Гнёздышко

В небольшом калининградском городке под названием N, на улице Бетховена стоял небольшой немецкий домик. Его первые хозяева перебрались в Германию еще в 1943 году. И дом стоял пустым, пока не отгремела война.
 
Он смотрел на дорогу пустыми печальными окнами, словно ждал, когда появятся люди, которые будут жить в нём, вдохнут в него тепло, наполнят хлопотами, разговорами, печалями и смехом.  В соседних домах уже стали появляться переселенцы, а наш домик с полуразрушенной мансардой так и стоял одинокий и стылый.

Но  вот на дороге появилась молодая пара. Худые, в старенькой простой одежде и небольшими чемоданчиками в руках. Дом сверкнул оставшимися стёклами окон и даже вздрогнул от радости: нет, он не разрушится в одиночестве, его не растащат по кирпичам, не снесут, когда он превратится в настоящие руины.

Его спасители остановились перед крыльцом, внимательно здание, явно прикидывая, что предстоит делать. Дом замер – вдруг уйдут. Но они не ушли, а переглянулись и, решительно открыв входную дверь, шагнули внутрь теперь уже своего жилища.
Новые хозяева разговаривали на незнакомом дому языке. Но речь их была наполнена любовью и уважением друг к другу и к нему, дому. И он быстро стал понимать не только слова, но и чувства этих людей.
 
Днём они уходили на работу, а вечером, хоть и возвращались усталыми, поужинав и, чуть передохнув, принимались за домашние дела.

Мужчина, хоть и был молод, оказался рукаст. Уверенно стучали то молоток, то топор. Красиво звучала пила, и довольный хозяин тихонько напевал себе под нос какую-то песню.

Дом распрямился. Над первым этажом заиграла необычной деревянной резьбой новая мансарда. Окна засверкали стеклами. Вокруг участка  появился забор с калиткой, а внутри – и баня, и мастерская, и стаечка для живности.

Женщина хлопотала на кухне. Дом с удовольствием дышал запахами еды – сначала простой, а с годами всё более замысловатой и  вкусной. Он подставлял свои бока, когда его белили и красили. Радовался, тому, что хозяйка мыла полы и окна.

А уж сколько радости было, когда в доме появились дети – сначала мальчик, а потом девочка. Дом не спал, если по ночам у них болели животы, с нежностью любовался на их первые шаги и умилялся первым словам. Но как же он напрягался, если непослушные дети убегали играть в поле! Там зачастую звучали взрывы, и потом вся улица Бетховена рыдала над погибшим на мине сорванцом.

И всё же дети выросли, окончили школу. Хозяйский сын женился, отделился от родителей. Он приезжал вместе с супругой и своими детьми к отцу и матери только в гости. А вот дочка хозяев Зиночка так и жила в родном доме, пока сама не стала бабушкой.

И вот уже она хозяйка, и её дочь приезжает в дом с новорожденными детьми. И дом наполняется детскими голосами, запахом молока и каш.

- Лёвушка, внучек, это твоя младшая сестричка. Ты так ждал её! Какая красавица!
Мальчик внимательно рассматривает девочку, принесённую из роддома, и серьёзно спрашивает у взрослых:

- А где косички?
 
Дом по-стариковски крякает половицей – да и правда – где. Все же только и говорили, что родится девочка, будем косички заплетать,  бантики повязывать. Вместе со всеми он тихо и радостно смеётся.

Однажды у калитки появился Он. Дом вгляделся в лицо нежданного гостя и узнал его. Вальтер.

- Мальчик, каким же ты стал!
 
Пожилой человек с любовью смотрел на него, и дом обнял сына тех, кто строил его, всем накопленным за долгие годы теплом.

Вышла хозяйка, услышала немецкую речь и позвала мужа. Хозяин был из казахстанских немцев и обратился к незнакомцу на  его родном языке, пригласил в дом.

Вальтер был рад, что русские сохранили всё так как было: вот  старая яблоня, колодец… Сам дом мало изменился, но ухожен, чувствуется, что содержали его с любовью, следили, обновляли. Уезжая, Вальтер обещал вернуться, но так и не приехал. Видно здоровье не позволило. Да и жив ли… Дом часто вспоминал эту встречу со старинным другом. Да что – другом… Родным человеком! И воспоминания согревали старика.

Однако жизнь шла своим чередом. Муж Зиночки зачастил к родне в Германию, да так и остался там, завёл новую семью и детей. Зина закручинилась, а дом почувствовал отсутствие мужских рук.
 
Хозяйка не сдавалась. То зятя попросит гвоздь заколотить, то сама что-нибудь сделает из мужской работы, то наймёт кого. Дом крепился, Зиночка не теряла оптимизма, дети и внуки не давали жизни заглохнуть.

Во дворе тоже шла суета. В трудные времена, когда закрылся местный завод, зять занялся фермерством, и на птичьем дворе загорланили петухи, закудахтали куры, и индоутки стали с  важностью демонстрировать, что хозяева – серьёзные люди.

Однажды ветер задал им работы – во время бури повалило дерево во дворе. Когда-то его посадила тётка Зинаиды, оно было молодым и  украшало усадьбу. Но со временем всё изменилось. Вот уже нет ни родителей Зинаиды, ни тётки, и дерево стало старым и гнилым и грозило обрушиться на дом или на машину зятя, которую тот припарковывал во дворе. Однако всё обошлось. Ни дом, ни   автомобиль не пострадали. Если только сорока…

Молодая трещётка свила гнездо в густой кроне дерева. Его и нашли хозяева, когда вышли пилить дерево на дрова. Зинаида подняла сорочье гнёздышко с земли и ахнула. Глупая птица свила его из металлической проволоки, которую натаскала с заброшенной заводской свалки.

Обескураженная женщина вертела блестящее гнёздышко в руках и вспоминала, как она работала на этом заводе. Она была секретарём комсомольской организации. Коллектив был дружным, молодёжным, задорным. Никто и не думал, что так всё повернётся: наступят новые времена, завод закроют, люди начнут устраиваться кто как может…

Сорока летала вокруг и ругалась на чём свет стоит.

- Сама дура! – огрызнулась Зинаида. - Нашла из чего дом строить! Гнездо тёплым должно быть, уютным. Чтобы птенчикам в нём хорошо было.

Она подняла взгляд на свой дом. Здесь прошла вся её жизнь. Всякое было, да только всегда согревал он её, был защитой и опорой. Её дом, родное гнёздышко. Дом одобрительно сверкнул стёклами, скрипнул дверью: всё так, родная, а сорока пусть новое гнездо вьет – не золотое, а простое.