Суд

Большой город, где я жил и родился, находился на берегу большой реки. Он был очень красивым, здесь я и встретил Кэт, на которой и женился. Мы снимали небольшую квартиру, пока не родился сын, Джек, и вот тогда задумались. Я работал технологом на одном промышленном предприятии, зарплата была так себе, но после рождения Джека, мне удалось взять кредит и мы купили собственную квартиру, где была и наша спальня, и комната Джека. К концу месяца мы оставались ни с чем, в ход шли последние доллары, основное забирал банк.
Я был высокого роста, метр девяноста, а Кэт – небольшой хрупкой девушкой с прекрасным личиком и фигурой. Когда мы шли вместе, она доставала мне до груди, но нас это не смущало.
Однажды, когда я после работы открыл баночку пива и уселся в кресло, чтобы почитать газету, в одной из них мое внимание привлекло одно объявление.
* В новостроящемся городе Сете входит в строй химический завод. Желающим предоставляется жилье, половину платит предприятие, и половина дается в кредит на двадцать лет без процентов. Срочно нужны специалисты. *
Я полез в Интернет и нашел там этот город. Вернее, он был началом города, а пока там были построены лишь две девятиэтажки друг против друга и небольшой супермаркет. Раньше это была деревня, и основную ее часть составляли одноэтажные домишки. Я прочитал, чего там только не планировалось сделать! Новая школа, спорткомплекс и так далее. Судя по описанию, это было перспективное место. Наверное, лет через двадцать, когда Джек повзрослеет, там действительно будет настоящий новый город. Кстати, он находился от нашего города не так далеко, всего сто восемьдесят километров.
Я позвал Кэт и показал ей объявление.
- Но химический завод, это же плохо для здоровья, - сказала она.
- Я смотрел карту, он находится в десяти километрах от самого города, надеюсь, что он и будет обеспечивать транспортом, не у всех есть свои машины, как у нас.
-  А я что там буду делать? Здесь хоть есть какие-то подруги, работа, хотя за Джеком надо ухаживать, а на няньку денег нет. Я бы на твоем месте сначала бы туда съездила, все разузналa, а потом думала. – Как всегда Кэт была права.
Я взял на работе отгул и поехал в Сете. Да, я увидел эти две многоэтажки, дворик между ними и даже дом с надписью Полиция и Суд.
- Ого, - подумал я, - да тут все как в цивилизованном обществе. Естественно, я побывал на заводе, и меня встретили с распростертыми объятиями, зарплату давали гораздо выше, чем ту, которую я сейчас получал. Один из администрации поехал со мной в город, и мы обошли несколько квартир, мне они все понравились, особенно одна, она была на пятом этаже и состояла из четырех комнат, окна выглядывали во двор.
- Как хорошо, - подумал я, - можно будет видеть, как Джек играет в песочнице.
- Пользуйтесь случаем, - уговаривал меня мужчина, - вскоре все квартиры будут заняты, да и условия вы знаете. К заводу будут все время ходить микроавтобусы, а боязни перед химическими выбросами с завода никаких нет, он построен по последнему слову техники.
- Извините, - сказал я, - мне придется перезвонить жене.
Я все ей рассказал по телефону, и спросил, что мне делать, может и она хочет подъехать?
- Мне твоего мнения достаточно, - усмехнулась она. – Что ж, давай попробуем, не получится – как-нибудь вернемся. Договаривайся.
Мы поехали на завод, я заполнил свою анкету, мне представили моего начальника, очень добродушного типа, и уже с подписанным контрактом и ключами от квартиры я вышел на улицу.
Все-таки я вернулся к своему дому, и попробовал ключи, дверь открывалась. Комнаты были светлыми, и вообще, качество строительства мне показалось идеальным.
Выйдя из подъезда, я сел на скамеечку, не зная, радоваться ли мне такой удаче. Мимо проходила какая-то бабушка и свернула вдруг ко мне.
- Заселяешься? - неодобрительно спросила она. – Ты еще не знаешь Сете, это болото, гнилое место, и люди здесь такие же. Почему ты думаешь, что до сих пор столько квартир не занято? Умные люди сюда просто не поедут, тут все сумасшедшие.
- Как это? - удивился я.
- Пока в квартиры заселились люди из Сете, и они и будут заселяться дальше, тогда вспомнишь мои слова.
- Но в чем заключается гнилое место?
- Люди гнилые, и место такое же, - бросила она и пошла дальше.
Я прилип к скамейке как вкопанный. Женщина была стара, и может у нее были не все дома, - первое, что пришло мне в голову. – Хотя некоторые слова запали.
Я прошел вдоль дома и встретил молодую девушку, выходящую из подъезда. Когда я приблизился к ней, она вдруг шарахнулась от меня и пошла в другую сторону. Но следом вышла уже женщина в возрасте.
- Вы что, поджидаете молоденьких? – подозрительно спросила она. – И не думайте, Джоанна – моя дочь, я вам не позволю.
- Я просто хотел спросить о жильцах этого дома, я новенький, - сказал я.
- Люди как люди, - усмехнулась она, - будете вы людьми, и с вами будут такими же.
- Спасибо. – Сказал я и пошел к машине.
Уже дома я все рассказал Кэт.
- Но ты же уже подписал контракт? – удивилась она. – Из-за какой-то старухи менять планы…
- Да, я, в общем-то, и не собирался. Будем готовиться к переезду? Прежде всего, рассчитаюсь с банком и верну им квартиру.
Около двух недель я урегулировал жилищно-финансовые вопросы, и мы стали собираться. Уже через неделю мы переехали, причем квартира Кэт очень понравилась, у меня стало легко на сердце. Мы расставили все как хотели, и у нас оставалась еще одна комнатка.
- А вдруг у нас еще будет девочка? – рассмеялась Кэт.
Я пошел на работу, и с первых дней начальство было мною довольно. У моего шефа была молодая секретарша, и изредка я оставлял ей маленькую шоколадку наедине. За это она пропускала меня к шефу без очереди.
Что мне бросилось в глаза в эти первые три месяца, это то, что люди в наших двух домах были хмурые и неприветливые, хотя, всегда здоровались. И вот через три месяца и началась эта история.
Сначала ко мне пришел полицейский, он просто заполнил на меня какую-то анкету и попросил посмотреть квартиру.
- Что-нибудь случилось? – осторожно спросил я.
- Служба. – Коротко ответил он и вышел.
А через неделю меня арестовали и привезли в полицию. Бедная Кэт не знала, что и делать.
- Мне нужен адвокат, - первым делом сказал я, - и вообще, вы не предъявили мне никакого обвинения.
- Мы имеем право задерживать любого подозрительного на трое суток без ордера. – Сказал мне, встретивший меня офицер. А из адвокатов у нас есть только они, мистер Барни. Хотите, я его приглашу?
- Пригласите, - ничего непонимающе, сказал я.
Мистер Барни появился полчаса, это был упитанный пятидесятилетний и у же почти лысый мужчина, с довольно наивным лицом.
- Мистер Барни, меня арестовали неизвестно за что, вы будете меня защищать? Финансовые вопросы мы решим потом.
- Как скажете, - обыденным голосом, сказал он. Им-то известно, за что вас арестовали.
- Тогда перейдем к допросу, - сказал офицер. – Мистер Джон, вы когда-нибудь совращали несовершеннолетних, или пытались это сделать?
У меня отвисла челюсть, и я посмотрел на Барни.
- Отвечай коротко, нет. Пусть доказывают.
- Нет, - ответил я.
- Как вы считаете, вы правильно ведете себя с соседями?
- Да.
- А какой же ваш моральный облик в семье?
- Только положительный. – Барни кивал мне головой.
- На работе вы используете какие-нибудь социально-запрещенные методы для продвижения по службе?
- Нет.
- Тогда последнее. Вы занимаетесь рукоприкладством к вашему сыну или жене?
- Нет.
- Мистер Барни, - повернулся тот к тому, - ваш клиент обвиняется по двум статьям, нарушение морально-общественных принципов сожительства с остальными жителями двух высоток, это административная ответственность, и совращение несовершеннолетних, это, как вы знаете уголовная ответственность.
- И что, у вас есть доказательства? – прищурился Барни.
- Больше чем достаточно, чтобы оставить его в предварительном заключении до суда.
- Что ж, - Барни повернулся ко мне, - с полицией не поспоришь. А когда я смогу ознакомиться с его делом? – он опять повернулся к офицеру.
- За два дня до суда. Кстати, суд состоится ровно через две недели, так что мистер Джон, вам еще повезло, недолго вам придется побыть у нас в гостях. Хотя вашей перспективе после суда я не завидую. – Он медленно поднялся и направился к двери, оставляя нас с Барни наедине.
- Джон, - откинулся тот, - это поселок сумасшедших и вскоре ты в этом убедишься. Я защищаю уже не первого горожанина, и могу тебе сказать одно, если ты не станешь таким же сумасшедшим как они, тебя просто засадят за решетку.
- Но за что? – не понимал я.
- За все и за ничего. Просто они такие, и вообще, как тебя угораздило сюда переехать? Ладно, дело сделано. На суде тебе поручается самое большое, трудное и главное дело: сидеть, молчать и отвечать да или нет. Обвинителем, как всегда, будет Лара Стэнфорд, единственный судья, который у нас есть, это тоже женщина, Камилла Льюис. Две женщины против двоих мужчин, тебя и меня, есть шансы.
- Какие шансы?! – возмутился я. – Я что, кого-нибудь убил или изнасиловал?
- Достаточно уже того, что ты прожил здесь несколько месяцев со своим городским менталитетом, уже в этом ты виноват, я уверен в этом.
- Барни, можно я на ты? Скажи мне хоть что-то, что я здесь нарушил.
- По опыту моих прошлых клиентов, первое, что ты уже сделал, это приставал к местным женщинам. – Тяжело вздохнул он.
- Я?! – Мне стало не по себе. – Вообще-то, я идеальный семьянин, и меня всегда таким считали.
- Там, в городе, но не здесь.
- Здесь я хожу на работу и домой, только это.
- Джон, давай не будем гадать, когда мы получим обвинения по всем статьям…
- По всем статьям???
- Естественно. Если тебя взяли под стражу, на меньше чем на десять статей и не рассчитывай.
Я просто замолчал, будто меня прихлопнули подушкой.
- Джон, давайте вернемся к тактике нашего поведения. Вы должны понять, что перед вами будут, мягко сказать, неадекватные люди, а если прямо – психически неуравновешенные. Если вы будете волноваться и что-то кому-то доказывать, это подтвердит, что вы чувствуете себя виноватым. Защищать вас буду только я. Ваши ответы должны звучать так: *Да*, *Нет*, *Я этого не знал*, *Извиняюсь*, *Я сделал это без всякого умысла*, * Я виноват, но больше это не повторится*, * Приношу свои извинения*, и так далее.
- Да, но в чем же я виноват, чтобы приносить свои извинения?
- Это мы узнаем за два дня до суда. – Барни откинулся на стуле и вытер испарину на лбу. – Как с вами городскими трудно. Да, Джон, да, вам все это покажется каким-то нелепым спектаклем, только не забывайте одного, присяжных не будет, судья будет настоящим и приговор войдет в силу после объявления решения суда. Думайте только об этом, и ни о чем другом. Забудьте о человечности, вы ее на суде не увидите. Не ищите себе единомышленников, на вас будут все спихивать, а вы без разбора спихивайте на всех остальных, этим буду руководить я. – Он поднялся. – Ладно, я побегу, а вы подумайте над моими словами. И подготовьте вашу жену, чтобы она, находясь в зале суда, просто не сорвалась, это не пойдет вам на пользу.
- А мне можно будет с ней увидеться?
- Да, хоть каждый день. Пока.
С женой я увиделся через два часа, мы разговаривали с ней через решетку. Сначала я рассказал ей, вернее, передал ей все, что мне сказал Барни и начальник полиции.
- Джон, - что же ты успел такого натворить, что попал за решетку? – с ужасом спросила она. – Доверься мне, расскажи мне все, как было, милый. Я тебя всегда пойму. – На ее глазах появились слезы.
- Ну, вот, даже ты мне не веришь, - тяжело вздохнул я. – Вся моя жизнь протекала перед тобой, ты что-нибудь за мной замечала? Вся жизнь, кроме работы. Но там меня уважали и хвалили, даже подняли зарплату.
- Но просто так же за решетку не садят?
- Барни сказал же, что они все здесь сумасшедшие, все до последнего. Откуда я знаю, какой им забился на меня клин в голову?
- Ох, чувствовала я, зря мы сюда уехали, - она покачала головой. – Там, в городе, у тебя было все прекрасно.
- И здесь будет так же, если ты имеешь в виду суд, меня не за что судить, поверь мне хоть в этом. И еще одно, что сказал Барни. Ты можешь случайно сослужить мне плохую службу, если будешь возмущаться и вообще выступать без надобности. Возьми себя в руки, сядь на последнюю скамейку, и просто смотри и слушай.
- Легко тебе говорить, - нахмурилась она.
- Кому ты оставила Джека?
- Соседке, что всегда просит у нас соль и сахар. Ладно, я побежала. – Она поднялась. – Я сегодня спать не буду.
- Спи спокойно, - ухмыльнулся я. – Мы победим.
Кэт забегала ко мне каждый день, а Барни – раз в два-три дня, он, не переставая, готовил меня к суду. В конце у меня создалось такое впечатление, что я просто здоровый и нормальный человек нахожусь в психиатрической больнице, где все – психи, и лишь Барни мой лечащий врач. Через мою голову с его рассказами проходили сотни мыслей, и я уже просто начал бояться этого суда.
Дни пролетели быстро, я уже освоился в камере предварительного заключения в полиции и всех называл уже на ты, даже офицера. Хотя их было-то всего трое: офицер, он же начальник полиции, дежурный и оперуполномоченный, именно он и приходил ко мне один раз домой.
За два дня до суда ко мне пришел Барни с пачкой листов бумаги, и устало брякнулся на стул.
- Дело дрянь, Джон, против тебя выставлено двадцать одно обвинение, и по каждому будет слушаться дело.
- Сколько!? – не поверил я. – Ты что, шутишь?
- Если бы, - вздохнул он. – Каждое обвинение задокументировано, то есть подтверждается заявлениями в полицию. Не думай, что те, кто их писал, будут на суде от тебя прятаться, они, может, наоборот еще что-нибудь заявят. Короче, рассчитывай на то, что тебя просто будут топить, а ты будешь стараться держаться на плаву с моей помощью. Заруби себе на носу, никогда не возражай, иначе ты настроишь судью против себя, и тогда тебе конец.
- Барни, не томи, покажи мне, что там против меня могут выставить, - нетерпеливо попросил я.
- На, читай, - равнодушным голосом сказал он и передал мне папку.
Уже сначала у меня волосы встали дыбом. Я читал абсолютную ахинею действительно сумасшедших людей, Барни был прав, но самое худшее, что каждое обвинение было закреплено зарегистрированным в полиции заявлением, с именем и фамилией заявителя, его адресов и личной подписью.
Я прочитал все за час, и просто погрузился в какой-то мрак. Это продолжалось долго, пока Барни не вернул меня на место.
- Понимаю, - сочувственно сказал он, - в городе такого не встретишь, но в нашем поселке это на каждом углу. Почти по всем таким обвинениям я защищал иногда приезжавших к нам горожан, поэтому меня это абсолютно не шокирует.
- Барни, я не могу выразить прочитанное ни одним словом, это просто какая-то ахинея, - задумчиво, еще полностью не придя в себя, сказал я.
- Короче, у нас два дня, давай работать над каждым пунктом. И запомни, ни шага влево и не вправо, а только так, как я тебе говорю.
Эти два дня стали для меня исчадием ада, я спорил с Барни, он же меня убеждал в обратном. В конце концов, мы сходились во мнении, но его убеждения всегда преобладали. Все заявления прямым образом попирали права человека, самые примитивные, но были выставлены так, будто они защищают права человека в полном объеме.
На завтра был назначен суд, мы с Барни отработали все пункты, а вечером я разговаривал с женой, но по ее глазам я видел, что она мне не верила. Да я и сам не верил, когда начал читать заведенное на меня уголовное дело. Ушла она от меня в какой-то прострации, но я успел напомнить ей, как надо себя вести на суде.
И вот, наконец, настал день суда. Зал был полон, суд начинался ровно в десять утра. Барни и Лара Стэнфорд были на месте, когда люди встали, вошла, судья Льюис и заняла свое место, все сели.
- Суд считается открытым, - объявила она. – Сегодня мы слушаем дело Джона Гарвей, который обвиняется по двадцати одному пункту уголовных и административных преступлений. Как всегда, прошу вас исключить полную официальность судебных заседаний, дабы сэкономить время, заявители и свидетели могут не выходить на трибуну и выступать со своих мест. По первому вопросу слово предоставляется миссис Стэнфорд, подсудимый, выйдете на трибуну и принесите клятву.
Я вышел, положил руку на Библию, и поклялся говорить правду и только правду. После этого ко мне поближе подошла обвинитель.
- Мистер Джон, вы часто бьете своего ребенка? – вдруг спросила она.
- Я его вообще не бью, - сказал я.
- Но Миссис Дейле заявила, что из противоположного дома видела в бинокль, как вы двадцать седьмого числа в начале девятого вечера дали ему шлепок, так сказать, по мягкому месту. Разве это не битье?
- Во-первых, у меня всегда открыты шторы, - начал я, - и миссис Дейле может обозревать мои отношения с сыном ежедневно, когда я возвращаюсь с работы. Она может подтвердить, что я провожу с ним время, играю, рассматриваю книжки. В тот день мой сын Джек сидел на полу в кухне, и когда выходил, я просто отряхнул ему штанишки на этом самом мягком месте. Разве миссис Дейле видела, что он плакал? К тому же, вы можете спросить или самого Джека, или послать комиссию из социальной опеки, чтобы те узнали, бью я сына или нет.
- Они приходила, Джон, - поднялась с задних рядов Кэт. – Джек ответил отрицательно.
- Ну, конечно, - улыбнулась обвинитель, - вы могли заранее подговорить сына.
- Возражение, ваша честь, - поднялся Барни. – Надо выяснить, видела ли миссис Дейле, что мальчик плакал?
- Миссис Дейле, ответьте на этот вопрос, - судья посмотрела в зал.
Поднялась пожилая женщина в косынке.
- Я лишь видела, что он дал ему по заднице, - грубо сказала она, - разве этого недостаточно?
- Вы видели, что после этого мальчик плакал или нет? – уже строже спросила судья.
- Нет.
- Тогда этот вопрос снимается с повестки дня, так как у нас есть отчет комиссии из социальной опеки.
- Они их просто подкупили, - не садилась заявительница. – Мальчик не плакал, боясь, что отец надает ему еще.
- У вас есть основания для такого утверждения? – поднялся Барни.
- Это и слепому ясно. – Сказала женщина и села.
- Ваша честь, это ничем не подтверждено, я прошу снять этот вопрос с повестки дня.
- Вопрос снимается, - судья стукнула молоточком по столу. – Переходим к следующему. Вам слово, миссис Стэнфорд.
- Мистер Джон, вы и ваша жена алкоголики? – спросила она меня.
- Что? -  не понял я.
- Гражданка Винтер утверждает, что глядя в бинокль, она видела у нас на столе пятнадцатого числа две бутылки вина. Она считает это слишком для семьи, в которой воспитывается ребенок.
- Да, - кивнул я, - это было день рождение моей жены, на столе стояло вино. И что в этом такого?
- Его количество.
- Я объясню, - вспомнил я совет Барни. – Дело в том, что я пью красное вино, а моя жена – белое. По-моему, красного уже не было, мы открыли новую бутылку, а белое осталось еще с прошлого праздника. Да и красного я выпил несколько бокалов.
- Миссис Винтер, вы видели, что все вино было допито, и что открывались все две бутылки?
- После ужина, - поднялась женщина средних лет, - одну бутылку уносили в вертикальном положении, значит, она была пустая, это точно. И я видела, как одну бутылку из двух точно открывали штопором.
- А вторую открывали?
- Точно не могу сказать, мистер Джон стоял ко мне спиной.
- Так точно или нет?
- Затрудняюсь ответить.
- Ваша честь, - встал Барни, - по факту получается, что они выпили максимум одну бутылку на двоих, что является в пределах нормы обычной семьи, ребенок бы от этого не пострадал.
- А если они выпили все же две? – миссис Винтер не могла угомониться.
- Вы же этого не видели, и подтвердить не можете.
- Но я видела две бутылки на столе, - настаивала та.
- Сядьте, миссис Винтер. Мистер Барни, ваше выступление суд учтет. – Сказала судья. – Что дальше, миссис Стэнфорд?
- Дальше идут дела сексуального характера, прошу всех несовершеннолетних на сегодня покинуть зал. – Поднялось несколько человек и вышло.
- Поступило заявление от их соседа через стенку, из соседнего подъезда, мистера Клейка. Дело в том, что его спальня располагается через стену в доме прямо рядом со спальней мистера Джона и его жены. На стене вмонтирована розетка, точно, как и в другой спальне. Когда мистер Клейк ложится спать, он приставляет ухо к розетке, и ему иногда слышится скрип кровати, вздохи и даже крики, что является следствием сексуальных отношений супругов. Естественно, от услышанного он возбуждается, и после этого занимается в туалете мастурбацией. Мистер Клейк почетный гражданин нашего поселка, и не в его манере заниматься такими вещами, на которые его прямым образом провоцируют соседи.
- Какая наглость! Ужас! – послышалось в зале.
- Извините, - прервал Барни, - а без розетки, эти звуки слышатся?
- Нет, - встал пожилой мужчина, - но это мое полное право приставлять в моей собственной квартире ухо к розетке.
- Что вы на это скажете, мистер Джон? – спросила обвинитель.
- Я глубоко сожалею о случившемся, - вспомнил я слова Барни. – И могу пояснить. Дело в том, что я никогда не был в квартире мистера Клейка, и понятия не имею, где у него располагается спальня. Я учту это заявление, и перенесу свою спальню в другую комнату, не граничащую ни с какими соседями.
- Вас это устраивает, мистер Клейк? – спросила судья.
- Естественно. – Мужчина сел.
- Тогда мы считаем этот вопрос решенным, но запишем обещание мистера Джона в протокол. Миссис Стэнфорд, какие у вас еще вопросы сексуального характера?
- Не знаю, с какого начать, - растерялась та. – Ладно. – Она достала пачку листов. – У меня на руках четырнадцать заявлений от женщин, живущих в доме напротив. Все они описывают ситуацию одинаково. Мистер Джон каждое утро занимается зарядкой только в обычных мужских трусах. Кроме этого, вечером после душа он тоже появляется ненадолго в трусах, но хуже всего, это не соблазнение женщин разного возраста, а гораздо хуже, пятеро из четырнадцати видели его во время эрекции, они хорошо рассмотрели этот факт в бинокль. К сожалению, после долгого наблюдения за мистером Джоном многие из пострадавших занимались мастурбацией, как мистер Клейк. Что вы на это скажете, мистер Джон? – И еще, вы Эксгибиционист?
- Протест! – подскочил Барни. – Эксгибиционизм это общественный показ голых половых органов и к данному делу не подходит.
- Протест принят. – Сказала судья.
- Единственной моей ошибкой в этом деле я считаю, что никогда мы с женой не задергиваем шторы. Вот, все, что я могу сказать. Я понятия не имел, что за мной кто-то наблюдал.
- Мистер Джон, - еще ближе подошла миссис Стэнфорд, - вы обаятельный высокий, хорошо накачанный и привлекательный мужчина, и я не сомневаюсь, что вы знаете об этом. Я считаю, что вы специально не закрывали шторы, чтобы женщины могли наблюдать за вами, а потом мастурбировать, особенно в моменты вашей эрекции. И тем самым вы нанесли им огромный моральный ущерб. У вас есть другое, более разумное объяснение вашему поведению?
- Я лишь приношу мои глубочайшие извинения всем пострадавшим, и хочу заверить, что такого больше не повторится. – Я даже прижал ладонь к груди, как и учил меня Барни. Все мои объяснения пошли коню под хвост, люди в зале злорадствовали.
- К тому же, - добавила обвинительница, - есть подозрения, что вы подглядываете за женщинами, потому что иногда подходите к окну и смотрите на противостоящий дом. Я не выдвигаю вам обвинений только потому, что вас замечали за этим делом, когда вы были без бинокля.
- Спасибо, - учтиво сказал я. – Бинокля у меня действительно нет, и подзорной трубы тоже. – Барни сделал мне жест, и я замолчал.
- Но есть претензии к вашей жене, которая иногда вечером перед сном появляется в комнате в пеньюаре, такие заявления зафиксированы, но в этом есть и ваша вина, если вы разрешаете, а может, даже толкаете ее на это, чтобы она развращала мужчин напротив. К сожалению, пока к ней нет столько претензий, чтобы завести даже административное дело. Кстати, в одном заявлении есть тот факт, что вы целовались в большой комнате с открытыми шторами. Не играйте с огнем, Джон, это просто мой совет. Пока вы ловко выпутываетесь, но посмотрим, что будет дальше. Вы помните праздник на заводе, когда на сцене выступали девочки из начальной школы с танцем?
- Конечно. Мы с женой сидели на первом ряду, я – как передовик производства.
- Так вот, есть заявление от шестерых женщин и девушек, что вы старались заглянуть тем под юбки. Что вы на это скажете?
- Я же сидел с женой, - не понял я, - она бы такого не допустила. Тем более, это не в моих правилах. Может я и наклонился один раз, только чтобы завязать шнурок.
- Протест! – вскочил Барни. – Это голословные обвинения. Где факты? Фотоматериалы, видео и так далее? Я прошу отклонить этот пункт.
- Фактов не представлено, - посмотрела судья на обвинителя, - вопрос снимается.
- Может это и голословно, но у меня нет сомнений, что мистер Джон старается привлечь внимание девушек, посмотрите только, как он одевается, у нас такого не носят.
- А как я одеваюсь? – не понял я.
- Слишком уж модно и дорого. Только не говорите, что вы это делаете для вашей жены.
- Протест! Это к делу не относится.
- Принимается, - сказала судья, - дальше.
- Если уж мы коснулись работы, то продолжим эту тему. Миссис Стар, работающая с мистером Джоном, видела, как тот перед уходом домой что-то спрятал под майку. Она считает это чистейшим воровством, и было это шестнадцатого числа прошлого месяца. Что вы украли, мистер Джон?
- Во-первых, - я уже вспотел, - я ничего не украл в своей жизни, во-вторых, что можно украсть с химического завода? И в третьих, я помню то число, у меня зачесался низ живота и я полез под майку, чтобы просто почесать то место.
- Вопрос к миссис Стар, - поднялся Барни, - вы видели, что именно украл мистер Джон?
- Нет, но… - Поднялась одна из моих сослуживиц.
- Ваша честь, обвинение беспочвенно, тем более подсудимый объяснил ситуацию.
- Если нет доказательств, то вопрос снят. Что у вас еще, миссис Стэнфорд?
- Его отношения с секретаршей начальника, он делает ей знаки внимания, склоняя ее к близости, тем более, она незамужняя. Миссис Оуэн видела, как та два раза после прихода мистера Джона к начальству, ела шоколадку. Мистер Джон, это вы ей дарили?
- Да, иногда я приносил ей небольшую шоколадку, когда мне надо было срочно попасть к начальству, а не сидеть в очереди. Причем же здесь склонение к близости? Все так делают.
- Значит, вы ее подкупали?
- Это был простой жест вежливости, не больше.
- Мисс Лессам, я вижу, вы в зале, может, вы объясните сначала эту ситуацию?
В глубине зала поднялась секретарша моего начальника.
- Там ничего не было, - встала она. – Он оставлял шоколадку на столе, и потом не возвращался за ней, я ее съедала, чтобы не выбрасывать. Никаких отношений у нас не было и не могло быть, я знала, что он женат и есть ребенок.
- То есть, хоть и завуалированным образом, он подкупал вас?
- Я для него ничего не делала за какую-то шоколадку, - обиженным тоном сказала та.
- Извините, - поднялся Барни, - вопрос стоял о совращении секретарши, сейчас речь идет о подкупе. Нельзя ли вернуться к первоначальному обвинению?
- Я думаю, что его можно снять, - сказала судья, - но обязать мистера Джона не делать ей больше никогда никаких знаков внимания. Это будет занесено в протокол.
- Спасибо, ваша честь, - Барни сел.
- Тогда есть еще один рабочий момент. Шестеро из цеха, где работает мистер Джон заявили, что он постоянно находится у начальства и ябедничает обо всех в цеху. Заявления были бы голословными, если бы мистеру Джону уже через три месяца не была бы поднята зарплата.
- Следствие разговаривало с самим начальником? – поднялся Барни.
- Он отрицает, и это естественно. Но зарплата была поднята, и это факт. Что вы скажете мистер Джон?
- Да, недавно мне подняли зарплату за хорошую работу. А у начальника я действительно бываю часто, решая чисто производственные вопросы. Как я понял, он сам это подтвердил.
- Ваша честь, я просил бы вас снять это обвинение, оно бездоказательное. – Встал Барни.
- Обвинение снимается. Что еще?
- Сейчас я хотела бы заострить ваше внимание на моральном облике мистера Джон, жалобы пришли из совета этого жилого дома, где он проживает. Например, на вас жалуются, что вы не здороваетесь, это так?
- Я всегда здороваюсь, - ответил я. – Просто тем, кто мне кивает, я тоже отвечаю кивком, кто же здоровается вслух, я отвечаю так же. Может раз-два, задумавшись, я с кем-то не поздоровался, прошу меня извинить.
- Ладно, следующее. Многие утверждают, что вы смотрите на соседей свысока. Это так?
- Извините, но у меня рост метр девяноста, я не могу не смотреть не свысока. Но на всякий случай я прошу прощения.
- Вы выходите курить из дома?
- Да, из-за сына я не курю в квартире, а из-за соседей – на лестничной клетке. А что?
- Это называется курением в общественном месте. В вашем подъезде живет более ста человек, и они дышат вашим дымом. Извините, сто человек, это уже общественное место.
- Больше не буду, - пообещал я.
- Соседи с вашей лестничной площадки говорят, что вы сильно хлопаете дверью, и что у вас пронзительный звонок.
- Почему же они сами мне об этом не сказали? Я куплю другой тихий звонок, и сделаю обшивку по периметру двери. Извиняюсь.
- И, наверное, последнее из этой рубрики. Вы никогда, будучи в супермаркете, не предложили вашим соседям из вашего дома подвезти их тяжелые сумки на машине. А как вы видите, машины имеют немногие. Разве вам это трудно?
- Меня никто никогда об этом не попросил, - удивился я.
- А вы что, сами не видите?
- Прошу прощения, буду подвозить.
- Мистер Джон, - посмотрела на меня с ухмылкой обвинитель, - вам, наверное, кажется, что вы удачно выкручиваетесь от всех обвинений, только я приготовила вам сюрприз. Первый – полегче, другой потруднее. Расскажите нам, пожалуйста, о ваших неофициальных связях с миссис Сьюзен, что вы на это скажете?
- А кто это? – удивился я.
- Кассирша в супермаркете. У меня есть куча заявлений о ваших странных отношениях.
- Ах, да, только я не знал, что ее так зовут, - увидел я поднявшуюся девушку из супермаркета, она сидела с мужчиной и маленьким ребёнком. А какие отношения вы имеете ввиду?
- Ну, например, в супермаркете из четырех касс вы всегда выбираете именно ее. И это еще далеко не все. Вы часто не забираете сдачу, будь то мелкие центы, а самое главное, вы разговариваете и улыбаетесь ей, а она вам. Вы же понимаете, что улыбочки, разговорчики и так далее заводят потом в другие ситуации, люди становятся любовниками. Признайтесь, вы с ней спали?
- Что?! – у меня поднялись волосы. – Как вы могли о таком подумать? У нее же муж и ребенок…
- Я вижу, что вы хорошо осведомлены о ее семейном положении. Вы любовники? Ответьте, пожалуйста.
- Извините, какими мы можем быть любовниками, если я впервые сейчас услышал ее имя. И к кассе ее я иду всегда, потому что там меньше очередь. Как вы сказали, Сьюзен недавно появилась на кассе и еще не может быстро обслуживать, поэтому в основном все идут к более опытным кассирам. А улыбаюсь я, потому что она приветливая и улыбчивая, мы вместе улыбаемся, что абсолютно ничего не значит. Я всегда улыбаюсь людям, которые улыбаются мне. А центы я оставляю, чтобы у нее была мелочь на сдачу. Какие любовники? Побойтесь бога.
- То есть, за пределами супермаркета вы никогда не встречались?
- Никогда. – Твердо ответил я. – У вас просто не может быть таких фактов.
- Протест! – поднялся Барни. – Отсутствие фактов…
- Протест отклоняется, - в упор посмотрела на него судья, - он, женатый человек, оказывал ей явные знаки внимания, имея жену и зная, что та тоже занята. Если это не остановить, есть большая вероятность, что они станут любовниками, и тогда могут распасться целых две семьи, из-за улыбочек и невинных разговорчиков. Я согласна с мнением миссис Стэнфорд о его аморальном поведении. Это будет занесено в протокол. Кстати, мистер Конни, следите за своей женой Сьюзен, на вашем месте я бы серьезно с ней поговорила. Что-нибудь еще?
- Самое главное и веское. Это его отношения с молодой несовершеннолетней соседкой. Ее зовут Сара Ригли, и заявления поступили из двух квартир на лестничной клетке, в каждой двери есть глазок. Соседи видели, как в основном в выходные дни, когда жена мистера Джона выходила с ребенком погулять во дворе, мисс Сара неоднократно к нему приходила, и не просто, а заходила вовнутрь. Потом она уходила.
- И в чем же заключается ваше обвинение?
- В прямом совращении несовершеннолетних. – Сказала та.
- Протест! – вскочил Барни, - не он заходил к ней, а она к нему.
- Протест отклонен, это не имеет значения. Мистер Джон, что вы могли бы пояснить по этому поводу?
- Да, - сказал я, - такие случаи были. У Сары грудной ребенок, и она иногда приходила, чтобы попросить у нас соль или сахар, или немного муки.
- А почему вы впускали ее вовнутрь, и что было потом?
- Не стоять же ей на лестничной площадке, а заносить самому не хотелось. Я впускал ее, мы шли на кухню, я отсыпал ей в пакетики, что ей было надо и она, поблагодарив, уходила. Только и всего.
- Только и всего? – усмехнулась обвинительница. – А что за этими приходами кроется? Может, мы позовем сюда саму Сару?
- Сара Ригли, выйдете, пожалуйста. – Сказал судья.
- Какие у вас были отношения с мистером Джоном? – спросила Лара Стэнфорд Сару, когда та подошла ближе.
- Хорошие. Я бы даже сказала приятельские. Он не раз выручал меня и солью, и сахаром.
- Он трогал вас? Предлагал что-нибудь неофициальное? Склонял к интимной связи?
- К сожалению, нет.
- Почему к сожалению?
- Он мне нравится, и если бы он предложил, я бы легла с ним.
В зале послышался шёпот и возмущения.
- Значит, все же какие-то знаки внимания он вам делал?
- Ну, конечно. Кто бы пустил в свою квартиру да еще бы и провел на кухню, он был очень любезен со мной.
- Скажите да или нет, он делал вам знаки внимания?
- Я бы сказала, что да, по крайней мере, я их так воспринимала.
- Ваша честь, - поднялся Барни, - Сара приходила и в те моменты, когда в доме были и оба супруга.
- Это не меняет дела. Сара подтвердила, что Джон соблазнял ее, и она вступила бы в интимную связь  с ним, если бы тот предложил.
- Но он же не предложил? Она сама так сказала.
- Это могло бы случиться в любой момент.
- Но мы же судим его за сегодняшний момент, и Сара подтвердила, что интимных отношений у них не было.
- Но факт совращения был, и Сара подтвердила это. Обвинитель, продолжайте.
- Как вы сказали, ваша честь факт совращения был и он на лицо. Тут вступает в силу статья *Совращение несовершеннолетних*.
- Постойте, - я развел руками, глядя на Сару, - ты это что, серьезно?! Я хоть раз коснулся тебя, или что-то сказал лишнее?
- Нет, но вы были со мной слишком любезны, и я была уже почти согласна на интимную близость.
- Боже! – я схватился руками за голову. – Ты же сама себе это придумала. Любая девчонка может вбить себе в голову, черт знает что. Но причем здесь я, если я ничего не делал? Ты просила сахар и соль, я тебе их давал, и только.
- А я ждала вашего предложения каждый раз, когда к вам заходила. – Наивно сказала Сара.
- Кэт, - крикнул я, - ты видела хоть раз, что я любезничал с Сарой?
- Можете не стараться, - сразу же осадила меня обвинитель, - она не скажет правды, и ее слова не зачтутся.
- А что тогда зачитывается? Слова несовершеннолетней девчонки против слов совершеннолетнего парня и его жены? На каком основании?
- Тихо, - осадил меня Барни, - не выскальзывай из колеи. Ваша честь, - обратился он к судье, - я вижу здесь двоякую ситуацию. Мистер Джон поступал так, как принято у них в городе, без всякой задней мысли насчет Сары. Да, может своей обходительностью он и соблазнял ее, но это не было сделано специально, для развития дальнейших отношений, хотя мисс Сара по обычаям нашего поселка восприняла это именно так. И если здесь и было совращение, то оно было неосознанным, не намеренным, не плановым. Просто сошлись два разных менталитета. Я бы назвал это неосознанной попыткой совращения несовершеннолетней, что в корне меняет дело. – Он посмотрел на судью.
- Что ж, - сказала та, - в ваших словах есть какой-то смысл, но как их доказать?
- Отсутствие свидетелей, - наконец, вздохнул Барни. – Слова несовершеннолетней, ничем не подтвержденные, не могут служить фактом. То, что она заходила к нему, подтверждается двумя свидетелями, и это факт. Кто подтвердит, что Джон ее совращал? Никто. Сам он это категорически отрицает. Статья Совращение Несовершеннолетних здесь недопустима из-за недоказуемости или отсутствия доказательств, на голословном признании еще не строилось ни одно дело.
- Вам ли меня учить, - ухмыльнулась та. – А что скажет обвинитель?
- Тут и так все ясно. Заявление пострадавшей, два свидетеля с лестничной площадки, и косвенное подтверждение обвиняемого. Что еще надо? Умышленным это было или нет, но то, что это было – это факт.
- Я вас тоже понимаю, - сказала судья. – Но мистер Барни прав, нет ни одного свидетеля, который был бы с ними на кухне и смог бы описать их отношения в это время. Было ли это соблазнением, домогательством, совращением... кто может это доказать? Заявления мы слышали, но это лишь простые слова. – Она задумалась.
- Мистер Джон, поклянитесь, что вы ни в одну секунду не имели мысли совратить Сару, или продолжить развитие ваших отношений.
- Подтверждаю и клянусь, - я положил руку на сердца.
- Тогда, рассмотрение этого дела я считаю закрытым. Приговор будет объявлен завтра здесь же в это же время. Суд на сегодня закончил свою работу. – Она встала, и за ней встали все.
Меня отвели обратно в мою камеру, и тут же появился Барни.
- Ты – молодец, Джон, никто еще из города так спокойно не выдерживал таких судов. У нас есть ожидание, что ты отделаешься легким испугом, хотя это только ожидание. Максимум тебе дадут года два-три.
- Что?! – у меня волосы встали дыбом. – За что?
- Ты же сам все слышал. В твою сторону была куча обвинений, но самое главное было последним. У судьи не осталось сомнений, что ты соблазнял Сару, только поверит ли она в то, что ты даже задней мыслью не хотел этого делать? Вот в чем вопрос.
- Но ты же сам сказал, что нет доказательств?
- Прямых нет, но есть косвенные. Не расстраивайся, и надейся на лучшее.
Далее пришла Кэт.
- Джон, - грустным голосом сказала она, - скажи мне чистую правду, ты и вправду не домогался Сары?
- Боже! – я всплеснул руками. – Разве ты не видишь, что все они сумасшедшие? Да если бы я знал, то в первый приход Сары я бы хлопнул бы дверью перед ее носом. И самое главное, кто в этом сомневается? Моя жена!
- Но ведь Сара сама сказала, что легла бы с тобой...
- И что? Знаешь сколько девушек легли бы со мной? Но мне-то этого не надо, я хочу жить с тобой, нашей семьей, и пошла эта Сара знаешь куда...
- Сегодня я не буду опять спать. Как ты думаешь, милый, тебя посадят?
- Надеюсь, что нет, а там видно будет. В этом дурдоме может случиться все, что хочешь. Даже я не верю в происходящее. Мы жили тихо и мирно, а получилось, что лично я вообще невесть что. Успокойся, надо всегда верить только в хорошее.
Когда она ушла, я задумался. Настроение Барни мне не нравилось, вернее, не нравились его предсказания. Два-три года... За что?!
Я не спал всю ночь, а назавтра зал снова был забит. Началось чтение приговора. Я не слушал перечень административных статей, но конечную сумму штрафа, в двенадцать тысяч я услышал. Наконец очередь дошла до уголовной ответственности. Меня все-таки обвинили в неумышленной попытке совращения несовершеннолетней, но за нехватку прямых улик, приговорили к одному году условно.
Я увидел, как вспыхнула злоба на лицах людей.
- Судью подкупили! Его место в тюрьме! И так далее... такое слышалось из зала.
Барни бросился мне на шею, он просто был счастлив.
- Джон, это первое дело в этом поселке, которое я выиграл, естественно, с твоей помощью.
- Мне же дали год? – не понял я.
- Условно! Это же ничего. Будешь отмечаться раз в месяц в полицейском участке, а потом все закончится. Нет, ты просто не представляешь, какой ты везунчик!
Я тоже обнял Барни, но холоднее, чем он меня.
- Мой тебе совет, сделай какой-нибудь подарок судье, если бы ни она... Хотя бы коробку хороших духов.
- Да, нет вопросов.
Кэт тоже повисла у меня на шее, она плакала, только я не знал, от радости или от горя.
- Джон, у тебя появилась судимость, нам надо срочно отсюда уезжать.
- Об этом мы поговорим дома, - сказал я. Недовольные люди постепенно расходились, а меня выпустили из здания полиции на свободу.
Первым делом, придя домой, я расцеловал Джека, а уж потом задернул шторы во всех комнатах. Раздался звонок в дверь, на пороге стояла Сара. Я быстро закрыл перед ее носом дверь и посмотрел в глазок, она зашла к себе. Я перекрестился.
Мы сели на диван, нам предстоял тяжелый разговор.
- Надо уезжать немедленно, заплатим штраф из скопленных денег и вперед. – Горячо говорила Кэт.
- Послушай, дорогая, но что я буду делать там с действующей судимостью? Обратно меня не возьмут, в другие нормальные места тоже. Здесь я получаю в два раза больше, чем там.
- Не поняла, так ты хочешь остаться?
- Я бы бросил все и уехал немедленно, только где и на что мы будем там жить? У твоих родителей и так мало места.
- Я пойду работать, - уверенно сказала она. – А ты тоже где-нибудь пристроишься. А потом опять возьмем кредит и купим квартиру.
- Кэт, - я не унимался, - куда ты пойдешь работать, если ты не работала в своей жизни ни дня? А Джек? Кто будет за ним смотреть? И мое будущее очень прозаическое. Какой банк, какая квартира?!
Мы спорили очень долго, даже после того, как уложили Джека спать.
- Короче, - Кэт вздохнула, - мне кажется, что ты прирос и к этому поселку, и к своей Саре. Я завтра съезжаю, ничего, поживу у родителей. Ты, или едешь с нами, или я с тобой просто развожусь.
- Развод? Кэт, ты в своем уме?!
- А что тут такого? Это лучше чем два супруга живут по разным городам, и у них нет единого мнения.
- А причем здесь Сара?
- Ты ведь знаешь, нет дыма без огня, тем более, даже суд вынес тебе приговор о ее развращении.
Я заткнулся. Эту ночь мы спали каждый на своей половине кровати, а назавтра я смотрел, как Кэт уже собирала вещи, только свои и Джека. Я молчал. Наконец, я помог снести все вниз, и на машине отвез их в город к ее родителям, после чего сразу же уехал.
Одинокая ночь была длинной и бессонной.
А через три месяца пришел вызов на бракоразводный процесс. Я поехал в город, и лишь там Кэт мне призналась, что устроилась простой библиотекаршей, и заведующий положил на нее глаз, а потом сделал предложение, он был материально хорошо обеспечен.
- Скажи мне Джон, что ты возвращаешься в семью, и я откажу ему. В противном случае – я соглашаюсь.
- Иди ты... – просто сказал я.
Суд развел нас без особых трудностей. Кэт оставила мне квартиру в поселке, я ей – машину. Больше нам делить было нечего.
Меня повысили на работе, как, соответственно повысили и зарплату. Часть денег забирал у меня исполнительный лист на Джека, но я все же купил себе другую машину. Наступало мое тридцатилетие, и однажды я получил подарок от Кэт. Это было настоящее фоторужье, наверное, с метровым объективом. Я поблагодарил ее в письме, и выключив свет, приоткрывал шторы и следил за соседями напротив. Постепенно становилось интересно. Я делал кадр за кадром, а насытившись, назавтра отпечатал снимки и разложил по купленным новым папкам, указывая номера квартир. Наверное, я делал это автоматически, а может я бессознательно жаждал мести. В этот же день в дверь позвонили, на пороге стояла Сара.
- Джон, у меня сегодня День рождения, я уже совершеннолетняя. Я пришла пригласить тебя. – Она упрямо смотрела мне в глаза.
Я оглядел Сару. В принципе, она была молодая симпатичная девушка, даже в моем вкусе.
- Тогда обойди всех соседей, и скажи каждому, что ты по своей инициативе пригласила меня на свое совершеннолетие. Тогда я приду. – Твердо сказал я и закрыл дверь. Глядя в глазок, я увидел, как она позвонила в одну дверь на площадке, что-то сказала, а потом позвонила в другую. Я понял, что та исполнила мою волю и вернулась к себе.
В этот вечер я был у нее с дорогими духами, больше никого не было. Все шторы были задернуты, мы, наверное, выпили лишнего, так как я проснулся в ее кровати. Сара была счастлива, а через месяц я сделал ей предложение.
Однако, каждый день я не прекращал своих вечерних занятий, и фотографировал все, что не было закрыто шторами, а это были в основном такие же жильцы, приехавшие из города. За два месяца я накопил достаточно материалов, и отнес их в полицию. Назревал суд, сначала по одному делу. Обвинитель и судья были те же, и бедняга, подсудимый, получил пять лет тюрьмы.
Мною заинтересовались, когда Сара была уже беременна. На мои фотографии поднялся спрос, он доходил до ажиотажа, и я брал сто долларов за фотосессию, устроившись в разных квартирах и снимая разных людей из дома напротив. Потом я отдавал фотографии, а их собственники относили их в полицию.
Суды были один за другим. Один бедолага получил аж двенадцать лет!
Прошел год, и у меня родилась девочка. Но за это время городских в поселке не осталось, кроме меня, все сидели, неважно за что. И мне стало скучно.
Окольными путями я нашел адрес Кэт, вернее, ее мужа, с которым она жила, и снял квартиру в городе напротив, потратив на это дело свой отпуск. Дело получилось пухлое от фотографий, они даже не зашторивали окна! Потом я понес папку в полицию, выставляя себя потерпевшим. Было какое-то короткое расследование, а потом и судебное заседания, я предвкушал, что ее мужа посадят лет на двадцать, ведь в доме была прислуга и в основном девушки.
Однако, я не поверил своим ушам, когда его оправдали, а меня взяли под стражу. Я очутился в психиатрической клинике. Я и по сей день здесь, но постоянно выглядываю из окна и огрызком карандаша записываю все, что делается в доме напротив, когда-нибудь мне это пригодится. В этом я уже не сомневался: закон восторжествует!