думал Мигель, обгоняя тяжело груженую фуру, так говорят в церкви, так твердит мать. Но как дело доходит до настоящей, но не укладывающейся в рамки привычного и обыденного, любви, так все хором кричат «Нет! Нельзя!!» Почему в мире на все есть двойные стандарты?
Хорошо освещенная трасса кончилась, начался старый, ждущей своего часа и реконструкции участок с ямами и выбоинами в асфальте, с продавленной грузовиками колеей в левом ряду. Мигель немного сбросил скорость. Важно было не пропустить нужный поворот.

Почему мама, которая сама меня учила не делать преждевременных выводов, пока не узнаешь человека поближе, не глядя и не задумываясь вешает ярлык на Марину, с которой даже ни разу не разговаривала? Это же глупо, глупо и несправедливо! Мысли проносились в голове со скоростью несущегося по бокам с обеих сторон пунктира дорожной разметки.
Асфальт вдруг стал мокрым. Видимо недавно здесь прошел дождевой фронт. Мелкие ямки и трещины в асфальте, двойная колея в левом ряду были заполнены водой. Желтый свет фонарей и фар тусклыми бликами отражался в лужах. Из-под колес веером полетели искрящиеся брызги.

Почему так больно, когда тебя не понимают самые близкие люди? Почему ты воспринимаешь оскорбление и унижение любимого сильнее и болезненнее, чем свое собственное? Задавал сам себе вопросы Мигель и не находил ответов.
На большом зеленом информационном щите мелькнула надпись белыми буквами. Полтора километра до поворота. Слева прогрохотала огромная фура с прицепом, окатив мотоциклиста водой из-под колес. Мигель вздрогнул от неожиданности и рефлекторно прикрыл глаза. По защитному стеклу шлема потекли грязные капли. Он мотнул головой, словно пытаясь смахнуть с глаз туманящую взор влагу, а потом отцепил левую руку от руля и провел перчаткой по стеклу. Мотоцикл вильнул, но удержал равновесие.

Впереди показался еле ползущий легковой автомобиль, кажется, «Рено». Пришлось перестроиться в левый ряд, чтобы обогнать его. «Если бы у меня были деньги, - с горечью думал Мигель, - я бы купил необитаемый остров в океане и уехал бы туда с Мариной. Построил бы маленький домик под пальмой, подключил интернет и работал бы себе спокойно, никого не раздражая. И нам бы с Мариной никто не мешал. Но где взять этот чудесный остров в жизни?» Он вспомнил лицо любимой, ее очаровательную, чуть печальную улыбку и остро, до боли в сердце, захотелось скорей вернуться к ней, обнять, прижать к груди, зарыться лицом в ее мягкие, пушистые волосы цвета спелой пшеницы, вдохнуть их пряный, манящий запах…

Задумавшись, он чуть не пропустил нужный поворот и резко повернул руль вправо, перестраиваясь из левого ряда в надежде проскочить перед стареньким «Рено». Переднее колесо дернулось, пытаясь выскочить из заполненной водой колеи. Фонтан брызг полетел в приближающийся справа легковой автомобиль. Заднее колесо заскользило, потеряв сцепление с асфальтом. И черный железный конь, сверкнув в желтом фонарном свете хромированными деталями, упал на бок, подминая под себя седока. Мотоцикл на всей скорости сделал полный поворот в воздухе и врезался в высокий бетонный барьер, отгораживающий встречную полосу. Послышался визг тормозов, грохот, скрежет железа. В быстро угасающем сознании Мигеля сквозь невыносимую боль над маленьким уютным бунгало раскидистая пальма лениво покачивала широкими зелеными листьями, как опахалами. И голубая волна набегала на белый песчаный берег…

http://proza.ru/2020/05/19/1861