Родное

      Иду, иду, иду. Знакомая родная дорога. Знакомые лесные повороты, знакомые ручьи, знакомые поля, иду, иду... Сердце часто бьется - радуется в ожидании счастья. Не иду – лечу, домой в родную деревеньку – к баушке.
  Вот, ещё немного, еще поворот, ещё поле, и я вижу высокий серый дом с зелеными наличниками. С можжевельником, кустами черноплодки и сирени под окнами. Сердечко гляди-что выскочит.
   Вхожу в избу, голубенькие обои, солнце, чую запах родного. Родное лицо, постарела, грустные глаза, мягкая улыбка, теплые шершавые руки, кофта, платочек. Обнимаю и подкатывает ком к горлу, душит какая-то внутренняя, всёсжимающая боль, и слезы, и слезы требующие утешения какое может дать только она – баушка. Но она что-то говорит, ей куда-то надо, вот уж и платок красный с блестками – "Мне надо, мне надо… а чего тут… крыша-то? Да пошто...".
    И плачу, и больно, но слез нет, не текут. Рыдаю – а звука нет. Боль и тревога, всхлипываю и просыпаюсь. Опять снится…
    Давно на родине не был - в родной деревне, а и всего-то восемнадцать верст на прямую. Только вот идти-то не к кому. В деревне нет никого. И баушка там не живёт. А туда все  тянет и тянет. Особенно в мае, когда в пору детства на лошадке отвозили меня к бабушке на каникулы. Вот запели знакомо майские птицы, и вроде бы уже пора, пора туда, где за темной стеной леса садится солнце, вон оно там алеет, там ещё светло... вечерами стою и смотрю туда.
  И всё время снится, как иду туда и эти сны тревожат душу. Просыпаешься с чувством физической боли утраты, как дитя оторванное от мамки, как в детстве – отобрали что-то и не отдают, а тебе горе! - и ревешь, а во сне без слез, беззвучно.
    Лежу проснувшись, пересиливаю тоску «Надо бы сходить, пресечь эти сны, увидеть разруху,  успокоиться. Может отпустит… одному тяжело, да и страшно одному-то лесом идти, дорога поди совсем заросла…»
    Май близился к концу. Собрались все же сходить с другом с собаками, с ночевкой где придется, главное там побывать.
   День был тёплый но ветреный. Пошли, ощущаю то самое радостное волнение как перед встречей с родным человеком.
   Дорога позаросла, но больше утомлял бурелом, упавшие поперек дороги деревья. Ни где не ошибся, не завел, не заблудились.
   На лесной реке сгнил мост, спустились к широкому руслу. Речка не глубока, и бежит по мелкому камню. Я умылся речной водой, знакомой водой. Как будто и годы не прошли, вода такая же как и в детстве? Но почему я этому удивляюсь? Почему она должна измениться?
   Лес расступился, а за ним раскинулось волнуемое ветром море молодой по колено зеленой травы. Средь этого моря стояли воротные столбы без забора. Я помню эти ворота, но куда ведут они теперь? Кому открыты? Ворота в никуда…
   За исчезнувшим овечьим загоном, за ручьем стояли дома, задами, дворами к нам. Серые - среди буйства майской зелени. Стояли отвернувшись, молча, словно обиделись…
   Моя деревня дальше за полем. Поле это помню с хлебами, с васильками, которые были выше меня, шедшего с бабушкой по теплой пыльной дороге. Колоски качались в ярком вечернем свете.
   Ни хлебов, ни дорог. Поле в заросших колеях. По за полем длинным хороводом стоят избы, смотрю и вроде каждую признаю. И опять, то самое чувство – волнение и предвкушение счастья. Кусты у пруда превратились в деревья и совершенно скрыли мой родной дом. Не вижу. Да жив ли? Стоит ли ещё? Может крыша уже упала? Уставшие ноги путаются в траве и срываются в заросшие колеи, последние метры – а сил совсем нет.
   И вот, из-за обмелевшего пруда выглянул родной дом. Жив. Стоит. Слава Богу! А что это? Рам в окошке нет?! Вон – валяются у стены. Крыльца уж нет, влезаю в коридор – нет двери с косяками в избу! Нет переборок на кухне и в спаленке. Сквозняк, ласточки мечутся и кричат – испугались нежданных гостей.
    Большая печка одиноко стоит посреди избы. На веревочке у её бока висят тряпицы, которыми баушка накрывала горячий хлеб, я прикасаясь и чую запах хлеба, он жив и через десять лет… а халат на гвоздике всё так же пахнет хлевом и козьим молоком. Форточка с маленьким крючочком распахнута, в саду на яблонях заливаются птички, как и прежде. Как в детстве, когда я просыпался…
    Я пришел домой. Хочу быть здесь, ночевать. От сквозняка стынут пальцы, но я прибираю, поднимаю, ставлю… Собираю раму, лезу на чердак – там помню, лежали стекла. Вставил пыльное слепое стекло в рамку. Пусть хоть с виду дом будет прежним…
   Сидим на старом горбатом диване, едим холодное. Полы просели к передней стене, потолочины у нее упали – крыша течет.  Солнце светит в избу, в передние окна, голубые обои, разбросанные открытки и газеты, на божнице стоит синенькая Дева Мария – я слепил из глины в детстве. В солнечном свете кружатся, искрятся  пылинки поднятые ласточками. Солнце не греет. Холодно. Как же ночевать?
  Пошли за водой на речку. Деревня та же, всё вроде то же, но она пуста. Но тополя и липы, колодцы и камни на тех же местах. Я спокоен. Я принимаю всё как есть. Я радуюсь что пришёл.
   Сворачиваю к речке. Тропинка?! Чья? Кто ходит? Кто-то ходит... Милая моя речка! Бежит, вон и камни! Всё детство на них просидел. Тут и плавать учился. Бежит-журчит, вода прозрачна, только вот как будто меньше стала, и камни будто меньше…
Да всё как было - я вырос.
   В деревне оказалось живёт человек, дальний родич. Я зашёл. Поговорили. Вечерело, и нужно было устраиваться на ночь. Родич сказал – "я ухожу, ночуйте у меня, тут и печка, тепло, и чаю вскипятите". Мы не отказались.
   В небольшой избушке - бывшей бане, к нашим удобствам были топчан, скамья и печь с чайником. Затопили печь. Нагрели чая. Сели пить на терраске. Согрелись. За окнами родной пейзаж. Родной, с младенчества знаемый закат за амфитеатром поля над петляющей под горой рекой.
   Ночью я вертелся с боку на бок на жестком скрипучем топчане. Уставший друг тихо спал. Собака спала клубочком у топчана. В темноте бледно светилось окошечко. Я осторожно встал и вышел на улицу. Вышел на скошенную усадьбу. Ветра не было. Родная уснувшая деревня. Серые драночные крыши над темными избами. Было светло,  за рекой виднелось знакомое с детства поле.Вспомнилось как когда-то оно было засеяно овсом, и к полуночи на его край из леса выходил кормиться лось, а мы напротив, на горке жгли костер, пытались разглядеть осторожного зверя...
   Знакомые звуки ночного покоя. Журчанье и всплески реки на мельчинке, всё те же крики птиц таящихся по берегам в тумане. Родные запахи росистых трав, речной осоки и таволги. Как в детстве, как во сне.